ГЛАВА ХХ.

ГЛАВА ХХ.

БИТВЫ ПОД КРАСНЫМ.

Движение воюющих армий к Красному. – Дело 3-го Ноября. – Поражение Вице-Короля 4-го Ноября. – Прибытие Князя Кутузова к Красному. – НаполеониКутузов готовятся к нападению. – Сражение 5-го Ноября. – Дело при Добром. – Причины, воспретившие атаковать Наполеона всеми силами. – Приближение Платова к Смоленску. – Выступление Нея из Смоленска. – Поражение Нея 6-го Ноября. – Расстройство неприятелей после Красненских сражений. – Басня Крылова. – Возвращение в Смоленск иконы Божией Матери. – Исчисление разорений Смоленской губернии. – Состояние ее после нашествия. – Бегство неприятелей по Смоленской губернии.

В один и тот же день, 2-го Ноября, выступили к Красному: Наполеон из Смоленска, Князь Кутузов из Щелканова. Уже накануне тронулись из Смоленска на Красной корпус Жюно, гвардейская артиллерия, парки, спешенные кавалеристы и обозы. Левою стороною дороги следовал Польскийl корпус, за болезнью Понятовского порученный Заиончеку. 2-го Ноября, выходя из Смоленска с гвардиею, Наполеон намеревался ночевать в Корытне, велев прочим корпусам выступать из Смоленска в следующем порядке: сперва Вице-Королю, потом Даву, а наконец Нею; все корпуса должны были находиться между собою на расстоянии одного перехода. Нею, составлявшему арьергард, велено было выпроводить больных и отсталых, и при выступлении из Смоленска сжечь все, чего нельзя было увезти, артиллерию, ружья, обозы, и взорвать стены и башни, для чего во время пребывания Наполеона в Смоленске, в разныхместах подведены были мины[230]. Еще одним преступлением хотел Нанолсон обременить память своего нашествия на Россию!

Схема 70

Князю Кутузову не могло быть известно точно: куда Наполеон отступил из Смоленска, на Витебск, или на Оршу? Полученные Князем Кутузовым в Щелканове сведения гласили, что неприятели идут тремя дорогами: 1), через Касплю на Витебск; 2), через Любавичи на Бабиновичи, и 3), на Красной и Оршу. «Сии известия», писал Фельдмаршал Графу Витгенштейну, «требуют подтверждения. Между тем я продолжаю марш на Красной, и ежели неприятель разделился на 3 части, то, без сомнения, та, которая идет через Красной на Оршу, понесет сильный урон от меня, и через то подает мне способы, переправившись при Орше, или другом каком месте через Днепр, обратиться по направлению через Смольяны на Сенно, или Лепель. Полагаю, что главное поражение, которое неприятелю нанести можно, должно быть между Днепром, Березиною и Двиною, и для того содействие ваше в сем случае необходимо, ибо отдаленность Адмирала Чичагова так велика, что он более имеет удобства расстроить Виленскую конфедерацию, нежели участвовать в поражении главной неприятельской армии»[231]. «Направление главных сил армии», писал Князь Кутузов Чичагову, «было и будет с левой стороны Наполеона. Сим сохраняю я сообщение с хлебородными губерниями, верную коммуникацию с вами, а неприятель, видя меня рядом с собою идущего, не посмеет останавливаться, опасаясь, чтобы я его не обошел»[232].

Движение наших войск с Мстиславльской дороги к Красному было произведено, 2-го Ноября, следующим образом[233]: 1), Сам Князь Кутузов выступил к Волкову и Юрову. 2), Милорадович, с корпусами: пехотным Князя Долгорукова и кавалерийским Миллера-Закомельского, пошел через Княгинино к Рогайлову, где должен был присоединиться к нему корпус Раевского. 3), Граф Остерман, с своим корпусом и кавалерийским Васильчикова, направлен на Кобызево, откуда велено ему было посылать разъезды сколько можно далее влево и к Смоленску, ииметь казачьи посты на дорогах Мстиславльской, Рославльской и Ельненской. Прикрытие сих дорог было нужно потому, что по ним бродили рассеянные неприятели и шли наши обозы. Еще другая, гораздо важнейшая причина побудила поставить Графа Остермана в Кобызеве. Узнав о великом числе неприятельских войск, тянувшихся из Смоленска к Красному, Князь Кутузов не отвергал возможности, что они, услышав о прибытии Русской армии к Красному, повернут влево на Могилев, через Горы, или Мстиславль. В таком случае Граф Остерман должен был удержать их.4), Граф Ожаровский стоял вКутькове, откуда в тот день сделал удачный набег на Красной. 5), Два партизана находились левее от Красного, и 6), Платов, стоя в виду Смоленска, на Покровской горе, при Петербургском въезде, вгонял в Смоленск передовые войска Нея, и обложив город со всех сторон, посылал всюду разъезды, стараясь препятствовать Нею фуражировать. Одним разъездом было найдено 9 брошенных Французами пушек. К Платову примкнул отряд Карпенкова, подошедший к Смоленску от Соловьевой переправы.

В Юрове Князь Кутузов имел дневку, ожидая окончательных известий о движениях Наполеона, дабы сообразуясь с ними располагать своими действиями. Милорадовичу велел он идти через Ржавску на Красненскую дорогу, и отрезать неприятеля, отступавшего к Красному[234]. 3-го Ноября, в 4 часа по полудни, приблизился Милорадович к столбовой дороге и увидел шедшее по ней войско. То была, как после узнали, Французская гвардия, ведомая Наполеоном. Появление Русской пехоты и регулярной конницы было для Наполеона вовсе неожиданно. Он не предполагал возможности быть предупрежденным Русскою армиею, и думал, что преследуютего одни казаки[235]. Милорадович тоже сначала не знал, какую именно часть неприятельских войск и в каком числе имеет перед собою. Он поставил батареи, стрелял по неприятелю, и произведя в нем расстройство, атаковал его конницею, но Наполеон уже прошел к Красному. Только задние его колонны были отрезаны. Одни из них оборонялись и взяты с оружием в руках, другие побежали назад, к Смоленску, третьи рассыпались по лесам, прилегающим к Днепру. С боя взяты 6 пушек, и найдено несколько брошенных орудий[236]. «Вообще», доносил Ермолов, свидетель дела, «сопротивление было самое слабое: все бежит в ужасе и страхе. Одна колонна, атакованная Генерал-Адъютантом Миллером-Закомельским, сдалась»[237]. Наполеон остановился в Красном ждать из Смоленска Даву, Нея и Вице-Короля. Узнав, что в 4-х верстах от Красного, в Кутькове, стоял отряд Графа Ожаровского, он послал часть гвардии для истребления его. Нападение произведено ночью. Граф Ожаровский был оттеснен, потерял много людей, однако спас артиллерию. Милорадович оставил у столбовой дороги наблюдательный отряд Юрковского, отвел прочие войска за 4 версты в сторону, и расположился с ними на ночлег при Угрюмове.

Схема 71

4-го Ноября Князь Кутузов выступил из Волкова к Красному, приказав накануне Милорадовичу перейти боковым маршем к Мерлину, для сближения с армиею[238]. Все утро не показывалось ни одного Француза на дороге из Смоленска. Часа в 3 по полудни казаки донесли, что Вице-Король тянется густыми колоннами из Ржавки[239]. Милорадович поставил пехотный корпус Князя Долгорукова и 1-й кавалерийский поперек дороги, а параллельно с нею Раевского, имевшего с собою только 20-ю дивизию Паскевича, потому что 12-ю, Колюбакина, Милорадович послал на дорогу, при первом известии о появлении на ней неприятеля. Видя себя отрезанным от Красного, Вице-Король построил корпус в боевой порядок. Его сопровождали толпы безоружных солдат, кавалеристов без лошадей, канониров без орудий. Артиллерия, которою Наполеон снабдил в Смоленске своего пасынка, потерявшего почти все орудия на Вопи, была больше частью брошена Вице-Королем на последнем переходе из Смоленска; у него оставалось только 17 орудий. Одна колонна Вице-Короля атаковала правый фланг Паскевича, другая пошла на пролом по большой дороге, третья осталась в резерве. Неравный бой не мог долго продолжаться. Неприятель был всюду опрокинут, где штыками, где кавалерийскими атаками. Дав отпор, Милорадович послал требовать сдачи, но видя медленность в ответе, приказал атаковать. Неприятель был сбит с большой дороги ирассеялся, стараясь пробраться к Красному проселками и полями, в чем и успел, благодаря наступившей вечерней темноте, потеряв одно знамя, 1.500 пленных, в том числе генерала, и 17 пушек, то есть, всю находившуюся при нем артиллерию. У Французского интенданта Смоленской губернии, Вильбланша, снесло ядром голову, как будто для того, чтобы не осталось и следов того, кто был душою Наполеонова управления в Смоленске.

Между тем Князь Кутузов был на марше из Волкова, и не доходя до Красного 5-ти верст, расположился лагерем между Новоселками и Шиловою. Корпус Графа Строганова и 2-я кирасирская дивизия стали при Новоселках; за ними корпуса Дохтурова и Бороздина, в резерве гвардия и 1-я кирасирская дивизия. Отряд Бороздина 2-го, которому подчинили также отряд заболевшего Графа Орлова-Денисова, содержала вправо сообщение с Милорадовичем, стоявшим между Никулиным и Мерлиным. Князь Кутузов лично обозрел позицию, занимаемую неприятелем впереди Красного, лицом к деревне Уваровой. Тут были: гвардия, пришедшие заранее из Смоленска корпуса Жюно и Заиончека и остатки корпуса Вице-Короля. Войсками предводительствовал Наполеон, имевший намерение ожидать в Красном Маршалов Даву и Нея; первый должен был присоединиться к нему 5-го, а последний 6-го Ноября. Видя, что сим Маршалам нельзя примкнуть к нему без сильных потерь, доколе Милорадович стоял у Мерлина и Никулина, Наполеон решился атаковать на следующее утро нашу главную армию, в том предположении, что Князь Кутузов, при нападении на него, непременно притянет к себе Милорадовича, и тем даст возможность Даву и Нею беспрепятственно пройти к Красному. Вечером 4-го числа сделаны были распоряжения к атаке. Готовясь к бою Наполеон полагался преимущественно на гвардию: прочие находившиеся с ним армейские войска были в большом расстройстве.

Схема 72

И Князь Кутузов готовился атаковать неприятеля, располагая завести поутру 3-го Ноября большую часть войск в тыл его, к Доброму, и отрезать ему дорогу в Ляды. Для предположенного нападения Фельдмаршал разделил армии на две неравные части. Одну поручил он Князю Голицыну, другую большую, Тормасову[240], приказав ему, с корпусами Дохтурова, Бороздина, гвардейским, и 1-ю кирасирскою дивизиею идти 5-го Ноября, в 8 часов поутру, из Шилова через Зунькову, Сидоровичи, Кутьково и Сорокино к Доброму. Авангард его, под начальством Барона Розена, состоял из гвардейских полков Егерского и Финляндского, одного казачьего, кирасирских Его и Ее Величества и роты легкой гвардейской артиллерии. Барону Розену назначалось выступить в 6 часов поутру из Сидоровичей. Другая, меньшая часть армии, порученная Князю Голицыну, состояла из корпуса Графа Строганова и 2-й кирасирской дивизии. Ему велено было идти 5-го числа из Новоселок на деревню Уварову, и начать движение через полтора часа после выступления Тормасова к Доброму. Извещая о своих предположениях Милорадовича Князь Кутузов писал ему: «При приближении неприятеля», (то есть, Даву) «к Красному, не тревожьте его в марше, но как он вас минет, поставьте его между вашим и нашим огнем, чтобы принудить его сдаться»[241]. Графу Остерману приказано было двинуться из Кобызева влево, на Корытню, и послать кавалерию во все стороны к Смоленской и Мстиславльской дорогам, давая вид, будто хотим атаковать Французов под Смоленском, а между тем не препятствовать им идти в Красной, теснить их с тыла и гнать на нашу главную армию, «которая», сказано в повелении, «отрежет неприятелю отступной марш»[242]. Графу Ожаровскому велено делать набеги левее от Тормасова, к Синякам[243]. В сих чертах заключались распоряжения Князя Кутузова, но они не были приведены в действие вполне. Рано поутру 5-го Ноября, приехал Наполеон к своим войскам, впереди Красного. Он был в темно-зеленой бекеше, подбитой соболем, в собольей шапке, и по причине гололедицы, подпирался березовым суком. Высмотрев нашу позицию, где был только Князь Голицын, с корпусом Графа Строганова и 2-ю кирасирскою дивизиею, потому, что Тормасов находился с прочими войсками у Шиловой и Зунькова, Наполеон приказал атаковать деревню Уварову, занятую Черниговским пехотным полком. Князь Голицын двинул Графа Строганова вперед к оврагу, послал подкрепление к Уварову, в правую сторону ее отрядили, кирасирскую бригаду, и поставил орудия на высоты правого берега Лосминского оврага. Огонь их был обращен и на неприятельскую позицию и на столбовую дорогу, куда Наполеон отрядил часть войска, для скорейшего открытия сообщений с Даву. С обеих сторон началась канонада. Князь Голицын был слишком слаб и не мог один продолжать наступления против всех войск, соединенных Наполеоном, а потому для начатия решительногодвижения выжидал содействия Милорадовича, долженствовавшего подкрепить его с правой стороны. В то время батареи Милорадовича действовали по корпусу Даву, который всеми силами ускорял марш и почти бегом старался соединиться с Наполеоном. Иные из его колонн, желая уклониться от наших выстрелов, бросались с дороги вправо, в леса, дабы невредимо пройти до места своего назначения. Дав Маршалу Даву поравняться с деревнею Еськовою, Милорадович вышел на дорогу и теснил его с тыла, причем полонил более 1.000 человек и взял знамя и 13 орудий. Видя свое правое крыло обеспеченным, Князь Голицын начал переводить войска за Лосминский овраг. Наполеон хотел остановить его наступательным движением, и послал гвардейский волтижерный полк против нашей батареи, бывшей впереди Уваровой. Кирасирские полки Новгородский и Малороссийский пошли в атаку на вольтижеров, свернувшихся в каре, но были отбиты. Подвезли орудия и картечами расстроили неприятеля, после чего Князь Шаховской, с двумя полками, ударил в штыки, а кирасиры, врубившись, довершили истребление каре. Из неприятельской линии двинулись войска вперед для поддержания вольтижеров, но увидев поражение их, возвратились; Наполеон велел повсеместно отступать, потому что завязал дело только в намерении соединиться с Даву и Неем. Убедившись в невозможности дождаться обоих, он должен был удовольствоваться появлением первого, тем более, что ему донесли из Доброго о приближении туда Русских. То был авангард Тормасова. Приказав Даву распоряжаться у Красного, Наполеон поскакал через Доброе к Лядам, куда предварительно послана была часть гвардии для обеспечения отступления. Милорадович и Князь Голицын продолжали сильно напирать на неприятеля. Полковник Никитин, о котором Князь Голицын в донесении говорит, что «его деятельность, храбрость и искусство превышали всякую похвалу»[244], не давал неприятелю времени останавливаться, но следуя по пятам его, поражал отступающих картечами. Отступление скоро превратилось в бегство. Не желая напрасно тратить выстрелов, Никитин атаковал бегущих канонирами, и отбил 3 пушки. Одна неприятельская колонна, не успевшая войти в Красной, была отрезана. Она старалась пробраться мимо города; ее атаковали Орденский и Екатеринославский кирасирские полки, части изрубили, частью взяли в плен. Число захваченных Милорадовичем и Князем Голицыным пленных простиралось до 7.000 человек; взято 28 орудий с боя и брошенных Французами на мостах, пригорках и в улицах Красного.

Обратимся к Тормасову, долженствовавшему с большею частью армии зайти в тыл Французов у Доброго. Этого не случилось. Когда он начал свое движение, Князь Кутузов узнал от одного Красненского жителя и от пленных, что в Красном находится сам Наполеон. Фельдмаршал велел Тормасову остановиться, потому что диспозицию к маршу на Доброе, в обход неприятеля, дал накануне только в том предположении, что немалая часть Французских войск, собравшихся под Красным, вероятно, отойдет ночью к Лядам, но коль скоро удостоверился в противном, отменил намерение стать на пути отступления всей неприятельской армии. Расстройство ее не было у нас в точности известно. Мы видим кучи отсталых, безоружных, которые тянулись за войсками, падали от изнурения, шатались по сторонам, но у нас не знали, как велико число находившихся под знаменами, способных обороняться. Тайна всей слабости Наполеона еще не была и не могла быть вполне раскрыта, и потому Князь Кутузов не хотел случайностям боя предоставить то, до чего мог достигнуть вернейшим способом – повременив немного. Он предпочел: не вдаваясь в генеральное сражение, бить Французов по частям и пожинать верные плоды своих соображений, рассчитывая, что каждый день отступления неприятелей, по причине голода, зимы и беспрестанных на них нападений, был для Наполеона истинным поражением, влача за собою множество отсталых людей и брошенных пушек и обозов. Война приняла совершенно новый, необыкновенный оборот, и не походила ни на одну из войн минувших времен. Дело состояло не в ратовании с Наполеоном, не в сражениях с ним, но в истреблении его армии. Обращенная на разоренную дорогу и подверженная ежедневным нападениям, она долженствовала сама собою гибнуть, между тем как Русские войска оставались целы. В Бородине, где надобно было дать сражение, Князь Кутузов не усомнился померить сил своих с Наполеоном, озаренным тогда лучами непобедимости и имевшим войско многочисленнейшее против нашего. Под Малоярославцем тоже предлагал он ему бой, тогда необходимый для преграждения Наполеону пути в Калугу, но в Красном Князь Кутузов не атаковал неприятеля, слабейшего числом, почитая сражение бесполезною растратою Русских войск. Не подлежало сомнению, что полки Наполеона, лично им предводимые, увидев себя отрезанными, предпочли бы скорее смерть с оружием в руках, нежели плен. Отчаяние придало бы им новые силы, и пролилось бы много Русской крови для получения того, что можно было приобрести без потерь. С Тарутинского сражения до прихода к Красному было взято у Наполеона уже 208 орудий, не считая 26-ти пушек, оставленных им в Москве. Его войска претерпевали страшные бедствия, долженствовавшие увеличиться с каждым шагом и часом. Стоило только запастись терпением на несколько дней, и тогда, без принесения особенных жертв, можно было ожидать разрушения главной армии Наполеона. Данное Фельдмаршалом Тормасову повеление остановиться, не порадовало однако войск, горевших желанием сражаться. Заметив на лицах неудовольствие, Князь Кутузов сказал: «За десятерых Французов не отдам я одного Русского. Неприятели скоро все пропадут, а если мы потеряем много людей, то с чем придем на границу?». Припомним, что за границею, на которую указывал Князь Кутузов, была еще вся против России вооруженная и Наполеону раболепно повиновавшаяся Европа.

В 11 часов, когда Милорадович обогнул тыл Даву, послано Тормасову повеление продолжать остановленное движение. Впереди Тормасова шел Барон Розен, по узкой тропинке шестирядною колонною. Люди увязали в снеге по колени. Розен приблизился к столбовой дороге в 3-м часу по полудни, когда Наполеонова гвардия, остатки корпусов Вице-Короля и Даву уже миновали Доброе, и только Французский арьергард подходил к сему селению, загроможденному пушками и обозами, и с одного конца объятому пламенем. Под прикрытием стрелков и артиллерии приближались наши с барабанным боем к Доброму. Желая обеспечить отступление арьергарда, неприятель сомкнул колонны и двинулся нам на встречу. Кирасиры Его и Ее Величества пошли в атаку, и были отбиты. Гвардейские егеря ударили в штыки; неприятель принял их батальным огнем, однако не устоял против натиска. Дав последний залп, Французы повернули назад к деревне. Финляндский полк ворвался в нее и взял 6 пушек. Неприятель рассыпался по домам и за заборы, продолжая перестрелку, но окруженный со всех сторон пламенем, егерями, кирасирами и штыками, бросил оружие. Многие из неприятелей, не успевшие по выходе из Красного пробраться в Доброе, побежали вправо, к Днепру, рассеялись в лесах и поодиночке искали спасения. Вскоре по прекращении дела в авангарде, пришел Тормасов и поставил корпуса на большой дороге лицом к Орше. Милорадович и Князь Голицын стали между Лосминским оврагом и Красным, фронтом к Смоленску, в ожидании оттуда Нея. Князь Кутузов расположился на ночь в Добром; Наполеон был в Лядах, куда под вечер пришла его гвардия. Во время марша ее гарцевали Донцы близ дороги, тщетно покушаясь оторвать кого-нибудь от сомкнутых колонн. Осененные высокими медвежьими шапками, в синих мундирах, в белых ремнях, с красными султанами и эполетами, гвардейцы казались как маков цвет среди снежного поля. Колонны валили одна за другою, отгоняя казаков ружейными выстрелами. Наполеон потерял в этот день кроме убитых и раненых, пленными: 2-x генералов, 52 офицера, более 9.000 нижних чинов, 70 орудий, 3 знамени, 3 штандарта и множество обозов, в коих найден маршальский жезл Даву. С нашей стороны убито и ранено до 800 человек.

Ночью, когда все утихло, в авангарде Барона Розена раздался крик часовых: «Становись!» Ударили подъем; казачьи ведеты сомкнулись. При свете пылавших деревень увидели выходившие на дорогу толпы неприятелей. Гвардейские егеря и Финляндский полк побежали к ним на встречу, но толпы, составленные из отсталых и спешенных кавалеристов с карабинами, не долго сопротивлялись. При первой стычке, они были обращены в бегство к деревне Синикам, хотели в ней обороняться, но вскоре бросили оружие, при чем захвачено до 1.000 нижних чинов и 3 орудия. Трофеи сии принадлежат к числу показанных выше. К нашим бивакам всю ночь подходили бродившие по снегу неприятели, вымаливали кусок хлеба и место подле огня. С некоторого времени наши часовые уже не обращали никакого внимания на бродяг, в полном смысле слова, наводнявших все окрестности. Они шатались, как голодные звери, подбирая на снегу объедки, кости, замерзших птиц и всякую падаль. Иные, подходя к уцелевшим в Красном домам и стучась в окна, спрашивали: «Не здесь ли принимают тех, кто сдается в плен?»[245].

Поспешным бегством из-под Красного, Наполеон предавал на жертву корпус Нея. Он составлял арьергард армии и последний выступал из Смоленска. Ней оставался там до 4-го Ноября, наблюдаемый Платовым, который все более и более подавался вперед, и наконец занял Петербургское предместье, но не покушался врываться в самый город, зная, что там находилось 15.000 пехоты. Перестрелка происходила беспрестанно; каждый день казаки подбирали пушки, брошенные неприятелем в окрестностях. 4-го Ноября замечено было из нашего лагеря движение Французских войск и обозов по улицам и площадям Смоленска. Перед вечером получил Платов от беглого Польского капитана известие о скором выступлении Неева корпуса. Созвав к себе всех генералов, штаб и обер-офицеров, Платов велел отслужить в виду Смоленских церквей благодарственный молебен, с пушечною пальбою и с восклицаниями «ура!» за здравие Государя. Потом, не сомневаясь более, что неприятели ночью очистят город, оставил он под Смоленском Майора Горихвостова с 20-м егерским полком, а сам со всеми прочими войсками своего отряда и 1-м егерским полком пошел правым берегом Днепра на Катань, в намерении продолжать оттуда движение на Оршу.

В полночь на 5-е Ноября, в тот день, когда шло сражение под Красным, тронулся Ней из Смоленска. Предварительно, по данному ему повелению, сжигал он Французское казенное имущество, которого не мог увести с собою, и распорядился взрывом города. Когда последние войска вышли из заставы, загорелся Смоленск, зажженный неприятелем. Ночь была звездная и морозная. Пожар ярко осветил небосклон и высоты противоположного берега, отливаясь в гладкой поверхности светлого льда, покрывавшего Днепр. В половине второго часа, взрыв первой мины грянул в облака и покатил грохот свой по крутизнам горных окрестностей. Камни различной тяжести и величины, окрыленные силою пороха, разнесясь кругом, застучали по мерзлому пожарищу города и предместий. Треск лопавших, раскинутых во все стороны бомб и гранат, был прерван взрывом второй и третьей мины, грянувших почти единовременно. Через четверть часа поднялись еще две мины. «Вот», говорит один очевидец, «единственное подобие Страшного Суда Божия, где предназначено пылать и трястись земле, и всем громам, от начала мира бывшим, возгреметь во знамение гнева Божия на земнородных грешников»[246]. Мины была подведены под все башни, но и здесь, как при посягательстве на Кремль, Французские инженеры не успели, или не умели зажечь всех подкопов. Только 8 Годуновских башен и Королевская крепость разрушены. В тоже время неприятель предал огню 800 ящиков с порохом. При взрывах повреждено много строений, уцелевших во время неприятельского нашествия, и загорелось несколько домов, в том числе, где лежало более 2.000 больных Французов и других пришельцев, которых Ней не мог увезти с собою. Даже не оставил он при страдальцах ни одного лекаря, и не поручил их, как в подобных случаях водится, покровительству наших генералов. На пожарищах явилось множество мародеров, умышленно не последовавших за Неем. Они пустились грабить, но большая часть из них находила смерть вместо добычи, ибо ее уже не было в Смоленске, в три месяца до конца врагами опустошенном. Лишь только начало светать, вышли из подвалов, ям и потаенных мест жители, оставшиеся в то время в Смоленске, в числе шести, или семи сот человек. Уверившись собственными глазами в своем избавлении, устремились они на злодеев, которые мучили их сАвгуста месяца. Они бросали неприятелей в пламя горевших зданий, и заперли целую кучу Наполеоновцев в большой погреб под Спасскою церковью, куда для пропитания им кинули дохлую лошадь. Потом отворили двери погреба, вытащили оттуда несчастных, походивших на исступленных, ибо они почитали себя обреченными на голодную смерть, и с высоких берегов Днепра низвергали их в проруби.

Истязания против врагов прекратились тотчас по вступлении Майора Горихвостова с 20-м егерским полком. Кроме 2.000 больных неприятелей, нашел он в Смоленскеразбредшихся по городу 40 офицеров и 2.075 нижних чинов Наполеоновой армии; много рассыпанного по улицам пороха, коего под стенами лежало 18 бочек; подле них были фитили; Русских пушек 17, Французских 140, лазаретных, сухарных и всяких других фур 600[247]. Нельзя лишить себя удовольствия поместить следующие слова из повеления, данного Платовым Горихвостову Он писал ему: «Раненых и больных неприятелей, которые найдутся в Смоленске, продовольствовать, сколько по человечеству, столько и потому, что пленные большею часто Немецких наций и Итальянцы, и дабы через то показать им, что Российское Правительство поступает с военнопленными совсем не так, как им внушено. Российским же больным и раненым, если они есть здесь, оказывать особенное призрение»[248]. Достойно замечания, что оба Французские Маршала, бывшие орудиями кровожадной мести Наполеона в подрывании Кремля и Смоленска, умерли насильственною смертью: Мортье пал на улице под выстрелами, так называемой адской машины, а Ней расстрелян был как изменник законному Королю. Выступление Нея из Смоленска было известно Князю Кутузову по отбитым у неприятеля бумагам и объявлениям пленных. В следствие того, после сражения 5-го числа, велено было Милорадовичу преградить Французам, путь, став лицом к Смоленску.

Схема 73 и 74

В подкрепление ему назначили корпус Графа Строганова и 2-ю кирасирскую дивизию. Усиление Милорадовича, ослабленного беспрестанными сражениями и трудными переходами, от старой Калужской дороги до Красного, почитал Князь Кутузов нужным, справедливо рассчитывая, что к Нею присоединились все отсталые прочих неприятельских корпусов и возвратившиеся в Смоленск, не успев, 3-го, 4-го и 5-го Ноября, пробраться к Красному с Наполеоном, Вице-Королем и Даву. Отнимая у Нея возможность броситься с дороги влево и вправо, послали казаков к Сырокоренью, на Днепр, сторожить там переправу, а кдеревне Уваровой и правее двинули большой кавалерийский отряд[249]. 6-го Ноября, в ожидании Нея, Милорадович поставил корпуса Князя Долгорукова и Графа Строганова и кирасиров поперек дороги, Раевского по правую ее сторону, кавалерию Корфа параллельно с нею, у Никулина и Ларионова. Утро прошло в совершенной тишине; неприятель не показывался. Тучи заволокли небо и пал на землю густой туман: в нескольких шагах трудно было различить предметы. В 3 часа по полудни, казаки донесли о приближении неприятеля, но в каких силах? за туманом определить было нельзя. Едва Милорадович успел поставить войско в ружье, Ней был уже в нескольких саженях; головы колонн его входили в Лосминский овраг, не замечая за сгустившимся воздухом стоявших перед ними Русских батарей. Мгновенно загремели против Французов 40 орудий. Стоявший на правом крыле, Паскевич, видя, что неприятели были слишком близки к пушкам, почти касались до них руками, ударил в штыки и опрокинул Французов[250]. Гвардейский уланский полк пошел в атаку и довершил поражение, при чем отбил орла. Такую же участь претерпевали войска Нея, посланные им вправо, на наш левый фланг, где были встречены Князем Долгоруковым. Подскакав к стоявшему там Павловскому гренадерскому полку и указывая на Французов, Милорадович сказал: «Дарю вам эти колонны!» и Французы легли под штыками Павловцев. Отбитый на всех пунктах, Ней coбрал корпус и опять пошел на пролом. Громимые картечами и осыпаемые пулями, Французы лезли умирать на те же места, на которых за час перед тем были поражаемы. Усилия их остались тщетны; смерть носилась по рядам неприятельским, и они обратились назад в нестройных толпах. Милорадович послал требовать сдачи, велев сказать Нею, что Вице-Король и Даву разбиты, всякое отступление преграждено и путь к соединению с Наполеоном отрезан. Ней задержал переговорщика[251], под предлогом, что во время приезда к нему нашего офицера было пущено несколько ядер с Русских батарей. Настоящая причина, почему Ней лишил свободы офицера, состояло в желании не допустить Милорадовича узнать через посланного, в каком жалком положении находился неприятель, чему переговорщик был личным свидетелем.

Видя совершенную невозможность пробиться к Красному, Ней решился искать личного своего спасения. Покровительствуемый наступившею темнотою, он собрал тысяч до 3-х самых надежных людей, и пошел с ними к Сырокоренью, намереваясь переправиться там через Днепр[252]. На пути был он настигнут казачьим отрядом, и оставил ему в добычу 8 пушек, но пришел к Сырокореныо, куда не поспели войска, которые Князь Кутузов приказал отрядить Милорадовичу и Князю Голицыну. Обоим Фельдмаршал писал 6-го Ноября. «Удвойте осторожность; посылайте сколь можно чаще в стороны патрули, дабы открыть настоящее направление Нея и успеть его предупредить. В Сырокореньи удобная переправа через Днепр, почему не угодно ли иметь Сырокоренье более в виду». Ночью с 6-го на 7-е, между Сырокореньем и Гусиным положили Французы бревна с берега на лед, за оттепелью державшиеся только на середине реки. По полыньям клали они доски и с великим трудом перебирались на противолежащий берег, побросав все пушки, лошадей и часть отряда; иные провалились сквозь лед, другие предпочли не идти за своим начальником и остаться на берегу, представляя свой жребий судьбе. На рассвете 7-го Ноября пришел Ней к Гусиному, где уже находились разъезды Платова и началась за Неем погоня – живое подобие звериной травли; она продолжалась до Орши. Следствием неослабной погони казаков было рассеяние всего Неева отряда. Когда Ней обратился для своего спасения к Сырокоренью, корпус его, оставленный в виду Милорадовича, находился в совершенном безначалии. Офицеры и солдаты не знали куда девался Маршал их; никто не распоряжался войсками. Впотьмах, на снегу, без пищи и крова, смешались между собою полки, артиллерии и обозы. Пока начальники отыскивали друг друга и совещались, солдаты думали только, как согреться и разложили такое множество огней, что стан Французов уподоблялся лагерю многочисленного войска. Из этого табора явился в полночь к Милорадовичу посланный, с объявлением, что все находившиеся тут неприятели сдаются военнопленными. Их было до 12.000 рядовых и более 100 офицеров, с 27-ю орудиями. В заключение своего донесения Князю Кутузову Милорадович писал: «Сие дело решило, что Русская пехота первая в свете. Наступающие неприятельские колонны, под сильным картечным и ружейным огнем, в отчаянном положении решившиеся умереть или открыть себе путь, опрокинуты штыками храбрых Русских, которые, ожидая их с хладнокровною твердостью, бросились на них с уверенностью в победе. Урон неприятельский чрезвычайно велик: все 4 командующие генерала, по словам пленных, убиты; все место сражения покрыто грудами неприятельских трупов. С нашей же стороны во все сии дни убитыми и ранеными не более 500 человек. Известный храбростью, лейб гвардии уланский полк, отличившийся во всех делах, превзошел себя в сей день; равномерно отличился Орловский пехотный полк. Действия сих двух полков заставили меня на месте сражения обещать им исходатайствовать у Вашей Светлости: первому Георгиевские штандарты, а второму серебренные трубы»[253].

Поражением Нея заключалось четырехдневные победы Князя Кутузова под Красным. Корпуса Вице-Короля, Даву и Нея, разбитые по одиночке, были обращены в бегство, потеряли артиллерию, обозы, и разрушились в своем составе. Трофеи Красненских сражений, 3-го, 4-го, 5-го и 6-го Ноября, состояли в 26.000 пленных, в том числе 6-ти Генералах, 116-ти пушках и несметном обозе. Убитым Французам счета свести было нельзя: их трупы валялись везде, по полям, дорогам, лесам, на Днепре. С нашей стороны выбыло из строя 2.000 человек. Никогда с такою маловажною потерею не приобретались столь огромные успехи! Следующие примеры докажут, до чего были в то время доведены неприятели. В ночь с 6-го на 7-е, наши фуражиры открыли большую Французскую колонну, сбившуюся с дороги: она блуждала у Винных Лук. Стоявший вблизи с корпусом Генерал-Адъютант Барон Миллер-Закомельский, узнав о ее появлении, не счел нужным послать против нее более 3-х эскадронов гвардейских уланов, и колонна, в числе 2.500 человек, положила ружья[254]. В следующий день, Граф Орлов-Денисов, пригласив с собою Лейб-Медика Виллие, поехал в санях для обозрения проселками, в сопровождении только одного урядника лейб-казачьего полка. На дороге встретили они колонну вооруженных неприятелей, послали урядника требовать сдачи, и по первому вызову 400 человек, побросав ружья и тесаки, тотчас сдались. В три дня, проведенные Графом Остерманом в Кобызове, собрал он без выстрела до 4.000 поджарых Французов, в изорванных шинелях, под измятыми киверами, с подвязанными ушами и в самой безобразной обуви. Выступив из Смоленска к Катани, Платов нашел на пространстве 17-ти верст 112 пушек. Донесение Фельдмаршалу о сих орудиях, Платов заключил следующими словами: «Со всеми предводимыми вами войсками скажу: ура, Ваша Светлость!». Из числа взятых 6-го Ноября 12.000 пленных досталось 5.000 следующим образом. Когда Ней был отражен и пальба стихла, Раевский поехал в ближнее селение отдохнуть. Вскоре разбудил его ординарец и сказал, что явились два офицера от пятитысячной колонны, которая никому, кроме Раевского, сдаться не хочет. Французским офицерам приказано войти в комнату. Один из них был лекарь, другой[255] служил долго камердинером у брата Раевского, и потому знал коротко сего последнего. В Москве пристал он к Французской армии и был при одной из колонн Нея, когда отрезанная Милорадовичем, она расположилась ночевать на открытом поле. Сбившийся с дороги лейб-гусар, приняв ее огни за Русские, подъехал к ним и был взят Французами. Между ними находился бывший камердинер. Он вступил с пленным в разговор, и узнав, что Раевский стоит близко с корпусом, предложил колонне сдаться Генералу, ему знакомому. Тогда, взяв с собою лекаря Француза и в проводники пленного лейб-гусара, явился он к Раевскому уполномоченным от своих товарищей и остался при нем камердинером, а лекарь, в сопровождении ординарца и двух казаков, привел к нам всю колонну. «Так», говорит Раевский, «взял я в плен 5.000 человек, не вставая с постели»[256]. Наконец, чему не бывало примера в военных летописях, после Красненских сражений, пленные и даже орудия перестали считаться в числе трофеев, заслуживающих особенное уважение. В награду за победы под Красным, и вообще за поражения, нанесенные Наполеону в Смоленской губернии, повелел Государь Князю Кутузову именоваться Смоленским. Герою Красненских сражений, Милорадовичу пожалован орден Св. Георгия 2-го класса; в то же время Платов возведен в Графское достоинство.

По окончании сражения, вечером 6-го Ноября, Князь Кутузов подъехал к бивакам гвардейского корпуса и был встречен генералами, офицерами и солдатами. Поздравив отборное войско с победою, он сказал: «Дети! знаете ли сколько взято орудий? Сто шестнадцать!» и указывая на везенные за ним Французские орлы, присовокупил