ГЛАВА XVIII.

ГЛАВА XVIII.

ПРЕСЛЕДОВАНИЕ НЕПРИЯТЕЛЕЙ ДО ВЯЗЬМЫ И ВЯЗЕМСКОЕ СРАЖЕНИЕ.

Движение Русской инеприятельской армий. - Начало расстройства неприятелей. - Наполеон ускоряет движение войск. - Повод к Вяземскому сражению. - Движение Милорадовича для атаки Даву. - Начало сражения. - Действия Платова. - Вице-Король и Понятовский спешат на помощь Даву. - Отступление неприятеля. - Милорадович упорствует в нападении. - Покорение Вязьмы. - Причины, почему главная армия не участвовала в Вяземском сражении. - Наполеон устраивает засаду. - Дальнейшее отступление неприятелей.

Октября 19-го началось движение к Вязьме[197]. Армия выступила из Кременского в Кузово, Милорадович пошел из Егорьевского через Головино к Гжатску, а Платов по столбовой Смоленской дороге, где в то же утро настиг у Колоцкого монастыря арьергард, под начальством Даву. Неприятель намерен был держаться там несколько времени, желая дать возможность уйти вперед армии и обозам, Платов атаковал его, расстроил 2 батальона и взял у них 2 знамя. Даву принужден, был отступить, и бросил в монастырской ограде 27 орудий, по негодности находившихся под ними лошадей. То были первые трофеи, взятые на столбовой Смоленской дороге. Тотчас при появлении на ней Платова, оказались признаки изнурения Наполеоновой армии. След неприятелей означался отсталыми солдатами, подорванными зарядными ящиками, преданными огню обозами. От Можайска до Колоцкого монастыря бросил неприятель более 500 лошадей[198]. Октября 19-го Платов дошел до Гриднева. В следующие два дня продолжалось общее движение нашей и неприятельской армии к Вязьме. Князь Кутузов перешел 20-го Октября из Кузова в Сулейку, 21-го в Дуброву. Французы следовали по столбовой дороге: в голове Наполеон с гвардиею; за ним Жюно и Понятовский; потом Вице-Король и Ней;Даву заключал марш. Они шли так быстро, что Милорадович не успел предупредить их в Гжатске, и потому, 20-го Октября, спустился через Никольское к Воронцову, a 21-го к Спасскому. Платов шел позади Даву, и едва мог нагонять его; он доносил: «Неприятели бегут так, как ни какая армия никогда ретироваться не могла»[199].

Схема № 64.

Французы покидали на дороге раненых, больных, тяжести. Конница их перестала показываться в арьергарде; по недостатку в корме и подковах лошади так ослабели, что конницу отвели за пехоту, беспрестанно ускорявшую отступление. Поспешность была для неприятеля единственным средством скорее миновать пустыню, обнаженную от средств пропитания, достигнуть Днепра, где надеялись найти хлебные запасы, и вступить в соединение с корпусами Виктора и Сен-Сира, маршевыми батальонами, разными находившимися там командами, депо и множеством солдат, отставших от армии и бродивших в тылу ее. Постигая необходимость поспешности, начиная от Маршалов до последнего солдата, все торопились, но Наполеону казалось движение войск слишком тихим. Он посылал к Даву подтвердительные повеления не останавливаться, и усиливать марши, делал выговоры за медленность, и за то, что при каждом нападении казаков, Даву строил войска в боевой порядок, и посылал к шедшим впереди его Вице-Королю и Понятовскому требовать от них подкреплений, чем задерживал их корпуса и свой собственный[200]. Между тем погода с каждым днем становилась суровее. Холодный осенний ветер делал неприятелям биваки нестерпимыми, и рано, гораздо прежде зари выгонял их из ночлегов. Впотьмах снимались они с лагеря и освещали путь свой фонарями. Все роды войск старались обгонять друг друга. При переходах через плотины и мосты не было соблюдаемо никакого порядка, и они загромождались обозами, препятствовавшими движению войск. Взятые из Москвы и находившиеся на людях запасы были скоро съедены; начали употреблять в пищу лошадиное мясо. Цены на жизненные припасы, теплую одежду и обувь увеличивались с каждым днем и часом. Сворачивать с дороги для добывания продовольствия было невозможно: казаки рыскали по сторонам, кололи и брали всех кто ни попадался. К Донцам и авангарду Милорадовича присоединялись из соседних селений крестьяне, не редко во Французских плащах, киверах, касках с лошадиными хвостами, стальных кирасирских нагрудниках. Иной был с косою и большим гвоздем, утвержденным к дубине, третий с рогатиною, немногие с огнестрельным оружием. Они выезжали из лесов, где скрывались их семейства, приветствовали появление Русского войска, поздравляли его с бегством супостатов, и изливали на врагов, в последний раз, на прощанье, свое праведное мщение. Страх попасть в руки казакам и крестьянам превозмогал в неприятелях чувство голода и удерживал их от мародерства. Враги начинали бросать оружие, чему первые подали пример спешенные всадники, получившие в Москве вооружение пехотных солдат. Мешаясь между полками, они положили корень страшному злу – неподчиненности. Из безоружных составились сперва небольшие толпы; тащась за войском, они увеличивались подобно катящемуся снежному клубу. Больные и усталые без малейшего сострадания были покидаемы на дороге. Опасаясь потерять знамена, полковые командиры, особенно войск Рейнского Союза, стали снимать их с древков и вручали на сохранение надежным и крепкого сложения солдатам, приказывая им прятать знамена в ранцы, или под мундир, обвязывая их вокруг тела. Ослепленные не предвидели, что никакая сила человеческая не возможет спасти, не только знамен, но и всего ополчения, грозившего разгромить Россию! Миновав Гжатск, Наполеон не ехал более верхом среди войск, и селв карету, надев соболью шубу, покрытую зеленым бархатом, теплые сапоги в шапку.

В таком положении была неприятельская армия в первые четыре дня своего марша на Вязьму. Выйдя с гвардиею на столбовую дорогу гораздо ранее армейских корпусов, Наполеон достиг, усиленными маршами, 19-го Октября до Вязьмы, где 20-го имел дневку. Сведений о Князе Кутузове ни откуда не мог он получить, кроме казаков, изредка попадавшихся в плен, но и те не были в состоянии сообщать верных известий о движении нашей главной армии[201]. В лежавших на дороге, выжженных городах и селениях не оставалось ни одного жителя, да если бы кто там и был, то опыт доказал Наполеону, что между Русскими не находилось предателей, каких встречал он в других Государствах, и людей, которых можно было употребить лазутчиками. Также не имели способов посылать партии и разъезды для разведывания, потому что они попадались казакам. Однако же Наполеон угадал параллельное движение Князя Кутузова, имея на то некоторым образом указание. Когда находился он близ Бородина, привели к нему пленного Русского офицера. На вопрос: «Куда идет Князь Кутузов?» офицер отвечал, что Фельдмаршал обратился на Смоленск. Неизвестно имя офицера, но конечно он принадлежал к числу смышленых, потому что хотя в то время у нас не было отдано повеления на движение к стороне Смоленска, но, соображая положение воюющих сторон, он заключал, что по сему пути для нас идти было всего выгоднее. После допроса, взятого с пленного, Наполеон писал Даву: «Тем лучше, если неприятель действительно идет на Смоленск. Все силы наши соединены, и мы ударим в тыл его с большим числом войск, нежели за неделю. Но весьма неприятны распространение таких слухов и разговоры об них адъютантов, возбуждающие в войсках преувеличенные понятия о силах неприятеля. Наверно ваш переводчик не хорошо понял ответы пленного; простой Русский офицер, пленный, не может знать о движении армии»[202]. Читая сие повеление, покажется странным желание Наполеона быть предупрежденным Князем Кутузовым в Смоленске, но он писал в сем смысле не по военным соображениям, а единственно желая удалить от войскмысль об опасности, угрожавшей им преграждением обратного пути Русскими. До какой степени сам Наполеон почитал важным показание пленного, доказывает то, что выслушав его, он немедленно решился идти с одною гвардиею, не останавливаясь, на Вязьму, для занятия ее прежде Русских, в чем и успел. Дав в Вязьме сутки отдохнуть гвардии, он продолжал с нею марш в Семлево, 21-го Октября приказав Нею по прибытии в Вязьму остановиться, пропустить прочие корпуса, и потом вместо Даву составить арьергард армии. 21-го пришли: Ней в Вязьму, Вице-Король и Понятовский в Федоровское, куда из Царева-Займища подходил Даву. В тот день были: Князь Кутузов в Дуброве, Милорадович в Спасском, Платов на марше позади Даву.

Командовавшие конницею Милорадовича, Генерал-Адъютанты Васильчиков и Корф, приблизившись к большой дороге, 21-го Октября, взошли на сельскую колокольню, откуда в зрительную трубу ясно увидели неприятельскую армию, шедшую в большом беспорядке. В глазах их Генерал-Майор Карпов сделал набег на столбовую дорогу и выхватил несколько обозов из самой средины Французских корпусов. Желая воспользоваться таким расстройством, Васильчиков и Корф предложили Милорадовичу атаковать неприятеля всем авангардом. Корф знал местоположение, находившись перед войною с дивизиею в Вязьме, и вызвался подвести войско скрытно от неприятеля, к удобному для атаки месту. Милорадович радостно согласился на предложение, и как день начинал склоняться к вечеру, решился произвести атаку в следующее утро. До рассвета 22 го Октября выступили из Спасского кавалерийские корпуса Васильчикова и Корфа, и проселками пошли на столбовую дорогу, черездеревню Максимову. Пехота следовала позади конницы. У Вязьмы,близ Крапивны, стоял Ней, наблюдаемый Сеславиным и Фигнером. Вице-Король и Понятовский тянулись к Вязьме, и начинали входить в нее; Даву находился при Федоровском, где обозы и отсталые затрудняли его движение[203]. В таком положении были обоюдные войска, 22-го Октября, при начале Вяземского сражения. Недоставало только присутствия главных предводителей, Наполеона и Князя Кутузова; первый был в Семлеве, второй в Дуброве, оба в 27-ми верстах от Вязьмы.

Схемы № 65 и 66.

Милорадович поравнялся с неприятелем у Максимова, и пройдя это селение на рассвете, приказал Васильчикову атаковать. Полковник Эммануэль, с Ахтырским гусарским и Киевским драгунским полками, вскакал на столбовую дорогу, в промежуток между головами колонн Даву и задними войсками Вице-Короля, отрезал бригаду Генерала Нагеля, из корпуса Вице-Короля, частью рассеял, частью полонил ее, и стал поперек дороги. Полковник Юзефович, с Харьковским драгунским полком, принял левее Эммаиуэля и перешел за дорогу, против которой Милорадович поставил 3 конные батареи. За орудиями и по сторонам их расположились прочие кавалерийские полки, в ожидании пехоты. Если бы подошла она в то время, Даву, уже отрезанный от Вязьмы, нашелся бы в самом затруднительном положении, но пехотные полки были еще далеко от места сражения. Платов, шедший по следам Даву, услышав влево от себя выстрелы, думал сперва, что дело завязались в одном из наших летучих отрядов, но получив известие о нападении Милорадовича, тронулся с ночлега. Все регулярные войска своего отряда, то есть, 26-ю дивизию Паскевича и два драгунские полка, поручил он в команду Начальника Главного Штаба армии Ермолова, находившегося в авангарде. 26-я дивизия была еще позади. Платов послал ей приказание спешить в дело, велел посадить на казачьих лошадей 300 человек стоявшего вблизи 5-го егерского полка и отправил с ними Донскую артиллерию, два драгунские u несколько казачьих полков. Вскоре Платов вогнал Французский арьергард в Федоровское, где сопротивление было упорное. Видя себя окруженным и путь в Вязьму в руках наших, Даву остановился, в намерении собраться, устроиться и потом идти на пролом. Находившиеся в Вязьме товарищи его, Вице-Король и Понятовский, услышав сильную канонаду и получив донесение о появлении Русских в значительном числе, заключил, что Даву должен был находиться в опасности и на выручку его воротились из Вязьмы. От их движения случайность успеха перешла минутно на сторону неприятеля, потому что он превосходил нас числом, и не пришла еще вся пехота нашего авангарда, а только прибыли две дивизии, 17-я Олсуфьева, и 4-я Принца Евгения. Они стали поперек дороги, пересекая маршалу Даву отступление.

Хотя Милорадовичу доводилось иметь дело с несколькими Французскими корпусами, однако же, завязавши сражение, он не хотел прекращать его, имея в виду замедлить движение неприятеля, и тем дать время приспеть нашей главной армии из Дубровы[204]. Было 10-ть часов утра. Даву выступил из Федоровского в сомкнутых колоннах. Вице-Король и Понятовский пришли от Вязьмы к Мясоедову, и открыли батареи. Их огонь, обращенный на левый наш фланг, и приближение колонн и стрелков Даву к правому крылу, заставили Милорадовича переменить фронт войск левым флангом назад. Также свел он с дороги дивизии Принца Евгения и Олсуфьева, полки Ахтырский гусарский и Киевский драгунский. Стрелки Вице-Короля, подкрепленные колоннами, так быстро подавались вперед, что находившемуся за столбовою дорогою Харьковскому драгунскому полку отрезали сообщение с нашею кавалериею. Однако полк проскакал во весь опор мимо неприятельских колонн. Изумленные сим смелым движением, они не сделали выстрела и Харьковцы не потеряли ни одного человека. Усилия Вице-Короля обратились на наши батареи. Стреляя по дороге, они препятствовали Даву идти по ней и соединиться с войсками, прибывшими к нему на помощь из Вязьмы. Но атаки Вице-Короля и Понятовского не имели успеха, потому что вскоре подошла вся пехота Милорадовича. Она отразила Вице-Короля, не имевшего впрочем более надобности упорствовать в атаке, ибо он уже обеспечил отступление Даву. Совершенно расстроенный повторенными атаками Платова и Паскевича и огнем батарей Милорадовича, Даву бросил обозы, и стороною от большой дороги, левым берегом речки Черногрязья, пробрался в тыл корпуса Вице-Короля и построился за ним.

При невозможности отрезать неприятеля от Вязьмы, оставалось живо теснить его. Милорадович двинул войска вперед, и в полдень соединился направо с Платовым, рассеивавшим по большой дороге остатки арьергарда Даву. Вице-Король и Понятовский отступили, но получив от Нея из Вязьмы в подкрепление дивизию, остановились стараясь дать способ войскам и тяжестям, загромождавшим город, выйти оттуда. Сопротивление было непродолжительно. Неприятель отступил на другую позицию, между Ржавцом и хутором Рибопьера. Наша кавалерия, к которой присоединились партизаны Сеславин и Фигнер, обходила фланги неприятелей, угрожая отрезать их от Вязьмы. Вскоре положение Французов стало еще опаснее, когда после полудня прибыл к Вязьме Уваров с двумя кирасирскими дивизиями, посланными Князем Кутузовыми, на подкрепление Милорадовича, когда Фельдмаршал, находясь на марше из Дубровы, узнал о возгоравшемся сражении. Уваров остановился против деревни Крапивны, на берегу болотистой речки Улицы. Мост на ней был сожжен Маршалом Неем, все утро стоявшим неподвижно между Крапивною и Вязьмою, в намерении удержать за собою город, необходимый для отступления неприятельской армии и сообщений ее с Наполеоном. Хотя Уваров ограничился одною канонадою на дальнем расстоянии, ибо местоположение не дозволяло ему действовать кавалериею, однако ж одно появление его у Крапивны поселило в неприятеле опасение быть отрезанным от Вязьмы. Вице-Король, Даву, Ней и Понятовский съехались на совещание. Теснимые с фронта, угрожаемые на своем пути сообщения, они решились поспешно занять позицию и сосредоточиться сперва перед самою Вязьмою, дать отпор и потом, продолжать отступление. Милорадовичи шел по пятам их. С обеих сторон началась жестокая, более часа продолжавшаяся канонада. Милорадович построил колонны к атаке и повел их вперед[205]. Неприятель не выждал нападения и ушел в город, употребляя там последние усилие для обеспечения своего отступления. Арьергард его засел в домах и за заборами, но Милорадович, не взирая на сумрак и происшедший в городе пожар, велел дивизиям Чоглокова и Паскевича выбить неприятельский арьергард. Находившиеся в голове полки Перновский и Белозерский, с музыкой, барабанным боем и распущенными знаменами, ворвались в Вязьму, объятую пламенем. С другой стороны Милорадович сам вводил в город войска. Неприятель стрелял из домов; разбросанные бомбы и гранаты с треском разряжались в пожаре, но ничто не остановило натиска; Французы были прогнаны штыками, а защищавшиеся в домах истреблены или взяты в плен. Таким образом еще одно пепелище родного города вырвано было из рук хищников.

Схема № 67.

Начавшееся на рассвете сражение кончилось в 7 часов по полудни. Пройдя мост на реке Вязьме, маршалы уничтожилиего, расположили арьергард в ближних лесах а сами, после краткого отдыха, в полночь, в глубокой темноте продолжали отступление к Семлеву. Значительное число появившихся в течение дня безоружных солдат побудило некоторых неприятельских корпусных командиров отдать приказание уменьшать в полках число батальонов, составляя полки в один батальон. Многие полковые начальники велели остальные знамена снимать с древков и прятать их в ранцы и под мундиры солдат[206]. Вот одна из причин, почему в Отечественную войну немного взято неприятельских знамен и штандартов, ибо люди, которым были вверяемы, погибали вместе с ними. Отряд Платова стал за городом близ реки, войска авангарда параллельно Юхновской дороге, правым флангом к Вязьме, левым к Крапивне. Во всю ночь догарали остатки города, уцелевшие при нашествии неприятеля в Августе месяце, и раздавались взрывы артиллерийских снарядов, остававшихся от лаборатории, устроенной Наполеоном в Вязьме. Неприятели потеряли 3 орудия, 2 знамя, большое количество обозов и 4.000 убитыми и ранеными; в плен взято более 2.000, и артиллерийский Генерал Пеллетье. Он принял дивизию Принца Евгения Виртембергского за Французские войска, и наехал прямо на нее, когда она при начале сражения стояла поперек дороги. По словам Пеллетье, маршалы Французские были уверены в намерении Князя Кутузова отрезать им путь в Дорогобуж, и хотели своротить на Витебск. Но если неприятелям не преградили отступления под Вязьмою, и они не понесли здесь совершенного поражения, за то сражение Вяземское возымело сильное действие на нравственное их состояние. Прежде думали они, что их преследуют одни казаки, но удостоверившись под Вязьмою в близости нашей армии, предались паническому страху быть на каждом шагу настигнутыми и атакованными пехотою и регулярною конницею, и потому пустились бежать без оглядки.

В неослабности нападений Милорадовича, неотступно и упорно продолжавшихся с утра до вечера, узнаем питомца Суворова. Появление новых сил неприятеля и прибытие на поле сражения четырех маршалов не колебали его уверенности в мстительной храбрости Русских. Шаг за шагом преследовал он неприятеля, не давал ему утвердиться ни на одной позиции, и беспрерывно, 10 часов сряду, возобновляя атаки, прекратил их только по причине темноты вечерней. Под Вязьмою не смела показаться кавалерия Наполеона; артиллерия его действовала против прежнего слабее, потому что изнурение лошадей не дозволяло быстро перевозить орудия с одного места на другое. За пехотными колоннами, особенно в корпусе Даву, уже были видны толпы безоружных солдат, во время дела бросавших ружья. Следственно, Милорадович и тем явил уже великую услугу под Вязьмою, что первый из Русских Генералов поднял завесу, скрывавшую расстройство Наполеоновой армии. Вяземское сражение останется памятным еще и в другом отношении: с сей битвы начинается новый период в войнах Александра с Наполеоном. Первенство в ратном деле, много лет оспариваемое у нас Наполеоном, колебавшееся между Русским и Французским войсками с 1805 года, решительно утвердилось за Русскими, и победа, с весьма малыми исключениями, стала неразлучна с нашими знаменами до самого Парижа.

Милорадович остановился в Вязьме в том самом доме, где за два дня жил Наполеон. Назначив коменданта, он устроил полицию и разослал по уезду приглашение к жителям возвращаться в город и восстановлять храмы Божии. В Вязьме не было почти ни одного уцелевшего дома: стояли одни обгорелые стены; многие из них, рассыпавшись, заграждали сообщение. По улицам лежали трупы убитых неприятелей, обломки оружия, опрокинутые фуры, остатки взорванных зарядных ящиков. На площади были собраны все пленные, оборванные, почерневшие – и чем они занимались? Дележем мяса издохших лошадей. Одни усердно резали себе большие куски конины; другие с жадностью делили печенку и легкое; иные держали конское мясо за плечами на шомполах, или тут же, над огнем догоравших домов, жарили его, посыпая вместо соли порохом.

Во время сражения наша главная армия находилась на марше из Дубровы, в вечеру пришла к Быкову, в 8-ми верстах от Вязьмы, и в сражении не участвовала. Ее бездействие, по неведению настоящих причин, подало повод к противоречащим суждениям. Одни обвиняют медленность Князя Кутузова, зачем не ударил он во фланг и тыл Французов, не отбросил их от Вязьмы, не сбил с пути их действий, словом, зачем пренебрег верною победою. Другие превозносят его похвалами, что он не вступал в сражение, предпочитая без боя выжидать разрушения неприятельской армии, долженствовавшего само собою последовать от стужи и голода. Упреки и похвалы несправедливы. Причина не прибытия главной армии к Вяземскому сражению зависела не от Кутузова. Вот его собственные слова из донесения Государю: «Главная армия боковою дорогою направилась к Вязьме. Случилось, что я более трех дней не мог получить от авангарда сведения, потому, что бегущий неприятель рассыпался по сторонам дороги, а также пришло ложное известие, будто Милорадович, после сражения с неприятелем не доходя до Вязьмы, должен был отступить. Сии обстоятельства остановили меня на 8 часов, и армия не могла приблизиться к Вязьме: сделав в тот день 40 верст марша, она прибыла не ранее как за полночь, а могли поспеть только 40 эскадронов кирасиров, с конною артиллериею, под командою Уварова. Вот причины, которые препятствовали нанести неприятелю чувствительнейший удар при Вязьме. Ошибки, от ложных известий иногда происходящие, неизбежны. Предприятия в военных операциях не всегда основываются на очевидности, но иногда на догадках и слухах. Ложные известия, о коих упомянул я выше, произошли от самих казаков, но и они впали в сие недоразумение невинным образом»[207].

Для пояснения рапорта Князя Кутузова надобно рассказать следующий случай. Решаясь, 21-го вечером, атаковать на следующее утро Французов, Милорадович донес о намерении своем Фельдмаршалу, описал ему в каком разброде идут неприятели, и, зная его осторожность, присовокупил в окончании: «Уверяю Вашу Светлость, что нам не предстоит опасности». – «Будь Суворов на месте Кутузова», сказал Милорадович, «то не прибавляя этих слов, я написал бы просто: Иду атаковать. Суворов отвечал бы мне: С Богом! Но с Кутузовым надобно поступать иначе»[208]. Конверт, где должно было находиться донесение, отослали в главную квартиру. Распечатав его, Дежурный Генерал Коновницын нашел его пустым, ибо ошибкою, донесение забыли вложить в него. Это упущение было виною, что Князь Кутузов не мог знать в надлежащее время о предположенной Милорадовичем атаке и побудительных причинах к нападению. Вот обстоятельство, разрешающее вопрос, почему главная армия не подоспела к Вяземскому сражению.

Что касается до Наполеона, то он был от поля сражения далее, нежели Князь Кутузов. Наш Фельдмаршал, обманутый ложными донесениями, хотел медленно, но подходить к Вязьме, а Наполеон, напротив того, удалялся от нее. В день Вяземского сражения, поутру, выступил он из Семлева в Славково, по дороге в Дорогобуж, и там получил донесение о возгоревшемся под Вязьмою сражении. Заключая, что Князь Кутузов со всеми силами производит сие нападение, решился он стать скрытно между Дорогобужем и Славковым, в засаде, лично им избранной, намереваясь сторожить в ней приближение нашей армии. Предполагая, что Князь Кутузов будет преследовать из Вязьмы Французские корпуса, Наполеон хотел выждать его в засаде и ударить на него нечаянно. С сею целью была составлена и подписана Маршалом Бертье диспозиция[209]. Она оканчивалась следующими словами – ясным доказательством негодования Наполеона на Маршалов за поражение их под Вязьмою. «Как могло статься, что не взяли в плен неприятельского корпуса, отважившегося отрезать сообщение нашим войскам?». Весь следующий день, 23-го Октября, пробыл Наполеон в Славкове, получая от маршалов донесения о происшествиях,случившихся накануне под Вязьмою. Описывая претерпенное поражение, Ней доносит: «Мы могли ожидать благоприятнейших последствий, если бы распоряжения наши были лучше. Всего прискорбнее, что мои войска были свидетелями расстройства корпуса Даву: такие вредные примеры пагубны для солдат». Узнав истинное положение дел, Наполеон убедился в бесполезности искать сражения, отменил намерение ожидать Князя Кутузова в Славкове, приказал не рассылать диспозиции, и выступил 24-го Октября из Славкова в Дорогобуж, велев идти за собою прочим корпусам, как можно скорее. Не теряя еще надежды остановиться на зиму в Смоленске и за Днепром, отправил он вперед офицеров, для квартирного расписания войскам, и велел составить 6.000-й кавалерийский отряд под начальством Латур-Мобура, для прикрытия зимних квартир. Вся неприятельская армия была уверена найти в Смоленске конец злополучия и в изобилии провести там зимние месяцы. Смоленск сделался предметом разговоров, желании, целью Французов. Они устремлялись туда с таким же нетерпением насладиться вожделенным покоем , как за два месяца перед тем шли к Москве, где надеялись завоевать славный мир.

[197] Карта движения к Вязьме, № 64.

[198] Донесение Платова, от 19-го Октября, №162.

[199] Донесение Платова, от 20-го Октября, №164.

[200] «On use le beau tems sans marcher. Le prince d'Eckmuhl (Даву) retient le vice-roi et le prince Poniatowsky pour cheque charge de cosaques qu'il appercoit». Повеление Наполеона Маршалу Бертье, из Семлева.

[201] «Depuis que nous avons quitte Moscou, nous n'avons plus de nouvelles de l’ennemi que par quelques cosaques». Повеление Маршала Бертье Генералу Клапареду, изВязьмы, от 19-го Октября.

[202] Повеление Маршалу Даву, от 17-го Октября.

[203] Карта расположения войск при начале Вяземского сражения, № 65.

[204] План сражения при Вязьме, № 66.

[205] План атаки Вязьмы, № 67.

[206] «Beim Ausmarch aus Wiasma zeigte man mir von der Infanterie Soldaten, denem man die Fahren anvertraut hatte. Unsere Generalitat liess zwar schon fruher die Halfte der Fahnen in Sicherheit bringen, jetzt aber auch die andere Halfte derselben von den Standarten trennen und die Fahnen selbst starkern und mehr Ausdauer zeigenden Leuten theils um den Leib bin den, theils in ihre Tornister pasken, damit sie auf diese Arterhalten verden mochten». V. Roos, ein Jahr aus meinem Leben, 193.

[207] Донесение от 7-го Ноября, №461.

[208] Со слов Графа Милорадовича.

[209] Диспозиция начинается так: «Lа volonte de 1'Empereur est, si l'infanterie ennemie suit l'armee dans son mouvement, de marcher a sa rencontre, de l'attaquer, de la culbuter et de la faire en partie prisonniere. A cet effet I'Empereur a fait choix d'une position intermediaire entre le poste de Slawkovo et Dorogobouge. L'Empereur sera a cette position demain, a la pointe du jour, avec sa garde. Sa Majeste designera l'emplacement des troupes qui doivent se masser et se cacher de maniere a etre couvertes par l’arriere-garde, commandee par le duc d'Elchingen, et etre en mesure de deboucher sur l'ennemi avec toute l’artillerie, lorsque celui-ci croira n'avoir a faire qu'a l'arriere-garde, et aller a sa rencontre».