ГЛАВА XXVIII.

ГЛАВА XXVIII.

ОТ ЦАРЕВА ЗАЙМИЩА ДО БОРОДИНА.

Отступление от Царева Займища к Бородину.– Местность Бородина. – Диспозиция. – Приготовления Наполеона к сражению. – Движение неприятеля из Гжатска. – Дело 24-го Августа. – Числительная сила и нравственное состояние воюющих армий.

Позади Князя Кутузова, до Москвы, не было более регулярных войск. Хотя формирование земской силы 2-го округа, губернии Тульской, Калужской, Рязанской, Владимирской, Ярославской и Тверской, приходило к окончанию, но ополчения еще не выступали из пределов своих губерний. У них, как и у ополчений Смоленского и Московского, полки которого не все еще присоединились к армии, почти не было огнестрельного оружия. Вообще они едва имели подобие военного устройства. За месяц взятые от сохи, отуманенные быстрым переходом от пашни в стан воинский, обутые в лапти, с кольями вместо пик, они горели усердием сразиться, но еще нельзя было вести их в правильный бой с опытными, закаленными в битвах полками Наполеона. На скорое содействие отдельных армий Князю Кутузову также не можно было полагаться, по причине отдаленности их: Тормасов стоял за Стырем, Граф Витгенштейн находился против Полоцка, Чичагов переправлялся через Днестр. От Гжатска до Москвы не находилось ни крепости, ни укрепленного лагеря, где бы удобно было, хотя на короткое время, удержать превосходного неприятеля, или, пользуясь ими, маневрировать. Следственно: оставалось избрать выгодное место для сражения, которого требовали, не только благо Государства, но и самая честь Российского оружия, дать битвою отпор Наполеону, и потом действовать по обстоятельствам. С сею целью Князь Кутузов послал офицеров отыскивать позиции, и потом, 19-го Августа, армия выступила из Царева Займища. В тот же день прошла она через Гжатск и ночевала при деревне Ивашковой; 20-го продолжала отступление к Дурыкину; 21-го к Колоцкому монастырю, и 22-го потянулась к Можайску. Во время сих маршей Князь Кутузов пополнил полки резервами, приведенными Милорадовичем, и поручил ему начальство над двумя корпусами: Багговута и Графа Остермана. Генералам приказано отослать к полкам кавалеристов и казаков, бывших у них на посылках, и ограничиться конвоями, определенными полевым учреждением. Всем чинам подтверждено: ни под каким видом не иметь обозов более того числа, какое назначено каждому. Между тем, посланные в тыл армии офицеры донесли, что, не доходя 11-ти верст до Можайска, отыскано крепкое место, при селе, имя которого разве тогда изгладится из памяти веков, когда померкнет солнце − говорим о селе Бородине.

Рано поутру, 22-го Августа, опередив армию, Князь Кутузов прибыл в Бородино, объехал окрестности и нашел их соответствующими своим намерениям. Бородинская позиция пересекается на двое большою Смоленскою дорогою. Правое крыло примыкает к роще, между Москвою рекою ивпадающею в нее речкою Колочею; левый фланг оканчивается в кустах у деревни Утицы, на старой Смоленской дороге; ведущей из Гжатска, через село Ельну, в Можайск. Фронт позиции, занимая протяжением около 7-ми верст, до Бородина прикрыт Колочею, извивающеюся по глубокому оврагу, далее ручьем Семеновским, и кустами, между Утицею и Семеновским, и составляет выдавшийся при Бородине тупой угол. Местоположение, образуя общую покатость, склоняющуюся с левого крыла на правое, к Москве реке и устью Колочи, представляет несколько возвышенных холмов у деревни Шевардино, в 1.000 саженях впереди левого фланга. Желая не дать неприятелю возможности овладеть сим пунктом, обозревать все расположение Российских войск,и иметь вместе с тем удобство действовать во фланг наступающим по большой дороге к Бородину колоннам, Князь Кутузов велел на кургане у Шевардина построить пятиугольный редут, на 12 батарейных орудий, который однако же не был совсем окончен. Для обеспечения правого крыла, построили перед лесом, близ Москвы реки, три отдельные укрепления, да для обороны переправы через Колочу, на большой Смоленской дороге, насыпали батарею у Горок, прикрытую другою батареею, ниже ее в 300-х саженях. В центре, на кургане между Бородоным и Семеновским, построен большой люнет, на 18 орудий, названный в последствии батареею Раевского. Цель сего укрепления была обстреливать весь скат к ручью Семеновскому, и кусты по левому берегу его, доставляя фланговую оборону Бородину. Левее Семеновского устроили три флеша, для прикрытия слабейшего пункта позиции и поддержания стрелков, долженствовавших занимать овраг перед фронтом и кусты по направлению к Утице. Главная квартира расположилась в селе Татаринове. На плодоносных полях Бородина закипели инженерные работы; ряды штыков засверкали среди жатвы; конница, пехота и артиллерия занимали свои места. «Здесь наконец остановимся!» думал каждый из нас. Предчувствие не обмануло.

Все частные и казенные обозы отправлены за 6 верст за Можайск; при полках оставлены только патронные ящики, по одной лазаретной карете в батальоне и генеральские экипажи. Корпусным Командирам велено озабититься устройством свободного сообщения между войсками. Диспозиция, подписанная Князем Кутузовыми, 24-го Августа, заключалась в следующем:

«Присоединив к себе все подкрепления, прибывшие от Калуги и Москвы, армия ожидает наступления неприятеля при Бородине, где и дает ему сражение. 2-й, 4-й, 6-й и 7-й пехотные корпуса, и 27-я дивизия составляют кор-де-баталь и располагаются в две линии.За каждым из них становится по кавалерийскому корпусу:

За 2-м пехотным 1-й кавалерийский.

За 4-м пехотным 2-й кавалерийский.

За 6-м пехотным 3-й кавалерийский.

За 7-м пехотным 4-й кавалерийский.

В центре ордр-де-баталь, за кавалерийскими корпусами, станут резервы, в батальонных колоннах, на полных дистанциях, в две линии, а именно: 3-й пехотный корпус, а за ним гвардия и сводные гренадерские батальоны 4-й, 7-й, 1-й и 3-й дивизий. Вторая гренадерская дивизия и сводные гренадерские батальоны 2-й армии становятся за 4-м кавалерийским корпусом и составляют резерв 2-й армии. Все кирасирские полки обеих армий во время действия расположатся позади гвардейского корпуса в полковых колоннах; артиллерия, остающаяся при резервах, составляет резервную артиллерию. Начальники в кор-де-баталь: правый фланг, из 2-го и 4-го корпусов, под командою Милорадовича; центр, из 6-го корпуса, под командою Дохтурова; левый фланг, из 7-го корпуса и 27-й дивизии, под командою Князя Горчакова. Главнокомандующие армиями командуют, как и прежде, войсками, их армии составляющими, то есть: Барклай де-Толли правым крылом и центром, а Князь Багратион левым флангом; Князь Голицын 1-й командует 1-ю и 2-ю кирасирскими дивизиями, кои соединить вместе в колоннах за гвардиею.

«В сем боевом порядке намерен я привлечь на себя силы неприятельские, и действовать сообразно его движениям. Не в состоянии будучи находиться вовремя сражения на всех пунктах, полагаюсь на известную опытность Гг. Главнокомандующих, и потому предоставляю им делать соображения действий на поражение неприятеля. Возлагая все упование на помощь Всесильного и на храбрость и неустрашимость Российских воинов, при счастливом отпоре неприятельских сил, дам собственные повеления на преследование его, для чего и ожидать буду беспрестанных рапортов о действиях, находясь за 6-м корпусом. При сем случае не излишним почитаю представить Гг. Главнокомандующим, что резервы должны быть сберегаемы сколь можно долее, ибо тот генерал, который сохранит еще резерв, не побежден. На случай наступательного движения, оное производить в сомкнутых колоннах к атаке, стрельбою отнюдь не заниматься, но действовать быстро холодным ружьем. В интервалах между пехотными колоннами иметь некоторую часть кавалерии,также в колоннах, которые бы подкрепляли пехоту. На случай неудачного дела, Генералом Вистицким открыты несколько дорог, которые он Гг. Главнокомандующим укажет, и по коим армии должны будут отступать. Сей последний пункт единственно для сведений Гг. Главнокомандующих».

При отступлении нашей армии от Царева Займища, Наполеон продолжал наступательное движение. 19-го Августа, авангард его занял Гжатск, в ту же ночь Французами сожженный[311]. Спустя день, Наполеон вступил в Гжатск. Здесь узнал он о прибытии Князя Кутузова к Русской армии, и заключил, что новый Главнокомандующий не станет, подобно своим предшественникам, уклоняться от сражения. Уверенный, что пробил час битвы, Наполеон остановился на два дня в Гжатске, готовясь к бою. Гвардии отдан следующий приказ: «Ваши желания исполняются; мы приближаемся к сражению; вы пожнете новые лавры. Император полагается на вас, как на гранитную стену. Он с вами, и успех не сомнителен. Готовьтесь! Да здравствует Император!»[312]. Корпусным командирам строжайше велел Наполеон иметь под ружьем как можно более войск, и присоединить к полкам всех отсталых и находившихся при обозах, сделать перекличку, осмотреть полки инспекторским смотром, представить ведомости о наличном состоянии войск, лошадей, снарядов, показать людей, которые в течение 5-ти дней могли прибыть к армии, то есть, находившихся в ближних командировках. Для свободного движения колонн, велено обозам с продовольствием, генеральским и офицерским экипажам, идти позади артиллерии, и не находиться к авангарду ближе семи верст, под опасением быть сожженными. Исполнение приказания оказалось невозможным. Генералы и офицеры, боясь в дальнейшем своем следовании встретить недостаток в продовольствии для себя и своих войск, везли необъятное количество повозок. В пример строгости, Наполеон сжег при себе две повозки чиновников его штаба.

Всего более затруднений предстояло Наполеону в сборе к сражению множества солдат, находившихся позади армии и при обозах. Пока неприятель шел по Литве и Белоруссии, находил он обывателей, иупотреблял их в погонщики, но со вступления в Смоленскую губернию очутился в безлюдной пустыне. Литовцы и Белорусы бежали от обозов, куда надобно было отряжать люден из полков. Для фуражировки приходилось назначать большие команды, и они; удалялись на немалое расстояние от полков, находя селения на столбовой дороге пустыми или разоренными. В понятии Французов и их союзников, Смоленск составлял рубеж, где кончится Польша и начинается Россия. Потому, переступив за Смоленск, почитали они себя в земле неприятельской, полагали насильственные поступки позволительными и предавались всячески неистовствам. На пути своем они ничего не щадили, грабили и жгли. Подле домов раскладывали бивачные огни и не гасили их, подымаясь с ночлегов. Дома и биваки загорались; пламень распространялся по селениям и городам. Часто неприятели подкладывали огонь единственно из удовольствия вредить, не оставляя за собою ничего, кроме пепла, в отмщение за то, что нигде не находили жителей. Беспорядков никто не прекращал, и солдаты предавались им, как будто имея на то разрешение начальства[313]. В церквах помещались, без разбора, люди, лошади, обозы.

После двухдневных приготовлений к сражению, Наполеон выступил из Гжатска, ведя армию в прежнем боевом порядке: Вице-Король был на левом крыле; Понятовский на правом; остальные корпуса следовали столбовою дорогою, за авангардом, состоявшим под начальством Мюрата. 23-го Августа, Мюрат атаковал Коновницына, расположенного с арьергардом у Гриднева, в 15-ти верстах от Бородина. Коновницын долго не уступал ни шага, пока, под вечер, Вице-Король не показался на его правом крыле. Тогда, пользуясь темнотою, он отошел к Колоцкому монастырю. В следующее утро, неприятели продолжали наступление и опять атаковали Коновницына. На его подкрепление Князь Кутузов послал 1-й кавалерийский корпус Уварова. Коновницын явился к Уварову, как к старшему его в чине. Уваров отвечал: «Не время считаться старшинством; вам поручен арьергард; я прислан вам на помощь; приказывайте!» Сначала Коновницын оборонялся успешно. Изюмский

гусарский полк, вместе с казаками, опрокинул три Французские эскадрона и изрубил их. Однако, при появлении Вице-Короля, который, как и накануне, обходил наш правый фланг, Коновницын принужден был отступить и приблизиться к Бородину. Полки арьергарда начали входить в состав корпусов, к коим принадлежали, и вступая на позицию, открывали взорам неприятеля Русскую армию, устроенную в боевой порядок. Доступ к ней преграждался редутом при Шевардине. Наполеон приказал овладеть им. Защита редута, как отдельного укрепления, была бы с нашей стороны без цели, если бы Князь Кутузов не имел надобности выиграть несколько времени, приводя к окончанию инженерные работы, начатые на позиции.

Неприятель шел большою дорогою и полями, в трех колоннах, державшихся на одной высоте. Часа в два по полудни, Французы начали переходить Колочу у Фомкина и Валуева, и направляться на редут[314]. Понятовский следовал туда же от Ельни. В Шевардинском редуте было 12 батарейных орудий. Войска, назначенные для обороны его, под начальством Князя Горчакова, состояли из 27-й дивизии, пяти гренадерских полков, 5-го егерского, двух сводных гренадерских батальонов, двух драгунских полков и 2-й кирасирской дивизии. Князю Горчакову надобно было защищать редут, вправо деревню Шевардино и влево лес, на старой Смоленской дороге. Завязалась перестрелка. Державшись более часа, наши егеря и фланкеры отступили, когда неприятель, под личным управлением Наполеона, пошел на укрепление колоннами, предшествуемый огнем многочисленной артиллерии. Чрезмерное превосходство сил, двинувшихся в атаку, заставило Князя Горчакова ввести тотчас в дело гренадеров, но пока они подходили, редут и стоявшие для его обороны войска были засыпаны ядрами, гранатами, картечами, пулями. Французские колонны ворвались в укрепление, но торжество их было непродолжительно. Гренадерские полки, имея впереди священников, в облачении, с крестом в руках, скоро поравнялись с укрепленною батареею и выгнали из нее неприятеля. Завязался рукопашный бой. То наши опрокидывали Французов, то Французы подавали нас назад. Два раза неприятель вторгался в редут, но не мог в нем утвердиться. Кровопролитие продолжалось до вечера. Редут, село Шевардино и лес на левом крыле, остались окончательно за нами.

С наступлением мрака пальба с неприятельской стороны затихла. Когда совсем смерклось, послышалось нам между редутом и Шевардиным приближение войск. Сперва нельзя было в темноте увидеть числа их. Загоревшиеся в расположении неприятельском стога сена озарили светом своим густую колонну, направлявшуюся косвенно в правый фланг наш. Князь Горчаков послал за 2-ю кирасирскою дивизиею, а Неверовскому с 27-ю дивизиею велел остановить Французов, которые в темноте не могли видеть Русских войск. Неверовский приказал бывшему впереди полку ссыпать порох с полок, и подойдя к неприятелю ударить в штыки. Приказание исполнено в мертвой тишине. Взятые внезапно во фланг, Французы оробели, остановились, побежали. Наши смешались с врагами, кололи и гнали их. Подоспела 2-я кирасирская дивизия и довершила поражение неприятеля, принужденного в бегстве своем бросить 5 орудий. Три подбитые пушки остались па месте, две вывезены кирасирами[315]. Сражение прекратилось. К полуночи заметили снова приближение Французских колонн. Долее удерживать редут стало бесполезно, по отдаленности его от позиции. Главнокомандующий велел Князю Горчакову отступить.

Во время сего дела, происходившего 24-го Августа, Князь Кутузов прибыл из Татариновой на поле сражения. Он сел на скамейку, которую всегда за ним возили, часто пересылался с Князем Багратионом, находившемся в огне, внимательно обозревал местоположение и оставался на поле, доколе не утихла пальба. Ночь осветила новые пожары. 25-го Августа прошли спокойно в обеих армиях, за исключением картечных и ружейных выстрелов, посылаемых иногда в неприятельских всадников, несколько раз подъезжавших к нам для обозрений. С укрепленных высот наших, особенно с колокольни Бородина, видно было, как Французы все более и более подавались вправо, как леса наполнялись их стрелками, и артиллерия, пробираясь разными тропами, выезжала на холмы и пригорки. Замечая скопление неприятелей на нашем левом крыле, Князь Кутузов сделал некоторые перемены в размещении войск и приказал: сводным гренадерским батальонам второй армии, Графа Воронцова, занять укрепление у Семеновского; за Графом Воронцовым, во второй линии, стать 27-й дивизии, Неверовского; позади Семеновского 2-й гренадерской дивизии, Принца Мекленбургского; корпусу Тучкова, подкрепленному 7.000 Московского ополчения, отделиться из резерва, и стать, не доходя до Утицы на старой Смоленской дороге, которая была в версте от нашего левого крыла, и проходя через лес, склонялась в тыл позиции. Остальные полки ополчения Смоленского и Московского размещены позади линий, для подания помощи раненым. Четыре егерских полка посланы в лес и кусты между Утицею и Семеновским, охранять связь между корпусом Тучкова и 2-ю армиею. Главную квартиру свою Князь Кутузов перенес из Татаринова в Горки.

В продолжение 25-го Августа Наполеон делал лично обозрения нашей позиции. Подъехав к Шевардинскому редуту, где накануне происходило дело, он спросил: сколько полонено Русских? «Они не сдаются в плен», отвечал один из бывших в деле генералов: «Ils se font tuer». – «Eh bien! nous les tuerons», возразил Наполеон. В сих словах заключается ключ к его распоряжениям, состоявшим в следующем: Понятовскому наступать по старой Смоленской дороге, стараясь обходить наше левое крыло. Для главного удара назначались корпуса Даву, Нея и Жюно, подкрепленные гвардиею и порученные Мюрату кавалерийские корпуса Монбрена, Нансути и Латура-Мобура. Они должны были взять укрепления перед Семеновским, обрушиться на наше левое крыло, опрокинуть его, или запереть в колено, образуемое Колочею и Москвою рекою. Вице-Королю, бывшему с своим пехотным корпусом и кавалерийским Груши на левом крыле, велено овладеть сначала Бородиным, для удержания оттуда наступательных движений, какие мог сделать Князь Кутузов своим центром, или правым крылом. При дальнейших успехах Даву, Нея, Жюно и трех находившихся с ним кавалерийских корпусов, Вице-Король должен был перейти Колочу, атаковать нашу курганную батарею и довершить поражение Русской армии прорывом центра ее. На артиллерийского Генерала Сорбье возложил Наполеон открыть обстрел в 6 часов утра из 62-х орудий и тем дать общий сигнал к началу сражения. После того, со всеми гаубицами гвардейской артиллерии, быть в готовности двинуться туда против наших укреплений, куда надобность потребует. Начальнику артиллерии 3-го корпуса приказано выставить орудия и 16 гаубиц против курганной батареи, а начальнику артиллерии 4-го корпуса открыть огонь из батареи, устроенной против Бородина. Гвардии прибыть к 5-ти часам к Шевардинскому редуту и расположиться влево за редутом, по-бригадно: молодой гвардии в первой линии, гвардейской кавалерии во второй, старой гвардии в третьей. Гвардейской артиллерии стать на левом фланге гвардии. Великим числом войск, обращенных на полутораверстное пространство между Бородиным и лесом, надеялся Наполеон сломить стоявших там Русских, и отбросить их от Московской дороги, прежде нежели Князь Кутузов успеет подкрепить свои боевые линии. Не смотря на решительность всех распоряжений, на уверенность в победе, обнаруживаемою Наполеоном в разговорах с разными генералами, он не пренебрег мерами осторожности, и приказал соорудить несколько полевых укреплений. Войскам дал он необходимый перед сражением отдых. Стоявшая на левом крыле конница отправилась поить лошадей в Москве реке, и узнав имя реки провозгласила его с восторгом. Мгновенно восторг разнесся по неприятельскому стану, и донесли о сем открытии Наполеону. Он отвечал: «По имени этой реки назовем завтрашнюю победу».

О числе неприятельских войск, участвовавших в Бородинском сражении, Французское Правительство не издало в свет официальных сведений. У нас есть только клочки, или отрывки строевых рапортов, перехваченных во время бегства неприятелей. Показания иностранных писателей разноречивы. Один полагает Наполеона армию в 120.000, другой в 130.000, третий в 140.000 человек. К определению числительной силы Наполеона при Бородине может послужить повеление его, данное при переходе через Днепр при Расасне и Хомине. Выступая к Смоленску, он писал одному маршалу, что в главной армии под ружьем 200.000 человек, но Французские писатели утверждают, что тогда было только 185.000 человек. Положим, что, по своему обыкновению, Наполеон преувеличил число войск, а сочинители уменьшили оное, и что при переходечерез Днепр состояло на лицо 190.000 человек. Убавя из сего числа 15.000 убитых и раненых в сражениях, бывших в окрестностях Смоленска, заболевших, оставленных на этапах и разбредшихся от полков, выходит, что у Наполеона было под Бородиным более 170.000 человек. Князь Кутузов полагал неприятеля с небольшим в 160.000 и в следствие сего расчета делал свои распоряжения. Русских было: 113.000 человек, в том числе 15.000 рекрутов, и тысяч 15 Ополчения, о числительной силе коего верных сведений нет. Наступавшее сражение не могло походить на битву обыкновенную, долженствовало носить на себе отпечаток особенный. С одной стороны, народы всей Европы, различные обычаями, правыми, языками, стремились сломить последнюю препону для довершения всемирного преобладания завоевателя, и, может быть, для водружения знамен его за Уралом. С другой стороны стояли Русские, родные по чувству и крови, а за ними была могилы предков, Москва, Царский трон, Вера отцов, права человечества. Князь Кутузов объехал войска и говорил с ними просто, но языком доступным до глубины души. Симбирскому пехотному полку, например, сказал он: «Вам придется защищать землю родную, послужить верой и правдой до последней капли крови. Каждый полк будет употреблен в дело. Вас будут сменять, как часовых, через каждые два часа. Надеюсь на вас. Бог нам поможет; отслужите молебен». Единодушное: ура! сопровождало вождя от одной колонны к другой. Перед вечером понесли по лагерю икону Смоленской Божией Матери и совершили молебствие. Начальники и солдаты укрепились молитвою, готовясь противостать полчищам, алкавшим разгромить Россию. Князь Кутузов не отдал приказа, какими обыкновенно предваряют войска о сражении. Но плодовитое воображение Французов составило какое-то нелепое воззвание, будто бы при молебне объявленное Князем Кутузовым[316]. В уста его влагают разглагольствование о мече Архангела Гавриила, о ковчеге Госноднем, поносные речи против Наполеона. Князь Кутузов не имел надобности воспламенять в груди своих подчиненных негодования к неприятелю. Не время было витийствовать. Огненная черта, означавшая шествие Наполеона, зарево пожаров, каждый вечер освещавшее небосклон, явственно свидетельствовали о злодействах врагов, красноречивее приказов говорили нам о мщении за оскорбленное Отечество. Солдаты точили штыки и отпускали сабли; артиллеристы передвигали орудия, избирая для них выгоднейшие места, Генералы и полковые начальники говорили солдатам о великом значении наступавшего дня. Один из них сказал: «Ведь придется же умирать под Москвою: так не все ли равно лечь здесь?» Наступил вечер; поднялся ветер и с воем гудел по бивакам. С безупречною совестью, Русские дремали вокруг дымящихся огней. Сторожевые цепи одна другой протяжно пересылали отголоски. На облачном небе изредка искрились звезды. Все было спокойно в нашем лагере. Но ярче обыкновенного блистали огни неприятельские, и в стане их раздавались восклицания, в приветствие Наполеону, разъезжавшему по корпусам. Разноплеменная армия, завлеченная в дальние страны хитростями честолюбца, имела нужду в возбуждении. Надобно было льстить и потакать страстям. Наполеон не щадил ни вина, ни громких слов, ни улещений, Его озабочивала только мысль, не отступит ли Князь Кутузов без сражения? Окончив обозрение нашей позиции, 25-го числа, и отдав последние приказания, он расположился в своей палатке, влево от столбовой дороги, между Бородиным и Валуевым. Ночью неоднократно посылал Наполеон узнавать: не отходят ли Русские назад? и каждый раз изъявлял радость, когда доносили ему, что огни русских горят и слышен шум в нашем лагере. Удостоверясь в достижении своих желаний, сражении, за коим устремлялся от Немана, и которое наконец обретал на берегах Москвы реки, он продиктовал приказ, для прочтения на следующее утро в каждом эскадроне и в каждой роте. Беспокоен был сон Наполеона. Часто будил он дежурного Генерал-Адъютанта, призывал его к себе, говорил с ним о случайностях войны, спрашивал его мнения: «надеется ли он на победу?» и наконец сказал: «Надобно испить чашу, налитую в Смоленске!».

[311] «Gjatsk etait intact quand les francais у entrerent», Chambray, Histoire de l'Expedition de Russie, II, 36.

[312] Этот приказ, подписанный Маршалом Лефевром, найден в отбитых у неприятеля бумагах, и хранится в Императорской Публичной Библиотеке.

[313] (е) «Le desordre n'etant point reprime, le soldat s'y livroit, comme s'il у etoit autorise, et le pays devenoit la proie des flammes». Chambray, Expedition de Russie, I, 38.

[314] План атаки редута при Шевардине, №38-й.

[315] Донесение Князя Кутузова, от 25-го Августа.

[316] Vaudoncourt, Memoires pour servir a la guerre entre la France et la Russie en 1812, 180.