ГЛАВА XXVII.

ГЛАВА XXVII.

ПЕРВЫЕ ДЕЙСТВИЯ КНЯЗЯ КУТУЗОВА.

Отъезд Князя Кутузова из Петербурга. – Прибытие в Гжатск. – Письмо к Графу Ростопчину. – Донесение Государю. – Числительная сила армии. – Рескрипт ГосудАря. – Повеление Тормасову и Чичагову. – Составление нового штаба. – Воззвание к Смолянам.

Через два дня после отъезда Государя из Петербурга в Або, Князь Кутузов отправился в армию, 11-го Августа, в воскресенье. Около дома его, на Дворцовой набережной Невы, от Гагаринской пристани до Прачешного моста, толпился народ. Часов в 9, Князь Кутузов сел в карету, но от тесноты принужден был ехать шагом. Отовсюду раздавались пожелания счастливого пути и победы. Князь поехал в Казанский Собор, где слушал молебен, стоя на коленях. Протоиерей Иоанн окропил его святою водою, подал ему честный и животворящей Крест Господень, и на блюде образ Казанской Божией Матери. Кутузов возложил на себя образ. В несколько минут церковь наполнилась народом, желавшим проводить своего вождя, не предчувствуя, что Кутузову оставалось жить не более восьми месяцев, и что по прошествии сего времени, только хладные останки полководца будут покоиться в том самом храме, где он теперь, готовясь к исполинскому подвигу, грядя на бой с Наполеоном и западною Европою, призывал на помощь Всевышнего. Выходя из церкви, Князь Кутузов сказал священникам: «Молитесь обо мне; меня посылают на великое дело!».

На первой станции, в Ижоре, Князь Кутузов встретил курьера из армии, и узнав от него о падении Смоленска, сказал: «Ключ к Москве; взят!». Подробности Смоленского сражения были в тот же вечер переданы ему ехавшимиз армии в Петербург Цесаревичем Константином Павловичем[309]. По всей дороге, жители городов и селений стекались около Князя Кутузова и напутствовали его благословениями. 12-го приехалон в Крестцы, 15-го в Вышний Волочок, рано поутру 16-го в Торжок, где встретил Генерала Беннигсена, который по разномыслию с Барклаем де-Толли, возвращался из главной квартиры в Петербург. Князь Кутузов объявил ему Высочайшее повеление ехать обратно в армию. Он встретил также Генерала Фуля, но не пригласил его с собою. Из Торжка Князь поворотил на Старицу и Зубцов, внамерении выехать на столбовую Смоленскую дорогу у Гжатска. По мере приближения его к сему городу, более и более обнаруживались признаки губительной войны. Помещики и поселяне Смоленской губернии тысячами спасались от неприятельского нашествия. Одни с имуществом, другие без всего, в рубище, тянулись ко Ржеву, Волоколамску и далее, кочуя подле дороги, на полях. Отрадно было несчастным появление Князя Кутузова. Несколько раз останавливался он, стараясь утешать бесприютных. Старцы заставляли внуков лобызать стопы его; матери поднимали грудных младенцев; только и слышно было: «Спаси нас! Побей супостата!» 17-го Августа, в 11 часов утра, Князь Кутузов был в виду Гжатска. В 5-ти верстах от сего города, множество жителей, вышедших ему на встречу, остановили его карету, выпрягли лошадей и везли ее на себе до приготовленного для него дома купца Церевитинова.

В Гжатске Князь Кутузов занялся отправлением ответов и разрешений на запросы и донесения, с которыми ожидали его курьеры, присланные из разных мест. Самое примечательное из его писем было следующее к Графу Ростопчину.

«Письмо ваше прибыло со мною в Гжатск сей час, водно время. Не видавшись еще с командовавшим доселе армиями Военным Министром, и не будучи еще достаточно известен о всех средствах, в них имеющихся, не могу ничего сказать положительного о будущих предположениях на счет действия армий. Не решен еще вопрос, потерять ли армию или потерять Москву? По моему мнениюс потерею Москвы соединена потеря России. Теперь я обращаю все мое внимание на приращение армии, и первым усилием для оной будут пребывающие войска Милорадовича, около 15.000 составляющие. Ираклий Иванович Марков извещает меня, что уже 11 полков военного Московского ополчения выступили к разным пунктам. Для сего надежного оплота желательно бы было иметь ружья с принадлежностями, и я, усмотрел из ведомостей, вами при отношении ко мне приложенных, что в Московском арсенале есть годных 11.945 ружей и слишком 2.000 мушкетов и карабинов, да требующих некоторой починки ружей, мушкетов и штуцеров слишком 18.000, покорно просил бы вас, теми средствами, какие вы заблагорассудите, приказать починкою исправить, а я как о сих, так и о первых узнаю от Военного Министра, буде не назначено им другого какого-либо употребления, может быть употреблю на ополчение, и вас не умедлю о том уведомить. Вызов 80.000, сверх ополчения, вооружающихся добровольно сынов Отечества, есть черта, доказывающая дух Россиянина и доверенность жителей Московских к Начальнику, их оживляющему. Вы, без сомнения, оный поддержите так, чтобы армия в доверенности успехов своих, могла при случае ими воспользоваться, и тогда прошу вас направлять их к Можайску».

Из Гжатска Князь Кутузов отправился на купеческих лошадях в Царево Займище, где в тот день, армия имела роздых. Поздоровавшись с поставленным для него почетным караулом, он сказал, смотря на солдат: «Можно ли все отступать с такими молодцами?». Потом, при восклицаниях восторга, объехал он войска, но в виде вновь прибывшего начальника, но как будто бы он при них находился с начала войны, как полный распорядитель, давнишний начальник их, почти не было полка и генерала, которые не служили бы под начальством его. Притом он имел в предводительстве многолетний навык и давно искусился в служении на высших степенях государственного действования. На ясном небе взвился огромный орел и парил над Кутузовым: куда он, туда и орел. Князь снял свою белую фуражку, приветствовал царя пернатых, как вестника успехов, и провозгласил: Ура! Полки повторили восклицание. Лагерь огласился взаимными поздравлениями с приездом Кутузова, как с верным залогом победы. Кто мог, спешил ему на встречу. Даже солдаты, шедшие с котлами за водою, по обыкновению вяло и тихо, узнав о его прибытии, побежали к реке с криком: Ура! воображая, что уже гонят неприятеля. Тотчас явилась поговорка: «Приехал Кутузов бить Французов». Все взоры и сердца обратились к полководцу, Русскому по имени и свойствам. Его приезд, во время самого неблагоприятного положения дел, воскресил упадший дух, оживил в войсках самосознание непобедимости.

Новый период войны начался – единоначалием, Главнокомандующие отдельными армиями подчинились одному лицу и заняли места второстепенные. Все действия совокупились во вновь прибывшем 67-ми летнем полководце. Последуем за каждым его шагом, за каждою его мыслью, ибо все распоряжения происходили от него одного. Он был враг советов, не требовал мнения посторонних, и был совершенно развязан в своих действиях. При отправлении его из Петербурга не было дано ему письменного операционного плана: Император разрешил ему вести войну по собственному усмотрению. Одно строжайше воспретил Он; вступать в переговоры с Наполеоном, и приказал еще, при благополучном обороте войны, занимая нашими войсками западные губернии, поступать кротко с теми несчастными их жителями, которые в отношении к России забыли долг верноподданных. В сих чертах кто не узнает Императора Александра? Неумолим к Наполеон у– милосерд к безоружным.

Осмотрев войско и местоположение, Князь Кутузов приказал отступить из Царева Займища к Гжатску. Причины отступления и другие обстоятельства изложены им в следующем, первом, донесении его от 19-го Августа:

«Я нашел, что многие полки от частых сражений весьма истощились, потому, что только один вчерашний день прошел без военных действий. Я принял намерение недостающее число людей пополнить приведенными вчера Генералом Милорадовичем, и впредь прибыть имеющими войсками, пехоты 14.587, конницы 1.002 человека, так, чтобы они были распределены по полкам, потому что это войско ненадежно, состоя из рекрутов, и имея большой недостаток в Штаб и Обер-Офицерах. Я предпочел отправить обратно назад Штаб, Обер и унтер-офицеров, а барабанщиков и всех рядовых обратить к укомплектованию старых полков, потерпевших в сражениях. Для удобнейшего укомплектования, велел я из Гжатска отступить на один марш, и смотря по обстоятельствам еще на другой, чтобы на вышеупомянутом основании присоединить к армии отправляемых из Москвы в довольном количества ратников. К тому же, местоположение при Гжатске; я нашел невыгодным. Усилясь таким образом, как через укомплектование потерпевших войск, так и через приобщение к армии некоторых полков, сформированных Князем Лобановым-Ростовским, и части Московской милиции, в состоянии буду для спасения Москвы отдаться на произвол сражения, которое однако же предпринято будет со всеми осторожностями, каких важность обстоятельств требовать может. Имеющуюся ныне с армиею Смоленскую милицию, и часть Московской, в готовность пришедшую, употребить я намерен таким образом, что приобщу их к регулярным войскам, не с тем, чтобы ими оные комплектовать, но чтобы их употреблять можно там было иногда к составлению с пиками 3-й шеренги, или ставить их за батальонами малыми резервами, для отвода раненых, или для сохранения ружей после убитых, для делания редутов и других полевых работ, наипаче замещать места при обозах, дабы уже там ни одного солдата держать нужды не было. При сем должно взять ту осторожность, чтобы внушить им, что их состояние от того ни мало не переменяется, что они остаются временными воинами, и что все, от Вашего Императорского Величества им обещанное, сохранится свято; сие готов я утвердить им и присягою».

Числительная сила 1-й и 2-й армии заключалась, по строевому рапорту, представленному Князем Кутузовым при первом донесении Государю, в 95.731 человеках. В том же донесении он говорит, что по сведениям, какие нашел он в армии, полагали у Наполеона 165.000 человек, но что, по его мнению, столько войск у неприятеля быть не может. Князь Кутузов просил также о присоединении к армии части резервов, формировавшихся в низовых губерниях. В ответ, Государь удостоил Князя Кутузова следующим рескриптом:

«Соображаясь с присланными от вас рапортами, нахожу: 1), Что наличное число людей в армиях показывается кавалерии и пехоты 95.734 человека, поступают из корпуса Милорадовича 15.589, собранных из разных мест 2.000, что и составляет 113.323 человека; сверх того не включены в рапортах находящиеся в отдельных отрядах полки, с коими уповательно число армии составлять будет 120.000 человек. 2), Мнение ваше, полагающее донесение о состоянии неприятельских сил в 165.000 увеличенным, оставляет Меня в приятной уверенности, что вышеозначенное число усердных Русских воинов, под предводительством опытного и прозорливого полководца, поставит преграду дальнему вторжению наглого врага, и увенчав вас бессмертною славою, предаст имя ваше потомству, как избавителя Москвы, а вверенное вам воинство украсится вечными лаврами. 3), Касательно упоминаемого вами распоряжения о присоединении от Князя Лобанова-Ростовского новоформируемых полков, Я нахожу оное к исполнению невозможным, по неготовности еще сих полков, а особливо по необходимости иметь устроенное войско для образования и содержания нового рекрутского набора, по коему поступает до 180.000 рекрутов, которых и предполагается содержать и образовать при сих новоформируемых полках, без чего и самый сбор рекрутов учинится невозможным. Посему Я нахожу необходимым, дабы вы формируемых Князем Лобановым и Генерал-Лейтенантом Клейнмихелем полков в армию не требовали на первый случай, a по мере приготовления рекрутов, они будут немедленно доставляться во вверенные вам армии, коих усиление ныне можете произвести, помещая в оные внутренние ополчения. Московская сила, с приписанными к ней губерниями, составляет до 80.000 человек, кои не переменяя ни своего предназначения, ни одежды, могут весьма служить в армиях, даже быв размещены при регулярных полках»[310].

Князь Кутузов известил Тормасова и Чичагова о своем прибытии к войскам и намерении принять генеральное сражение. Посланные к ним повеленйя были следующего содержании

1), Тормасову:

«Вы согласиться со мною изволите, что в настоящие критические для России минуты, тогда, как неприятель находится в сердине России, в предмет действий ваших не может уже входить защищение и сохранение отдаленных наших Польских провинций. Но совокупные силы 3-й армии и Дунайской должны обратиться на отвлечение сих неприятельских, устремленных против 1-й и 2-й армии. А посему, собрав к себе все силы Генерала Эртеля, у Мозыря находящиеся, и Генерала Сакена в Житомире, идти с ними вместе с вашею армиею и действовать на правый фланг неприятеля. За сим Адмирал Чичагов, перешедший уже со всею армиею, сего месяца 17-го числа, Днестр у Каменца, примет на себя все те обязанности, которые доселе в предмет ваших операций входили, и занимая действиями своими пункты, ныне вами оставляемые, содержа беспрерывную коммуникацию с вами, операциями своими содействовать должен всеми силами общей цели, о чем я ему с сим пишу. С сим нарочным буду я ожидать уведомления вашего о тех мерах, какие вы по сему предпринять изволите, о пунктах ваших операций, равно и сведения о состоянии настоящих сил ваших».

2), Извещая Чичагова о данном Тормасову назначении, Князь Кутузов присовокупил:

«Прибыв к армии, я нашел неприятеля в сердце древней России, так сказать, под Москвою. Настоящий мой предмет есть спасение Москвы самой, а потому не имею нужды изъяснять, что сохранение некоторых отдаленных Польских провинций ни в какое сравнение с спасением древней столицы Москвы и самих внутренних губерний не входит».

Таковы были главный распоряжения Князя Кутузова на счет четырех подведомственных ему армий. Данного им Графу Витгенштейну повеления, в делах не отыскалось. Касательно внутреннего управления первых двух армий, поступивших под его непосредственное начальство, он объявил, приказом от 18-го Августа, что Князь Багратион и Барклай де-Толли сохраняют власть, присвоенную им по званию Главнокомандующих. Лично при себе составил он особенный Штаб, и велел Беннигсену состоять при нем «на таком основании, как начальники главных штабов относительно к каждому из Главнокомандующих армиями». Полковник Кайсаров был назначен Дежурным Генералом, а Генерал-Майор Вистицкий Генерал-Квартирмейстером 1-й и 2-й армий; в последствии место его занял Полковник Толь. Окончив первоначальные распоряжения, Князь Кутузов обратился к доблестным, злополучным Смольянам, в следующем печатном объявлении:

«Достойные Смоленские жители, любезные соотечественники! С живейшим восторгом извещаюсь я отовсюду о беспримерных опытах в верности ипреданности вашей к Престолу Августейшего Монарха Нашего и к любезнейшему Отечеству. В самых лютейших бедствиях своих показываете вы непоколебимость своего духа. Вы исторгнуты из жилищ ваших, но верою и верностью твердые сердца ваши связаны с нами священными, крепчайшими узами единоверия, родства и единого племени. Враг мог разрушить стены ваши, обратить в развалины и пепел имущества, наложить на вас тяжкие оковы, но не мог и не возможет победить и покорить сердец ваших. Таковы Россияне! Царство Российское издревле было едина душа и едино тело. Оно всегда подвигалось волею своих Самодержцев и пламенною любовью к ним и к Отечеству своему. Да подкрепит Всевышний многотерпение ваше, любезнейшие и достойнейшие соотечественники! Да услышит моления ваши, да поможет вам свергнуть с себя иго, и да водворит паки во единое семейство мир, тишину, славу и блогоденствие, коими доселе мы наслаждались!».

[309] По отъезде из армии Цесаревича, принял начальство над 5-м, или гвардейским корпусом, Генерал-Лейтенант Лавров.

[310] Высочайший рескрипт, от 24-го Августа, № 80.