ГЛАВА XXVI.

ГЛАВА XXVI.

НАЗНАЧЕНИЕ КНЯЗЯ КУТУЗОВА ГЛАВНОКОМАНДУЮЩИМ ВСЕМИ АРМИЯМИ, И СВИДАНИЕ ИМПЕРАТОРА АЛЕКСАНДРА С ШВЕДСКИМ НАСЛЕДНЫМ ПРИНЦЕМ.

Причины назначения Главнокомандующего над всеми армиями. – Суждение Комитета. – Назначение Князя Кутузова. – Высочайшие рескрипты Князю Кутузову и другим Главнокомандующим. – Отбытие Государя в Або. – Цель свидания сШведским Наследным Принцем. – Договор 18-го Августа. – Отправление Финляндского корпуса в Ревель. – Предложение об уступке Аландских островов. – Ответ Государя. – Письмо Шведского Принца. – Назначение и сила Финляндского корпуса.

Повсеместное недоверие к Барклаю де-Толли, и разномыслие его с Князем Багратионом омрачали виды на будущее. Сверх того, кроме двух армий, порученных начальству сих Генералов, находились еще отдельные армии и корпуса, в 17-ти губерниях составлялось ополчение, вся Россия вооружалась. Недоставало только главного над всеми силами Предводителя для направления их к одной общей цели. Необходимость в верховном вожде становилась все более и более ощутительною. Суждение о столь важном деле передано было Императором Комитету, составленному из Генерал-Фельдмаршала Графа Салтыкова, Генералов: Вязмитинова, Графа Аракчеева и Балашева, и Действительных Тайных Советников Князя Лопухина и Графа Кочубея. 5-го Августа, в день Смоленского сражения, в 7 часов по полудни, собрались они в доме Графа Салтыкова и совещались до 10-ти часов с половиною. Дабы поставить Комитет в известность о положении дел, сообщены ему были донесения Главнокомандующих и разные частные письма, полученные из армии. По выслушании тех и других, Комитет единогласно признал, что «не деятельность в военных операциях происходила от недостатка над всеми армиями положительной единоначальной власти, и сколь невыгодно такое раздробление, столь напротив необходимо общее ее соединение». Основывая сие заключение на положении обстоятельств вообще, и на том, что по действию разных армий на значительном пространстве, они обязаны всегда соглашать свои движения и действия одна с другою», Комитет находил необходимо нужным: «1), Назначить над всеми войсками одного общего Главнокомандующего; 2), назначение его должно быть основано на известных опытах в военном искусстве, отличных талантах, на доверии общем и на старшинстве»[301]. Потом рассуждали: кого предложить в Главнокомандующие, и называли нескольких Генералов: Бенигсена, Князя Багратиона, Тормасова, и жившего давно в отставке Графа Палена, но находили, что ни один из них не соответствовал вполне тем условиям, какие требовались для занятия места верховного предводителя. Судеб исполненное имя Кутузова было произнесено последнее, но зато, едва только его выговорили, прекратились прения. Все члены Комитета признали, что один Кутузов соединял в себе качества, делающие его достойным великого назначения, как по старшинству, так и по заслугам. Вместе с тем положили мнением: предоставить одному Кутузову власть, поставленную Учреждением о большой действующей армии, и велеть начальникам губернских ополчений доносить ему об успехе вооружения и о местах, где уже собрано было земское войско.

Единогласное определение Комитета было отголоском общего мнения всего Государства о Кутузове. Он командовал тогда Петербургским Ополчением, занимался им от всей души, присутствовал при приеме ратников, вооружении и обмундировании их, делал им лично наставления и увещания. Глядя на него, когда он с важностью заседал в Казенной Палате и Комитетах Ополчения, и входил во все подробности формирования бородатых воинов, можно было подумать, что он никогда не стоял на высоких ступенях почестей и славы, не бывал послом Екатерины и Павла, не предводительствовал армиями, и степень начальника земского ополчения почитал делом своего самолюбия. А между тем, как простой зритель, он издалека смотрел на борьбу народов, на повсеместное отступление армии, с которыми полвека делил на ратном поле труды, славу, неудачи, все случайности переменчивого счастья на войне. Но, по мере того, как Наполеон подавался вперед и перед ним все уступало, взоры России устремлялись на Кутузова; его имя было у всех на языке, из глубины сердца призывали его на защиту родины. Он получал безымянные письма, в которых изъявляли прискорбие о бездействии его. За несколько дней перед его назначением, Император возвел его в Княжеское достоинство, и сия награда была вообще принята предвестницею того, что скоро откроется полководцу поприще, на котором Отечество жаждало видеть его.

8-го Августа, после обеда, Государь велел Кутузову приехать на Каменный Остров, и объявил ему, что назначает его в Главнокомандующие над всеми армиями и ополчениями. Кутузов, как он сам в тот вечер рассказывал в тесном кругу своих родных, «принял повеление из уст Императора с христианским смирением, как призвание свыше». – «Я не оробел», говорил он, «и с помощью Божиею надеюсь успеть, но слушая Государя, я был растроган новым назначением моим». В тот же день Князь Кутузов удостоен следующим рескриптом.

«Князь Михаил Илларионович!

Настоящее положение военных обстоятельств Наших действующих армий, хотя и предшествуемо было начальными успехами, но последствия оных не открывают еще той быстрой деятельности, с каковою надлежало бы действовать на поражение неприятеля. Соображая сии последствия и извлекая истинные тому причины, Я нахожу нужным назначение над всеми действующими армиями одного общего Главнокомандующего, которого избрание, сверх воинских дарований, основывалось бы и на самом старшинстве. Известные военные достоинства ваши, любовь к Отечеству и неоднократные опыты отличных ваших подвигов приобретают вам истинное право на сию Мою доверенность. Избирая вас для сего важного дела, Я прошу Всемогущего Бога, да благословит деяния ваши к славе Российского оружия, и да оправдает тем счастливые надежды, которые Отечество на вас возлагает».

Ко всем главнокомандующим: Тормасову, Князю Багратиону, Барклаю де-Толли и Чичагову отправлены следующие, одинакового содержания рескрипты:

«Разные важные неудобства, происшедшие после соединения двух армий, возлагают на Меня необходимую обязанность назначать одного над всеми оными Главного Начальника. Я избрал для сего Генерала от Инфантерии Князя Кутузова, которому и подчиняю все четыре армии. В следствие чего предписываю вам со вверенною вам армиею состоять в точной его команде. Я уверен, что любовь ваша к Отечеству и усердие к службе откроют вам и при сем случае путь к новым заслугам, которые Мне весьма приятно будет отличать подлежащими наградами».

Исполнились надежды, давно питаемые Россиею, и о коих упомянуто также в Высочайшем рескрипте Кутузову. Надежды не были тщетны. В четыре месяца Кутузов одержал совершеннейшее торжество, о каком летописи когда либо упоминали, промчал славу Российского оружия в отдаленнейшие пределы света и приуготовил избавление Европы. Возведение его на степень главного предводителя праздновала Россия с такою радостью, какой она еще не ощущала со времени вторжения неприятелей. Никогда голос Империи не был столь единодушен и решителен. Достоинство, признаваемое в полководце целым народом, не есть фимиам лести: это излияние чувств 50-ти миллионов человек к представителю их славы. Поколение 1812-го года выросло, возмужало в громкое, волшебное царствование Екатерины; от вождя времен Ее ждало оно побед, и заранее венчало бессмертием того, о ком Державин в пророческом духе вещал:

Смерть сквозь главу его промчалась,

Но жизнь его цела осталась:

Сам Бог его подвиг блюл![302]

На другой день после назначения Князя Кутузова, Император отправился в Або, для свиданияс Наследным Шведским Принцем. При начале войны писал к немуГосударь о желании Своем лично с ним познакомиться, но обстоятельства не дозволяли Его Величеству совершить своего намерения прежде Августа месяца. Императора сопровождали Графы Румянцев и Аракчеев, Генерал-Адъютант Кутузов и Флигель-Адъютант Чернышев. 12-го Августа, в 6 часов после обеда, прибыл Император в Або, остановился в доме Бремера, на большой площади, и был встречен Генерал-Губернатором, Сенатом и чиновниками разных управлений. Радостные клики гремела повсюду, и возобновлялись при каждом появлении Государя. По два дня город был иллюминован[303]. Празднеств никаких не было. Государь сказал депутации граждан, что «по смутным обстоятельствам не считает совместным принять приглашение на приготовленный городом бал». На следующее утро Его Величество был на разводе, в Сенате, в походном лазарете; и ездил на дрожках по городу и за заставу. Три дня Император ожидал Принца, а часто прогуливался один по морскому берегу. 15-го, в 7 часов вечера, прибыл Наследный Принц на Фрегате Яррамасе. У Шлосса он сел на Русский катер и плыл вверх по реке к назначенному для Его Высочества дому Ландсгевдинга.

Цель свидания Государя с Наследным Принцем состояла в укреплении союза России с Швециею. Личное знакомство и дружба Монархов суть самые надежные поруки доброго между ними согласия и прочности существующих между ними договоров. Сим правилом руководствовался Император Александр во все Свое царствование, и постоянно с полным успехом, чему конечно способствовали Его обворожительные свойства, убедительное красноречие и правота дела, которая была всегда на Его стороне. Через два дня, 18-го Августа, подписали в Або договор, долженствовавший распространить условия союза с Швециею, заключенного 24-го Марта[304]. Главные статьи договора были следующие: 1), Россия обязывалась выставить 35.000 человек, вместо 15-ти, или 20.000, назначенных в трактате 24-го Марта, для высадки в Германию и покорения Норвегии. Из числа 35.000 прибыть на берега Шонии 25.000-м, в конце Сентября, а если можно и скорее; остальным же 10.000-м в Ноябре. 2), Немедленно по прибытии 25.000 Русских в Шонию, обязывалась Швеция открыть военные действия высадкою в Зеландию иДатские острова. 3), Если Датский Король не уступит добровольно Норвегии, не согласится присоединить своих войск к Русским и Шведским, и, следственно, надобно будет вооруженною рукою напасть на Зеландию, то Россия все права свои на завоевание сей области уступает Швеции. 4), В случае заключения с Наполеоном мира, на основании которого пределы России распространились бы до Вислы, Швеция обязывалась признать такое расширение наших границ. 5), Россия давала Швеции в заем 1.500.000 рублей, частью деньгами, частью мукою и зерновым хлебом, с обязательством полупить обратно сию сумму через 16 месяцев после присоединена Норвегии к Швеции.

Из договора 18-го Августа видно, что действия против Дании были отложены до исхода Сентября. На то были разные причины: 1), Ни Русские войска в 25-ти тысячном составе, как трактатом определялось, ни Шведские, не были готовы 2), Надобно было снестись предварительно с Лондонским Двором о действиях против Датчан и Норвегии. 3), Бывшая тогда в самом разгаре война в России не дозволяла помышлять о каком-либо постороннем предмете, кроме усиления наших армий, действовавших против Наполеона. Коль скоро истина сиябыла признана, то уже не трудно было извлечь из нее и последствия. Рассуждая, что в продолжение шести недель, на которые отсрочивалась высадка в Зеландию, находившийся в Финляндии корпус, под начальством Графа Штейнгеля, оставался праздным, положили перевезти его немедленно в Ригу, и употребить там до 1-го Октября, а к сему сроку возвратить его на прежнее место и отдать в распоряжение Шведского Принца. Предложениеоб отправлении войск наших из Финляндии к Риге на шесть недель, было сделано самим Наследным Принцем, и принято Государем с большим удовольствием, совершенно согласуясь с видами Его Величества. Однако, желая на будущее время быть правым, если бы Граф Штейнгель не успел к 1-му Октября возвратиться в Финляндию, Государь заметил о невозможности наверное определить время, когда сим войскам можно будет отплыть обратно из Риги, ибо введя их единожды на театр войны, завязав их там в дела, не легко будет воротить. Такое замечание было неопровержимо, а превосходство сил Наполеоновых соделывало необходимым ставить против него сколько можно больше войск, не раздробляя их дальним походом в Данию. От Стокгольмского Двора не могло ускользнуть, что для самого приобретения Норвегии должно было ему предварительно способствовать России в успехе и борьбе ее с Наполеоном.

Скрепление дружества с Швециею, следственно обеспечение России со стороны Финляндии, и возможность употребить Финляндский корпус там, где в нем настояла надобность, были непосредственные следствия пребывания Государя в Або. В продолжение оного предстояло Императору испытание, явившее вновь Его непоколебимое намерение удержать в самое тяжкое время честь и достояние России. С самого прибытия своего в Швецию, Наследный Принц особенно дорожил дружбою Государя, но вместе c тем, видя выгоды союза его для России, возымел мысль просить о вознаграждении. Не желая лично объясняться с Императором о предмете, для Его Величества неприятном, обратился он к Флигель-Адъютанту Чернышеву, привыкши говорить с ним откровенно, когда еще был Французским Маршалом. Он призвал его к себе и сказал: «Отсрочив поход в Норвегию и предоставя в распоряжение Императораpa Александра корпус Графа Штейнгеля, надеюсь на взаимность. Император имеет случай оказать мне великодушие и явить Швеции пользу, извлекаемую ею из союза с Россиею, сделав самую ничтожную уступку – Аландские острова». Чернышев тотчас доложил о сем предложении Государю, и получил повеление отвечать Принцу, что «хотя Император и дорожит его дружбою и тесною связью с Швециею, однако же не уступит ни аршина земли, даже если бы довелось Ему удалиться в Сибирь и там сражаться за неприкосновенность Империи». Если хотим постигнуть всю великость ответа, должно знать, что за несколько часов перед тем Государь получил донесение о падении Смоленска!

Три дня продолжалось свидание в Або. 18-го Августа, в 5 часов по полудни, Наследный Принц отправился обратно в Стокгольм; через час потом выехал Государь, и прибыл в Петербург 21-го Августа. До какой степени личное знакомство сдружило Государя с Наследным Принцем, свидетельствуют следующие слова из первого после свидания письма его к Императору, от 4-го Сентября. «Минуты», говорит он, «проведенный с Вашим Величеством в Або, и разговоры наши оставили в душе моей впечатления, навсегда неизгладимые. Желаю иметь случай доказать Вашему Величеству всю полноту чувствований, Вам посвященных, и счастлив надеждою увидеть желания мои осуществленными»[305].

Стоявшие в Финляндии войска назначались на первый случай для освобождения Риги от осады, и должны были отплыть в Ревель на военных и купеческих судах из Гельзингфорса, с Аландов и из Або. По высадке в Ревеле, они поступали под начальство Рижского Военного Губернатора Эссена. «От того вы получите такое усиление», сказано в Высочайшем рескрипте Эссену, «что Я не сомневаюсь в успехах ваших и поверхности над неприятелем, силы которого, по всем известиям, весьма в посредственном числе в окрестностях Риги и Митавы». Государь велел Эссену, по прибытии войск из Финляндии, непременно овладеть неприятельскою осадною артиллериею и освободить крепость от формальной осады[306]. Числовойск, отправленных из Финляндии, превышало 17.000 человек[307]. Пехотным и егерским полкам десантного корпуса велено быть в одном действующем батальоне, таким образом, что 2-й батальон каждого полка сдавал в выступающей 1-й всех своих рядовых, от чего роты 1-го батальона были в двойном комплекте людей. Штаб, обер и унтер-офицеры и музыканты расформированных батальонов оставлены в Финляндии для нового укомплектования[308].

[301] Подлинные слова из журнала Комитета.

[302] Стихи сии относятся к чудесной ране Кутузова, полученной им на Крымском полуострове. Пуля пробила у него левый висок, и вылетела в правый, пройдя позади глаз.

[303] Абовские официальные ведомости №101, 18/27 августа 1812-го года.

[304] «Il est necessaire de donner un plus grand developpement aux stipulations du traite d'alliance du 24 Mars, afin d'acelerer 1 epoque, ou S. M. le roi Suede put operer une diversion sur le continent de l'Allemagne en faveur de l'armee Russe».

[305] «Les instants que j'ai passes a Abo pres de Votre Majeste, mes entretiens, avec Elle, ont laisse dans mon ame des impressions, dont elle conservera eternellemens le souvenir. Je ne desire, Sire, que l'occasion de prouver a Votre Majeste tout l’etendue des sentimens que je Lui ai voues, et je suis heureux de l'esperance de voir mes voeux se realiser un jour».

[306] Высочайшийрескрипт от 20-го Августа, № 90.

[307] Из Гельзингфорса полки конные: Финляндский драгунский и казачии Лощилина. Пехота, 6-й дивизии: Азовский, Низовский и 3-й егерский, 21-й дивизии: Невский, Петровский, Литовский; 2 роты артиллерии. Из Або: пехотный Подольский. С Аланда полки: Брянский, 2-й и 44-й егерские, и рота артиллерии. Всего 325 штаб и обер-офицеров, 821 унтер-офицеров и музыкантов, 14.719 рядовых, 1.184 нестроевых, 1.279 человек конницы.

[308] Высочайший рескрипт Графу Штейнгелю, от 18-го Августа, №74.