Глубокий маневр

Отрывки из книги: С.Н. Борщев «От Невы до Эльбы», Лениздат, 1973 г., стр 203 – 242

Глубокий маневр

Ранним утром 27 января, петляя по улицам и переулкам Гатчины, мы выехали из города. Быстро нашли деревню, где размещался штаб 120-й дивизии. Мне повезло. Войдя в один из уцелевших домов на самой околице, я сразу увидел среди нескольких старших офицеров плотного, приземистого человека в форме генерал-полковника. Это был командующий армией И. И. Масленников.

— Где дивизия? — скороговоркой спросил командующий после того, как я представился.

— Вышла на Киевское шоссе северо-западнее Гатчины. Я следую с авангардным триста сороковым полком.

Командарм сообщил, что наша дивизия входит в состав 123-го корпуса, и приказал мне немедленно явиться к генерал-лейтенанту Анисимову для получения боевой задачи. Взяв из моих рук планшет, он показал деревню, где находится штаб корпуса. На этом разговор был окончен. Властный голос командарма, его скупые, быстрые жесты не оставляли сомнения, что человек он, видимо, по-военному суровый и требовательный. Не больше чем через час я вновь убедился в этом.

Только я представился командиру корпуса и сообщил, где находится дивизия, как в штаб быстрой походкой вошел командарм. Должно быть, его машина шла следом за моей. Он прервал наш разговор и попросил командира корпуса доложить обстановку.

Генерал-лейтенант Г. И. Анисимов сделал это весьма обстоятельно. Когда речь зашла о Елизаветине, он сказал, что там гитлеровцы продолжают оказывать упорное сопротивление. Командарм вспылил и в резкой форме потребовал принять все меры, чтобы немедленно овладеть этим населенным пунктом.

Впервые после 900 дней блокады я лично ощутил, что значит выйти на оперативный простор. Мы, командиры, воевавшие на Ленинградском фронте, до сих пор еще не испытали чувства удовлетворенности, когда громишь врага на огромных пространствах, как это делали наши братья по оружию под Сталинградом и на Курской дуге...

Конечно, прав командарм, требуя решительного наступательного маневра, приказывая перехватывать дороги, отсекать пути отступающему врагу, окружать и уничтожать его. И сейчас мной, как никогда, овладело нетерпение — скорее бы получить боевую задачу. Но командир корпуса все еще докладывал командарму, а тот, уточняя некоторые данные, тут же отдавал приказания. Наконец генерал-полковник Масленников, словно впервые заметив меня, сказал:

— Поставьте командиру сорок шестой задачу! Генерал-лейтенант Анисимов быстро нанес обстановку на моей карте и приказал овладеть населенными пунктами Калитино, Черная и развивать наступление в гдовском направлении на Сосницы — Осьмино. Я повторил приказ и, получив разрешение идти выполнять его, резко повернулся к двери.

— Стойте, полковник, — задержал меня командарм. — Почему не задаете никаких вопросов?

Я ответил, что пока мне все ясно, а если что изменится, уточню обстановку на месте у соседей и своей разведкой. Должно быть, в моем ответе командующий уловил то чувство радостного возбуждения, которое испытывает командир, соскучившийся по настоящему боевому делу.

Смягчившись, он полушутливым тоном сказал:

— Задерживать не стану, а то можете прозевать противника, — И уже серьезно добавил: — Слышал о вас. Надеюсь, не подведете!

В это время командир дивизии, наступавшей в первом эшелоне корпуса, которого недавно ругал командарм, сообщил, что взяты населенные пункты Елизаветино и Николаевка.

— Давно пора, — вздохнув, сказал командарм и, попрощавшись, уехал.

— Теперь ваш черед, — обратился ко мне командир корпуса. — Выполняйте поставленную вам задачу, развивайте наступление на гдовском направлении. Мы должны облегчить дело дивизиям Волховского фронта. Их под Лугой крепко затерло.

Я тут же в штабе корпуса связался по рации с командирами наших полков, указал им районы сосредоточения и поставил задачи. Затем, выслушав последнее напутствие командира корпуса, что называется, пулей вылетел на улицу и, сев в машину, приказал шоферу:

— Жми по Киевскому шоссе, навстречу триста сороковому!

Но гнать машину долго не пришлось. Вскоре мы встретили на шоссе первую колонну 340-го стрелкового полка. Во главе ее впереди 1-го батальона шел командир полка полковник И. Н. Фадеев.

Я удивился. Ведь только с полчаса назад ему было отдано приказание по рации. Не на машинах ли умудрились наши пехотинцы проскочить какой-нибудь участок пути?

— А мы теперь на своих двоих быстрее любой машины совершаем марши, — полковник Фадеев улыбнулся. — Солдаты боятся остаться без дела.

Мы развернули карты, и я, подтвердив ранее поставленную по рации задачу, приказал командиру 340-го стрелкового полка срочно произвести рекогносцировку на местности и форсировать наступление вдоль дороги на населенные пункты Калитино и Черная. Надо было спешить, чтобы не дать противнику закрепиться на промежуточных рубежах.

— В добрый час! — сказал я Фадееву..

Он слегка замешкался и, покосившись на своего адъютанта лейтенанта Вареника, проговорил:

— Сегодня в Ленинграде салют будет. Читали в газетах? Шутка сказать — двадцать четыре залпа из трехсот двадцати четырех орудий!

Лейтенант Вареник уже держал в руках флягу.

— — По маленькой, товарищ полковник, — продолжал Фадеев, — за конец блокады.

— С удовольствием, — ответил я, — только после боя. Возьмете деревни Калитино и Черная, там и опрокинем по маленькой. А то на марше отмечать такой большой праздник как-то не совсем удобно.

— После боя так после боя. За нами дело не станет. Однако не так легко оказалось взять деревни Калитино и Черная. Противник, используя выгодную местность, высоты и приспособленные к обороне населенные пункты, упорно сопротивлялся. 340-й полк в течение трех часов не мог сломить сопротивление врага. Я приказал командиру 176-го полка майору С. Ф. Семенову совершить обходный маневр и выйти в тыл противнику в районе деревни Черная, а командиру лыжного батальона капитану В. Г. Арсенину перерезать дорогу Калитино — Черная, чтобы не дать врагу отойти на Сосницы.

Пока Арсенин не доложил по рации о выполнении приказа, я волновался, боясь, как бы гитлеровцы не ускользнули от нас.

И как же был обрадован, когда через час услышал возбужденный голос Арсенина:

— Перерезал дорогу, отступать им не даю!

Вслед за этим командир 176-го полка майор С. Ф. Семенов доложил, что и его подразделения вышли в район деревни Черная и уничтожают отступающего противника. В это же время 340-й полк полковника Фадеева ворвался в деревню Калитино. Враг был зажат между деревнями Черная и Калитино. Он метался, ища выхода из окружения, бросал на ходу артиллерию, машины и обозы. Лесная дорога на протяжении 12 километров была вся забита трофейной техникой, в кюветах и по обочинам валялись трупы вражеских солдат и офицеров.

Военный совет Ленинградского фронта учитывал, что гитлеровцы, отступающие от стен Ленинграда, которому они причинили столько горя, боясь возмездия, будут отчаянно сопротивляться. В директивах, приказах и во многих других документах говорилось, что воевать придется не с деморализованным, отступающим в панике противником, а с частями и соединениями еще достаточно сильного врага. Весь дальнейший ход боев подтвердил это. Враг умело действовал не только во время нашего наступления зимой 1944 года, но и еще в большей мере позже, оказывая упорное сопротивление под Псковом, Нарвой и Тарту.

После боев за населенные пункты Калитино и Черная и примыкающие к ним дороги, продолжавшихся почти сутки, нам стало ясно, что враг стремится организованно отойти в двух направлениях: на Нарву и Лугу. Надо было во что бы то ни стало сорвать его замыслы. Я приказал командиру 340-го стрелкового полка полковнику И. Н. Фадееву преследовать противника в направлении Сосницы и не допустить его отхода за реку Лугу; командиру 176-го стрелкового полка майору С. Ф. Семенову — преследовать противника по параллельной дороге также в направлении Сосницы и перехватить пути отхода его на Кингисепп; командиру лыжного батальона капитану В. Г. Арсенину — совершить обход слева и перерезать дорогу в районе Сосницы, не допустив отхода врага на Осьмино и Лугу.

Большого успеха добился тогда лыжный батальон благодаря инициативе и решительности капитана Арсенина. Узнав, что Валентин Григорьевич Арсенин живет сейчас под Ногинском в Московской области, я написал ему письмо с просьбой рассказать об этом бое и о том, как сложилась его жизнь после войны.

Ответ я получил сразу же. Вот выдержка из письма Валентина Григорьевича:

«...Вы поставили нам тогда задачу отрезать пути колонне противника, отходящей по дороге через лес. Батальон на лыжах прошел по бездорожью и обнаружил колонну. Наши разведчики установили, что противник начал отступать по лесной дороге на Сосницы. Я принял решение: одной ротой со средствами усиления занять оборону в Сосницах, а основными силами батальона ночью атаковать колонну во фланг. Фашисты не ожидали нашей внезапной атаки и настолько растерялись, что не успели даже развернуть свои орудия. Да это было бы и бесполезно, так как удар наносился одновременно по всей колонне. Все же через некоторое время противник опомнился, залег и стал отбиваться автоматно-пулеметным огнем и гранатами. Однако смелые действия бойцов роты лейтенанта Сорокина и пулеметного взвода лейтенанта Грекова сломили сопротивление гитлеровцев. Они бросили боевую технику и стали разбегаться по лесу.

Мы прочесали лес и взяли несколько сот пленных. Ну а остальное вы сами хорошо знаете.

В этом бою отличились: лейтенант Сорокин, который после полученного ранения, истекая кровью, продолжал руководить атакой своего взвода, лейтенант Греков, умело использовавший огонь пулеметов в тех местах, где враг оказывал большее сопротивление, и старший сержант Суворов. Последнему я обязан жизнью. Он прямо из-под моих ног выхватил немецкую гранату и бросил ее обратно.

А вообще-то весь батальон действовал исключительно хорошо. За отличное выполнение задания вы представили к правительственным наградам 40 человек».

О себе Валентин Григорьевич пишет кратко: «После войны служил в Ленинградском военном округе. В 1948 году поступил в Бронетанковую академию. По окончании ее был назначен заместителем командира одной из дивизий Забайкальского военного округа. В конце 1955 года началось продолжительное обострение болезни позвоночника (сказались ранения и контузия, полученные во время боев за прорыв блокады), и в январе 1956 года я был демобилизован из рядов Советской Армии по инвалидности в звании инженер-подполковника. В настоящее время я пенсионер, но работаю начальником мастерских научно-исследовательского института».

Прочитав письмо, я подумал: «Как же Арсенин работает при таком тяжелом заболевании позвоночника?» Вскоре узнал от нашего ветерана дивизии, бывшего командира 314-го стрелкового полка А. П. Мельникова, о тяжелом испытании, выпавшем на долю В. Г. Арсенина. После демобилизации он месяцами неподвижно лежал, прикованный к постели, слушал суровые приговоры врачей. Но твердая воля бывалого фронтовика, желание жить полнокровной жизнью, работать, приносить пользу Родине взяли свое. Сражение его с недугом было продолжением военного подвига. Он каждый день, как бы ему ни было трудно, делал физические упражнения, поражая врачей своим неиссякаемым оптимизмом. Когда смог ходить, развел пчел, стал лечиться натуральным пчелиным ядом. Бывало, близкие не узнавали его, распухшего от пчелиных укусов. Он смеялся, шутил: «Мы, дескать, еще и не такое переживали».

Выигрывая день за днем маленькие сражения, он в конце концов заставил болезнь отступить настолько, что смог вернуться в строй, найти себе дело по душе и с прежней энергией окунуться в работу.

Мне хочется немного дополнить рассказ Арсенина о боях под Сосницами.

Заняв круговую оборону в населенном пункте силами одной роты со средствами усиления, наш комбат поступил весьма предусмотрительно, так как одно из вражеских подразделений пробилось к Сосницам и завязало бой на ее северо-западной окраине. У противника другого выхода не было, как только расчищать себе путь к отступлению. Кругом болота, и скрыться негде. Поэтому, не считаясь с потерями, противник наседал на нашу роту, оборонявшую Сосницы, стремясь во что бы то ни стало выбить ее оттуда. Но этого сделать ему так и не удалось. Смелая, хорошо продуманная операция была свидетельством того, насколько выросли в боях наши командиры среднего звена. Они научились хорошо ориентироваться в обстановке, проявлять инициативу, принимать правильные решения и вести бой в самых сложных условиях.

Два с половиной года назад самонадеянные генералы и офицеры вермахта во главе с Гитлером, начиная войну против нас в очень выгодных для себя условиях, делали большую ставку на якобы низкий уровень подготовки нашего офицерского состава и его неспособность противостоять «сверхинициативным» и «сверхрешительным» офицерам фашистской армии. Что ж, господа генералы вермахта, время показало, насколько несостоятельны были ваши понятия...

После допросов пленных, взятых нами в боях за населенные пункты Калитино, Черная и Сосницы, можно было сделать один вывод: противник придает большое значение обороне города Луги. Пленные называли этот город укрепленным районом. Недаром 59-я армия Волховского фронта, начав наступление 14 января, через 6 дней взяла Новгород, а под Лугой вот уже 10 дней ведет тяжелые бои и никак не может сломить сопротивление гитлеровцев.

Луга пока не входила в полосу наступления Ленинградского фронта. Наша дивизия, как уже сказано было выше, имела задачу развивать наступление на гдовском направлении. Гдов, находящийся в двух километрах от Чудского озера, где произошло в свое время знаменитое «Ледовое побоище», вызывал у нас много разговоров. Часто кто-нибудь из бойцов вспоминал запомнившийся ему эпизод из фильма «Александр Невский». За этим следовали беседы. Политработники, коммунисты, агитаторы рассказывали об историческом сражении, говорили о том, что у потомков псов-рыцарей плохая память.

В одной из частей бойцы-разведчики окрестили своего помкомвзвода старшего сержанта Василия Тупкаленко — человека богатырского сложения — Василием Буслаевым... Надо сказать, что своим вторым именем он гордился и не запятнал его в боях. Войну Василий Тупкаленко закончил кавалером орденов Славы всех трех степеней, ордена Красной Звезды и многих медалей. Он удостоился чести быть участником парада Победы на Красной площади в Москве. О его подвигах еще пойдет речь ниже.

Много лет спустя после войны я был обрадован, узнав, что Василий Яковлевич Тупкаленко жив и здоров. Он стал знатным комбайнером, работает в колхозе имени Чапаева Золочевского района Харьковской области.

Разгромив противника в районе Сосниц, части дивизии продолжали стремительно его преследовать.

В первом эшелоне обычно шли 340-й и 314-й стрелковые полки, которыми командовали опытные офицеры Фадеев и Мельников. Оба они были хорошими, отважными командирами, хотя и разными по характеру: полковник Иван Никифорович Фадеев — сосредоточен и сдержан, подполковник Александр Петрович Мельников — горяч и порывист. Третий командир полка — майор Сергей Федорович Семенов — был намного моложе их годами. Человек веселый, добрый, простой, он в житейских делах был прямодушен, в бою же по-военному хитер, бесстрашен, напорист и зол.

Из-за полного бездорожья основную часть артиллерии и весь автотранспорт дивизии пришлось направить в обход на Осьмино по маршруту Сосницы — Заполье — Молосковицы — Яблонцы. Командование этой колонной я поручил начальнику оперативного отделения подполковнику А. И. Зимину, приказав ему присоединиться к основным силам дивизии в районе Осьмина.

Противник из района Луги спешно направлял отдельные отряды, которые занимали оборону на промежуточных рубежах, стремясь задержать наше продвижение на Гдов и Лугу. Такой отряд силой до пехотного батальона с танками и самоходной артиллерией был разгромлен в районе деревень Реполка и Верест передовым отрядом 314-го полка. Но вслед за авангардным батальоном подошли главные силы гитлеровцев — до двух пехотных полков, усиленных танками и самоходной артиллерией. Противник перешел в контратаку. Завязался ожесточенный бой. Деревня Верест несколько раз переходила из рук в руки.

Разговаривая по рации с подполковником А. П. Мельниковым, я сказал, что помочь ему ничем не могу. В это время основные силы дивизии вели наступление на другом, очень важном для нас направлении. Приказав полку отразить контратаки своими силами, я напомнил Мельникову, что он должен надежно прикрывать наш левый фланг. Я знал, что положение 314-го полка трудное, но верил, что задачу свою он выполнит. Так оно и случилось.

Нам необходимо было продолжать преследование врага, идти лесными тропами, полевыми дорогами по глубокому снегу на Большие и Малые Сабицы и Плюссу, чтобы перерезать дорогу Луга — Псков. Такой приказ я получил накануне от командира корпуса. Это было 31 января.

Таким образом, с этого дня мы вышли на лужское направление и оторвались от основных сил 42-й армии, которая продолжала наступать на гдовском направлении.

Луга официально все еще входила в полосу наступления Волховского фронта. И только после того, как наметился успех войск Ленинградского фронта, развившего наступление на Лугу с запада и севера, город с 8 февраля по указанию Ставки Верховного Главнокомандования вошел в полосу наступления Ленинградского фронта.

В исключительно тяжелых условиях, в морозы и метели, наши полки преодолевали трудный многокилометровый путь. Противник, отступая, бросал технику, делал завалы и минно-взрывные заграждения на лесных дорогах. Машины здесь уже пройти не могли. Наши солдаты несли на себе или тянули на волокушах тяжелые минометные плиты, пулеметы и боеприпасы. Чтобы не потерять управление полками, я вместе с офицерами оперативной группы штаба шел за отрядом преследования.

Полки дивизии, смело маневрируя, выходили в тыл противника, громили его по частям, не давая выводить из-под удара живую силу и боевую технику, организовать оборону на промежуточных рубежах.

Перед наступлением на Осьмино мы решили хорошо разведать силы врага как на подступах к этому важному узлу дорог северо-западнее Луги, так и в самом населенном пункте, куда отступали под ударами войск Ленинградского фронта его части и соединения. Я приказал командиру 49-й разведывательной роты старшему лейтенанту Николаю Лашкову проникнуть глубоко в тыл противника и собрать нужные нам сведения.

За ночь разведчики прошли на лыжах 25 километров, а 1 февраля в 10 часов утра я получил от Лашкова радиограмму. Разведчики достигли районного центра Осьмино, взвод под командой лейтенанта Елизарова выслан в направлении Сара-Лог и Любочажье. Затем старший лейтенант радировал, что к Осьмину направляется колонна в составе более 20 машин с немецкой пехотой.

Видимо, противник собирался занять оборону в этом населенном пункте и не допустить выхода советских войск в тыл Лужской группировке. Надо было задержать колонну до подхода наших основных сил. Лашков уверил меня, что рота сумеет выполнить эту задачу с честью.

Захваченные нами на дорогах пленные солдаты и офицеры 24-й немецкой пехотной дивизии — старые «знакомые» по Красному Бору — подтвердили наше предположение. Я приказал ускорить продвижение частей, форсировать реку Лугу по льду и захватить Осьмино. Еще на рассвете 1 февраля 340-й, 314-й и 176-й стрелковые полки под командованием И. Н. Фадеева, А. П. Мельникова и С. Ф. Семенова вышли к реке Луге и, с ходу форсировав ее, стали продвигаться к Осьмину.

В это время наши разведчики уже вели бой. Как только первые машины с пехотой противника поравнялись с засадой, разведчики внезапно открыли автоматный огонь. Две машины рванулись вперед и тут же подорвались на минах, поставленных нашими бойцами. Гитлеровцы соскочили с машин и стали отстреливаться. Колонна была задержана на два часа. Противник потерял здесь только убитыми более 100 человек.

Вскоре к Осьмину подошел посланный мной в обход 393-й артиллерийский полк нашей дивизии. Связавшись с разведчиками, командир этого полка майор Солодков уточнил обстановку и с ходу, скрытно развернув два дивизиона, быстро занял боевые порядки для стрельбы прямой наводкой. Артиллеристы убедились, что разведчики точно указали им маршруты движения колонн вражеской мотопехоты. Командиры расчетов подпускали их близко к орудиям и расстреливали в упор.

В течение часа авангардный полк 24-й пехотной дивизии был разгромлен. На поле боя противник оставил 12 гусеничных транспортеров, 16 орудий, 20 автомашин и 300 убитых солдат и офицеров. Остатки вражеского полка отошли в направлении населенного пункта Сара-Лог. К этому времени подошли главные силы 24-й немецкой пехотной дивизии и также заняли оборону в районе Сара-Лог и Любочажье. Попытки нашего 340-го полка с ходу овладеть населенным пунктом Сара-Лог не увенчались успехом.

Я приказал командиру 49-й разведроты старшему лейтенанту Н. Лашкову обойти обороняющегося противника справа и ночью проникнуть в Сара-Лог с тыла, захватить пленных, установить силы врага и систему его обороны.

В обход Луги

Обгоняя колонны гитлеровцев, нападая на них из засад, пробиваясь с боями через промежуточные рубежи и опорные пункты, дивизия за неделю отмахала километров двести. Полки весьма ощутимо испытывали нехватку в продовольствии и боеприпасах.

Мы находились в полосе наступления 67-й армии, но все еще входили в состав 42-й армии, штаб которой отстоял от нас километров на сто — сто двадцать. Два дня назад где-то в районе Сосниц к нам по бездорожью чудом пробрался обоз с продовольствием и боеприпасами. Офицер-интендант, возглавлявший его, проклинал окаянные дороги, ворчал, покрикивал на повозочных и водителей вездеходов. Меня он попросил дать людей. Один вездеход с прицепом застрял в болоте недалеко от нас. Надо было помочь его вытащить. Между прочим, интендант сказал, что мы должны благодарить Военный совет армии, который приказал доставить нам продовольствие и боеприпасы.

Я с большой благодарностью подумал о своем высшем начальстве. Мне казалось еще преждевременным обращаться к нему за помощью, а оно само вспомнило о вырвавшейся вперед дивизии и, должно быть, связавшись со штабом корпуса, выяснило наши нужды.

Присланных запасов хватило на три дня. Сейчас, во время остановки в лесу в нескольких километрах от Осьмина, я думал не только о плане предстоящего боя, но и о его обеспечении.

Мы не знали точно, какими силами располагает 24-я немецкая пехотная дивизия и где проходит ее линия обороны в Сара-Логе и Сара-Горе. Фактически это была одна деревня, разделенная большим оврагом. Противник не зря решил дать нам бой именно здесь. Названия «Лог» и «Гора» уже говорили сами за себя: здесь, как нигде» удобно было строить оборону, создать сильный опорный пункт.

Донесения от Лашкова все еще не было. Надвигалась ночь, а мы стояли на лесной дороге. Радисты с рацией разместились в розвальнях. Сани были пока единственным видом транспорта, которым можно было пользоваться. Я выслал вперед разведчиков, приказав им отыскать удобное место для временного расположения нашей оперативной группы. Они вернулись очень быстро и доложили, что недалеко отсюда, здесь же в лесу, находится дом. Впервые за все время этого глубокого рейда нам представилась возможность затопить печь, раздеться, просушить одежду и хотя бы пару часов отдохнуть под крышей.

Мы отправились за разведчиками. Лесная избушка выросла перед нами как в сказке. Пока рация молчала., а солдаты пытались разжечь в печи сырые коряги и сучья, я решил узнать у начальника разведотделения нашего штаба майора А. М. Шуленина подробности вчерашнего боя разведчиков в Осьмине.

Оказывается, они действовали вместе с одним из экипажей нашего танка Т-34. Через час после того, как разведчики захватили поселок, туда въехала на машинах и гусеничных транспортерах колонна противника. Немцы двигались спокойно, походным порядком. Разведчики дали колонне втянуться в поселок, и как только последний тягач с пушкой замкнул ее, они перекрыли дорогу к отступлению. Экипаж танка сразу же открыл огонь по голове колонны. Наводчик у танкистов был опытный. Пять снарядов, посланных в цель, уничтожили четыре пушки. Гитлеровцы метались по узким улочкам поселка и никак не могли ни развернуть орудия к бою, ни повернуть тягачи назад. Наши разведчики перебили всех солдат и офицеров противника, которые оказывали сопротивление, отстреливаясь из автоматов.

Майор А. М. Шуленин часто упоминал фамилию старшего сержанта Василия Тупкаленко. Он действовал очень инициативно, решительно и лично уничтожил в бою огнем автомата и гранатами не менее 30 фашистов. Думая о Тупкаленко, я улыбнулся своим мыслям. До чего же наши солдаты могут метко окрестить человека. Василий Буслаев да и только!

Наконец радисту удалось связаться по рации с нашими разведчиками. Командир разведроты старший лейтенант Дашков сообщил, что в Сара-Логе, Сара-Горе, Любочажье, Брея и Белой Горке немцы занимают оборону значительными силами. Взятые разведчиками пленные утверждают, что в этих деревнях и вокруг них сосредоточились главные силы 24-й пехотной дивизии. Я поинтересовался, из каких родов войск добыты пленные и можно ли доверять их показаниям.

— Есть среди них артиллеристы и пехотинцы, — ответил Лашков, — допрошены они все по отдельности, но показания их примерно сходятся.

Лашков сказал мне также, что подробное донесение о проведенной им разведке боем в деревнях Сара-Лог и Сара-Гора он уже послал со связными. Только я успел закончить разговор по рации, как к избушке подошли связные на лыжах.

Я прочитал донесение и стал расспрашивать их. Разведчики попались бывалые и довольно толково отвечали на мои вопросы. Вот что я узнал из нового донесения командира разведроты и беседы с его связными.

Передовой дозор, возглавляемый старшим сержантом Василием Тупкаленко, ночью подошел к деревне Сара-Лог и установил, что на южной окраине стоит на огневых позициях пушка, возле которой топчется часовой. Старший сержант Тупкаленко и сержант Злобин подкрались к часовому и без шума сняли его. Узнав об этом, командир роты старший лейтенант Лашков решил атаковать спящих фашистов. Пройдя лесом метров триста, разведчики развернулись в цепь и ровно в 2 часа ночи ворвались в Сара-Лог. К их удивлению, нигде на улицах не было часовых. В это время из бани вышла женщина. Увидев советских воинов, она сказала: «Бейте их, окаянных! Они сидят в домах!» Женщина указала, в каких именно домах находятся фашисты с пулеметами. В эти-то дома и полетели гранаты. Гитлеровцы начали выскакивать в одном белье. Разведчики встретили их автоматным огнем. 75 солдат и офицеров противника было уничтожено, и лишь небольшая часть сдалась в плен.

В этом бою отлично действовали все разведчики, но особенную храбрость проявили старшие сержанты Тупкаленко, Шушанян (он, как и Тупкаленко, закончил войну кавалером орденов Славы всех трех степеней), разведчики Бойцов и Хвалин. Нередко им доводилось в рукопашной схватке сражаться с фашистами и выходить из нее победителями.

Из Сара-Горы противник выдвинул передовой отряд и предпринял контратаку численно превосходящими силами. Наши разведчики вступили в неравный бой, стремясь удержаться до подхода 340-го полка. Как ни отважно бились они, все же пришлось под натиском превосходящих сил врага оставить деревню Сара-Лог и защищаться на ее окраине.

Медлить было нельзя. Вызвав по рации командира 340-го стрелкового полка И. Н. Фадеева и командира 176-го стрелкового полка С. Ф. Семенова, я приказал им разгромить противника, приостановившего наше дальнейшее наступление в обход Луги. Свой наблюдательный пункт решил перенести поближе к деревне Сара-Лог. Жалко было уходить из теплого лесного домика.

Мы уже собирались в путь, когда к домику на санях подъехал командир 123-го стрелкового корпуса генерал-лейтенант Г. И. Анисимов.

— Приехал прощаться с вами, — сказал генерал. — Отныне вы входите в состав сто шестнадцатого корпуса.

И генерал рассказал нам, что командование немецкой группы армий «Север», стремясь удержать в своих руках оборонительный рубеж на реке Луге, выдвинуло против нашей 67-й армии три дивизии из состава 16-й армии. Противнику удалось ценой больших потерь на время остановить продвижение 67-й армии. Войска же 42-й армии, успешно продвигаясь вперед, глубоко вклинились в оборону противника на гдовском направлении. Благодаря этому создались выгодные условия для окружения Лужской группировки противника. Командование Ленинградского фронта приказало 116-му стрелковому корпусу наступать на Большие Сабицы и станцию Плюсса, чтобы отрезать противнику пути отхода на Псков.

Командовал 116-м корпусом генерал-лейтенант А. н. Астанин. Тесен мир, подумал я, вспомнив оборонительные бои на Ораниенбаумском плацдарме и нашего командующего Приморской оперативной группой — умного, требовательного и в то же время отзывчивого генерала.

На своем новом наблюдательном пункте, оборудованном недалеко от деревни Сара-Лог, я с трудом связался по рации с генералом А. Н. Астаниным. Он приказал развивать наступление в направлении Сара-Лог, Сара-Гора, Большие Сабицы, выйти западнее Луги и перерезать железную и шоссейную дороги Луга — Псков. Выслушав мой доклад об обстановке в Сара-Логе, генерал в шутку заметил:

— Опять «пятачок»! Вы мне подавайте «рубли»! Развивайте наступление в обход Луги.

2 февраля после короткой артиллерийской подготовки мы перешли в наступление. 340-й стрелковый полк наносил удар на Сара-Лог, Сара-Гору, Большие Сабицы, а 176-й стрелковый полк — на Любочажье и Белую Горку. Но с ходу прорвать оборону противника и овладеть его узлами сопротивления не удалось. Используя каменные строения, гитлеровцы упорно оборонялись. Наши подразделения вклинивались в оборону противника, но он, контратакуя, восстанавливал положение. Населенный пункт Любочажье не раз переходил из рук в руки. Наступление дивизии захлебнулось.

Вот как вспоминает об этом бое знакомый уже нам младший сержант В. Р. Мартынов: «2 февраля наш батальон в полдень столкнулся с большой группой немецких солдат и офицеров на дороге. Дали им бой. Они драпанули в лес, сбрасывая на ходу неудобную тяжелую обувь. Мы подошли вплотную к деревне Любочажье. Стали за деревьями. Вечером была команда идти в атаку. Наш 3-й взвод шел правофланговым. Никаких соседей справа у нас не было. Мы были в белых халатах. Бежали и на ходу стреляли. Немцы стали огрызаться огнем. Мы стали делать короткие перебежки. Потерь не имели. Я со своим отделением вышел на дорогу, которая вела в противоположное от деревни направление. Крайние дома были близко от нас. Гитлеровцев мы хорошо видели. Они бегали по деревне. У крайнего дома они стали собираться в небольшую колонну. В колонне их было человек 30. Они двинулись прямо на нас. Я приказал пулеметчику Романову Ивану бить наверняка, с близкой дистанции. Выдержки у него хватило. Подпускал их примерно шагов на 40–50 и косил так, что почти все падали в снег замертво. Тех, кто убегал в разные стороны, мы били из винтовок и автоматов. Но в деревне еще оставался сильный заслон. Я дал команду «В атаку!». Когда мы всем отделением добежали до крайнего дома, мне словно оторвали руку и бок. У меня выпал из рук автомат. Я упал на снег и хотел было левой рукой достать автомат, но кисть у меня очутилась у локтя. Мне раздробило обе кисти разрывными пулями. Я передал командование своему товарищу и с помощью не так тяжело раненного рядового Архипова добрался до санчасти. Здесь я узнал печальную весть о гибели замполита старшего лейтенанта Шабанова. Душевный был к солдатам человек. До отправки в медсанбат я все спрашивал у вновь прибывших раненых, взяли ли деревню Любочажье и соседнюю с ней деревню Белую Горку и живы ли ротный, старший лейтенант Кузин, и взводный, лейтенант Данилов. Они мне отвечали, что ротный и взводный живы.

В каменных домах деревень засели фашистские пулеметчики и автоматчики. Наша артиллерия уже стала их обрабатывать...

Ранения мои оказались тяжелыми. Я попал на Урал, а после лечения был направлен в танковый корпус, где участвовал десантником в прорыве, дошел до города Седлец недалеко от Варшавы. Здесь меня 29 июля 1944 года снова тяжело ранило. В апреле 1945 года я прибыл в танковый корпус и в Румынии, в городе Бухаресте, закончил войну...

Своих командиров по 46-й дивизии до сих пор вспоминаю добрым словом. Делал запросы в архив Министерства обороны СССР. Недавно мне сообщили из архива, что командир взвода 176-го стрелкового полка лейтенант Данилов Сергей Алексеевич погиб в бою 5 марта 1944 года, а наш ротный, старший лейтенант Кузин Иван Владимирович, погиб в бою 18 июня 1944 года. Тяжело это сознавать. Мне дорога память о них...»

Продолжим наш рассказ о дальнейших боях за деревни Любочажье, Белую Горку, Брея, Большие Сабицы, Сара-Лог и Сара-Гора.

Мой наблюдательный пункт находился на опушке леса в полутора километрах от Сара-Лога. Отсюда хорошо был виден залегший справа на снегу, готовый к атаке, один из батальонов нашего 340-го стрелкового полка. Из полученного донесения я знал, что пехотинцы Фадеева и наши дивизионные разведчики захватили отдельные дома и обороняются. Но как только они пытаются подняться в атаку, гитлеровцы открывают пулеметный огонь из окон каменных домов, из штурмовых самоходных орудий и танков, которые стоят за строениями. Чтобы расчистить путь пехоте, надо было подавить огневые точки противника.

Зная по данным дивизионных и полковых разведчиков, что почти все жители деревни ушли в лес, я все же спросил у Фадеева, уверен ли он, что там нет наших гражданских людей. Он сообщил мне, что его полковые разведчики разговаривали на огороде с двумя женщинами, прячущимися там в щелях, и они заверили его, что никого из односельчан в домах нет: многие ушли в лес, многие живут в ямах и щелях на огородах.

Тогда я приказал командующему артиллерией подполковнику Девяткину начать артподготовку. У Девяткина были свои счеты с гитлеровцами. До войны у него было пять братьев. Никто из них не остался в живых. Одних фашисты замучили, другие погибли в боях.

Артиллеристы точно накрыли цели. Наши пехотинцы поднялись в атаку и заняли часть деревни. Однако гитлеровцы, засевшие в домах на западной окраине, простреливали все улицы. Начались бои за каждый дом.

Я знал, что генерал Андрей Никитич Астанин не любит сковывать инициативу, всячески поощряет творческие поиски, смелые, оригинальные решения и дерзания при разработке и осуществлении боевых задач. Хорошо, рассуждал я, будем действовать не по шаблону. Но именно поэтому из Сара-Лога и Сара-Горы мы не уйдем. Будем по-прежнему драться за каждый дом, пусть противник думает, что главные силы русских прут напролом. А мы тем временем пойдем в обход.

Под утро вернулся из Сара-Горы на НП майор А. М. Шуленин. Он доложил обстановку. Наши подразделения упорно и методично отвоевывают дом за домом. Пример показывают коммунисты и комсомольцы. Парторг 2-й стрелковой роты 1-го стрелкового батальона Ефремов со своим минометным расчетом «выкуривает» немцев из домов. Он возглавил одну из фланговых групп роты, которая под его командой пошла в атаку и заняла несколько домов. В рукопашном бою Ефремов уничтожил 10 солдат противника. Он был тяжело ранен, но отказался уйти в тыл. Командир орудия сорокапятимиллиметровой батареи сержант комсомолец Гавдеев, пробравшись со своим расчетом в деревню, прямой наводкой бил по домам, из которых гитлеровцы вели огонь из пулеметов. Комсомольцы двух расчетов противотанковых ружей (ПТР) Алексеев, Данторов, Селезкин и командир взвода Лабанкин не дрогнули, когда на их позиции пошли танки и бронемашины. Они подбили два танка и бронемашину, а остальные повернули назад.

Наконец наступил решающий момент. В ночь со 2 на 3 февраля я приказал полковнику И. Н. Фадееву обойти Сара-Лог и Сара-Гору справа, а подполковнику А. П. Мельникову поставил задачу наступать на них слева. Окончательная цель этого