Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Последний из кшатриев



 

 

 

Последний из кшатриев

 

 

Барон Юлиус Эвола родился в Риме 19 мая 1898 года в семье итальянских аристократов, чей род восходит к германской средневековой знати - к роду баронов Хевелар. Уже в юности Эвола ощутил внутри себя глубочайшую отстраненность по отношению к окружавшей его реальности, интерес к трансцендентным, запредельным сферам, но одновременно активное творческое стремление трансформировать внешний мир в согласии с внутренними идеалами. Сам Эвола в единственной биографической книге «Путь Киновари» пишет о своей юности: «Я почти ничем не обязан ни среде, ни образованию, ни моей семье. В значительной степени я воспитывался на отрицании преобладающей на Западе традиции - христианства и католицизма, на отрицании актуальной цивилизации, этого материалистического и демократического "современного мира", на отрицании общей культуры и расхожего образа мышления того народа, к которому я принадлежал, т.е. итальянцев, и, наконец, на отрицании семейной среды. Если все это и повлияло на меня, так только в негативном смысле: все это вызвало у меня глубочайший внутренний протест».

Эвола родился по системе 32- летнего зороастрийского календаря в год Осла, что наделило его достаточно миролюбивым характером, ко всем жизненным ситуациям подход здравый и уравновешанный. Упрямство проявлялось только в том, что касалось стержня его убеждений, понимания Традиции и путей развития общества.

По китайскому календарю Юлиус Эвола родился в год Собаки, что характеризовало его, как человека честного и верного. Внушают доверие тем, что могут хранить тайны, отличаются глубоким природным умом, смотрят на многое критически, славятся острым языком. По своей внутренней сути это философы и моралисты, великодушные и бескорыстные, у них преобладает интеллектуальное начало.

Эвола не был женат, никогда не хотел иметь детей; ему был чужд образ жизни среднего класса; он отказался от изучения технических наук в университете перед последним вступительном экзаменом, несмотря на превосходные результаты на этом поприще. Он даже не «бросал» учёбу, поскольку никогда и не начинал учиться. О его детстве неизвестно практически ничего. Об этом он писал:«Если уж и приходится упоминать какие-то автобиографические моменты, я предпочел бы свести их к необходимому минимуму».

 

 

Формирование идеологических взглядов


 Эвола говорил, что его жизнь предопределили две внутренние склонности, проявившиеся в нём с самых ранних лет, а именно: тяга к трансцендентному и предрасположенность к кшатрийскому образу действия. В своей книге «Путь киновари» он писал: «Вполне очевидно наличие определённой противоположности этих двух склонностей. Если тяга к трансцендентности порождала чувство отрешенности от реальности…, то кшатрийская позиция влекла меня к действию, свободному утверждению, сосредоточенному на Я. Возможно, примирение этих двух стремлений стало главной экзистенциальной задачей всей моей жизни... В идейном плане их синтез лёг в основу особой формулировки, данной мною в последний период моей деятельности понятию «традиционализм», в противоположность его более интеллектуалистскому и провосточному пониманию, присущего течению, возглавляемому Рене Геноном».

В юные годы он увлёкся в основном тремя мыслителями, поскольку мог всецело с ними отождествляться, прибывая в одной возрастной группе. Все трое умерли очень рано: двое покончили с собой, а третий – Отто Браун – погиб во время  Первой мировой войны. В них нашло отражение собственное стремление Эволы к самоубийству и смерти в целом, названное им cupio dissolve – желание саморазрушения. Вероятно влияние того, что рождение Юлиуса Эволы произошло в 29 Лунные сутки – страшный сатанинский день, день разгула бесов. К счастью, ему в руки попадает один буддийский текст, где он читает следующие слова Будды: «Кто принимает угасание как угасание и, приняв его как таковое, тревожится об угасании, думает об угасании «это мое угасание» и радуется угасанию, тот, говорю я, не ведает угасания». Позднее Эвола вспоминал: «Это было для меня как внезапный свет, в этот момент во мне что-то изменилось, и возникла твёрдая уверенность в способности противостоять любому кризису».

 

 

 

Карло Михельштедтер (1887-1910)

Первый мыслитель, оказавший огромное влияние на юного Эволу – Карло Михельштедтер (1887-1910). На следующий день после написания своей диссертации «Убеждения и риторика» он застрелился. Послушаем самого Михельштедтера: «Тот, кто боится смерти, уже мёртв. Тот, кто хоть на мгновение желает, чтобы его жизнь была лишь его собственной жизнью, кто хоть на мгновение желает быть уверенным в том, что делает, должен схватить настоящее; он должен видеть всё в настоящем как конечное, осознавая неизбежность смерти; и он должен создать во тьме жизнь из самого себя. Смерть ничего не может взять у того, кто живёт в настоящем, потому что ничто в этом человеке не нуждается в продолжении существования, ничто в нём не происходит из страха смерти… Путь убеждения не принимается сразу. Но все ощущают потребность в обретении данного пути, и мера этой потребности суть боль каждого; все должны вновь открыть для себя этот путь, ибо каждый одинок и может рассчитывать только на собственные силы. Есть только один намек относительно пути убеждения: не поддавайтесь чувству удовлетворённости от того, что вам дали (другие)».

 

 

 

 

Отто Браун

 

Вторым мыслителем был Отто Браун, попытавшийся провести анализ «Заратустры» Ницше уже в тринадцать лет и сказавший то, с чем вполне бы мог согласиться Эвола: «Очень странно, что Ницше никогда в полной мере не прививал мне принцип наслаждения жизнью, лишь принцип величайшего исполнения долга, однако, не в буржуазном смысле данного выражения». В «Очерках о магическом идеализме» Эвола сам дословно цитирует Брауна: «Но на пути к своей цели я буду с полной силой отдаваться всему, что выпадает на мою долю; такова для меня свобода воли».

Третий из мыслителей, которого Эвола, наряду с Ницше, называет «святым проклятым» был Отто Вейнингер (1880-1903). Влияние его на Эволу простирается от этики до отношения к женщинам, от мыслей о государственности до позиции относительно иудаизма и расовых вопросов.

 

 

Отто Вейнингер (1880-1903)

 

Приведём некоторые мысли из основного сочинения Вейнингера «Пол и характер»: «Правдивость, чистота, верность, честность по отношению к самому себе – такова единственно мыслимая этика… Человек один в космосе и пребывает в вечном, бескрайнем одиночестве. Единственная его цель – это он сам; нет такой вещи, ради которой он бы жил. Он далёк от желания быть рабом, от способности быть рабом, от необходимости быть рабом: глубоко под ним исчезло человеческое общество, изжилась социальная этика. Человек – один, один. Но лишь теперь он, будучи совершенно один, имеет закон в себе, он и есть закон, а не случайное желание. И он требует от самого себя соблюдения этого внутреннего закона… Ничего нет над ним, одиноким, абсолютно одиноким».

Отрицательное отношение к вождизму у Эволы также сформировано под влиянием Вейнингера, в сочинение «Пол и характер» читаем: «Ведь великий политик не только спекулянт и миллиардер, он ещё и уличный певец; он не только великий шахматист, но и великий актёр, не только деспот, но и подхалим; он не только проституирует других, но и сам является великой проституткой. Не существует такого политика, такого полководца, который бы никогда не «снисходил» до людей, в основном – что не секрет – до половых отношений с ними. Место настоящего трибуна – в трущобах. Взаимодополняющие отношения с чернью являются неотъемлемой частью склада личности политика. Фактически, он может лишь использовать толпу; с прочими людьми, с личностями, он скор на расправу, если, конечно, глуп, или, если так же сообразителен, как Наполеон, то лицемерит, дабы сделать их безопасными для себя».

Затем он добавляет: «Наше время не только наиболее еврейское, но к тому же и самое женоподобное. Время, в котором искусство суть только тряпка для утирания его прихотей, оно приписывает художественный порыв животным игрищам. Это время самого легковерного анархизма; время, в котором у государства и правосудия нет смысла; время половой этики, время наиболее поверхностного из всех исторических методов (исторического материализма), время капитализма и марксизма; время, для которого история, жизнь и наука сводятся к экономике и технологии».

 На формирование сознания юного Эволы оказали огромное влияние идеи Платона, Ницше, Шпенглера и Лебона.

В диалоге Платона «Государство» говорится о свободе, образовании, равенстве и о тех, кто «всегда склоняют головы к земле, словно скот. За пиршественными столами они объедаются, жиреют и совокупляются. Дабы заполучить всё это, они бодаются железными рогами и лягаются копытами, убивая друг друга. Они ненасытны, ибо не питают ничем подлинным истинную и добродетельную составляющую своей сущности». Антидемократическая традиция, к каковой принадлежал Эвола, немыслима без Платона. При изучении работ Эволы нельзя не заметить сходство многих воззрений, высказанных Ницше. Явными признаками этого являются, с одной стороны, борьба против христианства, буржуазии и господствующих моральных предрассудков, с другой – склонность ко всему грандиозному, к тому, что превосходит человека, к жестокости и безразличию к самому себе, и всё это выражено язвительным, не допускающим никаких уступок языком.

«Мы, люди иной веры – мы, для кого демократическое движение суть не только форма упадка политической организации, но и форма упадка человека, то есть его измельчание, когда он превращается в посредственность и утрачивает собственные ценности – на что нам возлагать свои надежды? – На новых философов, у нас нет другого выбора; на сильных духом и достаточно незаурядных, чтобы осуществить переоценку вещей и опрокинуть «вечные ценности»…чтобы положить конец тому ужасающему господству случайности и неразумия, которое до сих пор называли «историей», - неразумие «большинства» есть лишь её последняя форма: для этого когда-нибудь понадобится новый род философов и повелителей, перед лицом которых, возможно, покажутся бледными и незначительными все те скрытые, грозные и благосклонные умы, что существовали на земле доныне…» (раздел 5: «К естественной истории морали» Ф. Ницше).

Относительно страстных доводов Эволы против христианства: «Существуют все основания сравнить христианина и анархиста, поскольку внутреннее побуждение ведет обоих к разрушению… Христианин и анархист – оба декаденты, оба действуют только ради разложения, отравления, деградации и высасывания крови. У обоих есть инстинкт смертельной ненависти ко всему, что возвышается, что велико, что долговечно и обещает жизни будущность… Христианство было вампиром Римской империи…». («Антихрист» Ф. Ницше).

Этих отрывков вполне достаточно, чтобы получить необходимое представление о влиянии Ницше, но не следует его переоценивать, поскольку Ницше никогда не упоминает понятие «трансцедентность», которое было таким важным для Эволы.

Знаменательное для истории культуры произведение Освальда Шпенглера «Закат Европы» Эвола перевёл на итальянский язык и написал к ней критическое вступление. Особенно он негодовал по поводу зависимости Шпенглера от природных принципов и игнорирования принципов трансцендентных.

 

 

 

Гюстав Лебон (1841-1931)

 

Идеи о аристократическом упорядочении жизни в соответствии с уровнем достижений и о превосходстве высокой политики над экономикой и подчинении последней сильному государству, высказанные Гюставом Лебоном (1841-1931) в работе «Психология толп» подтвердили недоверие Эволы к демократии. Приведём одну из цитат Лебона: «Массы обнаруживают покорное уважение к силе и в крайне малой степени увлечены добротой, являющейся для них едва ли чем-то большим, нежели формой слабости. Симпатии толп на стороне угнетающих их тиранов, а не на стороне добродушных хозяев. Первым они всегда воздвигают огромные статуи. Ежели они охотно растаптывают деспота, коего лишили власти, то оттого, что, утратив свою силу, он обрёл место среди слабых, которых презирают и вовсе не боятся. Героический тип, любезный толпам, всегда будет похож на Цезаря. Его знаки отличия привлекают их, его власть внушает им уважение, его меч вселяет в них страх…. Если власть постоянно не подкрепляется силой, толпа, всегда покорная собственным крайним настроениям, поочередно переходит от анархии к рабству и от рабства к анархии… Что касается человеческих толп, видную роль в них занимает повелитель… Его воля суть центр, вокруг которого группируются и обретают свой облик мнения масс… Толпа – это скопище рабов, ни на что без хозяина не способных».

 

 

 

 

Майстер Экхарт

 

У всех известных философов, повлиявших на мировоззрение Эволы, отсутствовал существенный элемент: Трансцендентное. Первым мыслителем, открывшим ему знание об этой глубинной реальности, был Майстер Экхарт. В книге «Очерки о магическом идеализме» Эвола приводит следующие слова Майстера Экхарта: «Из этой сокровеннейшей глубины (где жизнь существует ради себя) должен ты творить всё, что творишь, не спрашивая «зачем». Я решительно утверждаю: пока ты делаешь что-нибудь ради небес, ради Бога или ради своего спасения, то есть ради чего-то извне, ты воистину совсем не прав. Если спросить праведного человека, такого, который действует из собственной глубины своей: «зачем делаешь дело своё?» - и, если он отвечает честно, то не скажет ничего иного, кроме как: «я делаю, потому что делаю!... Бытиё есть Бог… Бог тождественен существам. Если я способен познать Бога непосредственно, то должен стать Им, а Он – мною, чистым и простым… всецело одним, чтобы этот Он и это Я стали единым и прибывали таковыми, вечно существуя и действуя в такой форме… Он есть именно тот, кто каждому воздаёт должное».

 

 

Мировоззрение Эволы питали также и другие источники, особенно даосизм, основной текст коего («Дао дэ цзин» Лао-цзы) он дважды, в 1923 и 1959 годах, переводил на итальянский. Приведём отрывок из книги «Очерки о магическом идеализме», в котором указан принцип правильного поведения:

«Пробуждённый, стоя позади, оказывается впереди всех,

Отдавая всё, он всё обретает, не заботясь о себе, он сохраняет себя.

Истинно так. Ибо пренебрегая своим «я», он достигает самоосуществления.

Питать и оберегать и всё же не привязываться,

Действовать решительно, не преследуя результата,

Вести и всё же не властвовать.

Такова добродетель невозмутимого духа.

Почести и бесчестья одинаково полны страдания.

Достигни славы, и ты будешь бояться её потерять.

Утрать славу, и позор будет вселять в тебя ужас.

И то и другое сопровождается страхом.

И то и другое суть источники страдания.

Поэтому мудрец стоит на якоре внутренней уверенности,

Сохраняя в себе тяжесть оного.

Он пребывает в спокойствии, даже перед соблазном славы и богатства.

Ведь тот, кто отказывается от внутренней уверенности,

Становится невесомым и лишается твёрдости.

Невесомый делается беспечным и беспокойным,

Лишённый твёрдости терпит поражение, теряя силу.

Ощущая свой кастовый долг,

Ты не должен колебаться.

Воистину нет ничего лучше для кшатрия (человека воинской касты),

Чем праведная битва.

Счастливы кшартии, сыновья Притхи,

Когда им выпадает на долю такая битва,

Открывающая небесные врата».

 

Юлиус Эвола часто повторял слова одного даоса: « Когда утрачен Путь (непосредственная связь с духовным принципом), остаётся достоинство (мужественность и честь). Когда утрачено достоинство, остаётся этика. Когда утрачена этика, остаётся страсть к нравоучению, морализаторство, то есть овеществление этики, определяющее принцип упадка».

Говоря о духовных поисках юного Эволы, нельзя не сказать о экспериментах с наркотиками (1917-1918), через них открылись возможности практического подхода к эзотеризму, они дали первый личный опыт трансцедентности. В дальнейшем Эвола никогда не возвращался к использованию наркотиков.

Интенсивные занятия альпинизмом также повлияли на формирование особого духовного мировоззрения Эволы, ведь он предпочитал посещать высокие альпийские пики, ледники и глухие места, где в их уединённости мог ощутить силу творения и соизмерить с ней свой дух. Восхождение для него – это символ духовного восхождения к божественному, к более чистой, более ясной и прозрачной реальности.

В заключении данной главы необходимо рассказать об интересе Эволы к футуризму, а точнее к более радикальному движению – дадаизму, с основателем которого, Тристаном Тцара, он был знаком лично. Дадаизм воплощал собой мировоззрение, в котором желание тотальной свободы ниспровергало все логические, этические и эстетические категории. Дадаисты говорили о «строгой необходимости без дисциплины или нравственности», о «тождестве порядка и беспорядка, Я и не-Я, утверждения и отрицания». Они заявляли, что чистую индивидуальность можно обнаружить только в состоянии безумия, и искали «концентрированную энергию, чистую, обнажённую, единственную силу, а также пустоту».

Штудии звуков

 

 

5 o’clok tea

 

 

Маленький столик

 

 Эвола представлял на выставках дадаистов свои картины, в которых находили значительные параллели со снискавшей уважение «метафизической живописью» Джорджио де Кирико, а стихотворения Эволы печатали – наряду с сочинениями Бретона, Арагона и Кокто – ведущие журналы современного искусства, такие как «Dada» и «Bleu», но после 1922 года, когда ему исполнилось 24 года, он не написал ни одного стихотворения и не рисовал картин более сорока лет.

 



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.