Поиск удовлетворения

Поиск удовлетворения

Курт Франц, 27 января 2021 г.

С вами Курт Франц.

Сегодняшний сон был опять страшным.

Возможно, она получила удовольствие.

Я не совсем знаю, что у неё в голове, когда она рвёт нас в клочья.

Итак.

Я бы хотел предупредить, что рассказ будет жёстким. Даже относительно того, что я пишу.

Она сама, как обычно, ничего не помнит, и лишь по обрывкам составляет впечатление о том, что происходило.

Я напомню.

Итак, сегодня ей было не до этого (день рождения, кстати, чреватый в будущем приятными для меня событиями.

Это сокровенное).

Я описываю ночь.

Я встретил её там, где она обычно выходит в лагерь.

Это место около перрона – дыра в небе.

Она очень элегантно, как насекомое с крыльями-флёром и шипами на длинных ногах, спустилась на землю.

“Привет, Франц”.

Я поздоровался.

Был готов приступить к каждодневному ритуалу секса с ней – взял её за попу.

Она отстранила мою руку.

“Потом”.

Я заинтересовался.

Что это у неё такое могло быть для неё интересное.

Эберль.

Она долго ковырялась хирургическими инструментами в его плоти.

“Надо избавляться от его метки.

Напомнишь?”

“Напомню.

Чью примешь?”

“Твою, Франц”.

Ок.

Я отложил это до её “просыпания”.

Наконец, смог ей овладеть.

Она, поняв, что ей от меня сейчас не избавиться (достану), быстро насладилась, охладила мой пыл и пошла к Хакенхольту.

“Лоренц, мне надо проработаться.

Но сейчас мне сильно двигаться к тебе опасно”.

“Я бы не назвал это опасностью”.

“Это неприятно, Лоренц.

Ты должен это понять.

Это я наделала – стремлением вас материализовать”.

Он согласился.

Развёл руками.

Я мягко увёл Эльфриду.

Я хотел её расслабить.

Предложил покушать и себя.

Сначала был я.

Младенцы пошли позже.

…Когда она поела, и, вальяжно рассевшись, обняла меня красивой, немного полной белой рукой (это ты от младенцев поправляешься, дорогая, ни от чего другого, ты бы видела, сколько ты их там жрёшь, и ещё дразнишься по-всякому), она похлопала меня и сказала:

“Смотри, какие птички, Франц”.

“?!”

“Я говорю, красоту посмотри”.

Я уткнулся языком в её влагалище.

“Ну нафиг”.

Она вздохнула.

…В следующую минуту уже испытывала оргазм.

“Ладно, - вздохнула она, и, повернувшись задом, подставила мне анус. –

Я сама буду наслаждаться.

Делай то, для чего предназначен.

Я сама попробую вспомнить Треблинку”.

Я согласно лизал.

Вскоре она уже слегка трахала мой язык задним проходом.

…Я не успел отпрянуть.

Она резко раскрыла отверстие и вывалила мне в рот кучу.

От неожиданности я закашлялся.

Она не остановилась – выдала из себя львиную часть того, что только недавно напихала в себя в виде живых, кричащих детей.

Вы представляете – это тонны.

Её кишки перерабатывают чудовищный объём – в последние дни я ужасаюсь, подсчитывая объёмы.

То, что она стала слегка круглее, создаёт ей лишь милый флёр.

…В общем, я утонул в дерьме.

Она села надо мной огромной круглой задницей и целенаправленно закакала мне лицо.

Встала.

“Вот ты такой сейчас”.

И ушла.

Я смотрел вслед её сильно похудевшей фигуре с длинным, чёрным гофрированным хвостом с красивым черным кончиком, точнее, на сам этот слегка помахивающий туда-сюда, как маятник, хвост, отплёвывался от дерьма и думал.

Нет, это было не позорно – я купался и в более страшных отходах.

Мне даже было тепло.

Это было свежее дерьмо из только что умерщвлённых жизней – дерьмо моей любимой.

Нет.

Я думал – неужели я так плоско воспринимаю мир.

Попробовал вспомнить мировосприятие, за которое она меня полюбила.

Вспомнил.

Заскрипел зубами.

Я так воспринимал…

Впрочем, я тогда не помнил рядом её.

Никак, кроме как…

…Лагерь.

Я понял.

Метнулся за ней.

Она посмотрела на меня рассеянно и с презрением.

Я горячо начал объяснять.

К концу моей тирады она заинтересовалась.

“Как же нам сделать так, чтобы обоим верно воспринимать себя?”

“Похоже, ты меня выела.

Воспринимала изнутри меня.

Теперь я пуст”.

“Да-а?

Восстановим”.

На мой немой вопрос она проницательно посмотрела на меня, и, милостиво раздвинув ноги (она сидела в кресле), пригласила.

“Ты воспринимаешь мир через меня.

Попробуй воспринять меня как лагерь”.

Я попробовал.

Она была закрыта.

“Ладно, - сказала она. –

Оставим до лучших времён.

Похоже, и ты не виноват”.

“Значит, ты зря меня обосрала!”

“Для профилактики! – Она схватила меня за лицо. –

И вообще, ты должен блаженствовать в такой куче продукта.

Мы-то всё понимаем, в отличие от тех”.

Я вздохнул.

Да, я многое знал.

Я и сам не знал, что меня не устраивало.

“Давай попробуем ещё раз”. – Она села надо мной задницей.

Я послушно подставил рот.

На этот раз получилось лучше.

Когда кусок кала сорвался с её стягивающегося отверстия, я почувствовал дрожь.

Дальнейшее, наверное, не годится для прочтения вами.

Я напомню это только ей.

…В общем, когда мы насладились (она сидела на моём вспухшем члене – ей нравилось, что он такой большой - и лизала моё окровавленное лицо), и я, наконец, взорвался в оргазме прямо в цель, прямо вглубь молчаливой черноты её вагины, и следом всё немного поутихло, она слезла, и, аккуратно подтеревшись, посмотрела сверху на меня.

“Я надеюсь, этот урок тебе помог”.

У меня кружилась голова.

Я был счастлив.

Я даже не хотел вставать.

Несмотря на то, что меня обосрали, обплевали и сделали для меня много такого интимного, что я тут и не могу повторить.

И не надо это.

…Так вот, я лежал счастливым.

Я всегда был “сверху” – и вот, я лежу и просто счастлив.

Она внимательно посмотрела на меня.

“Начинаешь понимать.

Но тебе надо проснуться”.

Я зарычал и начал подниматься, пытаясь пробудить в себе зверя.

“Лежи.

Ты ещё не готов”.

Я лёг.

Снова стал счастлив.

…Если бы этим всё закончилось, я был бы рад.

Я был бы рад даже провести так большое, неопределённое время.

Но настроение у неё меняется, как погода осенью.

Она исчезла.

Вернулась с Ирманном.

“Ну, оцени его”.

Ирманн на меня воззрился.

“Что это?

Ты так далеко увела его вперёд, что я в шоке.

Я просто тебя боюсь”.

Он не смог убежать – она его держала.

Поймала, и, заломив обе руки, грубо изнасиловала в зад.

“Да что вы все?!?”

Она раздражалась, что мы не воспринимаем мир, как она.

Каждый из нас отставал.

Отымев Ирманна, она элегантно прижала меня красивым, грозным сапогом (кажется, там отрос каблук).

“Ты тоже?”

“Я нет”.

Она осмотрела меня.

“Верю”.

Стала искать, кого изнасиловать.

Никого не поймала – опять взяла Эберля.

Довела до того, что переборщила и он смог увести её в мир своих иллюзий.

…Когда он начал её вскрывать, она разозлилась.

Снова была у нас.

Вытянула жилы ему из шеи.

“Сука!”

Так и подвесила – за них.

“Я слишком сильно преодолела Франца”.

Она презрительно бросила это в сторону Эберля (это значило, что она больше не будет сбегать от меня к нему), взяла меня под руку и ушла.

“Фух. – Мы сидели в укромном, укрытом листьями месте. –

Я бы многих наказала.

Не знаю, правда, кого.

Кажется, хотела Эрику…”

Я не успел её остановить (она лишь фыркала) – она в итоге выполнила своё обычное вскрытие дочери с изнасилованием.

Я нашёл её позднее, когда она уже рассеянно доедала дочь, и, упитанная, окровавленная, сидя на корточках, допихивала в себя её голову.

Икнув, она с трудом распрямилась.

“Вот такая я”. – Она выпятила в мою сторону живот.

Меня стошнило – не от отвращения, а просто от пронзительного представления, что я могу оказаться там же.

Она довольно похлопала меня по плечу.

“Я сыта”.

И заурчала.

Меня скрутило вторично.

Это непроизвольные реакции организма – она иногда бывает таким чудовищем, что моё тело просто скручивает в тугую свечку от одного её вида.

“Подумаешь, - буркнула она. –

Зато я умею воспринимать красоту”.

И ушла.

Вскоре Эрика, похоже, вышла – я вновь нашёл королеву без живота.

“Я не буду стесняться того, что ем”, - сказала она.

“Ни в коем случае!”

Я забоялся за продукт.

Она удовлетворённо кивнула.

“Мне там надо это лучше осознать”.

Она глянула.

“А ты чего смотришь?

Не тебя ли сейчас блевало?”

“Я не от этого!”

Она уже была настолько зла, что просто как нож вонзила в меня член.

Я вздрогнул и забился.

Она осознала, что делает не то.

Убрала, извинилась, грамотно отдала жертву обратно.

Когда я доел, она кивнула, нетерпеливо запахнула собственную плоть (срослось), и пошла искать тех, кого можно было бы наказать.

Евреев не хотела.

Порола ребят “для профилактики”.

Её член нашёл своё удовлетворение в задницах самых непокорных.

Не наелась.

Пошла в верхний мир.

Воевала там.

Вернулась.

“Бардак.

А у меня там день рождения”.

“Забить?” – предложил я.

“Нет!”

Она снова попыталась меня изнасиловать.

Не смогла.

Нашла свою жертву в коне.

Долго трахала жалобно ржущее животное.

Наконец, удовлетворилась, и, бросив его хвост (который чуть не выдрала), убрала “член”.

Он сморщился, почернел и свернулся в улиткообразный чёрный узор на переднем треугольнике.

“Отлижи”.

Я лизал.

Сейчас было неприятно.

Она, похоже, так и сделала.

Она стояла рассеянно.

Кончила мне в рот вонючей жидкостью и ушла.

…С ней происходили какие-то трансформации.

Ушла уродливая, согнувшись, вышла красивая и свежая.

“Всё”.

“?”

“Кое-кого съела”.

“А”.

Следующий остаток ночи мы провели с ней.

Она больше не пыталась меня брать.

Осталась женщиной.

Комендант лагеря смерти Треблинка

Курт Франц.