Настоящие Дни) 4 страница

Бабочки, которые были мертвы в ее животе на протяжении всего свидания, оживали только в присутствии этого мужчины, который не сочувствовал ей, как она.

— Ты не ответила мне, Амара, — тихо пробормотал он, его темные шоколадные глаза следили за ее телом, от красного платья, в котором она была, до маленькой джинсовой куртки и шарфа, с которым она его сочетала.

Его глаза вглядывались в каждый сантиметр ее тела, как если бы они не пробежались по коже, и по ее рукам пробежали мурашки.

— Это не твое дело, Данте, — тихо прохрипела она, наблюдая, как его глаза потемнели в отражении.

Он стоял у нее за спиной, и, хотя это обычно приводило ее в действие, возможность увидеть его в зеркале заставляла ее мысли остановиться из-за коленного рефлекса.

Она увидела, как его рука поднялась в отражении, подошла к ее шее, палец впился в шелковый шарф и потянул его вниз. Ее дыхание прерывалось, когда она наблюдала, как он медленно выставляет ее шрам их отражению, его большой палец касается горизонтальной отметки, его лицо наклоняется, чтобы коснуться губами ее уха.

— Он поцеловал тебя, Амара?

Ее соски затвердели. Тяжело дыша, ее грудь вздымалась, их взгляды встретились, между ними пульсировало что-то пьянящее. Амара покачала головой. Данте снова прижался губами к ее мочке, собственнический огонь в его глазах был таким знакомым, но таким чужим.

— Попроси меня поцеловать тебя.

Ее губы покалывали, вспоминая последний раз, когда она попросила его о поцелуе, пульсирующем между ними. Она знала, что, если она спросит на этот раз, все изменится. Они не виделись месяцами, не разговаривали друг с другом, не жили своей жизнью. Он не имел права вторгаться в ее, только чтобы уйти, когда ему было угодно. Она не позволила бы себе пустить пыль в глаза не из-за прихоти мужчины, даже если бы он был для нее единственным.

Сделав шаг от него, Амара скинула куртку, ее температура была слишком высокой.

— Ты не имеешь права что-либо требовать, Данте. Я не твоя. Ты сдался, помнишь?

Он находился в ее пространстве до того, как она произнесла последнее слово, его руки впились ей в волосы, приподняли ее лицо, его рот дышал вблизи от ее губ.

— Ты и я, Амара, мы никогда не будем ничьими, — пробормотал он, его слова застыли на ее губах. — Мы могли бы трахнуть сотню других людей, но это, этопритяжение никогда не исчезнет. Ты чувствуешь, как это пульсирует между нами?

Когда он закончил говорить, ее сердце бешено колотилось, его грудь находилась в сантиметре от ее вздымающейся груди. Она действительно почувствовала, намного сильнее, чем когда-либо прежде. Амара посмотрела на его губы, губы, которые она пробовала на своих губах по-разному, всего в одной команде.

— Ты собираешься сражаться за нас? — прошептала она, рана его слов все еще кровоточила в ее груди.

— Да, Амара, — сказал он ей, его глаза горели, глядя на ее лицо. — Но я не могу дать тебе больше, чем есть сейчас. Я пытался держаться подальше, позволяя тебе жить своей жизнью. Блядь, я пытался... — он прижался лбом к ее лбу. — Я не могу, Амара. Ты биение моего чертового сердца.

И он был ее биением.

Амара почувствовала, как ее глаза горят, вспоминая чувство любви и безопасности, которое она испытывала к нему, глубокую боль одиночества, которая стала для нее постоянной в последние несколько месяцев, ее нос подергивался.

Она ему поверила. По какой-то причине ее сердце знало, даже когда разбивалось, что он сделал это не из-за пренебрежения. И, глядя на него, с болью на его лице, она поверила ему.

Но она не понимала, значило ли это что-нибудь и что будет завтра. Но она знала, что хотела его, хотела всего, с этим мужчиной.

Сглатывая нервы, ее лицо все еще было прикрыто его большими теплыми ладонями, Амара встала на цыпочки, коснувшись своим носом его, и произнесла слова.

— Поцелуй меня.

Его губы прижались к ее губам прежде, чем она закончила говорить, проглотив последнее слово.

Наконец-то.

Ее тело задрожало.

Амара встала на носочки, давление его рта заставило дрожь пробежать по ее спине. Он склонил ее голову набок, более твердо рассекая ее губы своими, и лизнул контур ее закрытого рта. Его вкус, дыма, вина, наполняли ее мучительным голодом. Она почувствовала, как ее губы раздвинулись в тихом стоне, и он принял приглашение, набросившись на нее, запутавшись своим языком с ее.

Поцелуй Данте был пламенем по ее венам, не таким, который сжег ее дотла в пепел, а таким, который согревал ее изнутри в местах, о которых она не знала, что она замерзла и дрожала. Он осветил углы ее существа, которые были окутаны тьмой, заставляя все зловещее уйти в тени, пока она нежилась в тепле.

Он направил ее рот, и она последовала за этим танцем другого рода, который они танцевали столько раз прежде.

Он отстранился, и она открыла глаза, вглядываясь в его губы, окрашенные в свой оттенок, мокрый от ее рта. Он послал в нее завиток чего-то собственнического, наблюдая, как он наносит свидетельство ее собственной личности на свою плоть. Она хотела, чтобы он был отмечен ею, так же, как он пометил ее изнутри.

Он провел большим пальцем по ее губам, прикосновение было грубым.

Прежде чем она поняла, что делает, она открыла рот и втянула его.

Его глаза потемнели.

— Тебе нужно остановиться, если ты не хочешь, чтобы я тебя трахнул, Амара.

Тепло змеилось внутри ее тела, низко клубясь в животе, растапливая внутренности.

Она хотела, чтобы ее трахнули. Хотела, чтобы он ее трахнул. Но ей не хотелось паниковать посреди всего этого.

Она укусила его за большой палец, не сводя глаз с его.

— Не торопись, пожалуйста.

Его глаза вспыхнули, и внезапно она оказалась на спине на кровати, ее ноги свисали с края, Данте стоял на коленях между ними, его взгляд был на ней, его рот находился в ударе сердца от ее трусиков.

— Ты хочешь, чтобы я остановился?

Она безмолвно покачала головой, ее сердце забилось так, что между ног скопилась влага.

Он взял ее трусики, стянул их с ее ног и бросил на кровать, его пальцы нашли ее складки.

— Блядь, ты чертовски влажная.

Его грубый, жесткий голос отмечал, что его грубые, твердые пальцы на ее плоти только делали ее влажнее. Она со стоном запустила руку ему в волосы.

— Данте.

Она почувствовала, как его руки обхватили ее колени, подталкивая ее ноги к ней на кровати, широко открывая ее его глазам.

— Я буду есть эту киску, пока они меня не закопают в землю, — заявил он, его рот сомкнулся на ее складках.

Амара выгнулась из-под кровати, схватившись руками за его волосы, жидкое тепло задвигалось по ее телу, по спирали к тому месту, где его рот поглощал ее. Он пожирал ее, его язык погрузился внутрь, пробуя ее на вкус, изучая ее, одна из его рук касалась ее маленького комочка плоти, его большой палец энергично тер его, когда он поедал ее, будто это было его единственной целью в жизни.

Это был первый раз, когда ее пробовали на вкус вне дома, и, Боже, ей это нравилось. Это удовольствие не походило ни на что, что она испытывала раньше, даже на те несколько раз, когда она пыталась прикоснуться к себе после нападения. Она никогда не была такой мокрой; оргазм еще никогда не был таким близким. Извиваясь у его лица, из ее горла вырывались звуки удовольствия, Амара притянула его рот ближе, не желая, чтобы он отрывался.

— Давай, малышка, — подбодрил он ее, целуя киску, будто это был последний раз, когда он ее заполучил. — Оседлай мое лицо. Блядь, ты такая вкусная. Используй мой язык.

Боже, какой же он болтун. Грязный, мерзкий болтун в этом костюме. Это возбудило ее еще больше.

Его язык кружился вокруг ее клитора, из стороны в сторону, по кругу, по диагонали, во все стороны, и Амара почувствовала, как волна захлестнула ее настолько сильно, что она закричала, нити в ее горле напряглись, когда удовольствие захлестнуло ее ногу и судороги выплёскивались из-под контроля, когда она обрушилась на него.

Он удерживал ее все это время, позволяя ей оседлать волну, прижимая ее к кровати, пока она медленно спускалась вниз.

Она чувствовала слабость. Тяжелую, словно ее кости, весили тонну, но в лучшем смысле этого слова.

Моргая, она подняла глаза, когда он парил над ней, между ее ног, все еще в своем костюме, глядя на нее с таким интуитивным взглядом, что что-то заставило ее сердце сжаться.

— Привет, — прошептала она, ее грудь вздымалась.

Его губы, все еще влажные от нее, приподнялись вверх.

— Привет. Ты в порядке?

Она облизнула губы. И почувствовала выпуклость в его брюках, прижимающуюся к ее обнаженному теплу, и знала, что, вероятно, оставит на нем мокрое пятно. И хотя свидетельство его возбуждения само по себе заставляло воспоминания всплывать на поверхность, она не хотела ничего, кроме этого человека, похороненного как можно глубже внутри нее, соединённого с ней во всех отношениях.

Она должна была это сделать. Ей нужно было это сделать. Не сводя взгляда, усиленным собственническим жаром в этих карих глазах, зная, что он скорее отрубит себе руку, чем причинит ей физический вред, она знала, что он позволит ей.

— Две вещи, — мягко сказала она ему, — Никогда не бери меня сзади и не называй меня шлюхой.

Он слегка приподнял брови и секунду поколебался.

— Есть ли что-то, что я должен знать, прежде чем мы это сделаем?

Амара почувствовала, как ее ладони стали липкими.

— Нет.

Она никогда не сможет сказать ему, когда этот стыд все еще скручивался в ее животе.

— Ты уверена?

Она кивнула. Подняв руки, она медленно начала расстегивать пуговицы на его рубашке, обнажая сантиметр за сантиметром восхитительную мужскую плоть, которую он прятал под своими дорогими костюмами, пока не запарил над ней в своем пиджаке и расстегнутой рубашке. Его грудь покрывала редкие волосы, спускающиеся к твердому прессу, вплоть до пояса и выпуклости под ним.

Она надавила ему на плечи.

— Ложись, — тихо сказала она ему и увидела, как его губы приподнялись в типичной ухмылке.

— Как пожелаете, леди.

У нее вырвался смех.

— Ты только что процитировал «Принцессу-невесту», пока я пыталась тебя соблазнить?

— Тебе никогда не придется пытаться, Амара, — пробормотал он, проводя пальцами по ее губам, прежде чем откинуться назад, сцепив руки за головой. — В свое оправдание, ты заставила меня дважды посмотреть этот фильм.

— Тебе понравилось, — отметила Амара.

— Мне понравилось, — сказал он, глядя на нее удивительно трезвым взглядом. — Я верю в настоящую любовь и верю, что ее нужно дождаться. Ты бы стала ждать, Амара? Если бы в фильме была ты, ты могла бы дать обещание, не зная, почему, когда и как?

Она знала, что они больше не говорят о фильме. Она перелезла через него, оседлав его талию, его эрекция уперлась прямо в ее сердцевину.

— Моя настоящая любовь пытается найти меня, быть со мной в фильме? — спросила она, ее сердце колотилось, когда она расстегивала его, впервые ощущая его член в своих руках.

Она увидела, как его пресс напрягся от ее прикосновения, но он оставался неподвижным, наблюдая за ней.

— Каждый божий день.

Ее сердце заикалось. Она не могла противостоять ему стенами, не тогда, когда он говорил такое дерьмо и на самом деле имел это в виду.

Не обращая внимания на то, как его слова подействовали на нее, она обхватила его пальцами или попыталась, чувствуя его мягкость, но твердость, тяжесть в своей ладони. Другой рукой она похлопала по карману его брюк, вытащив его кожаный бумажник, надеясь, что в нем есть презерватив.

И он там был. Достав его, она отодвинулась назад, разрывая его, открывая своими зубами, и, наконец, взглянула на его член, первый член. Она на самом деле видела через телефон, когда смотрела порно.

Но он был большим. Большим. Блядь.

Паника начала просачиваться по краям. Она не могла принять это. Она не могла принять его. Будет больно.

Боже, это причинит ей боль.

Ее рука дрожала, и она почувствовала, как он забрал у нее презерватив и плавным движением надел его по своей эрекции.

Это немного рассеяло туман ее паники. Она не делала этого с каким-то случайным незнакомцем, который безо всякой мысли входил в нее или, возможно, причинял ей боль. Это Данте. Мужчина, который поднял ее тело, когда она была сломлена, и удерживал ее душу, когда она считала ее безнадежной, давая ей золото, заполняя трещины каждый день в течение трех лет. Он был самым опасным человеком из всех, кого она знала, но в каком-то смысле и самым благородным. Она знала, что он никогда не сможет, она была в безопасности, находясь с ним. И если она скажет ему остановиться, он остановится.

Глубоко вдохнув, она посмотрела ему в глаза, широко раздвинула ноги и почувствовала, как его кончик касается ее нижних губ.

— Я буду ждать тебя целую вечность, Данте Марони, — прошептала она ему, медленно опускаясь на его эрекцию, чувствуя, как ее стенки растягиваются, приспосабливаясь к его толщине.

Из нее вырвался вдох, и она сняла платье, подставляя каждый сантиметр своего тела его голодному взгляду.

— Но ведь эта вечность будет проведена в одиночестве, не так ли?

Его руки поднялись, обхватывая ее грудь, сильно сжимая ее, и она опустилась на сантиметр глубже, пытаясь повернуть бедра, чтобы уменьшить жжение. Он притянул ее вперед, так что она наклонилась, ее соски коснулись его груди, а его руки скользнули по ее волосам, его челюсти были стиснуты, глаза пристально смотрели на нее.

— Однажды я надену кольцо на этот палец, Амара, — выдавил он, входя нее еще на сантиметр. — Однажды я сделаю тебе детей. Просто дождись меня, малышка. Пожалуйста, дождись меня.

Амара почувствовала, как у нее перехватило дыхание, ее сердце заикалось, когда она, наконец, опустилась на его длину, чувствуя себя наполненной, но не вторгшейся, ее глаза задержали его взгляд.

— Что насчет... — спросила она его мягким, извивающимся голосом, когда он пульсировал внутри нее. — Ты Данте Марони. Однажды тебе придется найти принцессу мафии и надеть на нее своё кольцо, и сделать детей. — Боже, только одна мысль об этой боли. Она уже ненавидела его будущую жену. — Помнишь, что ты сказал? Мы, не история любви. Мы, трагедия, ожидающая своего часа.

Внезапно она оказалась на спине, когда он навис над ней, проникая глубже, чем она думала, возможно, его рот находился немного от нее.

— Тогда давай сделаем этот конец хорошим.

Он положил ее ноги к себе на плечи, шире раскрывая ее, когда вышел из нее. Амара почувствовала, как застонала, когда стенки сжались, пустые от него, желая его вернуть, и через секунду он снова вошел. Сила его толчка толкнула ее на кровать, ее грудь подпрыгнула, и он наклонился, захватив один соски в рот. Посасывание послало выстрел удовольствия в ее сердце, заставив ее мышцы сжаться вокруг него, ее руки сжали простыни рядом с ней.

Это было похоже на то, что она не могла вообразить, ничего из ее кошмаров.

— Блядь, в тебе так хорошо, — сказал он после еще одного сильного толчка, его зубы дергали ее за сосок, большой палец касался ее клитора, потирая между ног. — Такая тугая, влажная и моя. Эта киска принадлежит мне, так ведь, Амара?

Она теряла рассудок от удовольствия, ее шея тянулась в сторону, когда она пыталась удержать волну, чтобы она не врезалась в неё.

— Отпусти, детка, — услышала она его шепот на ухо, ее ноги полностью откинулись назад, когда он наклонился над ней, облизывая ее шею, его грудь терлась о ее соски, посылая тепло по спирали сквозь нее.

— Кончи для меня, Амара.

Толчок. Трение. Облизывание.

— Сожми мой член своей киской.

Толчок. Трение. Укус.

— Чувствуешь это?

Толчок. Трение. Ущипнул.

— Ты грязная девочка, такая мокрая для меня.

Толчок. Трение. Облизывание.

— Ты делаешь лужу на простынях.

И она кончила.

Как ракета, взлетевшая в небо и расколовшаяся на миллион кусочков огня и дыма, испарившись в ничто за секунды. Она кончила так сильно, что зубы поранили ее губы, сдавленный крик вырвался из ее горла, ее тело дергалось в его руках, когда он держал ее, все еще двигаясь внутри нее, все еще трахая, будто она была его грязной девочкой, а ее киска его добыча.

— Посмотри на меня, — выдавил он, запустив руки в ее волосы, схватив ее за голову, чтобы она не двигалась, пока она медленно спускалась на землю. — Ты, — толчок, — Моя, —толчок.

С этими словами он ускорил темп, прижимаясь к ней бедрами, его таз подталкивал ее клитор при каждом движении вниз, его глаза, эти красивые, темные глаза, неотрывно смотрели на нее, видя ее полностью обнаженной, голой и уязвимой и открытой всеми возможными способами. Он видел это, и принимал, и она давала, давала и давала, интимность их тел, их взглядов, их сердец, все соединялось в один тандем, пока она не имела понятия, где она заканчивалась, а где начинался он. Этот взгляд в его глазах, чистое неподдельное желание всего, снова довел ее до крайности.

Она почувствовала, как он дернулся в ней, его грубое рычание, когда он кончил, его член вошел в нее так глубоко, как только мог, заставляя ее стенки заплакать вокруг него.

Их тела медленно спускались с пика оргазма, потные и истощенные. Он встал и пошел в ванную, а она просто неподвижно лежала, глядя в потолок, ожидая, пока ее сердце постепенно успокоится.

Ощущение чего-то влажного между ее ног заставило ее взглянуть вниз и увидеть, как он моет ее мокрым полотенцем, и она почувствовала, как ее сердце сжалось в груди. Почему он должен был быть таким идеальным для нее?

Он отбросил полотенце в сторону, сняв одежду и впервые открыв все свое тело перед ее глазами.

Амара наблюдала за мускулами и выступами на его теле, широкими плечами, за которые она держалась несколько раз, когда он нес ее, сильными руками, заставлявшие ее чувствовать себя в самой безопасности, которую она когда-либо чувствовала, красивой груди, которую она хотела использовать в качестве подушки на всю оставшуюся жизнь. Она наблюдала за ним, от его больших красивых ступней до мускулистых бедер, полутвердого члена, его счастливой дорожки волос, пресса, груди, шеи и, наконец, его глаз.

Он наклонился и нежно поцеловал ее, вытянувшись рядом с ней.

— Ты в порядке, малышка? — спросил он у ее губ, когда она обхватила его челюсть.

Она превратилась из «грязной девочки» в «малышку», и ей это нравилось. Мозг был такой странной штукой. Она могла подумать, что ее назвали грязной девочкой, и это могло спровоцировать ее. Но когда он сказал, голосом теплого шоколада и скрученных простыней, его темные глаза поклонялись ее коже, «грязная девочка» почувствовала себя «богиней». Ей это нравилось. Как она могла иметь шанс противостоять этому мужчине, когда он заставлял ее так себя чувствовать?

Она кивнула на его вопрос.

— Как моя мама?

— В безопасности. Наслаждается испытанием, пытаясь проникнуть в дом Тристана. Мой для нее довольно скучен.

Амара рассмеялась, живо представив это себе.

— Как у него дела?

— Все по-старому, — сказал он ей, играя с ее волосами, его пальцы держали дикий локон. — Он на самом деле приобрёл недвижимость в городе.

— В Тенебре?

Он покачал головой.

— В Порту Теней. Это не так уж далеко отсюда. Ты должна отправиться туда когда-нибудь. Думаю, ему это понравится.

Амара почувствовала дрожь возбуждения в своем организме, ее сердце болело при мысли о том, что у нее есть друг в городе, хотя Тристан не был обычным человеком.

— Означает ли это, что он часто будет здесь?

— Думаю, он будет там довольно много раз, — сказал он, его глаза скользили по ней. — Ты знаешь Габриэля Виталио?

Она кивнула. Конечно, она знала печально известного Виталио. Она находилась в его городе.

— У него есть дочь, Морана, — колебался он. — У Тристана своя история с ней. А пока оставим все как есть.

Амара знала, что он хочет поделиться, но не торопилась, зная, что он расскажет ей, если захочет. Сменив тему, она спросила:

— Что насчет твоего брата? Как он?

На мгновение воцарилась тишина, прежде чем он закинул ее ногу на свое бедро, их тела прижались друг к другу, глядя в потолок.

— У Дэмиена все хорошо. Он почти твоего возраста, но у него выдающийся ум. Его диагноз Аспергера был подтвержден другим врачом, поэтому они делают для него специальные учебные модули.

Амара потерла линию его груди.

— Он в безопасности?

— Да, — Данте взял ее за руку, сцепив их пальцы вместе. — Я инсценировал его смерть, чтобы мой чертов отец больше не использовал его как пешку. Но я не могу видеться с ним. Пока не умрет дорогой папочка.

Амара почувствовала, как колотится ее сердце, ее разум поглощает все, на что может пойти этот мужчина, ради защиты людей, которых он любит. Иногда она забывала, в такие моменты, когда он был мягок с ней, что он все тот же безжалостный Данте Марони, который, по слухам, допрашивал мужчину в течение тридцати часов, не нанеся ни единого пятна крови на его одежду. Без одежды, голый, каким он был сейчас, Амара видела его целиком, человека и зверя

— Что это за взгляд? — тихо спросил он, проводя большим пальцем по ладони ее меньшей руки.

— Со мной будет то же самое? — спросила она своим голосом, не более чем шепотом. — Что я буду вне, пока твой отец не умрет?

Да, она не чувствовала угрызений совести, думая о смерти этого человека.

Данте снова повернулся к потолку, скривив рот.

— Ты помнишь, что я говорил тебе о шахматных фигурах? Что я не знаю, что ты за фигура?

— Да.

Он повернул шею и посмотрел на нее.

— Ты королева на доске, Амара. Ты моя самая сильная фигура, но самая уязвимая. Они поймают тебя, поймают меня, и игра будет окончена. Так что, я сделаю все, что я должен, чтобы они никогда тебя не поймали. Даже если для этого придется на время скрыть тебя, как мой маленький грязный секрет.

Амара сглотнула, ее сердце перехватило горло. Могла ли она так жить?

— Ну тогда, что теперь?

— Теперь мы сместимся, — сказал он ей. — Мы продолжаем жить своей жизнью. Я вожу на свидание одну, две принцесс мафии. Ты приглашаешь двух или одного парня на свидание. Я возьму дело в свои руки. Ты занимаешься своими занятиями и терапией. Любые глаза, наблюдающие за нами, видят, что мы расстались. Но идем домой мы одни. — его глаза горели смотря на ее. — Никто не прикоснется к тебе, Амара, иначе я потрачу много времени, смывая кровь.

— И то же самое касается тебя ? — спросила она, просто желая подтвердить.

— Я не лицемер, малышка, — он убрал ее волосы с лица. — Я не прошу тебя делать то, что я не буду делать сам. Ко мне тоже никто не прикасается, только ты. У меня есть квартира в доме Тристана. Когда мы будем в городе, я буду приходить к тебе. Ни телефонов, ни где-либо онлайн, это все отслеживается. Если мы случайно встретимся днем, ты, тот человек, кого я знал раньше, а я тот, кто разбил тебе сердце. Мой отец никогда не должен почувствовать запах настоящего.

Амара приподнялась на локте, ее сердце колотилось, когда она обрабатывала все, что он говорил. Он не отказался от них, просто играл со всеми, как мастер-манипулятор, которым он являлся. Могла ли она доверять ему, чтобы он не играл с ней?

— А есть золотая середина всего этого? Если ты возбудишься?

Он держал ее челюсть рукой, жест такой властности, что огонь лизнул ее кости.

— Тогда я возьму в кулак свой член и буду воспоминать, насколько узкой ощущалась твоя киска, и доведу себя до оргазма. — другая его рука скользнула вниз по ее телу, обхватив между ног, тепло его ладони резко контрастировало с ее влажностью. — Все просто, малышка. Я не раб своих желаний, это они мои рабы.

Амара обработала это, глядя на искренность и открытость на его лице, которые она редко видела, чтобы он показывал кому-либо в течение долгого времени. Он довел до совершенства маску обаятельного, легкомысленного, легко недооцениваемого мужчины. Когда он был обнажен, она могла видеть, как много он скрывал, манипуляции, проницательность, искренность.

Его взгляд скользнул по ее лицу.

— Я предлагаю не то, что ты заслуживаешь, но ради твоей же безопасности я не могу дать больше, чем это прямо сейчас. Я даже не знаю, когда смогу предоставить тебе то, что ты заслуживаешь. Для этого нет графика, так что будет непросто. Но ты должна сделать выбор. Если ты этого не хочешь, скажи мне сейчас. Я уйду и буду держаться подальше, и тебе больше никогда не придется со мной иметь дело.

Она этого не хотела. Она хотела его. Она хотела будущего с ним, даже если не знала, как оно выглядит. Это риск, и если это приведет к обратным результатам, Амара не думала, что сможет оправиться от этой потери.

— А если я хочу этого? — мягко спросила она его, обхватив его запястье пальцами, чувствуя его ровный пульс под своей ладонью. — Что тогда? Что мы делаем сейчас?

— Мы пока прячемся в тени. — Данте улыбнулся ей, той самой, от которой у нее в животе всегда порхали бабочки, и прошептал ей в губы: — Так ты играешь со мной, моя королева?

Амара посмотрела в глаза мужчине, которого любила, увидела, что та же самая любовь отражается в нем, и решила их судьбы.

— Да, я в игре, мой король.

***

Они занимались любовью еще раз перед восходом солнца.

Амара проснулась и увидела, что он одевается, ее горло сжалось, хотя сердце ощущало радость. Она увидела, как он погладил головку Лулу и подошел к ней, опираясь руками о ее лицо.

— Я должен ехать, — сказал он ей, его глаза были мягкими, а губы распухли от их поцелуев.

Амара кивнула.

Он наклонился, чтобы поцеловать ее губы, затем на долгую секунду прижал их лбы вместе.

А затем выпрямился и вышел, оставив ее в постели с улыбкой на лице и надеждой в сердце.

***

Дни превратились в недели.

За первые несколько недель он приходил к ней пять раз. Она окутала их своими воспоминаниями.

Она чаще видела его в Интернете, иногда лично, иногда с девушками. Она игнорировала это, как он просил.

Это разбило ее маленькие кусочки.

***

Недели превратились в месяцы.

Она закончила школу с ускоренными классами, поступила на магистратуру, начала свое терапевтическое обучение. Полюбила книги, разговаривала с Лулу, продолжала терапии. Утром обнимала своих демонов, днем росла, а ночью находила удовольствие в своем теле.

Он приходил много раз.

Он уходил каждый раз.

Разбивание, разбивание, разбивание.

***

Месяцы превратились в годы.

Вместе с ним она отметила свой двадцать второй день рождения.

Она закончила ускоренную степень магистра, получила докторскую степень и тщательно и изучала себя. Она разговаривала с мамой через день, поддерживала связь с Вином и Нереей и время от времени заходила в пентхаус Тристана.

Он начал проводить с ней по несколько дней, рискуя всем ради неё.

Ему каждый раз приходилось заставлять себя уезжать, откладывая все на следующий раз.

Разбивание, разбивание, разбивание.

***

Прошло шесть лет.

Благодаря своей профессиональной эволюции и личной терапией, двадцать пять постучалось в ее дверь с расцветающей уверенностью. Она получила докторскую степень, начала свой бизнес, обзавелась новыми клиентами, переехала в квартиру, которую купила сама. Она ходила на свидания, прикрывала шрамы, носила каблуки и возвращалась домой одна.

Иногда она чувствовала себя слабой, ожидая его. В другие дни она чувствовала себя сильной, ожидая его. Монета продолжала переворачиваться, единственная постоянная ее растущая любовь к нему и его сводящая с ума любовь к ней.

Он поднялся по служебной лестнице, стал настоящим наследником престола, и Амара чувствовала гордость.

Он никогда не касался другой девушки, все его сердце, тело и душа принадлежали ей, и Амара чувствовала себя любимой.

Он любил подходить к ней, обнимать ее долгие минуты, будто его руки были голодны.

Он ненавидел оставлять ее, прижимаясь лбом к ее лбу, а ее глаза горели.

Они спрятались в тени.

Разбивание, разбивание, разбивание.

***

Шесть лет превратились в семь.

Они стали корнями дерева, похороненными глубоко под землей, вне поля зрения, сплетенными вместе, укрепляя друг друга, ослабляя друг друга, принимая всю любовь как питание, храня ее в тайных местах. Все это время в ожидании, когда дерево, которое было жестоко срезано, снова пустило ростки.

Потребовалось время, чтобы леса выросли, царства построились, а империи существовали. Там, где ломался один, лепился другой, занимая его место.

Они были любовниками и друзьями, незнакомцами и знакомыми, все это, ничего из этого.

Они просто были.

Ожидая.

Разбивание, разбивание, разбивание.

Ее изгнание никогда не закончится.

Они никогда по-настоящему не начинались.

Но империям требовалось больше времени, чтобы сломаться, чем людям, и они медленно распадались.

ЧАСТЬ 3

Шторм

(Настоящие Дни)

«Ад бывает раем, коль от руки любимой умираем.»

Уильям Шекспир, Сон В Летнюю Ночь

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 121314 15 16 17 Следующая ⇒