Эмили Б. Мартин «Солнечный щит» («Дорога бандита» - 1)

Эмили Б. Мартин «Солнечный щит» («Дорога бандита» - 1)

Перевод: Kuromiya Ren

Ларк

Дилижанс было видно только по поднятому облаку пыли на дороге. Она ехала быстро, наверное, надеялась добраться до Снейктауна до заката.

Пикл прикрывал глаза рукой рядом со мной.

- Плохое место, Ларк. Может, завтра утром попробуем?

- Нет. Если они доберутся до Снейктауна, скалы закроют солнце до полудня завтра. Мы пропустим шанс полностью. Одна карета, такое нельзя упустить, - я поправила край шляпы, прикрываясь от опускающегося солнца. Черная жирная краска на щеках помогала отразить немного жара. – Я заставлю их развернуться. Нет проблем. А ты останови колесо.

- Там стражи, - сказал он.

- Я разберусь со стражей, - сказала Роза с другой стороны от меня. Она подвинулась в седле, затянула ремешки ее искусственной ноге. Седж проверял свое снаряжение, чтобы его дротики для арбалета были под рукой. Сайф нервно теребил край своего кнута-кисти пальцами – это был его третий рейд, он хотел все сделать правильно.

Пикл вздохнул и поправил хватку на длинном металлическом посохе.

- Я хотел расслабиться в воде сегодня, но нет…

- Готовьтесь, - я посмотрела на землю, там лежал мой пес, Крыс. Он почти сливался с пыльными камнями пустыни – это у него было от койота. Его глупые большие уши насторожились, он смотрел на приближающуюся карету. - Готов, Крыс? – сказала я ему.

Он приподнялся. Я вытащила меч из ножен, поправила ремешки на левом предплечье.

- Вперед, - сказала она.

Крыс послушно прыгнул из-за кустов и побежал по склону холма. Он повернул к лошадям, зарычал, добравшись до них. Они не паниковали, но замедлили ход, ощущая опасность.

- Хорошо, - сказала я. – Вперед.

Я вывела лошадь из тени булыжников. Другие тоже так сделали. Мы понеслись по склону, образовав группой фигуру V – Роза и Седж направлялись к передней части кареты, а Сайф и Пикл устремились к задней. Кучер закричал, заметив нас. Треск его кнута раздался в воздухе.

Я впилась пятками в бока Джемы, она тряхнула гривой. Дротик арбалета пролетел у ее бока, она фыркнула. Я чмокнула воздух, чтобы приободрить ее, направила ее наперерез дилижансу. Крыс кусал лошадей у копыт, и они отскакивали в стороны. Страж сзади едва держался за карету, пытался прицелиться в Пикла. Страж спереди зарядила свой арбалет. Она смотрела на меня, стиснув зубы. В этот раз она сможет выстрелить по прямой.

Я развернула Джему и надела поверх кулака щит. Уходящее солнце ударило по равнине с полынью и отразилось от зеркального изгиба маленького щита. Я ударила светом по лицу стражницы, и она вскинула руку, закрываясь. У меня оставался лишь миг, чтобы прицелиться, я опустила арбалет на щит и выстрелила, попала в ее голень. Я выругалась под нос, я хотела попасть рядом с ней, но я не убила ее атакой, и это было лучше, чем нечаянно попасть и убить этим. Так она отвлечется. Стражница обмякла, ее арбалет упал на подставку для ног рядом с кучером. Ее дротики рассыпались, летели по воздуху как птички. Я повернула Джему, чтобы обогнать команду, а Роза прицелилась в стража сзади и выстрелила раньше, чем успел он. Выстрел был красивым, дротик пролетел у его уха, и я могла поклясться, что его задело. Она всегда умудрялась сохранять грань между выстрелом ради убийства и ради испуга, и у нее, в отличие от меня, срабатывало. Страж выругался и скрылся за навесом скамьи.

Сайф теперь был рядом с лошадьми, махнул кнутом, направляя их вправо. Крыс рычал у их копыт. Но кучер удерживал поводья. Он сжал их в руку с хлыстом, потянулся за упавшим арбалетом стражницы. Ему требовалось время, чтобы прицелиться, но я не собиралась давать ему шанс. Я повернулась в седле, ударила светом щита по его глазам. Он прищурился, и я выстрелила. Шшш. Дротик вонзился в дерево над его плечом. Он закричал и выпустил поводья. Дилижанс загремел, два колеса попали в яму.

- Давай, Пикл, - я отстала, чтобы Сайф мог направить команду.

Пикл поравнялся с задней частью кареты. Он поднял металлический посох и ударил им по переднему колесу. Я задержала дыхание. Он не всегда попадал сразу – посох часто отскакивал от оси или попадал под карету. Но сегодня он попал, вонзил посох между спиц. Колесо застряло на миг, разбилось с неприятным треском. Дилижанс дико покачнулся, команда отпрянула в сторону. Крыс чуть не получил копытом по спине. Пикл успел отогнать лошадь от кареты.

Карета гремела. Дернулась. Подскочила на камне. И с грохотом рухнула на бок.

Я выдохнула, остановила Джему. Пыль поднялась облаком. Лошади подпрыгивали в упряжи, фыркали, путались в поводьях. Два колеса сверху дико крутились, стуча, как хвост гремучей змеи.

Я прицепила арбалет к седлу и вытащила меч. Страж, который был сзади, лежал на земле без движения, но кучер и стражница стонали и пытались встать. Седж спрыгнул с коня и поспешил удержать стражницу, надавил большим коленом на ее спину и выдернул дротик из ее голени. Игнорируя ее ругательства, он вытащил бинт и стал перевязывать рану.

Я съехала со спины Джемы, глядя на ущерб. Мы старались не устраивать бардака. Это было для самозащиты. Было бы просто убить кучера и стражей, забрать лошадей и бросить путников умирать. Но от этого шериф из Снейктауна и важные лица из других частей Алькоро захотят сильнее убрать меня, если оставлять за собой след из тел.

Я убивала только один вид путников – работорговцев.

Эта карета была не такой, и я надеялась, что то, что мы повредили ее, не скажется плохо на нас. Мы раньше не переворачивали дилижанс. Обычно просто останавливали колесо, если нам везло. Сегодня повезло не очень. Но это мы уже не могли изменить, а вот кучер решил, что мог изменить будущее. Он растянулся в стороне от кареты, пытался вытащить нож из сапога. Я прижала осторожно край меча к его шее.

Моя красная бандана надулась у губ, когда я сказала:

- Как насчет отдыха?

Он отпустил нож. Я отбила его и отодвинулась, Роза остановила лошадь на моем месте. Она направила на него арбалет. Его голова упала на каменистый песок со злым вздохом.

Стон донесся из кареты. Я подошла к верхней дверце и открыла ее. У дальней стены лежал самый бледный человек из всех, кого я видела – да я луну видела темнее. Он был старым, светлые волосы и рыжеватая борода были с сединой, и он был один. Это будет простой работой. Он посмотрел на меня, щурясь, кровь текла из пореза у правого уха.

Я направила меч в карету. Он не двигался и не смотрел на клинок.

- Ты – бандит Солнечный щит, - сказал он.

Я повернула меч, чтобы свет отразился от клинка. Он заморгал от света, но не поднял руки.

- Если знаешь, кто я, ты знаешь, что мне нужно, - сказала она.

- Да. И я благодарен за это. Я верю, что то, что ты делаешь, достойно похвалы.

Я прищурилась поверх платка.

- Я собираюсь ограбить тебя, старик.

- О, вперед, - он вздохнул, прислонился головой к треснувшему стеклу дальнего окна. – У меня нет почти ничего ценного, если не интересуют исторические заметки о земледелии Моквайи. Деньги в кожаном чемодане. В сундуке должны быть запасные сапоги, хорошие, с серебряными пряжками. В остальном, там одежда для путешествия и книги.

- Пикл, открой сундуки сзади, - крикнула я. Он уже выполнял задание, но безразличие мужчины злило меня. Я присела у дверцы и прыгнула в карету. Было неудобно, ведь карета лежала на боку. Я убрала меч в ножны, вытащила из-за пояса большой охотничий нож. – Замри, - сказала я, хотя это не требовалось. Глаза мужчины были все еще закрыты, он словно задремал. Я схватила его за бородатый подбородок, повернула его голову – в ушах не было сережек. На шее не было цепочек и кулонов. На пальцах не было колец, не было броши на лацкане. Край татуировки выглядывал из-под закатанного рукава – выглядело как нос корабля. Чернила выцвели, но все еще были четкими, в отличие от моих. Я скрипнула зубы, я не испытывала симпатии к кораблям.

- У меня есть спички в кармане плаща, - сказал он, махнув на смятую одежду на скамье. – Из Сиприяна. Тебе может пригодиться.

Раздражение усилилось, и я схватила плащ и бросила наружу.

- Снимай сапоги.

Они были старыми, без пряжек и украшений, покрытые засохшей грязью, какая была из Моквайи. Но мне было все равно, я просто хотела позлить его. Он медленно снял их. Я выбросила и их наружу.

Его глаза остались закрытыми. Я зашипела и склонилась, коснулась краем ножа его шеи.

- Ты легко относишься к жизни и смерти. Если путники перестали переживать, может, стоит сделать из тебя пример. Как насчет быть привязанным к лошади, чтобы проехать так до Снейктауна?

- Я бы не хотел этого, - мужчина открыл глаза. Они были голубыми – необычный цвет. У него были и веснушки вместе с пятнами возраста. – Но люди в Алькоро заметят мое отсутствие, если я не прибуду через неделю к началу семестра, и ректор не будет рад, если кто-то задержит уроки, - он пронзил ее взглядом. – И пытать пленников – не твой стиль. Иначе алькоранцы и моквайцы старались бы убрать тебя сильнее.

- Сундуки опустошены, Ларк, - крикнул Сайф сзади.

- Ларк, - старик словно пробовал слово.

Я выругалась за платком. Сайф был быстрым и проворным, но тупым, потому я не брала его в рейды до последних нескольких месяцев.

- Выверни карманы, - сказала я. – Живо.

Он так и сделал, но продолжил говорить:

- Твои поступки исключительны, Ларк, - его голос стал мрачнее. – Передвижение рабов через пустыню стало международной проблемой. Ты стараешься освободить рабов, и это необходимо нам. Но жить тебе сложно. Сколько освобожденных пленников живет в твоем лагере? Сколько детей не удалось вернуть их семьям? Сколько голодных ртов?

- Молчи, - я забрала монеты, которые он вытащил из кармана. Прижимая нож к его шее, я провела рукой под подушками на скамьях. Но они были прибиты к дереву – там ничего ценного не спрячешь.

- Ты знаешь о королеве Моне из Озера Люмен? – спросил он торопливым тоном. – Ты знаешь о после из Сиприяна? Слышала, что случилось с одним из их детей?

- Готовь лошадей, Пикл, - крикнула я наружу.

- Влиятельных людей очень интересует то, что ты делаешь, - продолжил он быстрее. – Жизнь может быть другой для тебя и твоих друзей. Я прошу тебя подумать…

Я услышала пронзительный свист Розы. Багаж был погружен на лошадей. Я прижала ладонь к краю дверцы кареты.

- Ларк, - сказал старик.

Я развернулась и прижала рукоять ножа к его щеке. Его голова ударилась об стенку.

- Я сказала молчать, - заявила я. Он застонал снова. Я сжала руками край дверцы и выбралась из кареты. Другие были уже на лошадях, нагруженных вещами. Роза все еще направляла арбалет на кучера. Стражница пыталась сесть, смотрела на перевязанную голень. Другой страж стонал о сломанной руке.

Я запрыгнула на спину Джемы.

- Идем, Крыс, - позвала я.

Он вскочил, напугав лошадей кареты, и мы направились к холму. Солнце наполовину скрылось за горизонтом, красный полукруг озарял пыль. Я оглянулась перед тем, как мы скрылись за камнями. Старик стоял в карете, сжимая края дверцы для опоры. Я видела, как он перевел взгляд от кучера и стражницы к нам. Я выругалась снова и повернулась вперед, ускоряя Джему.

- Сайф, - гневно крикнула я поверх стука копыт.

Он застонал.

- Знаю. Знаю. Прости.

- Еще раз назовешь меня Ларк вне лагеря, и я сдеру с тебя шкуру.

- Хватит его отчитывать, Ларк, - голос Пикла был радостным. – Эй, я хорошо ударил, да? – он опередил мою лошадь, поднимая пыль. – Первый, кто доберется в лагерь, получит сапоги старика!

Я сплюнула пыль от Пикла и погнала Джему за ним.

Тамзин

Я открыла глаза, наступило очередное утро.

Все еще не мертва.

Наверное, это было хорошо.

Я не спешила шевелиться, проверила тело. За последние несколько дней я узнала, что от резких движений появлялись боль и тошнота. И я лежала на матраце, земля была прохладной под ладонями. Я смотрела в окошко у потолка, это занятие стало самым интересным в моей жизни.

Я была приятно удивлена, обнаружив, что сегодня боли было меньше. Голова болела больше всего. Рот все еще был чувствительным и опухшим. Я подавляла желание коснуться губ, дотронулась до кожи головы. Я ощущала засохшие корки там, где лезвие срезало кожу. Волосы покалывали пальцы, на голове были едва заметные волоски. Чтобы не сойти с ума, я сосредоточилась на том, как легко было голове без волос, и я попыталась убрать по привычке волосы за уши, но вспомнила, что их не было. Мысли о таком помогали – это хотя бы можно было восстановить.

В двери внизу было отверстие, куда просовывали завтрак. Брешь пробили вскоре после моего прибытия – эта комната не была создана для пленников. На полу была кукурузная каша в миске.

- Постарайся не подавиться сегодня, - донесся серьезный голос из-за окошка с решеткой в двери – еще одно дополнение, вместе с убранной ручкой внутри комнаты. – Ключи у Пойи, а она ушла к колодцу, так что я не смогу зайти и спасти тебя.

Я не ответила. Я лежала, глядя на окно в дальней стене. Иронично, что они думали спасти мне жизнь, когда три недели их целью было держать меня как можно ближе к смерти, не убивая при этом.

Я попала в странный замкнутый круг. Цена моей жизни лежала где-то между половиной миски каши и всей страной.

- Позже напишем еще письмо, - продолжила Бескин. В отличие от Пойи, у нее были оба глаза, широко посаженные и выпученные. – Постарайся не дрожать, ставя подпись. Нужно, чтобы она была разборчива. Это наш последний лист пергамента, пока кто-то из нас не побывал в городе.

Мои пальцы впились в грязный пол, будто перебирали струны дульцимера. Ей даже не пришло в голову, что мне стало бы выгодно испортить последний лист пергамента, ведь теперь я знала, что их запасы кончались.

Я покачала головой. Кто-то напомнит мне, как эти глупые старухи устроили такой продуманный политический переворот?

Мне нужен был тот пергамент. Нужно было, чтобы они послали его, какой бы выкуп они в нем ни просили.

- Я приду позже за твоим ведром, - Бескин из двух моих надзирательниц была ближе к совести, даже если порой это было случайно. Она была чистой, сохраняла порядок, а Пойя была готова бросить меня гнить в моей грязи. Бескин, наверное, не нравился запах. – Постарайся сегодня не разливать кашу.

О, Бескин, ты такая смешная, хотя не пытаешься быть такой.

Я молчала, не двигаясь, пока ее шаги не утихли. Только тогда я осторожно повернулась на бок и села. Боль в голове усилилась, я опустила ее на миг – она ощущалась как камень на шее. Боль утихла, и я подползла к миске. Я проклинала мысленно тех, кто пленил меня. Каша точно была соленой, и я не понимала, было ли это намеренно, или они не понимали, что соль обжигала рану.

Но я была голодна.

Я медленно и тихо подняла кулак к двери, зацепилась мизинцем за пустое окно с решеткой, грубому жесту я научилась на улицах Толукума, и это не забылось в вежливом обществе. Было приятно показать это спустя время. Я держала руку там, пока зачерпывала кашу и ела.

Веран

Дорогой Веран,

Я пишу, чтобы сообщить тебе, что наша карета пострадала у Снейктауна из-за бандитов первого июля. Не паникуй. Мы все выбрались оттуда, хотя я потерял обувь. Я в Каллаисе, успел на занятия – просто приду на первые уроки в тапочках. Не говори Джемме.

Немного новостей – нас остановили Солнечный щит и несколько подельников. Предлагаю тебе не упоминать это в разговоре. Я знаю, в Моквайе и Алькоро есть те, кто хотел бы поймать ее, может, и те, кто в верхних слоях общества, даже среди твоих союзников могут быть такие. Работорговля процветает ради богатства и власти, и хоть бандит Солнечный щит ограбила меня, лишив всех денег, я хотел бы, чтобы она продолжала работу.

Я узнал кое-что важное – ее имя. Ларк. Фамилию, если она есть, я не услышал. Об этом тоже никому не говори. Но ты знаешь, как важно для нас дело пропавших пленников. Если у Солнечного щита есть лагерь, полный спасенных рабов, есть возможность, что Мойра Аластейр среди них, или что она знает, где та может быть. Это вряд ли возможно, Мойра уже была бы взрослой, если жива. Но за последние пятнадцать лет это единственная зацепка.

Я не сообщил пока это Моне, и я прошу тебя не делиться этим с Ро или Элоиз. Я написал для них отдельное письмо без этой детали. Не хочу давать им ложную надежду, когда все может оказаться ничем, и я не хочу открывать дверь старому горю, когда нас ждет много дел. Но я говорю тебе. Будь внимателен. Может, среди разговоров что-нибудь уловишь.

Мы думаем тут о тебе. Береги себя. Пиши родителям. На моем столе уже четыре письма от твоей матери, требующей новости о нашей поездке.

Удачи,

Кольм

Я опустил письмо и прислонился к окну, по которому стекал дождь. Я рассеянно смотрел на покачивающиеся деревья. Профессор Кольм пострадал от бандитов… Я переживал из-за такой возможности, когда мы расстались в Пасуле. Пустыня Феринно стала опасным местом, и я переживал, что он поедет обратно без каравана, с которым мы путешествовали в июне. Он убеждал меня, что небольшая карета означала, что они минуют худшую часть пути быстрее.

Лжец.

В дверь резко постучали, и она открылась, я не успел даже ответить. Я сунул письмо в карман камзола.

- Веран! – позвала Элоиз. – Ты прилично выглядишь? Даже если нет, выходи! Мы опаздываем!

Я отошел от окна.

- Интересное предложение. Как, по-твоему, будет хуже: появиться при дворе не в том цвете или прийти голым?

- Я поставила бы на цвет. Ты же в бирюзовом? – она прошла в спальню и выдохнула с облегчением, увидев мои штаны и шелковый камзол. Моквайя выделяли двенадцать месяцев, как мы на востоке, но важнее времени года были соответствующие цвета, двенадцать, а не семь, и они звались си. В первый день августа мы сменили зеленый на бирюзовый, и горе тому, кто придет не в том цвете в первый день месяца. Элоиз была в длинном платье цвета лагуны Пароа. Ее темно-каштановые кудри были собраны на макушке и украшены нитями опалов.

Она развела руками.

- Что ты делал? Нам нужно уже быть внизу. Папа уже там.

- Я… - я вспомнил просьбу Кольма не делиться с Элоиз и ее отцом новостью о нападении. Я указал на деревянную шкатулку на столике, ткань внутри была смята. – Я набирался решимости обуться.

Она раздраженно цокнула языком.

- Мне жаль, Веран, что они тебе трут, но у нас нет времени.

«Трут» - это было преуменьшением. Я носил много раз чужеземную одежду, но еще ни разу не менял свои кожаные сапоги с мягкой подошвой. Даже в университете Алькоро ученикам из Сильвервуда можно было носить свою обувь, если в бахроме не было колокольчиков. Но в Моквайе мужчины носили до ужаса тесные шелковые штаны с большими пуговицами с драгоценными камнями на голенях. С шоком в первый день при дворе я понял, что мои сапоги не подойдут к наряду. Вместо них были узкие туфли, подбитые гвоздями, которые не просто натирали ноги, а будто поглощали слои кожи. Почти месяц дипломатической поездки, а я все еще ходил в них как в первый день.

Элоиз вытащила туфли из ящика и протянула их.

- Идем. Внизу сможешь сесть, но нам нужно идти.

Подавив страх, я опустил туфли и просунул в них пострадавшие ступни. Боль пронзила мозоли у пальцев ног. Элоиз взяла деревянную трость, украшенную камнями, популярную у местных юношей, и вручила мне. Я переместил вес на пятки, уперся тростью в пол и встал. Элоиз удовлетворенно кивнула и повернулась к двери. Я неуклюже пошел за ней и выбрался в коридор.

Первый мой шаг по паркету прозвучал как удар грома. Я поспешил за ней, воротник давил. Я чуть не добавил третий стук от трости к какофонии. Я подумал о лесных разведчиках мамы – чтобы получить ранг Лесничих, им нужно было пройти мимо дозорных в повязках на глазах так тихо, чтобы их не заметили, неся при этом мешок в сорок пудов весом. Я сейчас звучал как пьяница на брусчатке.

Мы прошли в атриум в конце коридора. Как другие окна в замке, потолок был из огромных панелей стекла – Моквайя производила его и потрясала в наше время этим. Я все еще не справился с восторгом от окон в три раза выше меня. Вода стекала по ним реками, мешая видеть тучи и леса у замка.

- Я не знаю, сможем ли мы побывать в туре вне замка, - сказал я, пытаясь видеть за дождем. Я хотел отчаянно выбраться в лес, увидеть большие клены, покрытые мхом, папоротники высотой с кареты. Я хотел отправиться на юг вдоль берега, увидеть известный красный лес, деревья там превосходили даже каштаны бабушки дома своей высотой и толщиной. Мы заметили рощи лишь немного по пути в Толукум, а после прибытия ни разу не покидали замок.

- Вряд ли, ведь там бушует лихорадка, - сказала Элоиз. – Все боятся надолго выходить наружу.

Я нахмурился, вспомнив предупреждения о дождевой лихорадке, о которых мы услышали, прибыв сюда.

«Не открывайте окна, - сказали нам. – Спите с длинными рукавами. Если нужно выйти, нанесите лимонный бальзам или кедровое масло», - болезнь, похоже, разносили комары, живущие во влажных лесах, но даже в редкие дни, когда дождь не шел, замок оставался закрытым. От этого я ощущал себя как золотая рыбка в чаше.

- Все еще не понимаю, почему в Толукуме так плохо с лихорадкой, если мы едва слышали о ней в городах, которые проезжали по пути, - сказал я. – Природа у дороги не отличалась от той, что тут, но мы видели много открытых окон, и люди ходили там.

- Вряд ли мы успеем утолить это любопытство, - сказала Элоиз, приподняла край платья, приближаясь к лестнице. – Мы прибыли не любоваться пейзажами. Если нас выпустят, то к песчаным карьерам и печам стекла – союз зависит от этого. Я слышала, что министр Кобок вернулся из поездки по фабрикам стеклодувов. Нам стоит с ним договориться о встрече. Можешь спуститься?

У меня нагревался воротник.

- Да.

Она стала спускаться по лестнице, почти не стуча туфлями с каждым шагом. Я прижал ладонь к перилам, следуя за ней, мои туфли стучали как молот кузнеца.

- Мы хотя бы видели лес внутри, - она указала на открытое пространство по бокам от лестницы, где нас почти тут же окружили живые ветки. Деревья росли внутри – это тоже поражало в замке Толукума. Их кроны тянулись к стеклянному потолку, их корни погружались в землю в пяти этажах ниже, обрамленные дорожками, фонтанами и яркими клумбами.

- Эти леса не настоящие, - сказал я, боль в ногах злила меня. – Это все напоказ. Деревья, может, и живые, но я не видел ни одного коричневого листочка или кривой ветки за четыре недели. Ни червей в почве, ни насекомых на цветах. Они, наверное, заставляют армию слуг придавать всему идеальный вид.

- Веран…

- Ты заметила – у них даже нет названия народа, как у нас. Мы всегда звали их народом леса из-за красного леса и экваториальных лесов на севере, но они считают это устаревшим, словно им нет дела до лесов…

Элоиз остановилась на площадке так резко, что я врезался в нее. Я опустил трость, чтобы не упасть. Она повернулась ко мне, обычно бодрое лицо стало недовольным. Она поджала губы, выглядя как ее мать, когда делала это.

- О, - сказал я, понимая, что сказал.

- Веран… - снова сказала она.

- Прости, - смутился я. – Я повел себя грубо.

- Да. Просто… я знаю, что Моквайя отличается от Сильвервуда во многом, но ты не можешь позволять этому влиять на твое уважение к придворным, - она посмотрела на кедры, их иглы не двигались в замкнутом воздухе. – Помнишь, что дядя Кольм всегда говорил в начале каждого семестра?

Да. Первое занятие в университете, и те слова стали основой для моей учебы. Я слышал его сейчас, четко, как тогда:

- Ethnocentric bias, - говорил он.

Запах елей и стук дождя по стеклу сменился воспоминаниями о сухом солнечном небе.

- Ethnocentric bias. Культурное превосходство, - сказал Кольм, стоя у большой карты, его серое университетское болеро было с синим кантом того же цвета, что иллюстрация Озера Люмен на карте. – Все видят мир через свою линзу, и врожденное желание определить все, что близко вам, правильным, а остальное неправильным, - основная ваша ошибка. Понимание культурного превосходства рушит способность ученого принимать новые идеи, работать сообща и создавать мирные отношения. Не позволяйте себе сразу судить о том, что правильно, а что – нет. Это самое важное, что вы узнаете от меня.

Его ученики не посмели бы оспаривать важность тех слов. Мы слышали истории, читали записи историков. Он был во многих записях вместе с его женой, Джеммой, ректором университета и последней королевой Алькоро. Для группы первогодок они были живыми легендами. Я всегда ощущал восторг сильнее. Имя Кольма обычно упоминали вместе с его сестрой, Моной, королевой Озера Люмен, или Ро, ее мужа и международного посла… или моих родителей, короля и королевы Гор Сильвервуд.

Знакомый вес из имен, титулов и достижений надавил на меня одеялом, мешая дышать.

Многое зависело от нас. От меня.

- Прости, - повторил я. – Я не думал. Я буду проявлять уважение.

- Я знаю, что моквайцы обходятся со своими лесами не так, как твой народ, - сказала она. – И я не буду говорить об их торговле – у мамы была бы истерика от этого. Но это не обязательно неправильно, Веран. Просто это другое.

- Ethnocentric bias.

- Верно, - она кивнула на следующую лестницу, и мы пошли дальше. Тук-тук.

Через четыре пролета мы добрались до главной площадки и корней кедров. Тень была бы почти непроницаемой, если бы не галактика фонарей вдоль дорожки. Они озаряли резные деревянные горшки – до вчера там были зеленые папоротники и хосты. Этим утром они были полны каскадов орхидей с бирюзовым отливом. Замок точно был муравейником прошлой ночью – все зеленые шторы сменили на бирюзовые, сады пересадили, цветные фонари заменили. Но я невольно заметил, что мы едва видели слуг, кроме тех, которые приносили еду. Эту странную аномалию я тоже не понимал.

«Ethnocentric bias», - прошептал Кольм.

В свете ближайшего созвездия фонарей, разглядывая мятый пергамент, стоял отец Элоиз, посол Ро Аластейр. От моего первого шага по паркету он поднял взгляд.

- Вовремя, я думал, что придется идти за вами, - он поцеловал Элоиз в лоб. – Ты выглядишь идеально, куколка, и ты неплох, Веран. Нам нужно попросить портрет, пока мы не уехали, иначе твоя мама не поверит.

Я указал на его наряд, жилетку и свободные штаны в стиле Сиприяна.

- Почему вы не в одежде моквайцев?

Он похлопал по широкому поясу, такому же бирюзовому, как его галстук.

- Я старый посол, так что могу прикрыть свой чужестранный, но безобидный наряд очарованием. Но вы – юные, должны придерживаться моды при дворе.

- Вы просто не любите местные штаны, - возмутился я.

- Я ненавижу их, - согласился он. – И никто не хочет видеть меня в них. Может, двадцать лет назад, когда я был красивым, как ты, но не теперь.

Элоиз застонала и провела ладонью по глазам.

- Ради Света, папа.

Он улыбнулся и протянул руку.

- Идемте, они скоро начнут, и мне нужно повторить терминологию, пока я не устроил еще один международный скандал, - Ро немного знал моквайский язык, но его акцент был ужасным, и он мог путаться в важных терминах. Элоиз была лучше, но не так легко разговаривала, потому тут был я. Ро кивнул мне. – Произнесешь еще раз название месяца?

- Моконси, - сказал я, мы пошли по дорожке. – Но «к» нужно держать ближе к горлу, иначе будет звучать как «мусор».

- Точно. И цвет бирюзовый, а не зеленый, как в прошлом месяце, и это значит… спокойствие.

- Это баккси, папа. Октябрь, - сказала Элоиз. – Моконси – это дружба.

- Верно, - сказал он, пригнулся под низко висящим фонарем над дорожкой. – Я тебя проверял.

Элоиз вздохнула и заметила, что я посмеивался.

- Ясное дело. Тебе нужно проверять меня о том, из-за чего утренняя церемония?

- Я оскорблен, куколка, - возмутился он, но наигранно. – Из всех людей, которые знают о шутках при дворе, лучше всех твой отец. Посол – это моя вторая профессия.

- Надеюсь, ты не звал ашоки придворными шутами, - сказала Элоиз. – Они скорее как рассказчики.

- Ближе всего это переводится как «рассказчики правды», - сказал я. – Что-то между шутом и бардом. Насколько я читал, они – те, кто может публично шутить над политиками, монархией и двором, и они помогают всем расслабиться.

- И сегодня принц Яно назовет нового, - сказал Ро, улыбаясь от наших попыток исправить его. – Знаю. Это важный день, мы можем быть первыми жителями востока, которые увидят начало карьеры ашоки. Насколько я понимаю, умелый ашоки может изменить политический климат при дворе. Нам нужно надеяться, что назначенный будет за нашу работу в Феринно. Кстати, - Ро указал на пергамент в своей руке. – Мне пришло утром письмо от твоего дяди Кольма. На него напали бандиты у Снейктауна.

Элоиз охнула и повернула голову к отцу.

- Он в порядке?

- Похоже, его просто обокрали, а не ранили, - рассеянно сказал я, отвлекшись на пруд с покрашенной в бирюзовый рыбой. Они красили рыб.

- Откуда ты знаешь? – удивился Ро. – Это… ты прав, но откуда ты знаешь?

Я отвел взгляд от пруда. Скрытность не удалась. Он и Элоиз в смятении смотрели на меня.

- Эм… он… он прислал и мне письмо. Просил… писать родителям, - я пожал плечами. – Он сообщал новости о доме.

- А что случилось дома? – спросила Элоиз.

- Ничего, - я тут же покраснел от глупого ответа, поняв, что стоило придумать что-то безобидное. – Но… о Кольме.

Элоиз, к счастью, повернулась к отцу.

- Да, о дяде Кольме. Он в порядке?

- Два стража с ним были ранены, но Кольм или не был ранен, или умолчал, - мы повернули с тропой, и золотой свет проникал лучами среди стволов темных кедров. Гул голосов доносился до нас. – Думаю, если я смогу связаться с кучером, я выясню, кто на них напал.

Я взглянул на него, вспомнил слова Кольма о бандите Солнечном щите.

- Почему?

- Потому что сейчас Феринно – котел проблем. Если мы хотим проложить там дорогу, было бы хорошо знать, у какого бандита какая территория, - сказал Ро. – Та часть у Южного Бурра важна для создания дороги. Воды больше нет на пятьдесят миль.

Я чуть расслабился. Он не думал о похищении старшей дочери больше десяти лет назад или возможности, что она была в лагере бандитов посреди пустыни.

И, конечно, я подумал о Мойре Аластейр – что странно, потому что я о ней ничего не помнил. Я видел ее портрет один раз, когда шел рядом с мамой в покои королевы Моны во время визита в Озеро Люмен. Картина была спрятана за письменный стол королевы. Я заметил два одинаковых коричневых лица с веснушками и кудрями, глядящих с детского портрета. Я не думал о той картине годами. Мы прошли к сиянию коридора впереди, я взглянул на Элоиз.

Мойра выглядела бы сейчас так же, если была жива. Я нахмурился от мрачной мысли, но не знал, как она могла быть не мертва.

Ни Элоиз, ни Ро не связали атаку на карету Кольма с бандитом Солнечного щита или потерянной Мойрой. Я попытался вернуть слова Ро к безопасной теме.

- Нам стоит узнать об активности бандитов у границы, если об этом будут говорить при дворе, - сообщил я.

- Кстати, - Ро повернулся к Элоиз. – Получилось сблизиться с принцем Яно? Я хотел узнать вчера, но отвлекся на королеву Исме.

- Ну, немного, - сказала она. – Он все еще… сложный для общения.

Я слышал неохоту в ее голосе – Элоиз не любила плохо говорить о других. Я восхищался ею за это, но не мог отрицать, что она драматически преуменьшала плохой темперамент местного принца. Я работал почти все время рядом с Ро, Элоиз знала язык лучше него, но я, судя по их общению, не завидовал ей.

- Он просто… - она запнулась и начала снова, поджав губы и обдумывая слова. – Он кажется… печальным, если честно. Почти не покидает комнаты, почти ни с кем не говорит, никогда не улыбается. И я знаю, дело не в языковом барьере, он знает восточный язык лучше, чем я – моквайский, но говорить с ним как…

«Как с кирпичной стеной», - закончил я мысленно за нее.

- Это сложно, - сказала она.

- Он показался тебе таким и в переписке в прошлом году? – спросил Ро.

- Нет. А тебе, Веран?

Она была доброй, спросила моего мнения. Она писала письма Яно, я только проверял их на ошибки. Я покачал головой.

- Он казался дружелюбным в письмах и готовым к переговорам.

- Точно, - согласилась Элоиз. – У него были разные идеи союза с университетом, создания дороги в Феринно, переход от рабского труда к промышленному и прочее. Но тут, стоит мне затронуть политику, он делает вид, что не слышит меня.

- Хм, - Ро задумчиво нахмурился. – Я хотел бы сказать, что я удивлен, но тут самое серьезное препятствие. Все дворы на востоке знают нас – у нас общий язык, границы и культура. Но море и пустыня отделяли нас от Моквайи веками. Мы делаем новые шаги, и тут точно есть нормы, которые мы не понимаем. Если бы решал я, мы бы год только изучали народ Моквайи, а потом заговорили бы о политике. Но проблемы в Феринно с работорговцами все ускорили, и вместо года у нас восемь недель, и четыре уже прошли.

Золотой блеск пробился из-за темных стволов кедров и бирюзовых фонариков. Впереди Зал Ашоки сиял светом и шумом, доносился пряный запах горячего чая со сливками. Ро посмотрел на двери впереди, замедлился и похлопал Элоиз по руке.

- Вот, что я скажу, леди-принцесса, - начал он. – А если Веран будет этим утром с тобой, а не со мной? Может получиться спокойнее – пара друзей вместо одинокого дипломата.

Тревога вспыхнула в моем животе.

- Я не обучен политике, - и рядом с такими людьми, как Элоиз и моя старшая сестра, Виямэй, наследницами своих тронов, я выглядел как младенец, изображающий старшего. Элоиз была всего на два года старше меня, но я не мог до нее дотянуться.

- Не будем трогать политику утром, хотя ты лучше, чем ты думаешь, Ви, - Ро ткнул меня локтем и указал на бирюзовые знамена на деревьях. – Это первый день нового си – день праздника. Может, мы вели себя не так. Просто будьте дружелюбными, может, принц потеплеет. Можно даже попробовать попросить об обучении, если думаешь, что может сработать – может, Яно откроется, думая, что он – чей-то наставник.

Элоиз не была убеждена, с сомнением взглянула на отца.

- Ты справишься с королевой Исме без перевода от Верана?

Он с болью закрыл глаза.

- И снова, куколка, я оскорблен…

- Два дня назад ты говорил ей, что Моквайя – как зеленая опухоль, - перебила она с упреком. – Что бы это ни значило!

Я фыркнул и подавил это. Ро сказал это с серьезным лицом, и мне пришлось подавлять смех, пока я переводил возмущенным придворным схоже звучащий «рай».

- Ах, но я мог сделать куда больше ошибок, - Ро кривился и улыбался одновременно. – И я все еще думаю, что между теми словами нет разницы, - он махнул нам, когда мы захотели возразить. – Я справлюсь утром. Ее придворные думают, что мои оговорки забавные, и я собираюсь слушать сплетни о новом ашоки. Что скажешь, Веран? Побудешь с Элоиз немного, попробуешь разговорить Яно? – он быстро кивнул Элоиз. – Но я все еще считаю, что ты хорошо постаралась…

- Нет, я буду рада компании, Веран, - сказала она. – Если честно, беседы с принцем Яно были самым сложным, что я пробовала. Может, он будет больше заинтересован в тебе, чем во мне. Если это не начнет международный скандал, папа.

Ро скривился.

- Я делал так раньше, это утомительно. Дни бунтарства кончились, теперь это твоя ответственность.

Он рассмеялся от глупости своих слов в такой компании – дипломат и переводчик – и повел нас к сияющим дверям.

Ларк

- Вот так, Уит, - я затянула последнюю лямку на ноге девочки. Ботинки бородатого путника были ей велики, но она выросла из прошлой пары обуви и ходила с торчащими из них пальцами. Я использовала старую кожаную упряжь коня и привязала их к ее ногам. Не мило, но сработает.

Она пробормотала спасибо, шепелявя, и отошла, оставляя следы на земле. Я села на пятки и сняла широкополую кожаную шляпу. В складках была пыль, и я выбила ее об ногу пару раз. Крыс неподалеку поднял голову от шума, поднял большие уши.

- Пыль, - сказала я ему. – Порой мне интересно, может, мы все лиловые или зеленые, но сейчас мы все цвета пыли.

Он зевнул и тряхнул головой, уши хлопнули. Облако пыли поднялось от шерсти.

Сайф вышел из-за кустов, темные волосы прилипли ко лбу, он вытирался куском мешка.

- Лужа свободна, Ларк.

- Вовремя, - я встала и пошла в дубовую р