Тема: Теория отражения. Рождение художественного образа.

Тема: Теория отражения. Рождение художественного образа.

Из «Дневника писателя»

Ф.М. Достоевского.

(из учеб. Тимофеева Теория литературы, с. 63)

Вот замечаю в толпе одинокого мастерового, но с ребенком, с мальчиком, - одинокие оба, и вид у них у обоих такой одинокий. Мастеровому лет тридцать, испитое и нездоровое лицо. Он нарядился по-праздничному: немецкий сюртук, истертый по швам, потертые пуговицы и сильно засалившийся воротник сюртука; панталоны случайные» из третьих рук с толкучего рынка, но все вычищено по возможности. Коленкоровая манишка и галстук, шляпа-цилиндр, очень смятая, бороду бреет. Должно быть, где-нибудь в слесарной или чем-нибудь в типографии. Выражение лица – мрачно-угрюмое, задумчивое, жесткое, почти злое.

Ребенка он держит за руку, и тот колыхается за ним, кое-как перекачиваясь. Этот мальчик лет двух с небольшим, очень слабенький, очень бледненький, но одет в кафтанчик, в сапожках с красной оторочкой и с павлиньим перышком на шляпе.

-----------------------

Он устал: отец ему что-то сказал, может – быть просто сказал, а вышло что как будто прикинулся. Мальчик притих. Но пришли еще шагов пять, и отец нагнулся, бережно поднял ребенка, взял за руки и понес. Тот привычно и доверчиво прильнул к нему, обхватил его за шею правой ручкой и с детским удивлением стал пристально смотреть на меня: «Чего, дескать, я иду за ними и так смотрю?». Я кивнул было ему головой и улыбнулся, но он нахмурил бровки и еще крепче ухватился за отцовскую шею. Друзья, должно быть, оба большие…

----------------------

Про мастерового с мальчиком мне пришло тогда в голову, что у него всего только с месяц назад умерла жена и почему-то непременно от чахотки. За сиротой-мальчиком / отец всю неделю работает в мастерской/ пока присматривается какая-нибудь старушонка в подвальном этаже, где они нанимают каморку, а может быть всего только угол.

Теперь же, в воскресенье, вдовец с сыном ходили куда-нибудь на Выборгскую в какой-нибудь единственной оставшейся родственнице, всего вернее, к сестре покойницы; к которой не очень-то часто ходили прежде и которая замужем за каким-нибудь огромнейшем казенном доме и тоже в подвальном этаже, но особняком.

Та, может быть, повздыхала о покойнице, но не очень; вдовец, наверное тоже не очень вздыхал во время визита, но все время был угрюм, говорил редко и мало, непременно свернул на какой-нибудь деловой специальный пункт, но и о нем скоро перестал говорить. Должно быть, поставили самовар, впили вприкуску чайку. Мальчик все время сидел на лавке в углу, хмурился и дичился, а под конец задремал. И река, и муж ее мало обращали на него внимания, но молочка с хлебцем, наконец таки, дали, причем унтер-офицер, до сих пор не обращавший на него никакого внимания, что-нибудь сострил про ребенка в виде ласки, но что-нибудь очень соленое и удобное, и сам /один, впрочем/ тому рассмеялся, а вдовец, напротив, именно в эту минуту строго и неизвестно за что прикрикнул на мальчика, вследствие чего тому немедленно захотелось а-а, и тут отец уже без крику и с серьезным видом вынес его на минутку из комнаты… простились так же угрюмо и чинно, как и разговор вели, с соблюдением всех вежливостей и приличий. Отец сгреб на руки мальчика и понес домой: с Выборгской на Литейную.

Завтра опять в мастерскую, а мальчик – к старушонке. И вот ходишь, ходишь и все эти пустые картинки и придумываешь для своего развлечения.

Я люблю бродить по улицам, присматривать к иным, совсем незнакомым прохожим, изучать их лица и угадывать: кто они, как живут, чем занимаются и что особенно их в эту минуту интересует.