Рай понимания

5. Рай понимания

В основании поведения человека лежит нечто более фундаментальное, чем "инстинкт продолжения рода". Этот инстинкт есть частный случай более общего "информационного инстинкта", проявляющегося в потребности общения, сообщения и передачи информации в двух направлениях - по наследству, "во времени" и по отношению к среде, обществу - "в пространстве". Человек постоянно встречает сообщения и оставляет их, разговор есть один из примеров такого сообщения, слово - духовный элемент общения. Слово "входит" в человека, являясь орудием, знаком, частью языка, и выходит как часть речи, приобретая интонации и окрас его души, его психики.

"Свобода слова" есть во-первых, свобода появления слова в душе человека в адекватном самому слову значении, свобода явления в существе своем, в истинной духовной сущности - онтологическая точность слова. И лишь во-вторых - это возможность выражения своих мыслей, передачи словами смыслов. Если слова несвободны в смысле, который им присваивает "общественное мнение", если они носят маски, то о какой свободе слова можно говорить? Лишь о свободе психоаналитического "выговаривания" своих комплексов. Речь идет вовсе не о засильи "иностранных" слов: напротив, термины часто позволяют более точно выразить желаемое, а возможность сказать одно и то же по разному - это еще одна степень свободы языка.

"Русские" и "иностранные" слова в тексте помогают друг другу, если их уместно употреблять. Необходимо говорить о свободе слова в самом сущностном смысле, о свободе слов от идеологии, которая эксплуатирует их и искажает значения слов. Свобода слова есть свобода понимания и свобода речи. Рассматривая слово как часть божественной сущности, мы приходим к парадоксальному требованию "свободы Бога". "Свобода культуры" и "свобода языка" есть некие аналоги вышеупомянутой, наиболее радикальной из свобод. Представление о необходимости дать слову свободу задает следующее рассуждение: "Бог не свободен - следовательно, он требует освобождения".

Это не "Бог умер" Ницше, это "Бог предан, заточен, скрыт". Но если "С нами Бог" - значит, в заточении находимся и "мы". "Мы с Богом вместе - но в тюрьме". Отсюда рождается цепочка смыслов "зона, беспредел, оккупация, интервенция", порождающих криминализацию и милитаризацию сознания.

Не менее любопытные смыслы идут от требования "прав человека". Как известно, концепция "прав человека" подвергалась критике религиозными деятелями на основании того, что часть прав своих "человек" отнял у Бога. Этот "человек" оказался среди заточителей Бога, притеснителей Его - и тем самым становится очевидно, кто скрывается под именем "человека". Итак, "права человека" превращаются в "права врага рода человеческого".

"Права человека", если их применять как критерий при решении многих важных вопросов, дают характерные "сбои". Например, каковы "права человека" на войне? Не реализовал ли их, например, генерал Власов, перешедший на сторону врага? Абсурдность применения концепции "прав человека" в ряде ситуаций очевидна. Человек отнимает права не только у Бога - но и у своих близких, рода и народа своего.

Интересно, что "мракобесы", которые строят рассуждения такого рода - "враги всего прогрессивного" и проч. тоже требуют свободы слова. Противоположные партии, обвиняющие противников во всех смертных грехах, опускаясь с метафизических высот на грешную землю завершают свои страстные речи угрозами возмездия за конкретные уголовно наказуемые деяния. Немудрено: онтологически криминальность положения задана в требовании "свободы слова": это требование, как мы показали, подразумевает несвободу языка, народа, культуры и Бога: узы темницы сковывают поголовно все понятия.

Как же вывести партнеров-противников из темницы? Следует начать освобождать свои слова от позы, снимая с них маски наносных, превратных смыслов. Слова необходимо осваивать, обратившись к ним лицом, прислушаться к ним - не использовать их и насиловать. В этом смысл очищения - в поисках изначальных смыслов слов, ключевых смыслов. Есть надежда, что человек, который способен не насиловать слова, может деликатно обходиться и с людьми - ему даны способы обращения с духовными сущностями!

Дорога очищения ведет в рай понимания.

Свобода слова как свобода речи налицо. Но живо ли само слово после долгих лет духовной обездвиженности и насильственной службы? Свобода мертвых слов мало что дает и отдельным индивидам, претендующим на роль личностей в истории, и обществу в целом, неспособному наладить систему коммуникации, живого общения, без которого невозможно понимание ситуации, в которой оказался народ - и адекватного реагирования.

Возвращаясь к гегелевской диалектике, можно заметить, что мерцание между "бытием" и "ничто" характерно лишь для поверхностного, пограничного слоя культуры, в котором происходит освоение нового пространства. Сам же культурный "гумус" входит в "ставшее" и почти незаметен. Бахтин утверждал, что культура вообще существует "на границах" - вернее было бы сказать, что она оживает на границах, "просыпается" в соприкосновении с чем-то, что культурой не является. Самый ясный пример приходит из истолкования изначальных смыслов: культура в переводе с латинского - это "возделывание". Освоение новых земель, отвоевание участка у леса есть деятельность энергичная и проявляющаяся на границе участков. Что касается уже возделанных участков, то они представляют собой то ставшее, что не учитывает Бахтин. Между тем они-то и составляют основание бытия, но деятельность по возделыванию этих участков и сбору урожая как-то не принято считать деятельностью культурной - она в современном сознании связана с производством с-х продукции, соответствующий труд приравнен по своему культурному статусу труду уборщиков мусора. Земледельцы, которые дают возможность человечеству жить, уравнены в правах с золотарями. Дать высококачественный продукт питания и вынести помои - деятельность однопорядковая по значению в обществе. Это - великая ложь массового общества, которую поддерживают "деятели культуры", не замечающие основ своего существования, всего исторического масштаба культурных процессов.

⇐ Предыдущая 1 2 3 45