ПРОЦЕСС ДОКАЗЫВАНИЯ

ПРОЦЕСС ДОКАЗЫВАНИЯ

Процесс доказывания – деятельность по собиранию, проверке и оценке доказательств. Соответственно в этом процессе обычно выделяются три этапа (элемента) — собирание доказательств, их проверка (у некоторых авторов — исследование) и оценка.

Однако ряд авторов, включает в процесс доказывания еще и иные компоненты: как первоначальный этап процесса доказывания предлагается считать построение (выдвижение) версий (иногда еще и их «динамическое развитие»)².

С этим трудно согласиться. Версия – понятие не процессуальное, а криминалистическое. Ни в каком уголовно-процессуальном законе этот термин не фигурирует. Построение и проверка версий имеют большое значение для правильной организации расследования (и недаром часто увязываются с его планированием). Но не более того. Никакого процессуального значения версия не имеет. Ее построение — чисто мыслительная деятельность, находящаяся за рамками уголовного процесса. Поэтому нет никаких оснований включать выдвижение или проверку версий в какой-то отдельный этап (элемент) процесса доказывания.

Ряд авторов в качестве самостоятельных элементов процесса доказывания называет поиск доказательств, их обнаружение и процессуальное оформление. Однако представляется более правильным рассматривать эти действия как компонент, составные части этапа собирания доказательств.

И, наконец, имеется точка зрения, согласно которой отдельным этапом процесса доказывания является обоснование выводов по делу. Однако, такое обоснование — компонент этапа оценки доказательств.

Таким образом, наиболее целесообразной представляется трехчленная структура процесса доказывания: выделение трех элементов (этапов) — собирания, проверки и оценки доказательств. Рассмотрим эти элементы.

Собирание доказательств.Представляет собой довольно сложный процесс, состоящий, в свою очередь, из нескольких этапов (подэлементов).

1. Поиск доказательств. Этот компонент собирания доказательств необязателен. Он может вообще отсутствовать (например, при представлении доказательств) или осуществляться непроцессуальными средствами.

2. Получение доказательств. Осуществляется путем изъятия предметов и документов, принятия представленных доказательств, взятия показаний и т.п. В отличие от поиска доказательств они могут быть получены только процессуальным путем.

3. Процессуальное оформление доказательств (фиксация). Обязательный элемент собирания доказательств. Осуществляется путем составления протоколов следственных действий, изготовления различных приложений к ним и иными указанными в законе способами.

Закон (ст. 86 и др. УПК) предусматривает три способа собирания доказательств:

1. производство следственных действий;

2. истребование предметов и документов без следственных действий (включая производство ревизий и проведение документальных / проверок);

3. представление доказательств участниками процесса.

Защитник также наделен правом собирать доказательства путем получения предметов и документов, опроса лиц с их согласия, истребования справок, характеристик, иных документов (ч. 3 ст. 86 УПК). Однако собранные защитником материалы автоматически доказательствами не становятся, а должны быть представлены им должностным лицам (п. 2 ч. 1 ст. 53 УПК), которые и решают вопрос о их приобщении к делу.

В ходе собирания доказательств возможно применение различных научно-технических средств (НТС). В связи с этим встает проблема их допустимости. В данном вопросе существуют два подхода. Согласно первому при собирании доказательств допустимо применение только тех НТС, которые прямо предусмотрены законом.

По мнению других авторов, дать в законе исчерпывающий перечень допустимых НТС невозможно. Техника постоянно совершенствуется, и законодательство всегда будет отставать. Поэтому нужно идти по пути разработки лишь общих принципов допустимости технических средств в уголовном судопроизводстве.

Представляется, что данная проблема может быть решена следующим образом. При поиске доказательств допустимо применение любыхНТС (разумеется, за исключением опасных для жизни и здоровья и унижающих честь и достоинство человека). Главное — факт обнаружения доказательства, способ же никакого значения не имеет. Например, если в лесу обнаружен тайник с оружием, то совершенно неважно, каким образом это сделано — с использованием какой-то техники или путем сплошного прочесывания местности. Доказательство остается доказательством независимо от способа его обнаружения (естественно, при условии правильного процессуального оформления).

Другое дело — на этапе получения доказательства. Если при поиске обнаруживается уже существующий носитель информации, то при получении доказательства происходит изготовлениеисточников информации (слепки, оттиски, фотоснимки и т.п.). А такими источниками могут быть только указанные в законе. Именно поэтому недопустимо, например, применение полиграфа (детектора лжи) — такое техническое средство законом не предусмотрено и поэтому применяться при получении доказательств не может. На практике же подход должен быть сугубо формальным — допустимо лишь то, что прямо определено законом.

Проверкадоказательств. Все собранные по делу доказательства подлежат тщательной, всесторонней и объективной проверке. Во всех случаях должна быть проверена (подтверждена или опровергнута) достоверность доказательств. Иногда проверяется также допустимость доказательства или его относимость. Но это бывает сравнительно редко. В большинстве случаев допустимость и относимость (или наоборот, недопустимость и неотносимость) очевидны сразу и в какой-то особой проверке не нуждаются. Другие свойства доказательств — их значимость (сила) и достаточность — в предмет проверки не входят, так как их определение представляет собой чисто мыслительную деятельность и поэтому является компонентом оценки.

Однако собственно проверке доказательств нередко предшествует другая деятельность — уяснение, познание их содержания, или исследование в узком смысле слова. Иными словами — «извлечение» содержащейся в них информации (а иногда — еще ее перекодирование). Методы такого исследования могут быть самыми разнообразными — от простого визуального восприятия (при прочтении документа, осмотре вещественного доказательства) до сложнейших инструментальных и аналитических методов, применяемых при экспертизе. Одним из таких методов является, например, сравнительное исследование, широко применяемое в криминалистической экспертизе в делах идентификации какого-то объекта (оружия по стреляным пулям и гильзам, исполнителя или автора документа по образцам письма и т.п.). Однако такого рода сложное исследование требуется далеко не всегда, чаще оно бывает сравнительно простым, а иногда вообще отсутствует. Так, при получении вербальной доказательственной информации (например, при допросе) исследование доказательства сливается с его получением, т.е. содержание, смысл информации уясняются в ходе ее восприятия.

Способы проверки доказательств указаны в ст. 87 УПК:

- сопоставление с другими доказательствами, имеющимися в уголовном деле;

- установление их источников;

- получение иных доказательств, подтверждающих или опровергающих проверяемое доказательство.

Чаще всего проверка осуществляется путем получения новых доказательств, прямо или косвенно подтверждающих (опровергающих) проверяемое доказательство (см. гл. 5) либо свидетельствующих о их допустимости (недопустимости) и относимости (неотносимости)¹. При косвенном подтверждении проверяющие доказательства самостоятельного значения не имеют, действуют только в совокупности с проверяемыми (например, данные о личности свидетеля или эксперта). При прямом подтверждении проверяющие доказательства значимы сами по себе (например, показания других свидетелей, наблюдавших тот же факт) (подробнее о способах проверки допустимости доказательств см. гл. 5.).

Проверка доказательств является таковой только в отношении проверяемых доказательств, для проверяющих она выступает как их собирание.

Как уже отмечалось, данный элемент процесса доказывания в литературе именуется по-разному. Одни авторы называют его проверкой¹, другие — исследованием². Однако большинство авторов вкладывают в него примерно одинаковый смысл — анализ, уяснение содержания доказательства и получение других доказательств в целях проверки его доброкачественности (иногда в содержание этого этапа включаются другие компоненты, которые относятся не к проверке доказательств, а к их оценке, но об этом — ниже).

Более правильным было бы именовать этот этап (элемент) процесса доказывания проверкой доказательств. Во-первых, именно этот термин применяется в законе (ст. 87 УПК) наряду с собиранием и оценкой доказательств (ст. 86, 88). Во-вторых, и в законе (ст. 20, 240 и др. УПК), и в литературе³ термин «исследование» применяется в более широком значении, по существу, как синоним доказывания (например, «в судебном разбирательстве все доказательства по уголовному делу подлежат всестороннему исследованию...» — ст. 240 УПК). Поэтому применительно к отдельному этапу процесса доказывания можно говорить об исследовании в узком смысле этого слова. И, наконец, даже в этом значении исследование, как уже говорилось, не всегда предшествует собственно проверке, этот компонент во многих случаях вообще отсутствует (например, при допросах).

Оценка доказательств— мыслительная (логическая) деятельность субъектов доказывания по определению относимости, допустимости, достоверности, значимости (силы) и достаточности доказательств. Оценка доказательств — заключительный и наиболее сложный и ответственный этап доказывания. Однако, поскольку она представляет собой мыслительную деятельность, то осуществляется на протяжении всего процесса доказывания, пронизывает его⁴. Действительно, не думая, не мысля, человек не может совершать никаких действий (кроме чисто автоматических). Поэтому, например, следователь в ходе осмотра места происшествия оценивает обстановку, анализирует увиденное и определяет направление' дальнейших действий. Тем не менее в какой-то момент, обычно на каком-то завершающем этапе оценка выступает в своем «чистом виде», когда субъект занимается исключительно осмысливанием, анализом доказательств (следователь при составлении обвинительного заключения, суд в совещательной комнате).

Трактовка оценки как мыслительной, логической деятельности общепризнанна в литературе. Однако имеются существенные разногласия в определении ее предмета, т.е. того, что подлежит оценке. Разные авторы делают акцент на различных свойствах доказательств. Так, одни считают, что оценка доказательств имеет целью определение силы и значения каждого доказательства в отдельности и всех в совокупности'. По мнению других, оценка доказательств заключается в определении значимости доказательств для установления истины². Третьи понимают оценку доказательств как логический процесс установления допустимости и относимости доказательств, наличия и характера связей между ними, определение значения и путей использования доказательств для обнаружения истины³. Четвертые считают, что при оценке определяются относимость, допустимость и достоверность доказательств, а также их достаточность доля вывода⁴.

Этот список можно продолжать долго, но вряд ли есть такая необходимость. Лишь небольшая группа авторов дает исчерпывающий перечень свойств доказательств, подлежащих оценке, включая туда их допустимость, относимость, достоверность, силу и достаточность для вывода⁵ (или, во всяком случае, декларирует необходимость включения в предмет оценки всех свойств доказательств⁶).

Представляется, что правы именно эти авторы. Оценке подлежат все без исключения свойства доказательства.Какие-либо изъятия здесь недопустимы. Доказательство, которое не подверглось всесторонней оценке, не может быть положено в основу решения. Оценке подлежат каждое отдельно взятое доказательство (все его свойства) и их совокупность⁷.

В УПК РФ предмет оценки доказательств регламентирован по сравнению с УПК РСФСР гораздо более полно. Согласно ст. 88 УПКРФ каждое доказательство подлежит оценке с точки зрения относимости, допустимости, достоверности, а все собранные доказательства в совокупности — достаточности для разрешения уголовного дела.

К сожалению, здесь не указано такое свойство доказательств, как их значимость (сила), но, как уже отмечалось, оно очень редко выделяется и в литературе¹.

В связи с этим встает проблема разграничения предмета оценки доказательств и их проверки, и вообще соотношения этих элементов процесса доказывания. Казалось бы, вопрос этот решается достаточно просто. Оценка — деятельность исключительно мыслительная, логическая. Проверка же заключается в каких-то практических действиях (исследование самого проверяемого доказательства, получение других доказательств). Именно по этому признаку приводится их разграничение в литературе². И тем не менее довольно часто допускается их смешение (в том числе у авторов, прямо называющих такой критерий). Так, в предмет проверки включается сопоставление проверяемого доказательства с другими имеющимися в деле³. Но ведь такое сопоставление — исключительно мыслительный процесс и поэтому не может входить в проверку доказательств. Включение его туда означает размывание всяких граней между этими двумя этапами.

Конечно, в реальном доказывании оба эти вида деятельности тесно переплетаются. Следователь, проанализировав какое-то отельное доказательство, принимает меры к его проверке, собирает новые доказательства. Затем оценивает собранную совокупность, сопоставляет их межу собой. Придя к выводу о том, что доказательство подтверждено недостаточно, противоречия не устранены, принимает меры к добыванию дополнительных доказательств и т.д. Но и разграничиваются они достаточно четко. Там, где чисто мыслительный процесс — оценка, там, где еще и практические действия — проверка⁴.

Оригинальную трактовку соотношения этих элементов дает А.Р. Белкин. По его мнению, установление относимости, допустимости и достоверности доказательств — элементы проверки (автор называет ее исследованием, но это неважно). В оценку же входят установление наличия и характера связей между доказательствами, определение роли, значения, достаточности и путей использования доказательств для установления истины. Такое определение понятия оценки доказательств позволяет, по мысли автора, «четко установить его содержание и цели»'.

Однако, во-первых, как уже говорилось, определение допустимости и особенно относимости чаще всего не требует проверки (или исследования). Так, любое доказательство, которое устанавливает какой-либо из элементов предмета доказывания (например, показания свидетеля-очевидца), является заведомо относимым (другой вопрос — истинным или ложным). И чтобы констатировать данный факт, не нужно затевать никакой проверки или исследования. Вполне достаточно оценки, причем самой простейшей.

Но главное в другом. Предмет проверки и оценки вообще не может быть критерием их разграничения. Он сам является производным. Иначе можно долго переносить те или иные свойства доказательств из проверки в оценку или наоборот, составлять различенные их комбинации. Сути дела это не проясняет. Нужно исходить из основного различия этих видов деятельности — является она исключительно мыслительной или еще и практической. И тогда все станет на свои места. Некоторые свойства доказательств (достоверность, в ряде случаев — относимость и допустимость) подлежат и проверке и оценке, остальные (сила, достаточность) — только оценке, так как никаких практических проверочных действий для этого не требуется. Следовательно, предметы этих элементов процесса доказывания совпадают лишь частично, являются пересекающимися.

Оценка доказательств, как мыслительная деятельность, протекает по своим логическим и психологическим законам. Вместе с тем она регламентирована и уголовно-процессуальным законодательством. Каким же образом она осуществляется?

Основное правило (и одновременно принцип уголовного процесса) — оценка происходит по внутреннему убеждению субъекта. Согласно ст. 17 УПК судья, присяжные заседатели, а также прокурор, следователь, дознаватель оценивают доказательства по внутреннему убеждению. Рассмотрим, что это означает. Каковы отличительные признаки (свойства) оценки доказательств по внутреннему убеждению (или свободной оценки, как она еще называется)?

Таких признаков два. Во-первых, согласно ч. 2 ст. 17 УПК никакие доказательства не имеют для субъекта оценки заранее установленной силы. Видимо, это указание закона нуждается в расширительном толковании. Не только сила доказательств, но и их достоверность, а также достаточность определяются путем свободной оценки, без каких-либо заранее установленных правил (сложнее с относимостью и особенно допустимостью, но об этом будет отдельный разговор). Таким образом, первый признак свободной оценки —- несвязанность ее субъекта самим законом, отсутствие в нем каких-либо формальных предписаний.

И второй признак — несвязанность субъекта оценки мнением других субъектов, запрет вмешательства в оценочную деятельность. Это отражено во многих правилах, закрепленных в УПК. Так, вышестоящий суд при возвращении дела на новое судебное рассмотрение дает обязательные для нижестоящего суда указания. Но он не вправе предрешать вопросы, решаемые по внутреннему убеждению — о доказанности или недоказанности обвинения, достоверности или недостоверности доказательств и др. (ст. 410 УПК).

Таковы сущностные черты (признаки) свободной оценки доказательств. Закон гарантирует субъекту как «внутреннюю» свободу, не связывая его никакими формальными предписаниями, так и «внешнюю», охраняя его от влияния, давления извне.

А теперь зададимся вопросом, почему принята именно эта, а не какая-либо иная система оценки доказательств? И вообще, возможно ли в какой-то человеческой деятельности принятие решений не по своему внутреннему убеждению? Да, вполне. Это бывает, когда имеются заранее заданное обязательное правило, четкий алгоритм действий. В наш техницизированный век такие ситуации встречаются сплошь и рядом — на транспорте, в строительстве и т.п. Существует множество правил, регламентирующих, как следует поступать в той или иной ситуации. И это вполне оправданно. Субъекту не нужно ломать голову, все рассчитано и выверено без него. Поэтому никакого внутреннего убеждения от него не требуется. Всякий мало-мальски грамотный бухгалтер или прораб знает: действуй по инструкции и будешь прав.

Аналогично и в познавательном процессе. Там, где имеются четкое правило, жесткий алгоритм получения вывода и принятия решения (в математике, кибернетике, логике), там нет места внутреннему убеждению.

Таким образом, возможны лишь две взаимоисключающие системы оценки доказательств — формальная и на основе внутреннего убеждения (свободная). И недаром многими учеными действующая ныне система рассматривается как антипод существовавшей ранее системы формальных доказательств¹.

Формализованный путь познания имеет целый ряд преимуществ. Он исключает или сводит к минимуму ошибки, не оставляет места субъективизму и произвольному усмотрению и, наконец, он более экономичен. Но все это верно лишь при одном условии — правильность алгоритма. Можно ли создать такой алгоритм для уголовно-процессуального доказывания? Многовековая человеческая практика показывает — это невозможно в принципе.

Как известно, формальная система оценки доказательств, характерная для средневекового розыскного (и особенно инквизиционного) процесса в том и состояла, что каждое доказательство имело заранее определенную силу и заранее определялась их достаточная совокупность. Например, признание обвиняемого считалось самым совершенным доказательством, «царицей доказательств», для признания обвиняемого виновным было достаточно двух согласных показаний незаинтересованных свидетелей, показания одного незаинтересованного свидетеля приравнивались к показаниям двух заинтересованных и т.п. Эта система была основана на приблизительных житейских презумпциях (например, что человек не станет оговаривать сам себя). И даже если отвлечься от ее социальных характеристик (сословное неравенство граждан, широкое применение пыток и др.), она была ненадежна в чисто гносеологическом плане, давала большой процент «сбоя», судебных ошибок. Слишком далек от совершенства был применяемый алгоритм. Никогда нельзя исключить, что оба незаинтересованных свидетеля дают по каким-то причинам ложные показания или добросовестно заблуждаются. Каждое дело уникально и неповторимо. Поэтому формальная система оценки доказательств как гносеологический инструмент исторически себя не оправдала и была заменена своим антиподом — свободной оценкой.

В последние десятилетия в связи с успехами научно-технической революции создались новые возможности для формализации, процесса доказывания уже на ином, качественно новом уровне. В этом направлении сделано немало, особенно в области экспертного исследования доказательств, где создаются и широко применяются автоматизированные методики. Однако, несмотря на отдельные элементы формализации, в целом процесс доказывания остается содержательным. Более того, любые более или менее реальные перспективы его развития не дают оснований для каких-либо принципиальных изменений в этом вопросе. Никакого универсального алгоритма, пригодного для всех случаев доказывания, не существует и, по всей вероятности, вряд ли он когда-нибудь будет создан. Поэтому основой оценки доказательств остается внутреннее убеждение.

Таким образом, внутреннее убеждение — прежде всего, метод оценки (о других аспектах этого понятия речь пойдет ниже). Причем метод, применяемый «за не имением другого», в тех познавательных процессах, где невозможно получение формализованного вывода. (Здесь очень уместна аналогия с полушутливым определением демократии, согласно которому она есть худший способ управления, если не считать всех остальных.)

Рассмотрим теперь требования, которые закон предъявляет к оценке доказательств. Таких требований три:

1) внутреннее убеждение субъекта должно быть обоснованным;

2) при оценке доказательств субъект должен руководствоваться законом;

3) он должен руководствоваться при этом также своей совестью.

Однако прежде, чем приступить к рассмотрению этих требований, автор должен сделать небольшое отступление. В юридической литературе обычно называются черты (или принципы) оценки доказательств. Число их у различных авторов неодинаково (обычно от четырех до шести)¹.

В черты (или принципы) оценки доказательств включаются рассмотренные выше признаки и указанные три требования (или некоторые из них). Остальные черты (принципы) представляют собой детализацию других или элементы предмета оценки (например, необходимость оценки всей совокупности доказательств, обязанность обоснования вывода в соответствующем процессуальном документе).

Такой недифференцированный подход представляется неоправданным. Все эти черты отнюдь не равнозначны. Первые две — несвязанность субъекта оценки законом и его независимость от других субъектов — представляют собой, как указывалось, сущностные признаки свободной оценки, они определяют саму ее природу. Без них свободная оценка перестает быть таковой, превращается в свою противоположность.

Последние три требования на сущность свободной оценки не влияют (и даже в чем-то эту свободу ограничивают). Они могут быть такими и несколько иными. Например, по УПК РСФСРсубъект руководствовался не совестью, а правосознанием (ст. 71). Или — с введением суда присяжных появилась категория субъектов, не обязанных обосновывать свой вывод. Некоторые из этих требований (необходимость руководствоваться законом) в равной (или даже в большей) мере относятся к противоположной — формальной — системе оценки доказательств. Короче говоря, они характеризуют не свободную оценку вообще, а наш (российский) ее вариант. Но в принципе могут быть (и существуют) иные ее разновидности. Поэтому ставить эти требования в один ряд с сущностными признаками оценки было бы неверно. Что же касается предмета оценки, то это совсем другой вопрос, непосредственно с чертами оценки не связанный (он был рассмотрен выше).

Рассмотрим, каково содержание указанных требований. Требование обоснованностивнутреннего убеждения. Согласно ст. 17 УПК судья, присяжные заседатели, а также прокурор, следователь, дознаватель оценивают доказательства по своему внутреннему убеждению, основанномуна совокупности имеющихся в уголовном деле доказательств.

Это означает, во-первых, что внутреннее убеждение, хотя и является категорией субъективной, должно иметь объективное обоснование. Оно не может быть произвольным усмотрением, голословным наитием. Закон обязывает субъекта оценки перед принятием решения тщательно и внимательно изучить все материалы дела. В некоторых случаях предусматривается специальная процедура принятия решений и предшествующих ему действий (судебное следствие, судебные прения, порядок совещания судей в совещательной комнате и т.п.).

Во-вторых, требование обоснованности означает обязанность субъекта оценки обосновать, мотивировать свой вывод в соответствующем процессуальном документе (обвинительном заключении, приговоре и др.). Определение суда, постановление судьи, прокурора, следователя, дознавателя должны быть мотивированными (ч. 4 ст. 7 УПК). Очевидно, что это требование распространяется и на любое другое решение по делу. Исключение составляет лишь вердикт присяжных, которые принимают решение, действительно, по наитию и не обязаны его как-то мотивировать. Но это — специфическая категория субъектов оценки, вопрос о которой выходит за рамки данной работы.

При обосновании решения субъект не вправе ссылаться на свое внутреннее убеждение. Он должен мотивировать свой вывод по существу, ссылками на объективно существующие материалы дела, а не свое субъективное, психологическое состояние. И здесь мы подходим к другому аспекту понятия внутреннего убеждения.

Внутреннее убеждение может рассматриваться не только как метод оценки, но и как ее результат. В этом смысле оно означает чувство уверенности субъекта в чем-то, психологическое состояние убежденности. Оставим в стороне психологические проблемы этого понятия, коснемся лишь его правовой стороны. Имеет ли внутреннее убеждение субъекта какое-либо правовое значение?

По этому вопросу давно существуют две полярные точки зрения. По мнению одних ученых, если у суда или других субъектов оценки нет твердого убеждения, факты не могут быть признаны достоверно установленными¹. Согласно другой позиции категории права и долженствования неприменимы к внутреннему убеждению, имеющему психологическую сущность. Всякое требование закона предполагает возможность проконтролировать его соблюдение. Наличие или отсутствие убеждения не поддается контролю².

Действительно, о чувстве внутреннего убеждения, равно как и о других субъективных состояниях человека можно судить лишь по каким-то внешним проявлениям. В процессе доказывания единственной формой такой внешней объективизации является обоснование своих выводов в соответствующих процессуальных документах или в устных выступлениях процессуального характера (например, в обвинительной или защитительной речи). Именно по фактической обоснованности выводов судят о их правильности, а не по внутреннему состоянию субъекта, принявшего решение. Например, если следователь направил прокурору дело с обвинительным заключением, не будучи до конца убежден в доказанности обвинения, пошел на некоторый риск, то ни для прокурора, ни затем для судьи это не будет иметь никакого значения. Найдя собранные доказательства достаточными, и тот и другой примут соответствующее решение. Внутреннее убеждение следователя никого интересовать не будет. Насколько известно автору, не было прецедента, чтобы был отменен приговор, дело было возвращено на новое рассмотрение или на дополнительное расследование по тому основанию, что следователь или суд принял соответствующее решение, не будучи до конца убежден в его правильности.

Таким образом, внутреннее убеждение субъекта само по себе никакого правового значения не имеет и иметь не может. Зачем же тогда закон его устанавливает, да еще и придает ему столь важное значение? Во-первых, как уже говорилось, оно остается единственно возможным методом оценки (напомню, что сейчас речь идет о внутреннем убеждении как о результате, психологическом состоянии субъекта). И, во-вторых, закон стремится максимально гарантировать обоснованность внутреннего убеждения, воспрепятствовать появлению безмотивной, произвольной уверенности, либо какому-то давлению извне. Для этого предусмотрены соответствующие процедуры, за невыполнение которых санкции могут быть довольно суровы. Так, нарушение тайны совещания судей является безусловным основанием отмены приговора (ст. 381 УПК). А что касается его фактической обоснованности, то об этом можно судить только по каким-то объективным показателям — проведенной субъектом мотивировке, аргументации вывода и по имеющимся в деле материалам.

В связи с этим было бы правильным считать обоснование выводов в соответствующем процессуальном документе или в устном выступлении процессуального характера обязательным компонентомоценки доказательств (во всяком случае, применительно к субъектам, для которых такое обоснование является процессуальной обязанностью). Без такой внешней объективизации результат оценки, действительно, остается исключительно личным, внутренним делом субъекта, не имеющим правового значения. Подобно тому, как этап собирания доказательств не может считаться завершенным без процессуального оформления полученного доказательства, так и оценка доказательств не будет оконченной, не получив какой-то реализации в форме устной или письменной речи и соответствующего процессуального оформления.

2. При оценке доказательств субъект обязан руководствоваться законом(ст. 17 УПК). Вчем же заключается роль закона при свободной оценке доказательств?

Прежде всего, закон определяет общие правила оценки, в том числе несвязанность субъекта формальными предписаниями. Поэтому когда субъект при оценке доказательств свободен и независим, то это тоже выполнение требования закона.

Кроме того, существуют прямые указания закона, которые субъект обязан выполнять при оценке доказательств. Прежде всего это относится к оценке допустимости доказательств (как уже говорилось). Эта как раз та сфера, которая легче всего поддается формализации (а в идеале должна быть максимально формализована). А там, где существует жесткое правило, нет места внутреннему убеждению, никакая его свобода недопустима. Так, если свидетель не может указать источник своей осведомленности, то его показания не могут служить доказательством, каким бы ни было на этот счет убеждение следователя или судьи, поскольку таково предписание закона (ст. 75 УПК).

Вообще-то, строго говоря, правила оценки допустимости доказательств — изъятие из принципов свободной оценки, исключение в пользу формальной системы оценки доказательств. Но изъятие вполне оправданное. Процессуальная форма, как уже не раз говорилось, имеет свои, весьма высокие цели, и ее соблюдение должно быть четко гарантировано и не зависеть от усмотрения субъекта. Поэтому здесь сугубо формальный подход вполне уместен и необходим.

Несколько сложнее обстоит с оценкой относимости доказательств. Она имеет смешанную природу, формальные и содержательные моменты'. С одной стороны, в законе прямо определены обстоятельства, подлежащие установлению по каждому делу (ст. 73 и др. УПК). Поэтому доказательства, содержащие сведения об этих обстоятельствах, безусловно, относимы. Для констатации этого не требуется внутреннего убеждения, нужно руководствоваться только законом. Иначе обстоит дело с доказательственными фактами (косвенными доказательствами — уликами и контруликами). Их связь с расследуемым событием не всегда очевидна, нередко подлежит тщательной проверке и оценивается без каких-то заранее установленных формальных правил, т.е. на основе внутреннего убеждения.

3. При оценке доказательств субъект должен руководствоваться своей совестью.Совесть — чувство нравственной ответственности человека за свое поведение².

В УПК РСФСР (ст. 71), как известно, фигурировала другая категория — правосознание (точнее, «социалистическое правосознание», но это уже дань терминологии того времени).

Оправдана ли такая замена?

В принципе, конечно, какая-то нравственная категория должна быть упомянута в законе как своего рода дополнительный моральный ориентир. Есть эта формулировка и в законодательстве большинства других стран. В науке этот новый термин также не вызвал возражений.

Вместе с тем и ссылка на правосознание тоже имеет определенный смысл. Конечно, многие решения в судопроизводстве принимаются «по совести», особенно когда законом допускается усмотрение субъекта (например, о прекращении уголовного дела по некоторыми основаниям, о влиянии смягчающих или отягчающих обстоятельств на меру наказания и др.). Но все это — за рамками оценки доказательств. Оценка же — прежде всего, логическая деятельность, которая в общем-то далека от нравственности. И тут часто важнее всего правильное понимание смысла закона, т.е. именно правосознание (например, когда решается вопрос, является ли данное процессуальное нарушение существенным). Нравственные категории тут мало пригодны. Даже присяжные заседатели руководствуются скорее своим пониманием закона, пусть и основанном больше на здравом смысле и житейском опыте.

Поэтому, может, есть смысл (в качестве компромиссного варианта) закрепить в законе наряду с категорией совести, также и правосознание?' Но это уже тема для отдельного и более обстоятельного обсуждения.