Портрет с кладбища. Часть первая.

Портрет с кладбища. Часть первая.

Александр Сергеевич Старков-Борковский

Специально для «По ту сторону Темноты»

По прошествии лет, многие случаи из жизни кажутся нелепыми, а порой даже пророческими. И вот почему-то вспомнился такой случай. Когда мне было лет 16 я потерял лучшего друга. Разом, будто и не было его никогда. Но последние его дни до сих пор хорошо помню. Это была трагическая смерть, которая навсегда оставила отпечаток в моей душе, а причиной всему призрак. А может быть, и не призрак, а наваждение, как теперь это расценить и сам не знаю. И об этом моя история.

Глава 1.

Подростками мы с Вовкой были очень любознательными. Везде совали свой нос, тем более если предполагались какие-нибудь тайны. Особенно необъяснимые и таинственные. Одним из любимых мест было кладбище. Их у нас в поселке было два - старое, где сохранились могилы еще с XIX века, и новое, куда несли хоронить умерших наши современники. Старое кладбище мы не очень любили. Подумаешь, старые могилы, кто теперь помнит этих людей? Толи дело современные могилки, там лежали реальные мертвецы, некоторых из которых мы знали еще при их жизни. Это щекотало нервы и заставляло сердце биться сильнее. Особенно мы любили ходить по погостам с девчонками, причем в вечернее время. Те были впечатлительные, все время перешептывались, жались друг к другу и жалобно просили нас не уходить далеко. Это делало нас героями в собственных глазах, придавало нам силы и окрыляло. Весело и нарочито беззаботно мы бродили среди могил, читали имена, фамилии и даты смерти. Комментировали прочитанное, иногда это получалось смешно. Но смеяться над умершими было опасно, и вскоре мы в этом убедились. Сложно сказать, почему в дальнейшем с нами приключилась эта история, но рассказываю, как было.Однажды к концу дня в летние каникулы ни с того, ни с чего Володька предложил мне сходить на старое кладбище. Пошли, мол, пошастаем, может быть, чего интересное найдем. Ну что интересного можно найти на старом кладбище,- недоумевал я? Там и памятники все проржавели, и надписи почти не читаются, и могилы с поверхностью сравнялись. Но Вовка все равно уговаривал меня, будто заранее чувствовал свою судьбу. Побродив часок по старому кладбищу, мы забрели в его самый дальний угол. Это был скорее лес. Ни могил, ни тропинок. Чахлые осинки, кусты да бурьян. Только изредка попадались каменные останки былых памятников, полуразрушенные и унылые. Место было неуютное, кругом крапива да репейник, и я предложил вернуться. Но дружок мой неожиданно меня подозвал: смотри, мол, какой интересный памятник! Я без энтузиазма подошел и увидел странный каменный не то саркофаг, не то надгробие. Оно было в виде прямоугольного ящика, уже изрядно заросшего вокруг травой и кустарником. Но Вовка уже очистил поверхность и на нем был виден эмалевый цветной портрет незнакомой женщины.

Глава 2.

Изображение довольно хорошо сохранилось, и с портрета на нас смотрело жизнерадостное молодое лицо незнакомой женщины лет 30. На милом личике, из-под русых шелковистых кудрей на нас смотрели совсем живые пронзительные почти прозрачные глаза. Присмотревшись, я почувствовал, что они проникли прямо в душу, как будто пытались в ней что-то найти. Мне стало не по себе. Ни надписей, ни каких-либо знаков больше на саркофаге не было. Мы молча постояли с минуту, и мне почему-то стало очень неуютно и тоскливо. К тому же подул холодный ветер, солнце спряталось, и вся округа вокруг стала неприветливой и даже враждебной. Пошли отсюда! - потянул я Вовку за руку. Но он никак не мог оторваться от загадочного портрета и, будто завороженный, все смотрел и смотрел на него. Пошли, говорю! – дернул я его сильнее, скоро стемнеет, еще заблудимся.Возвращались домой молча. Говорить ни о чем не хотелось, и на душе было тоскливо и маятно. Когда пришла пора разойтись по домам, я, прощаясь, протянул Вовке руку и вдруг увидел, что она вся в крови. Откуда кровь, поинтересовался я? Тот пожал плечами. Не знаю, наверно, где-нибудь поцарапался. На том мы и расстались. Не виделись мы с Вовкой несколько дней. К нам в гости приехали двоюродные сестры и все эти дни мы вместе с ними проводили всё время. Когда мы встретились со своим приятелем, я его не узнал. Мой дружок осунулся, похудел, под глазами синели темные круги. И сам он казался каким-то потерянным и отрешенным. Ты не заболел? - поинтересовался я? Он отрицательно покачал головой. Мы как-то вяло поговорили, приятель неохотно отвечал на мои вопросы, и сам ничем не интересовался. На том и расстались. Через неделю я зашел к нему домой и застал его в постели. Вовка был болен. Ничего у него не болело, но он увядал на глазах. Губы были сухие и потрескавшиеся, щеки впали, а глаза лихорадочно блестели, и только в них теплилась жизнь. На мои вопросы он ничего не мог ответить. Ничего, мол у меня не болит, но силы куда-то уходят. Врач сказал, что это истощение. Но какое может быть истощение? Не война ведь, не голод. У них корова своя, овцы, свиньи, кур полон двор… В доме пахло пирогам и мятой. Вокруг него хлопотали мать и тетка. На кухне соседская бабка-знахарка заваривала ему какой-то настой. Признаться, я не хотел связывать состояние моего дружка с нашим недавним походом. Да и как это может быть связано? Мы столько исходили кладбищ и погостов, что если бы дело было в них, давно бы уже оба были на том свете.

Глава 3.

Я еще несколько раз навещал приятеля, но через несколько дней Вовка умер. Однажды ночью взял и не проснулся. В документе о смерти было написано острая сердечная недостаточность. И это в 16 лет…На поминках после похорон мы –Вовкины одноклассники сидели и скорбно слушали разговоры взрослых. Они недоумевали. Да и все мы были в шоке. Жил себе парень жил и вот нет его. Но взрослые удивлялись недолго, у них всегда находились по такому случаю аналогичные истории из собственной жизни. Мне стало скучно, и я ушел в Вовкину комнату. Много раз я бывал здесь и все было, как и раньше. Всё, кроме Вовки. Его уже не будет никогда. Здесь мы строили свои планы, делились сокровенным, обсуждали свои успехи. Я присел на его кровать, которая казалось еще хранила его тепло. Неожиданно моя рука наткнулась на что-то твердое. Я приподнял одеяло и вдруг отдёрнул руку. На меня смотрел эмалевый портрет той самой женщины с почти прозрачными глазами…. Как он здесь оказался? Зачем он здесь? ...Я даже не мог толком сформулировать свои вопросы, и у меня из глаз, как у сопливого мальчишки почему-то брызнули слезы. Наконец, взяв себя в руки, я вырвал из Вовкиной тетрадки листок и завернул в него злосчастный портрет. Брать его в руки мне жутко не хотелось. В голове появилось упрямое решение, что я обязательно должен докопаться до истины…Ночью я не спал. За окном шел дождь. Тяжелые капли с грохотом долбили по оцинкованной крыше терраски, в которой я устраивался на ночлег. Сон никак не шел, а мыслей в голове было много… Овальный портрет женщины из дома приятеля лежал в ящике моего стола по-прежнему завернутый в листок бумаги. Весь вечер я его рассматривал и не находил ничего особенного. Ну, женщина! Ну, улыбается!.. И что? Не знаю, что заставило меня снова достать его из ящика. Я осторожно развернул тетрадный лист. Прикасаться к портрету мне по-прежнему не хотелось. В темноте было плохо видно, и я поднес руку к окну, чтобы снова попытаться увидеть изображение. Но бумага, в которую он был завернут мешала, и рассмотреть что-либо было невозможно. И тогда, потеряв осторожность я взял табличку с кладбища в руку. И здесь меня тряхнуло. Не то, чтобы током ударило, но рука непроизвольно дернулась. Эмалевый портрет неожиданно наполнился светом. На нем стали различимы и лицо, и локоны и даже брови умершей. Откуда же свет, машинально подумалось мне, на улице ни луны, ни фонарей. И тем не менее изображение хорошо просматривалось. Будто сквозь время лицо женщины по-прежнему смотрело на меня из темноты глубокими прозрачными глазами. И тут я вздрогнул и выронил овал из рук. Я вдруг понял, что лицо женщины на портрете больше не улыбалось.В ужасе от увиденного я метнулся в дом. Родители уже спали, но двери, к счастью были не закрыты. Завернувшись в старенькое покрывало я присел на диване в большой комнате. Казалось, вернуться на террасу меня сейчас не заставили бы даже под страхом смерти. Увиденное было настолько невероятным, что голова никак не хотела осознать, что это реальность. Я лихорадочно вспоминал, что мне известно о потусторонних силах, но даже на первый взгляд происшедшее к ним никак не относилось. Портрет с кладбища был вполне осязаемым и земным предметом. У него никогда не было души, он никак не мог быть исправлен. Метаморфоза, которая с ним произошла не объяснялась даже с точки зрения потусторонних сил. Эти мысли неожиданно вернули мне спокойствие. Показалось,- пришло мне в голову. Конечно, показалось! Как может измениться неодушевленный предмет. Это все мои выдумки и страхи. Вот что бывает, когда забиваешь себе голову разными потусторонними глупостями. Эта мысль меня настолько воодушевила, что я встал и решительно направился на террасу. Нужно немедленно восстановить статус кво и развеять все сомнения. Включив свет в своей комнатке, я огляделся. Все было так же, как час назад. Я поднял с пола одеяло и вернул его обратно на кровать. Оброненный портрет лежал здесь же. С некоторым смятением я все же взял его в руки. Он был самым обыкновенным. Миловидная женщина на эмалевой табличке все также беззаботно улыбаясь смотрела на меня сквозь века. Я облегченно выдохнул. Время было за полночь, и за окном по-прежнему темно. Дождь закончился и через приоткрытую форточку явственно доносился запах мокрой листвы. Завернув портрет в бумагу я убрал его в ящик письменного стола, выключил свет и забрался под одеяло. Хватит глупостей, сказал я себе уже в который раз. Всему на свете есть свое объяснение. С этой мыслью я, наверно, уснул. Проснулся я от звука за окном. Так скрипела наша калитка, когда ее кто-то открывал. Но кто может открывать калитку ночью. Наверно забыли закрыть, подумал я, но звуки больше не повторились. Показалось! – успокоено повернулся я на другой бок и поправил под головой подушку. Рука неожиданно наткнулась на твердый до жути знакомый предмет.

Глава 4.

Сон мгновенно пропал. Я явственно сознавал, что в моей ладони зажат тот самый злосчастный портрет, который я несколько часов назад лично сам положил в ящик стола. Сомнений почти не было, Небольшой гладкий с одной стороны овал, согретый моим теплом уютно лежал в руке под подушкой. Я словно заледенел и не мог пошевелиться. Это напоминало детскую игру в Замри-отомри. Кто-то видимо, сказал мне: замри и забыл про мое существование. Но думать я все же мог, поэтому принялся усиленно вспоминать недавние события. Ночь, скрип калитки, смятый листок бумаги в клеточку, бегство с террасы в дом и портрет женщины, который не улыбался. Все это явственно всплыло у меня в голове, и я вдруг осознал, что зря себя успокаиваю, зря пытаюсь как-то здраво объяснить происходящее. Ничего реального в этой истории нет. Эта мысль неожиданно меня успокоила. Коль вокруг все непредсказуемо, нечего бояться и думать, как поступить дальше, ведь все равно все вокруг происходит помимо меня. Я вытащил руку из-под подушки и разжал ладонь. На ней, как я и ожидал, лежал знакомый мне портрет. И женщина на нем больше не улыбалась. Как ни странно, это меня не испугало. Я уже внутренне был готов к чему-нибудь неожиданному, но это изображение усопшей неожиданным было назвать сложно, поскольку такое со мной уже было. Я повертел табличку со всех сторон и вдруг с удивлением увидел, что на обратной стороне что-то написано. Это было странно. Я много раз рассматривал случайно доставшийся мне овал и мог бы поклясться, что никаких надписей на нем не было. И вот новый сюрприз. Я внимательно всмотрелся в надпись на обороте. NB. Noli me tangĕre! Felix, qui nihil debet. Буквы были латинские, но перевести текст я не мог. В школе мы изучали немецкий язык, но это похоже, был какой-то другой.Со странными чувствами в который раз я рассматривал портрет с кладбища. Казалось он был разумный или даже живой. Портрет существовал параллельно с нашим миром и вот теперь пытается вступить со мной в контакт. Это предположение заставило меня похолодеть. Жуткое предположение. Мир мертвых меня не привлекал. Одно дело шататься по кладбищам и бравировать молодецкой храбростью, другое дело вступать в контакт с неизведанным. Мы много раз бывали в таких местах, но никогда еще мир мертвых не казался мне настолько близким и ощутимым. Начало светать. Я еще раз осмотрел надпись. Она была нацарапана иглой или кончиком ножа с обратной стороны портрета на желтом металле пластины. Буквы были неровные, разные по величине, а линии рваные, но знаки препинания прорисовывались тщательно и многократно. Возможно они тоже несли на себе смысловую нагрузку, подумал я, поскольку сам к пунктуации относился небрежно, зачастую считая соблюдение ее напрасной тратой времени… За окном скрипнула калитка. Я машинально поднял голову и, поскольку сидел напротив окна, возле калитки сразу увидел собаку. Почти вся она просунулась в приоткрытую дверь и внимательно смотрела в мою сторону. Так вот кто по ночам скрипит калиткой! В нашей семье было привычкой закрывать после себя дверцу, поскольку скотина со всей округи могла запросто и без приглашения попасть к нам в огород. Но на этот раз, видимо, как и вчерашним вечером калитка была открытой, и это вызывало недоумение. Собака, стоящая в створе, тоже показалась мне странной. Что ей нужно в такой ранний час в нашем доме? Возможно это было следствием моего теперешнего состояния, но одно я могу сказать объективно, таких собак в поселке я раньше не видел. В свете наступавшего утра ее можно было довольно хорошо рассмотреть. С длинной мордой, на которой выделялся ярко красный, высунувшийся из пасти язык, само животное казалось почти бесшерстным, изможденно-худым и каким-то белым. Пёс стоял в створе калитки, будто не решаясь войти и внимательно смотрел на наш дом. Тонкий опущенный хвост медленно и настороженно двигался из стороны в сторону, что никак не походило на выражения дружелюбия.

Глава 5.

Я подошел к окну, собака меня заметила и неторопливо ушла. Надо бы запереть калитку, подумалось мне, но мысли снова возвратили меня к злополучному портрету. Что же с ним делать дальше? А надпись? Неужели я ее просмотрел с самого начала. Буквы на обороте были, конечно полустертые и едва заметные, но все же не увидеть их при тщательном рассмотрении было почти невозможно. А я весьма тщательно рассматривал и не один раз этот портрет. Я снова взглянут на женщину и в очередной раз вздрогнул. На меня смотрело молодое загорелое улыбающееся лицо молодой милой женщины. Таким я его и увидел на кладбище, и потом. Хотелось потрясти головой, чтобы вспомнить, а было ли оно другим? Подавив в себе сомнения и страхи я все же вернулся к надписи на обороте. С ней надо было что-то делать. Пойду в библиотеку, подумалось мне. Там работает моя знакомая Мария Петровна – она человек грамотный, можно сказать просвещенный. Если и не сможет сама перевести текст, но по крайней мере скажет, на каком языке сделана надпись, а возможно и подскажет к кому можно обратиться, чтобы его перевести. На этом я и успокоился. С текстом все более-менее было ясно. А вот метаморфозы с портретом меня беспокоили больше. Я никак не мог уложить в голове, как это лицо на фотографии может менять выражение лица. И даже если это не фотографии я написанный художником портрет… И вдруг меня осенило. А если это действительно талантливая картина? И свет так влияет на изображение. Мне вспомнилось, что есть замечательные картины художников, на которых свет меняет выражение лица. Есть полотна, на которых глаза человека смотрят прямо на зрителя, где бы он не стоял перед картиной. Может быть это эффект из той же серии? При свете дня она улыбается, а с наступлением темноты ее выражение становится мрачным.Я тщательно переписал текст с оборота портрета на отдельный листок бумаги. Не мог же я идти с самим портретом, тогда мне пришлось бы рассказывать его историю, чего мне очень не хотелось. Тем более, что я еще и сам не мог в ней разобраться. До обеда сделав свои дела, я отправился в нашу поселковую библиотеку. К сожалению, Мария Петровна была в отпуске, и ее заменяла какая-то молодая девушка. Не то практикантка, не то новый библиотекарь, поскольку раньше я ее здесь не видел. Потоптавшись на месте, я присел за стол с подшивками газет и принялся их листать. Библиотека была пуста, и я никак не мог решить поворачивать ли мне обратно, или все же спросить совета у этой девчонки, которая почему-то моего доверия не вызывала. Но поразмыслив, что все равно больше мне никто не поможет, я набрал в грудь воздуха. Развернув листок бумаги я подошел к девушке и спросил ее не может ли она перевести этот текст? Или хотя бы сказать на каком языке он написан. Девушка повертела листок и несколько раз перечитала текст. Потом зачем-то взяла лупу и еще раз принялась рассматривать мой листок. Вот криминалист- то доморощенный, - с неприязнью подумал я. Что она там собирается разглядывать? Но девушка неожиданно посмотрела на меня и сказала. Текст — вот так сразу перевести не могу. Но скорее всего он написан на латыни. Первый буквы NB видите? Это сокращенное латинское выражение Nota bene. То есть обрати внимание. Так в Риме писали в начале особо важных документов. Странно- подумал я откуда на портрете взялся латинский текст? Этой могиле от силы лет 100- 150 лет. Рима уже и в помине не было. Я хоть и не был отличником в школе, но историей всегда интересовался. А девушка продолжала. Если вы оставите свою запись, я могу со словарем попытаться вам перевести? Оставлять ей текст не хотелось, да и самого любопытство мучило, поэтому я предложил, а давайте попробуем вместе. Давайте! – неожиданно быстро согласилась библиотекарь. Она пошла куда-то за стеллажи и вскоре принесла увесистый том латино-русского словаря. Я приободрился. Мне нравилось, что девушка ничего не расспрашивает и не проявляет обычного для девчонок излишнего любопытства. Мы уселись рядышком и вскоре с трудом, но перевели надпись. Она гласила: Не тронь меня! Счастлив тот, кто ничего не должен…

Глава 6.

От удивления я, наверно, открыл рот. Во всяком случае, посмотрев на мое выражение лица, девушка спросила. Что-то не так? Так, так,- поспешно согласился я. Но было видно, что это ее не убедило. Может быть, вам дать воды? Нет спасибо, кивнул я, мне пора идти и, свернув свой листок с переводом, поспешно покинул библиотеку. Я шел, не видя дороги и на моем лбу постоянно появлялась испарина. Что это за угрожающая надпись? Кому она предназначалась? Как она вообще там появилась? Если написано для меня, то как понимать слова: «Не тронь меня?» Кого меня? Покойницу? Могилу? Портрет? Или чего-то еще? Скорее всего имелось в виду, что мне нужно было вернуть портрет на свое место на кладбище. Тем более, что следующее предложение было также угрожающим, хотя и излагалась в виде философского нравоучения. «Счастлив тот, кто ничего не должен». Выходит, что я могу быть счастливым только если верну портрет, то есть стану ничего не должен. Теперь я окончательно уверился, что надпись предназначена мне. Слишком уж явно она относилась к происходящим событиям. Не заметил, как пришел домой. Мысли по по-прежнему не хотели никак укладываться в голове. Надо нести портрет обратно. Так будет лучше. И мне спокойнее. Однако день уже клонился к вечеру, а по вечерам на кладбище люди, как известно, не ходят. Я конечно лукавил, много раз мы с компанией шастали по кладбищам и по вечерам, и по ночам тоже. Но идти туда сейчас почему-то не хотелось. Не то чтобы было страшно, но по правде говоря, действительно было не по себе. В душе поселилась не то тревога, не то напряжение, которое теперь не покидало меня даже по ночам. А вдруг мы не правильно перевели? -,неожиданно пришла в голову мысль. Или вдруг я переписал текст не точно? Мозг искал любую зацепку, чтобы отвести от себя эти зловещие слова, почему-то написанные на латыни. На языке, который сам по себе уже тоже давно мертвый.Весь вечер я провел в раздумьях. Решение отнести портрет становилось все тверже, и я только очень жалел, что не могу осуществить его сию минуту. Что-то останавливало меня от немедленно похода на кладбище. Как будто кто за рубашку сзади держал. Я по-прежнему искал противоречия во всей этой истории. И чтобы хоть как-то укрепиться в своих сомнении решил еще раз перечитать текст на обороте портрета. А вдруг там обнаружится ошибка. Ведь в русском языке даже одна буква может диаметрально поменять слово. Например, мор и мир, или душа – суша. А есть ведь еще слова, значения которых зависят от ударения, например, мУка и мукА. Уже начало темнеть, я чувствовал, что во мне вдруг проснулся лингвист, и я воспрял духом. Конечно, мы где-то могли неправильно перевести, ведь ни девчушка ни я никогда не учили латынь. Желая подтвердить свои мысли я быстренько достал портрет, чтобы сверить написанный там текст с тем, что у меня на бумажке. Открыл тумбочку, достал знакомый овал и… похолодел. На обороте портрета текста не было. Вернее, он был, но ужался до двух слов. А если быть совсем точным, то это был абсолютно другой текст… За окном заскрипела калитка.

Глава 7.

Я привычно напрягся. Скрип калитки в последнее время стал повторяться слишком часто. Сегодня, помня об этом, я тщательно закрыл за собой калитку. И вот снова она скрипит. Превозмогая тревогу, я все же поднялся и посмотрел в окно. Калитка была приоткрыта и пуста. Это было странным. Открыться сама собой она не могла, я хорошо помнил, что закрыл ее на щеколду, и теперь чтобы ее открыть нужно было, во-первых, надавить на дверцу, а потом поднять щеколду. Поэтому ни ветер, ни животные открыть ее не могли. И тем не менее она была приоткрыта. Выходить во двор мне очень не хотелось. Я предположил, что это отец мог прийти позже меня и забыл закрыть за собой двери. Мои мысли снова вернулись в злополучному портрету. Я разжал ладонь и посмотрел на знакомый овал. На этот раз в нем не было ничего необычного. Однако на обороте была абсолютно незнакомая мне надпись и похоже, она была сделана тоже на латыни. Всего два слова, но они снова поставили меня в тупик. Похоже, придется мне основательно изучать этот мертвый язык. Надпись на обороте гласила: cave canem. Вот именно так и было написано. Без заглавной буквы, без знаков препинания. Как будто кто-то начал писать, но неожиданно прервал письмо. Это меня снова немало поразило. Но больше всего поразило звучание этой фразы. По-русски я ее прочитал как каве камен, и в моей голове это прозвучало эхом - амен. Значит, конец.За окном снова послышался противный скрип калитки. Он показался мне протяжный и зловещим. Надо будет хотя бы петли смазать машинально подумалось мне. Я невольно бросил взгляд в окно. Калитка, как и раньше была приоткрыта, но в ее створе стояла собака. Вроде вчерашняя. А может и нет, поскольку вид у нее был несколько другой. Со вчерашнего дня она казалась еще более похудела, так что сквозь кожу просвечивали ребра, и весь ее вид навевал уныние и тоску. В сумрачном свете наступившего вечера она была ослепительно белой и почти бестелесной. Откуда в поселке такая собака? - снова почему-то подумалось мне. Не скажу, чтобы я знал в округе всех животных, но не обратить внимание на такое диковинное существо было бы странно. Однако больше всего поражал не ее внешний вид, хотя ничего более странного казалось, я в жизни не видел, еще более неестественным было ее поведение. Получалось, что она каждый вечер приходила к нашему дому, открывала запертую калитку и чего-то ждала. Волна холода прошла по моему телу. Мне не без основания подумалось, что она приходила ко мне. А может быть за мной?.. Пока я размышлял, собака у забора исчезла. Бесшумно без скрипа, без движения, будто растворилась в воздухе.

Глава 8.

На другой день я снова поспешил в библиотеку. Она была, как и накануне пуста. Завидев меня, знакомая мне девушка почему-то отвернулась и сделала вид, что меня не знает. Сволочь! Гад и невежа! Это я так про себя подумал. Эта девушка вчера помогала мне. Старалась, размышляла, подсказывала и даже ничего не спросила, а я ушел не поблагодарив и даже, кажется, не попрощавшись. Простите меня, Аня, пожалуйста, искренне вырвалось у меня! Ее имя я увидел еще вчера, оно было на картонной табличке, которая находилась на библиотекарском столе. Эта табличка и сейчас там стояла, и на ней было написано: Еропкина Анна. Я вспомнил, что еще вчера невольно улыбнулся смешной фамилии девушки, но вслух об этом говорить не стал.Девушка повернула ко мне голову и вежливо ответила: Вам не за что передо мной извиняться. И добавила: Вы что-то еще хотели? Да, согласился я,- и, неожиданно для себя, взял и рассказал девушке свою историю. Всю-всю с самого начала и до конца. Позднее я пожалел, что втянул ее в эту историю, но тогда мне казалось, что я все делаю правильно. Во-первых, девушка была почти моей ровесницей и, как в последствии оказалось, училась на втором курсе библиотечного факультета училища культуры. Кроме того, она была очень неглупым созданием, что по моим представлениям для девчонок было редкостью. Кто знает, может быть, мне еще не раз придется обратиться к этой девушке и нет никакой гарантии, что она после моей черствости захочет мне помогать. Но самое главное, в чем бы я тогда ни за что не признался, девушка Аня мне нравилась, и если бы не моя злополучная история, может быть, я бы еще вчера попытался познакомиться с ней поближе.На протяжении всего моего рассказа Анна не проронила ни слова. Однако глаза ее по мере моего повествования становились все шире и шире. Но что мне понравилось ни капли растерянности или страха в них не было. Только неподдельный интерес и некоторое сомнение. Я это заметил и обиженно спросил, ты мне не веришь? Как-то самой собой вырвалось, что я назвал ее на ты. Не то чтобы не верю, но ведь ты мог что-то не так понять или растолковать, правда? Просто напутать, наконец. Она тоже назвала меня на ты, и я понял, что мы нашли с ней общий язык. А что я мог напутать? – все еще сомневаясь поинтересовался я. Ну, например, про надпись на обороте. Ты мог сразу эту надпись не рассмотреть, а потом тебе показалось, что она вдруг появилась? Ага! И сейчас, получается, снова не рассмотрел – потому что там уже другая надпись? Она снова широко раскрыла глаза. Что, правда? И какая же? Я достал портрет и протянул его Анне. Она вдруг вздрогнула и отдернула руку. Ты где взял его? У Володьки, а он взял его на кладбище. Я ведь тебе только сейчас это рассказывал. А что такое? Девушка замешкалась. Этот портрет мне, кажется знаком. Хотя я могу ошибаться. На местном кладбище есть несколько могил наших родственников. И на одной из этих могил, я видела такую же фотографию. Мне кажется это она и есть, она мне еще тогда запомнилась своей жизнерадостностью. Наша фамилия Еропкины – это старинная дворянская ветвь, и наши предки еще при Павле I были сосланы в свое имение якобы замаливать свои грехи за ересь, на самом деле этому предшествовала целая история. И наш поселок раньше назывался Саватьевским погостом. Это по имени нашего предка Савватия Еропкина, которому Екатерина II жаловала эту деревеньку за ратные подвиги в Крыму. Словом погост в старые времена обозначалось не обязательно кладбище. Это мог быть и просто населенный пункт.
Я был в растерянности. Дело принимало удивительный поворот. Оказалось, что эта неожиданно встретившаяся мне девушка тоже связана с моей историей. Как именно я пока не мог сказать, но ведь не случайно, что именно ее я встретил при разгадке этой тайны. У меня мелькнула мысль, а может быть, это судьба посылает ее мне? С какой только целью? Анна взяла портрет, повернула его обратной стороной и медленно прочитала надпись: cave canem. Вскоре с помощью уже знакомого словаря мы сделали перевод. И он был для меня не менее шокирующим, чем все предыдущие события. Два слова на латыни переводились: бойся собаки…

Глава 9.

Повисла пауза. До меня дошло, что искать дальше какие-то отговорки, не имело смысла. Все происходящее относилось непосредственно ко мне и было неразрывно со мной связано. Прошло, наверно, несколько минут, пока я пришел в себя от неожиданности. Анна смотрела на меня широко раскрытыми глазами и ничего не могла понять. Когда я, наконец, обрел способность воспринимать реальность, то услышал. Ты слышишь меня? Девушка трясла меня за плечо. Да! - очнулся я и потряс головой. Происходящее по-прежнему никак не хотело укладываться в моей голове. Ты знаешь, о какой собаке идет речь? Я кивнул, и это удивило мою собеседницу еще больше. А причем здесь собака? И что это за собака? Постепенно приходя в себя, я рассказал Анне историю с собакой. Хотя никакой истории в общем то и не было. Дважды видел у калитки странную собаку. Может быть, новая надпись вовсе не имела в виду именно ее. Однако, я поймал себя на мысли, что продолжаю искать оправдания. Без всякого сомнения речь шла именно о белой ночной собаке, потому что именно это существо как никто более подходило к этой истории. Нервы мои сдали. Пойдем на кладбище, вдруг, почему-то умоляюще попросил я Анну. Положим эту табличку на могилу и назад. Не хочу больше ничего иметь общего с ней. Не хочу больше видеть ее. Не хочу больше никаких потусторонних историй. Библиотекарь смотрела на меня сочувствующим взглядом. Было видно, что она искренне пытается мне помочь. Понимаешь, я сейчас не могу уйти, на работе ведь нахожусь. Давай после работы. Но я с дрожью подумал, что после работы снова будет вечер. Ну никак мне не хотелось идти вечером на кладбище. Собрав всю свою волю в кулак, я неожиданно твердо сказал. После работы – это не скоро. Я сам сейчас же пойду и отнесу портрет.
Старое кладбище встретило меня пением птиц и шумом листвы. Деревьев здесь росло много, и вся округа была наполнена жизнью и суетой. И только я посреди этого великолепия выглядел почти покойником. Я сам это чувствовал, но ничего поделать с собой не мог. Быстро обходя могилы, я направился в дальний угол кладбища, куда еще месяц назад мы ходили вместе с дружком. Вот и старая липа, она мне хорошо запомнилась, поскольку я чуть не запнулся об ее корни. Дальше начинался пустырь, поросший кустарником и бурьяном, и где-то среди этого неуюта мы и обнаружили злополучную могилу. Я прошел до начала леса, потом вернулся. Прошел еще раз поперек пустыря. На пути попадались остатки надгробий, куски арматуры и кое где заброшенные, порыжевшие чугунные кресты. Могилы, на которой некогда был портрет нигде не было. Я стоял в растерянности в сотый раз вспоминая это место. Искать в общем-то было негде. Небольшой участок старого кладбища у самого леса размером пятьдесят на пятьдесят метров. Тут негде спрятаться даже мышиной норе, не то что могиле. Но мышиных нор было в достатке, а вот могилы с надгробием в виде саркофага не было. И тут мне вдруг пришла в голову страшная мысль. А отчего умер Вовка? От невыносимой тоски. Он взял портрет на старой могиле, и не мог возвратить его на место, потому что могила исчезла.

Глава 10.

Я вздрогнул, будто внезапно наткнулся на каменную стену. Внутри что-то оборвалось. Не помня себя и не разбирая дороги я бросился бежать. Ветки и колючки царапали мне лицо, паутина залепляла глаза, но я упорно бежал куда то по кустам и оврагам. Мне все время казалось, что за мной кто-то гонится. Это кто-то дышало мне в спину и наступало на пятки, ужас разрывал мне грудь и сразу откуда-то появлялись все новые силы. Так я бежал час, а может быть, и больше. Хотя, возможно, мне это только показалось. Когда совсем обессилел, на смену страху неожиданно пришло уныние и апатия. Постепенно остановившись, я, тяжело дыша, опустился на траву возле старой березы. Место было незнакомое, но меня это не заботило. За эти дни я, казалось, растратил все свои силы и больше ничего не хотел. Даже появись сейчас эта самая собака, от которой я так долго бежал, наверное, я бы тоже не удивился. Я сидел, привалившись спиной к березе, и мне было все равно. Мысли были тусклыми и темными, как осенняя грязь. Как эта грязь они были неприятными и бесполезными. Мне просто не хотелось дальше жить. Я закрыл глаза и, наверно, задремал. Когда очнулся, день уже клонился к вечеру. Над макушками берез заходило солнце, и его ласковый свет пробудил во мне любопытство. Интересно, где это я? За час можно было убежать очень далеко от поселка, и как теперь найти дорогу обратно было большим вопросом. Ладно, сказал я себе, если есть желание вернуться домой, значит, не все еще потеряно. Значит, стоит еще побороться за собственную жизнь. Я поднялся на ноги. Колени мои дрожали, а вспухшее лицо горело словно его облили кипятком. Я сделал несколько шагов и вдруг остановился. А куда идти? В каком направлении дом? Вокруг была березовая роща. Стройные березки тепло белели на всем обозримом пространстве. Кругом было тепло и уютно, а главное не хотелось никуда уходить. Так, наверное, бывает в раю, подумал я, и это меня отрезвило. В каком раю? Что я такое говорю? Домой надо идти! И я интуитивно пошел на запад, именно туда, куда заходило солнце. Не успел я сделать и сотни шагов, как деревья поредели и перешли в кустарник. А впереди всего в двадцати метрах от меня высилась арка входа на старое поселковое кладбище.

Глава 11.

Такой поворот в деле меня почему-то не удивил. Наверно, я уже привык к чудесам и очередное таинственное событие показалось мне обыденным. Я почему-то был готов к такому повороту событий. Больше того, я даже знал, что я сейчас сделаю и куда пойду. На землю опускался вечер. Быстрым шагом я пошел на старое кладбище и вскоре нашел ту самую липу, под которой спрятал портрет женщины. Он лежал там же, где я его и оставил. Отряхнув его от земли и травы, я посмотрел на него еще раз. Женщина на портрете все также безмятежно улыбалась, и мне даже показалось, что подбадривала меня. Я взял эмалевую табличку и уверенно пошел вперед. Что меня вело и куда именно шел, я и теперь не могу себе объяснить. Очень быстро я наткнулся на старый каменный саркофаг, тот самый, что мы когда-то нашли с Вовкой, и который еще недавно сам я найти не смог. Это тоже меня почему-то не удивило. Будто кто-то внутри меня вел меня и делал всё за меня. Меня тяготила такая зависимость, но ничего поделать с ней я не мог. С усилием я поднял голову и совсем рядом увидел собаку. Белое, изможденное животное стояло в двадцати метрах от меня и выжидающе на меня смотрело. Я вздрогнул и перестал сопротивляться тому, что жило у меня внутри. Наклонившись над могилой, я рассмотрел серый памятник без надписи. Старое каменное надгробие стояло покосившись. Посередине памятника, на месте некогда крепившейся фотографии зияла огромная ржавая дыра. В свете заходившего солнца эта невесть откуда взявшаяся ржавчина выглядела кроваво-зловещей и походила на старую, давно не заживающую рану. Внутри меня все сжалось. Дрожащими руками я поднес портрет к старому камню и вставил его в нишу, в которой он когда-то находился. Фотография встала на место, как будто это место для нее было специально подогнано. Всё! Я выдохнул и опустил плечи. На меня навалилась невероятная усталость. Такая же, какую я испытал еще недавно, убегая от собаки. А кстати, где она? Я оглядел окрест, но животного нигде не было видно. Ощущение, что внутри меня живет кто-то другой пропало. Теперь моё тело было только моим. Но оно было измученным и усталым. Опустив голову я побрел домой. Внутри меня жила четкая определенная мысль, что мне нужно обязательно идти домой. Как сомнамбула я двигался, не замечая пути. Но проходя через ворота кладбища, я в очередной раз вдруг ужаснулся. Перед выходом с кладбища на груде кладбищенского мусора, состоявшего из обломков ветхих надгр