Алина Гребешкова (30лет).. Шкавырна

Алина Гребешкова (30лет).

Краткая биография: Родилась в Башкирии. Автор книг: «Заповеди newандертальцев» (Уфа, 2010), «Память рыб» (СПб, 2019). Публикации в журналах и газетах: «Русское эхо», «Лед и пламень», «Литсреда», «Бельские просторы», «Дон», интернет-журнал «Книжный ларек», «Мегалит», поэтические сборники: «Уфимский полуостров», «Подворье» (Прага, 2019).

Гран-при Шестого фестиваля молодежной поэзии «Мяуфест» (Уфа, 2014). Участница Международного литературного фестиваля «Горящая гора» (Уфа, 2015), Всероссийского литфеста им. М. Анищенко (Самара, 2015-2019), «Русские рифмы» (2016, 2018), «Таврида» (2016,2018), Всемирного фестиваля молодёжи и студентов (Сочи, 2017), Межрегионального совещания молодых писателей «Стилисты добра» (Челябинск, 2018, 3 место, проза), Школы молодых писателей (журнал «Октябрь», 2018), Всероссийского совещания молодых литераторов «Драматургия слова» (Уфа, 2018); финалистка национальной премии «Русское слово» (2018), участница Слета молодых литераторов (Б. Болдино, Нижегородская обл., 2019), III Всероссийского совещания молодых литераторов СПР (2020).

Шкавырна

– Нету ничяго, и тосковать некому, – прошамкал старик, закашлялся, сплюнул слизь на сухую землю, вытер рукавом лицо. – Гинули в болоте.

– Скажите, пожалуйста, до Шкавырны, – Сашка отбивала паузой каждое слово, игнорируя неприветливость старика, – далеко?

– Быштро едешь – тихо понясут, – без злобы ответил старик, щурясь подслеповато на солнце.

Он сидел на лавочке возле деревенского магазина, крышу которого подпёрла потёртая табличка, возвещавшая: «Продукты». Двери и окна владельцы забили ветхими досками. Старик опирался на палку, вырезанную из старого обрубка дерева, густые брови нависали над лицом, скрывая глаза, борода запрятала рот, звуки застревали, теряясь в седых волосках, как в непролазной ветвистой чащобе. Сашке подумалось, так и рисуют в детских книжках хозяина леса. Улыбнулась. Сколько ему? Лет восемьдесят, если не больше, вот и набивает себе цену.

– Оттудова прядёт, – старожил указал на пыльную дорогу, блуждавшую среди разбросанных домишек.

– Дед, ты слышишь?! В какую сторону Шкавырна?– не выдержал Андрей.

– Чай, не глухой Игнатьич! – старик злобно замахнулся на него палкой. – Забярёт каждого. Ходили сильные. Где они? Кто прялку брал – жизнь оборвал. Кто воду пил – душу потярял. А у тябя заместо сердца тина чёрная!

– Все там будем, – спокойно сказал Андрей. – Ты бы, дед, берёг себя. На солнышке вредно сидеть, – он повернулся к Сашке: – Поехали! Достал уже, ненормальный! Пару снимков сделал, время только теряем, – он докурил сигарету, отлаженным движением втоптал окурок в землю. – Шесть тысяч! Это что деньги, что ли? На бензин половина уйдёт. Вот и шатайся за эти крохи по солнцепёку. Ещё москвичи... Жлобы, вот они кто! Может, ты больше попросишь?

– Гляй-ка! – рассмеялся старик. – Оглоед, тьфу! – Игнатьич невозмутимо сплюнул в сторону.

– Остынь, отец, – резко оборвал Андрей. – Ни твоё дело! Не лезь!

– Андрей, успокойся! Не обращай внимания! Договорились же, сделаем хороший материал, ещё заказы будут, – Сашка пожалела, что позвонила ему. Но найти летом, да ещё и на выходных, свободного оператора – сложная задача, кто на свадьбе, кто шашлыки жарит, а кто в запое. – Скажите, пожалуйста, как нам хотя бы трассу выехать? Интернет здесь не ловит, – она со злостью посмотрела на спутника, но тот деланно копался в фотоаппарате, не замечая ни Сашку, ни Игнатьича.

– Проваливайте, откудова пришли, – ответил старик с тем видом, что разговор окончен.

Утром Андрей сказал: «Старый навигатор загнулся, так поедем. Если что у местных узнаем дорогу». Отъехали от города сто с небольшим километров, свернули на просёлок и два часа кружили среди полей, не понимая, где находятся. Никого. Ни автобусной остановки. Ни указателей. Если бы они не заблудились, то Сашка бы ощутила запах тёплой травы, услышала стрекотание и жужжание в воздухе, крики птиц, круживших над полями, – всё, о чём сожалеют горожане, зажатые в тесных «муравейниках». Но она злилась и слышала только бормотание: «Маршрут бы нормально составила. Распечатать карту мозгов не хватило? У баб топографический кретинизм в крови, походу! Вот теперь из-за тебя блуждаем! Бензин только зря жгу». Напряжение нарастало. Её коробили и ни слова вовсе, Сашка привыкла и к ругани, и к унижению, а то, как Андрей их произносил: со злостью и нажимом, будто втаптывал окурок в землю, кричал, лишая шанса защититься.

Выдохнула. Во-первых, нужны деньги, во-вторых, нужны деньги. Сашка уже второй месяц сидела без работы, выгнали из очередной редакции. С начальством она не уживалась. Внезапно Андрей, как ни в чём не бывало, хлопнул её по плечу: «Говорил же, со мной не пропадёшь». Он указал пальцем на крыши домов, проглядывающие сквозь лысый лесок.

Теперь же стояли они перед стариком, будто малые дети.

– Гля! – закричал Игнатьич. – Колотовка! За вами пришла, – он захохотал.

По пыльной дороге к ним неслась женщина. Сашка почувствовала, как по коже побежали мурашки, тут же отбросила страх в сторону, как мячик: «Прав Андрюха, дед-то умом тронулся».

– Напугал он вас? – спросила женщина, запыхавшись. – Смотрю из окошка, гости у нас в Кувербе, думаю, дай-ка поздороваюсь. Совсем плохенький стал Игнатьич. Ишь, взбеленился, будто белены объелся!

Она подошла к старику и ударила его по руке, тот сжался, будто нашкодивший кот, и уже через секунду блаженно улыбался, никого не узнавая и ничего не видя: «Смирно сиди, старый! Ты здесь не хозяин!»

– Это дедушка, что ли ваш? – спросила Сашка неуверенно, чтобы поддержать разговор. Её удивила грубость женщины, но она решила не влезать в отношения местных жителей.

– Игнатьич всей Малой Кувербе – дед, – неопределённо сказала женщина. – И сказочник! Ерунду болтает, не слушайте, – она замахнулась на старика, как на бешеную собаку. – Что вы здесь потеряли?

– В Шкавырну едем, – нетерпеливо ответил Андрей, – подскажите дорогу?

– Журналисты мы, – добавила Сашка. – Статью про ваши места пишем, легенды заброшенных деревень собираем.

– Конечно, конечно, всё подскажу, – закивала головой женщина, – километров десять не доехали. Только что там делать? Пару домов, может, осталось, если в землю не ушли. Какие легенды? Про леших, что ли? Так это вам любая бабка нашепчет.

– Нет, местные легенды, – сказала Сашка. – Я читала, в девяностых в Шкавырне пожар был и последняя семья сгорела. Слышали про это? Подожгли, говорят, вместе с проклятой деревней.

– Ой, понапишет ваша братья небылицы, а люди верят потом, – женщина засмеялась. – Пожар, может, был, а может, не было. Может, ребёнок со спичками заигрался. А может, начесали злые языки, кто теперь узнает? Вот людей там точно нет, давно уехали, пропали. В наших краях даже автобусы не ходят. Только как вы, журналисты, заезжают. Ищут что-то, клад, наверное.

– Клад? – переспросил Андрей. – Вот бы монеты старинные откопать! А может, иконки где припрятаны? – он громко рассмеялся.

Сашка цыкнула на него, а женщина ответила:

– Какой там! Давно уже всё растащили. Даже наличников не оставили! Про нашу Кувербу тоже сочиняют, зато боятся и никто не суётся. Хотите чаю? – внезапно предложила она.

– Нет, нам бы воды купить, – ответил Андрей. – Пить очень хочется.

– Магазинов в округе нет, милок. Я тебе из колодца наберу, холодненькой, а чистая какая! Вы, городские, никогда и не пробовали такой воды, – женщина улыбнулась. – Вон там, видишь, с серой крышей – мой дом.

Андрей взял из машины пустую бутылку и пошёл за женщиной. О Малой Кувербе Сашка ничего не слышала, на карте деревушка ей не попадалась. Надо узнать подробнее у местной жительницы, когда они вернуться, решила девушка, тут же вспомнила холодную улыбку женщины. Но на то они и городские, рассуждала Сашка, что чужаки, которых в деревне не любят, вот и встречают с недоверием, хорошее отношение заслужить надо, а в городе и хлорированной воды не допросишься. Она разглядывала улицу. Обычные деревенские избы, но тишина тревожила: ни мычания коров, ни лая собак, ни крика петуха.

– Только дачники, что ли, приезжают? – не выдержала Сашка затянувшегося молчания. – Много местных осталось?

Игнатьич будто спал с открытыми глазами. Девушка сделала шаг навстречу, её внимание привлекла палка, которую старик крепко держал в руке. Она долго разглядывала тонкие линии, вырезанные на поверхности дерева, похожие на трещины, вблизи же оказались они фигурками то ли коней, то ли оленей, настолько символично изображенными, будто создала их рука пещерного человека.

– Уж ты болотцы зялё, ты гори болотцы зялё, – резко запротяжничил старик, его голос ширился, летел в небо, казалось, стоит позади него хор – армия из деревенских женщин, выжженных вековой скорбью: – Вы слятайтеся, серы пташкы, вейте гнездышкы во поля!

Сашка вслушивалась в песню, не понимая смысла, мотив зачаровывал. Поначалу она испугалась той тоски, что накинулась на неё, потом же впустила чувство внутрь, нашла ему место, будто оно, забытое, всегда и было в ней.

– Игнатьич всё чует, – закаркал старик, – глаза мяня покинули.

Сашка подошла ближе и заглянула ему в лицо. Густая пелена туманом заволокла зрачки. Она завороженно смотрела на серую планету, окаймленную седыми ресницами, погружаясь в тёмные воды, упала в колодец, захлебнулась страхами, заблудилась в густом ольшанике плачущей и голодной девочкой. Неведомая сила схватила за руку, и нет уже ни сил, ни радости, глаза заволокла тина. Она хватала руками воздух, но болото засасывало, забиралось в лёгкие – не откашляться. Поддалась натиску, смирилась, а со смирением и задышала. Мутные воды успокоились.

Пахло горькими травами. Она хотела приподняться и утонула в кровати, пружины протяжно задребезжали. Голос причитал: «Буди бяде, буди». В полумраке с трудом разглядела старушку в тёмном платке, отбивавшую лбом деревянные половицы. Со стены, прищурившись, смотрел олень, в углу белела печь, возле кровати – прялка. Протянула руку, потрогала облако шерсти – мягкое, тёплое, настоящее. Оборванная паутинка нитки колыхнулась.

– Мати-зямля, забяри боль-хворобу у чада людины Анастасии, всякой тварины отдай. Тако бысть, тако еси, тако буди!

– Воды, – тихо попросила, не узнав свой голос.

Старушка бросилась со слезами:

– Настюшка, живулешка! Запужала мя! Дяржи, пей помалешку! Что ты на болоте-то потяря-я-яла?!

Силилась объяснить, перепутали её с кем-то, отбрасывала чужие руки. В пожилой женщине сил оказалось больше, укачивала, нашёптывала: «Отдай, навь, не твоя. Запряди нитка, застучи прялка. Вярнись домой!»

Отмахивалась от слов, но накинули сверху покрывало. Вышла из тела. Со стороны наблюдала за происходящим, скрытым рябью: старуха нежно прижала голову маленькой девочки к груди, раскачивалась из стороны в сторону: «Красно солнышко ко западу двигается, моё дитятко в дорогу отправляется. Не убярягла!» Женщина оглянулась, посмотрела с ненавистью, вскинула рукой, и всё пропало. Страх остался. Сашка сложилась пополам, дохала, пока не выплюнула из лёгких воду. Задышала. Услышала голос, уцепилась за него.

– Тёмная вода, – слова вылетали из стариковского рта пчёлами, – по следу пойдёт. Кого найдёт, утащит. Заплутала, девонька, нет тябе здесь места! Не оборачивайся спяной, – он указал на возвращавшегося Андрея и замолк. Женщины с ним не было.

Сашка кинулась к спутнику:

– Поехали!

– Что с тобой? Ты бледная! Что случилось?

– На солнце перегрелась, наверное.

– Может, тебе воды? Ледяная, полегчает, – Андрей протянул бутылку с водой.

Игнатьич ударил его по руке палкой. Бутылка упала на землю, покатилась, расплёскивая воду, которая быстро впиталась в сухую землю.

– Дед, ты сдурел? – закричал Андрей и кинулся на Игнатьича.

Старик улыбался, не пытаясь защититься. Сашка схватила Андрея за руку, потянула к машине:

– Брось! Не надо!

Автомобиль проехал метров десять, дорога упёрлась в крутой овраг. Буксуя, они долго взбирались на горку. Когда же Сашка оглянулась, то над полем поднялась марь, и ничего в ней было не разобрать.

– С тобой всё в порядке? – спросил со злостью Андрей. – Напугал?

– Знаешь, куда ехать?

– Да, – ответил Андрей, – тётка сказала, прямо по просёлку. Там разберёмся, – он помолчал несколько секунд: – Жалко мне их, конечно. Деревня умирает, а старики с ума сходят. Женщина тоже не в себе оказалась. Я её спрашиваю: «Как вас зовут?» Молчит. Воду льёт на землю, будто уснула. Жуткое зрелище! Как ты?

– Норм.

– Неделю назад случай со мной произошёл, может, поэтому и согласился с тобой ехать, – задумчиво произнёс Андрей, – решил в деревню смотаться, где у меня дед вырос, в этом же районе. Круги нарезаю, маршрут тысячу раз проверяю. Нет, деревни и всё! Вышел из машины, думаю, дай по полю пройдусь, ноги разомну. Солнце светит, птички поют. Красота же! По траве пошёл. Трава, как трава. Поскользнулся. Упал. А там! Не поверишь! Не поле это, а трясина! По щиколотку ушёл. Будто за ноги кто-то схватил и вниз тянет. Думал, всё…

– А как выбрался?

– Не помню. В машине очнулся. Сигарету выкурил. Успокоился. Почему попёрся туда, не знаю. Сидел вечером водку пил, деда вспоминал, и такая тоска взяла. Семь лет, как его не стало. Думаю, а рвану! И рванул. А там уже ничего и не осталось. Дед ещё тот рассказчик был, он бы тебе понравился, – Андрей нервно улыбнулся и дотронулся до Сашкиной щеки, затем накрыл её руку ладонью.

– Почему ты не сказал, что дед у тебя отсюда? – спросила девушка, медленно убирая руку, поправила нервно прядь длинных пшеничных волос.

– Приключений захотелось, – усмехнулся Андрей, – а отчитываться перед бабами как-то не привык.

– Что он тебе рассказывал?

– Про болотницу, например, утаскивает она людей в трясину, а по ночам с прялкой играет, если нитку порвёт, то жизнь чью-то заберёт. Любил он пугать, после таких сказок я полночи уснуть не мог. Ещё рассказывал про деревню-призрак, которая стоит на склоне оврага. Если подойти ближе, то рассеется она вместе с туманом. Дед говорил, видел её мальчишкой, а своим глазам доверять надо, – Андрей грустно рассмеялся, – хороший был мужик, на судостроительном всю жизнь отпахал, можно сказать, там и умер. Смотри, женщина идёт, – оживился он, – сейчас дорогу и спросим.

Андрей притормозил, та остановилась в метрах пяти от них. Не двигалась.

– Здравствуйте, – крикнул он. – Далеко до Шкавырны?

– Откуда вы? – спросила испуганно женщина.

– Из Малой Кувербы, – ответил Андрей.

Она судорожно перекрестилась и, не оглядываясь, быстро побежала по дороге. Сашка и Андрей разглядывали удаляющуюся фигуру, которая вскоре скрылась в густом кустарнике.

– Мда, деревня, – только и выдавил из себя Андрей вместе со смешком и включил зажигание.

Огромное поле тянулось, будто безбрежный зелёный океан слился на горизонте с небом и лесом. Пейзаж не менялся. Сашка задремала, очнувшись от крика:

– Достало! По полю рванём, куда-нибудь да выедем!

Низкая трава царапала пузо автомобиля. Машина скрипела, рычала, но шла. Сквозь бензиновое облако девушка уловила стойкий запах – цветение трав и сырость земли, согретых солнцем. Червень, отозвалось в Сашке. Солнечный удар? Видение? Бред? А если? Прав-да? В чём правда? То-то же. Время приближалось к двенадцати. Духота давила. Андрей заглушил мотор:

– Схожу на разведку.

Он захлопнул дверь и встревожил мух, набившихся внутрь, те всколыхнулись, задребезжали. Сашка вспомнила, как они выезжали из города.

Шесть утра. Андрей проверил технику для съёмок и завёл дряхлую «Деу Нексию». Сашка пошутила, выдержит ли лошадка? Андрей отмахнулся. В Шкавырне планировали быть к девяти утра, сделать снимки, пообщаться с жителями окрестных сёл, после пообедать на трассе и ехать дальше – Пенякша, Ащерна, Избылец…

Москвичи возникли внезапно несколько дней назад, им нужен был «ещё вчера» материал о заброшенных деревнях области с местным колоритом. Платили, на удивление, много, но и потребовали высокое качество. Она покопалась в Интернете. В области заброшенных деревень было немало – больше трёх тысяч, но легендами зажили лишь избранные. Знакомые фотографы ехать отказались, пришлось звонить Андрею, про которого в журналистской среде говорили: «За копейку душу вымотает, а за две – так вообще удавит». Сашка посмотрела на телефон, связь не ловила, вышла из автомобиля.

– Андрей! Андрей! – прокричала она.

– Хррррр!

Что-то крепко схватило Сашку за лодыжку, она громко взвизгнула и обернулась, готовая дать отпор.

– Вот, дурёха! Ну, ты вообще! – от смеха Андрей держался за живот. – Видела бы ты свои глазища!

– Ты с ума сошёл? – Сашу потряхивало, она набросилась на него с кулаками:– Тупица! Эгоист! Дурак!

– Реакция есть, дети будут, – с философским видом изрёк Андрей. – Долго тебя ждать пришлось! Думал и не выйдешь из машины никогда. Ты после Кувербы, как мёртвая, а тут оживилась, в себя пришла, – он захохотал.

– Поехали домой.

– Ты чего?!

– Поехали домой, я сказала, – страх ушёл и теперь Сашку переполнял гнев.

– Не глупи! Зря, что ли, мотались? Садись в машину, пожалуйста, – примирительно сказал Андрей.

Просёлочная дорога петляла между густых деревьев, ветви царапали крышу автомобиля, машину подкидывало, подбрасывало на кочках и выбоинах.

– Хорошо хоть дождей давно не было, – сказал Андрей, – был у нас такой случай, поехали как-то с Леркой шашлыки жарить на речку. Кто ж знал, что дорогу размыло?! Так и сели боком в грязевое болото. Пришлось пешком топать до ближайшей деревни. На старенькой «Ниве» только к ночи нас и вытащили. Лерка со мной несколько дней не разговаривала. А что обижаться-то, не я же это болото придумал. А ты чего надулась?

– Не хочу с тобой разговаривать.

– Она моих шуток тоже не понимает, – продолжил Андрей. – Как чайка только вопит: «Дай, дай, дай». Разведёмся, походу. В телефоне торчит постоянно: то чаты, то подружки, готовить бы лучше научилась. Да, я бухаю. А она молчит! Хоть бы поорала, что ли, для приличия. Вот ты, как со своим мужиком проблемы решаешь?

– Ни твоё дело, – огрызнулась Сашка. – Я в твою жизнь не лезу, и ты в мою не лезь. На дорогу смотри!

– Извини, если обидел, – сказал Андрей. – Не хотел, честно.

– Если бы я была на месте Лерки, – прошипела Сашка, – давно бы с тобой развелась. А она тебя терпит, жалеет, наверное.

– Злая ты, Сашка, – насупился Андрей.

– Какие люди вокруг, такая и я.

– А ты добрее будь!

– Ты мне должен, нет, ты мне должна. Делёжка постоянная. Дружить, да. Спать вместе? Можно. А всё остальное…Зачем? Мучить друг друга?

– Любовь. Слышала такое слово? А про семью?

– Насмешил! Любить…Меня, знаешь, как тётка воспитывала? Била за каждое движение. Всем бы такую семью.

– А родители?

– Погибли, в пожаре сгорели вместе с бабкой, мне года четыре было, наверное, ничего не помню. А где, как, почему тётка не рассказывала, – Сашка усмехнулась, – она вообще перед смертью сказала, чтобы я на похороны не приезжала, будто я собиралась.

– А про родственников ты пробовала узнать? – не успокаивался Андрей, – Фамилия-то редкая! Ма-ко-ши-на, – по слогам проговорил он.

– Андрей, отстань, а! Я даже не уверена, что здесь родилась, – хрипло ответила Сашка. – Добрались.

Дома чернели крышами, будто неведомые существа открыли пасти с гнилыми зубами. Веяло сыростью. Указателей не было, Сашка доверилась внутреннему чутью – это Шкавырна.

– Болотом тянет, – Андрей закашлялся.

Дорога петляла среди высоких деревьев, отвоевавших себе место под солнцем. Бесприютная земля поросла сухостоем. Андрей медленно объезжал рытвины. Лужи заволокла тёмно-зелёная пленка. Сашке показалось, она когда-то была здесь. Но брошенные деревни похожи друг на друга, как сёстры: те же пустые глазницы вместо окон, та же тишина и даже запах одинаковый, когда от дерева остаётся лишь труха. Сашка скомандовала:

– Поворачивай направо, видишь, дорога в горку!

– Почему туда? – удивился Андрей.

– Я сказала туда, значит, туда!

Ехали медленно, разглядывая дома, лёгшие на землю и торчавшие в небо переломанными костями – остовами. На дереве Сашка заметила привязанную покрышку, которая раскачивалась из стороны в сторону, будто ребёнок только что спрыгнул с нехитрых качелей. Ветра не было.

Дорога поднималась к солнцу. Машина, чихая, с трудом поднялась по крутой горке. Сашка увидела внизу три дома, стоявших друг от друга на небольшом расстоянии. Время их не тронуло. Не зря они сюда тащились.

– Да! – только и выдохнул Андрей.

Вышли из машины, и фотоаппарат затрещал. Сашка разглядывала золотых оленей, их рога тонким ажуром ветвились по наличникам, по желтым пилястрам к крыше устремились ветви папоротника, перебираясь на мезонин, где образы животных обрастали деталями – ромбиками, кружочками, треугольниками. Сашка подошла к литой калитке и потрогала тяжёлый амбарный замок:

– Не заржавел даже.

Андрей задумчиво посмотрел на дом:

– Почему ты выбрала это место? Столько деревень заброшенных в области!

– История понравилась, говорят, Шкавырна чувствует злые умыслы и тайные желания, – рассмеялась Сашка, – поманит, раззадорит, а в обмен душу забирает.

– Ты перегрелась?!

– Ничего отсюда брать нельзя, а иначе проклят будешь.

– Придумала же сказку, – усмехнулся Андрей, – москвичам понравится. Обойдём дом со двора?

Осторожно ступая сквозь крапиву, они пошли вдоль забора, но упёрлись в колючий кустарник, стоявший живой стеной, через него дом и вовсе не проглядывался.

– Слушай, а может, они приезжают, хозяева-то? – поделился сомнениями Андрей, когда они вернулись к дому и сели на скамейку.– Краска не облезла. Всё чистенько. Не похожи дома на заброшки. А мы как воришки здесь шатаемся.

– Может, – согласилась Сашка. – Давай с фотками закончим здесь и поедем. Ещё вон тот дом остался, крайний.

– Иди пока, – сказал Андрей, присев на корточки, он усиленно перебирал траву.

– Что-то потерял?

– Скорее, нашёл!

Андрей очистил грязь с округлого предмета:

– Пятак. Имперский! Тысяча восемьсот. А дальше не разобрать. Штук двадцать отвалят, не меньше! Вот находка! Нет! Находище! Я одной монеткой всю нашу поездку отобью.

– Выкинь! – закричала Сашка.

– Ты чего? Как выкинь?

– Ничего, – ответила девушка, – делай, что хочешь!

Она побежала по дороге, не оглядываясь. Андрей догнал Сашку, схватил грубо за руку:

– Я тебе не собака, чтобы бегать за тобой! Ведёшь себя так, будто мы женаты лет десять!

– Отпусти! – отчаянно закричала Сашка и с трудом вырвала руку: – Я тебе сказала, нельзя ничего здесь брать!

– Я думал, это шутка. Ты реально в это веришь?

Она, молча, зашла во двор, забора не было. Дом не украшала резьба, он был скромнее и размерами, будто младший сын среди богатых братьев на свадьбе. На стенах, будто в музее, висела домашняя утварь. Ступеньки соединились с землёй, дверь нараспашку. Сашка аккуратно ступила внутрь, чувствуя за спиной сопящее дыхание Андрея. Закашлялась, закрыла лицо и, путаясь в липкой паутине, пробежала тёмные сени.

Свет едва пробивался сквозь грязное стекло. Пыль, встревоженная неожиданными гостями, закружилась в затхлом воздухе. Дом молчаливо застыл в ожидании хозяев. Андрей прошёл во вторую комнату.

– Иди сюда, – крикнул он Сашке. – Смотри! Прялка! Ни одной трещинки! Век девятнадцатый, не позже, – провёл пальцем по деревянному телу, наступил на педаль, колесо заскрипело.

Сашка завороженно смотрела в круговорот, в голове закрутилась мысль: «Быть бяде». Она повторяла фразу заклинанием, искала смысл, не понимая, почему от неё веет холодом.

– Нам нужно ехать дальше, – Сашка потянула Андрея за ремешок фотоаппарата, висевшего у него на шее. – Мы отбились от графика! А давай в город вернёмся? Я устала. Ты тоже. Тебя Лерка дома ждёт.

– Да?! Ну, уж нет, – хмыкнул Андрей и рухнул на застеленную кровать с башенкой подушек, накрытых тюлем. – Командовать теперь буду я!

Пружины под его весом тревожно задребезжали. Он уставился вверх, затем резко вскочил и убежал в первую комнату:

– Как чувствовал!

Сашка увидела, что Андрей взобрался на лавку и с торжествующим видом достал из угла под потолком предмет, завёрнутый в тряпицу. Долго разглядывал находку, не решаясь вызволить её из плена, глухо произнёс: «Тяжёлая, кажется, дуб». Он бережно развернул трухлявую ткань и тут же разочарованно произнёс:

– Рухлядь! – кинул доску на стол.

Местами изображение поело время, но с детства знакомый Сашке образ читался: в золотистом небе обнаженный седовласый старец воздел руки в молитве. Тётка почитала Василия Блаженного, повторяя, как в бреду, защитит от огня, а может, она и была сумасшедшей, девушка не знала. В левом углу краска ощерилась трещинами. Сашка невольно поддела её длинными ногтями, и слой письма отскочил, обнажив у старца адописный лик. Она испугалась, выронила икону из рук, ветхая доска раскололась на две части.

– Дура! – раздалось за спиной. – Ты так ничего и не поняла?! Ты же мне нравилась!

Резкий удар сбил с ног. Сашка упала. Андрей собрал отщепины, прижал их к груди, гладил, убаюкивал:

– Я вас склею, обязательно склею! Всё хорошо будет!

Рыжая борода двинулась на Сашку. Она попыталась отползти, спрятаться, как в детстве, в тёмный уголок, но руки схватили её, поволокли за волосы по полу. Ледяная вода обожгла глотку, устремилась в лёгкие, заполнила их. Она пыталась вдохнуть, цепляясь за уходящее сознание, но в нём уже не было ни Андрея, ни Сашки. Где-то вдали застучала прялка:

–Настянька, живулешка! Вярнулась!