Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Бенцони Жюльетта 12 страница



- Ты должна жить, Констанция, - восклицал король Витторио, - ты мне нужна.

- Нет-нет, я никому не нужна и Бог наказал меня за мою слабость, за то, что я не устояла.

- Успокойся, Констанция, береги свои силы и не говори об этом. Все будет хорошо, я это знаю, - и король оборачивался к врачу, который готовил новую порцию лекарства. - Вот и врач считает, что все идет на поправку, правда, Тибальти? - немного грозным голосом интересовался король Витторио.

Лекарь терялся, но понимал, чего от него хочет король и начинал согласно кивать.

- Да-да, графиня, ваши дела идут на поправку, сегодня вы выглядите куда лучше, чем вчера.

- Зачем вы меня обманываете? - шептала Констанция. - Я знаю, что дни мои сочтены, что жить мне осталось совсем немного.

- Перестань, Констанция, - шептал король, прикладывая к губам своей возлюбленной ладонь, - перестань и не говори так, не мучай меня, ведь все хотят, чтобы ты осталась жива, чтобы ты была так же прекрасна как и раньше.

- Да нет, я не так наивна, ваше величество, чтобы надеяться, что кто-то заинтересован в моей жизни. Я уверена, что весь Пьемонт и весь двор проклинают меня и почему, ваше величество, вы находитесь здесь, а не на войне? Почему вы бросили армию?

- Констанция, замолчи, я прошу тебя, замолчи.

- Нет, нет, ваше величество, ваше место не у постели больной умирающей графини, ваше место на поле боя.

- Я люблю тебя, Констанция, люблю! - выкрикивал король Витторио. - И поэтому я здесь. К черту Пьемонт, к черту армию, к черту королевство! Мне ничего не надо, только чтобы ты была жива и чтобы ты меня любила.

- Нет, - шептала графиня де Бодуэн.

- Что нет? - склонялся над больной король.

- Никогда этого не будет, - уже слабым голосом шептала Констанция, и ее глаза закрывались. Она вновь впадала в беспамятство.

- Лекарство, лекарство, - торопливо говорил король, вскакивая и подбегая к Тибальти.

Тот хватал пузырек с каплями и вливал несколько капель в рот Констанции. Женщина вздрагивала, трясла головой вновь открывала глаза.

- Ты должна спать, не должна волноваться. Констанция кивала головой и пыталась уснуть... Доктор Тибальти подошел к королю, когда тот стоял у приоткрытого окна и смотрел во двор.

- Ваше величество, - обратился врач к своему королю.

- Да, я слушаю, Тибальти, говори, - не оборачиваясь, произнес король.

- Графине очень плохо и думаю, она вскоре...

- Что? - не дал договорить врачу король, обернулся и схватил Тибальти за плечи. - Ты хочешь сказать...

- Ну да, ваше величество, все наши усилия бесплодны, вы же видите, с каждым днем графине становится все хуже и хуже, а на ее теле появляется все больше ужасных язв.

- Нет-нет, Тибальти, ты не прав, ей не хуже, я же вижу, она поправляется! Правда, понемногу, очень медленно, но ее состояние улучшается.

- Ваше величество, я думаю, всем нам нужно готовиться к худшему.

- Да о чем ты говоришь, Тибальти? Как ты можешь говорить такое?

- Да-да, ваше величество, хоть это ужасно, но лучше смотреть правде в глаза. Пульс у графини прерывистый, дыхание часто сбивается, она то и дело теряет сознание, ее душа покидает тело.

- Тибальти, замолчи - или я велю тебя повесить.

- Ваше величество, вы можете приказать отрубить мне голову, но это так. Я уже много лет прожил на этом свете и жизнью своей не дорожу, потому что впереди меня уже ничто не ждет. И поэтому я могу говорить правду.

- И что, Тибальти... - уже другим голосом произнес король Витторио.

- Нет никаких шансов, - врач тяжело вздохнул. - Знаете, может быть, есть, но лучше о нем не думать, лучше готовиться к смерти. А если Бог будет милостив, то это будет большой радостью.

- Так значит, Тибальти, шансов нет? Старый придворный врач взял в руку большой флакон из темно-зеленого стекла.

- Ваше величество, вот здесь жидкость и если ее выпить на одну каплю больше, чем положено, человек мгновенно умрет. А вот если ее пить понемногу, она очень полезна.

- Так что ты предлагаешь, Тибальти?

- Ваше величество, можно попробовать давать понемногу этого лекарства графине. Я понимаю, что это опасно, но все же стоит рискнуть и тогда, возможно, ей станет немного лучше и ее организм справится с болезнью.

Король Пьемонта Витторио тяжело опустился в кресло и по своей старой привычке обхватил голову руками и стал раскачиваться из стороны в сторону.

- Так ты, Тибальти, говоришь, что это лекарство может ее спасти, а может и убить?

- Да, ваше величество, - ответил врач, - на этот вопрос пока еще нет ответа. Я жду вашего решения, вы король и вы должны его принять.

- Да-да, Тибальти, я король, - Витторио поднялся с кресла и пристально посмотрел в выцветшие глаза врача. - Попробуем.

Старый доктор вытащил притертую пробку из горлышка бутылки, опустил туда стеклянную палочку, аккуратно вытащил ее и долго следил, громко считая, сколько капель упадет в серебряную ложку. Затем взял склянку с водой.

- Ваше величество, здесь пять капель, это очень сильная доза, и мне кажется, что именно с нее надо начинать.

- Тибальти, - воскликнул король, - погоди, может быть, я попробую на себе?

- Нет, ваше величество, не стоит этого делать, потому что это яд.

- Но, Тибальти... - король задержал руку врача, - я боюсь рисковать графиней.

- А своей жизнью, ваше величество, вы не боитесь рисковать?

- Своей нет, Тибальти, мне ничуть не жаль своей жизни.

- Ваше величество, давайте же скорее, видите, ей плохо!

Констанция вновь приоткрыла глаза и с ее губ сорвались какие-то непонятные слова:

- Реньяры... Реньяры... Филипп Абинье... Этель... бабушка... Мишель...

- Господи, как ей плохо!

Король приподнял Констанцию, а доктор Тибальти влил ей в рот лекарство.

Констанция, едва проглотив горькую жидкость, стала дрожать так сильно, будто лежала на снегу.

- Что с ней, доктор? Что с ней? - испуганно воскликнул король Витторио.

А доктор Тибальти, держа свою руку на пульсе Констанции, шептал:

- Раз, два... семь... двенадцать...

- Что с ней, доктор? - повторил свой вопрос король, встряхнув старика.

Тот опустил бледную руку Констанции на простыню.

- Если она сейчас, ваше величество, не умрет, то будет жить.

Король тут же опустился на колени, склонясь прямо к лицу Констанции.

- Дорогая, дорогая, не уходи, останься, будь здесь, не умирай!

Наконец Констанция открыла глаза.

- Пить... пить... - прошептала она.

- Доктор, она просит пить. Тибальти, обрадованно потирая ладони, улыбнулся королю.

- Ну вот, кажется, все будет хорошо. Самое страшное позади.

- Да, доктор?! Она будет жить?! Тибальти кивнул.

- Вы можете просить у меня все, что пожелаете, доктор, я для вас ничего не пожалею.

- Пить... пить... - вновь повторила Констанция. Наконец, король и доктор посмотрели друг на друга уже другими глазами.

- Она хочет пить, ваше величество.

- Да-да, я слышу, а что ей дать?

- Дайте ей немного вина, ваше величество. Король плеснул в золоченый бокал немного вина и приподняв Констанцию, поднес бокал к ее губам.

Она жадно сделала несколько глотков, затем прошептала:

- Спасибо.

- Правда, не стоит обольщаться, ваше величество, эта болезнь очень коварна, и мы ее еще не победили. Она все еще очень сильна и еще предстоит долгая борьба.

- Да-да, Тибальти, я понимаю.

Сразу же после короля Витторио из Турина в Риволи прибыла королева и наследник. Но король Витторио почти не встречался со своей супругой и сыном. Все его время занимала Констанция, он всецело был поглощен борьбой за ее жизнь. И поэтому он проводил все время в спальне Констанции, только изредка спускаясь на первый этаж своего дворца и там встречаясь с королевой и сыном.

Вот и сейчас королева с сыном сидели в гостиной. Королева просматривала письма, что-то подчеркивала, писала. А наследник, тринадцатилетний Витторио, сидел, склонившись над низким столиком, и сам с собой играл в шахматы. Он зло улыбаясь, переставлял фигуры, поворачивал доску к себе то черными, тобелыми, недовольно морщился. Он, как и его отец, не любил проигрывать.

Время от времени королева отрывалась от бумаг и с любовью смотрела на своего сына.

"Боже, какой он уже большой! Настоящий юноша, скоро станет мужчиной. Боже, до чего же он похож на отца, такое же гордое лицо, такой же надменный взгляд, такие же капризные губы".Подросток будто бы почувствовал, что на него смотрит мать, и приподнял голову. Мать и сын встретились взглядами.

- Ты его ненавидишь? - спросил Витторио, кивнув головой вверх, туда, где на втором этаже были комнаты Констанции. - Я ненавижу его, ненавижу. Народ умирает, королевство разорено, селения сожжены, а он лечит эту женщину, - каким-то странным мужским голосом заговорил тринадцатилетний Витторио.

- Замолчи! Замолчи, сын! - воскликнула королева.

- Почему я должен молчать, ведь об этом говорят все на каждом углу. Когда мы ехали с тобой в карете в Риволи, на нас смотрели подданные и перешептывались: "Несчастная королева, несчастный наследник..."

- Да замолчи, замолчи, Витторио! - воскликнула королева, вскакивая из-за стола. - Он твой отец, он король, а мы должны все ему подчиняться.

- А если он мой отец, - мальчик тоже вскочил из-за стола, чуть не опрокинув доску с шахматами, - тогда он дожен вести себя как подобает королю и отцу.

Возможно, Витторио сказал бы и еще что-нибудь обидное, но в это мгновение дверь распахнулась и в гостиную вошел король Пьемонта Витторио. Он был небрит, под глазами темные круги, как следствие бессонных ночей.

Королева и наследник уселись. Король, дойдя до середины гостиной, на несколько мгновений задержался.

Он взглянул сначала на королеву, потом на сына, склонившегося над шахматной доской.

Король Пьемонта Витторио подошел к своему сыну и с улыбкой на губах посмотрел на доску.

- Надо ходить ферзем, - сказал он, положив руку на плечо сына.

Подросток поднялся и перешел на другую сторону стола. Король посмотрел на жену.

- Мне кажется, ты не должна быть здесь.

- А где я должна быть? Король покачал головой.

- Но и ты не должен быть здесь.

- Я король - и знаю, что делаю.

- Нет-нет, ты не знаешь, что вершишь, Витторио, - королева встала из-за стола и отодвинула бумаги в сторону.

- Через четверть часа здесь будет военный совет, соберутся мои министры и военачальники.

- Да-да, соберутся, - заметила королева, - но ты должен быть не здесь, не в Риволи. Ты король, и ты должен быть со своей армией.

- Я знаю, где должен быть, я знаю, где мое место.

- Войска французов уже давно перешли границу, они воюют на нашей территории.

- Я знаю об этом, зачем ты мне напоминаешь? - король Пьемонта Витторио смотрел на королеву зло и недоброжелательно.

- Ты, король Пьемонта, превратился в раба этой женщины, ты выполняешь любую ее прихоть, ты служишь ей, а не королевству.

- Что?! - прохрипел король, готовясь броситься на королеву, его руки сжались в кулаки, королева стояла с гордо поднятой головой. - Ты даже ни разу не спросила, как она себя чувствует, что с ней, можно ли ей помочь?

Королева молчала, король тоже молчал, не зная что сказать.

- Чего же ты от меня ждешь, Витторио? Какими силами я должна обладать, по-твоему, и почему я, королева, должна смотреть на то, что происходит, совершенно спокойно?

Король опустил голову и прижал ладонь к груди, будто ему не хватает воздуха, будто он задыхается.

- Я ездила в монастырь и привезла для нее лекарство, - королева вышла из-за письменного стола, подошла к секретеру и вытащила большую керамическую банку с мазью. - Вот, возьми, это для нее.

Король Витторио, как бы не веря, подбежал к королеве, принял банку и застыл на месте. Его губы подрагивали, казалось, этот сильный мужчина вот-вот заплачет.

- Спасибо, спасибо тебе, - чуть слышно прошептал король, открыл крышку и заглянул во внутрь банки. - Спасибо, ты даже не можешь представить, как я тебе благодарен.

Наследник тринадцатилетний Витторио, повернулся к родителям и смотрел на них презрительным взглядом.

"До чего же они дошли, - думал мальчишка, - они забыли о королевстве, забыли о том, что гибнут люди, разрушаются города, горят деревни. Они вообще занимаются черт знает чем".

Витторио взял руку королевы и поднес ее к своим губам, желая поцеловать ее. Но в самый последний момент королева выдернула ее из пальцев короля.

Он еще немного постоял, развел руки в стороны.

- Знаешь, она заснула, заснула... - он медленно, как загипнотизированный, развернулся и направился к двери.

Он уже приготовился распахнуть ее, как услышал за спиной ломкий голос своего сына.

- Я желаю, чтобы она никогда не проснулась, никогда! - тринадцатилетний Витторио, сказав это, сам испугался.

Король медленно обернулся, на лбу его блестели капли холодного пота. Он быстро подбежал к сыну, схватил его за плечо, резко потянул к себе, затем развернул и со всей силы ударил по лицу.

- Что ты делаешь, - воскликнула королева, - Витторио, так нельзя!

- Так нужно, он ничего не понимает.

- Это ты ничего не понимаешь, это ты делаешь все не правильно, это ты стал рабом этой женщины!

Мальчишка вскочил на ноги и стоял, глядя прямо в лицо отцу.

- Ты еще слишком мал и ничего не понимаешь, Витторио! - кричал король.

- А ты сошел с ума, ты стал рабом этой женщины!

- Я прошу тебя замолчать! - страшным голосом прошептал король.

Королева выбежала из-за стола и встала между мужем и сыном.

- Оставь его! Оставь его, Витторио! - обратилась она к мужу.

- Отойди, - король отстранил жену.

- Нет, никогда! - королева вновь прикрыла собой сына.

А тот, выглянув из-за плеча матери, крикнул, глядя отцу в глаза:

- Ты не король, ты раб этой женщины!

- Ты ничего не понимаешь, ты еще слишком мал, - король тяжело развернулся и пошатываясь, как пьяный, двинулся к двери. Услужливый слуга распахнул ее, и король исчез за ней.

- Зачем ты это сказал? - королева схватила сына за руки.

- Но ведь кто-то же должен был ему это сказать, почему не я?

- Потому что он твой отец и он король.

- Нет, он не король, король так никогда не поступает, король всегда со своей армией, а он бросил войска, бросил своих министров и все свое время отдает только этой презренной женщине.

- Замолчи, замолчи, мой мальчик, - королева прикрыла ладонью рот сына.

А тринадцатилетний Витторио смотрел, как по щекам королевы бегут крупные слезы.

- Мама, мама, - воскликнул он, - я никогда не буду таким как он!

- Не загадывай вперед, Витторио, жизнь очень страшна, и она часто ставит человека в такие ситуации, что он не волен выбирать, как ему поступать.

- Нет, мама, если у человека есть воля, он всегда примет правильное решение, отказавшись от всего во имя блага своего народа и королевства.

- Ты хорошо говоришь, мой мальчик, но не надо быть настолько самонадеянным, никто не знает своего будущего, никто над ним не властен, кроме господа Бога.

Констанция открыла глаза и попыталась приподняться. Она увидела склонившегося над склянкой с лекарством старого доктора Тибальти.

Услышав шорох, тот обернулся.

- Графиня, лежите тихо, - предупредил старый лекарь, приложив палец к губам, - вам нельзя разговаривать, нельзя волноваться.

- Где король? - прошептала Констанция.

- Он где-то внизу, графиня, скоро будет.

- Сколько времени, доктор, я уже больна?

- Около месяца, графиня, но ваши дела уже пошли на поправку. Я понимаю, что вам плохо, что язвы ужасно зудят, но надо терпеть.

- Это невыносимо, доктор, - комкая простыни, прошептала Констанция, мое тело будто горит в огне, будто бы кожа лопается и все зудит, будто бы я разрываюсь на тысячи частей.

- Успокойтесь, успокойтесь, графиня, вот, выпейте, - старый лекарь поднес графине склянку с какой-то темно-коричневой жидкостью.

Графиня, зажмурив глаза, в три глотка выпила.

- Какая гадость, - прошептала она.

- Да-да, графиня, это яд. Понимаю, что пить такое неприятно, но это единственное, что может вам помочь.

- Мне ничего не может помочь, доктор, все мое тело горит. Дайте мне зеркало, я хочу посмотреть на себя. Доктор огляделся по сторонам.

- Нет, графиня, вам не стоит смотреть на себя, пока еще не стоит.

- Что, я так ужасна?

- Нет, графиня, я бы этого не сказал, но болезнь есть болезнь, и она делает свое дело.

- О, ужас! Наверное, я выгляжу страшнее смерти, наверное, в гроб кладут краше.

- Нет, графиня, вы выглядите вполне сносно, если учесть, чем вы больны.

- Боже, почему все мое тело горит, почему все так чешется, я просто схожу с ума! - графиня принялась яростно, ногтями скрести плечо, срывая еще едва затянувшиеся язвочки.

- Нет-нет, графиня, ни в коем случае! - старый лекарь бросился к больной и попытался удержать ее за руки.

- Если вы будете это делать, то вы навсегда обезобразите свое тело, навсегда.

- Но я не могу удержаться, доктор, не могу!

- Терпите, графиня, терпите, я вас умоляю. Если король увидит, он мне не простит.

- Где он? Где? - скрежеща зубами, произнесла Констанция.

- Скоро будет, наверное, у него совет, возможно, прибыли министры и военачальники.

- Совет? Министры? А что, разве не кончилась война?

- Да нет, графиня, она идет, и войска французов на нашей территории и приближаются к Риволи. Может быть, через неделю, а может и раньше, они будут здесь.

- О, Боже, - тяжело вздохнула Констанция и заскрежетала зубами, ее явно не интересовала ни война, ни что-нибудь другое. Ее глаза были безумны, и она едва сдерживалась, чтобы не впиться зубами в свое тело. Она изнемогала, корчилась в постели, стонала, до крови прикусывая губы, цеплялась руками за спинку кровати, рвала простыни, но пока еще ей удавалось победить себя.

Лекарство начало действовать, и Констанция понемногу успокаивалась. Уже не так сильно дергались губы, а пальцы рук, все еще продолжавшие сгибаться, не делали уже таких резких и конвульсивных движений.

Доктор Тибальти стоял у окна и переливал лекарство из склянки в склянку, помешивая и глядя на просвет.

- Я и сам не был уверен, графиня, что вы выживете. Это только его величество своей заботой спас вас.

- Король... его величество Витторио, - прошептала Констанция, - значит, я должна быть благодарна ему за то, что осталась жива?

- Да-да, графиня, только королю. Это он днями и ночами сидел у вашей постели, смазывал ваши язвы, следил за тем, чтобы вы не раздирали их, кормил и поил вас, мыл, ухаживал за вами так, как мать ухаживает за ребенком.

- О, боже, - тяжело вздохнула Констанция и закрыв глаза, попыталась уснуть.

ГЛАВА 12

Король Пьемонта Витторио и сам не знал, сколько дней уже прошло с тех пор, как он бросил войска, приехав в Риволи. Дни и ночи слились для него воедино, каждый новый день был ничуть не легче предыдущего. Он ложился и просыпался у постели Констанции, он неотлучно находился при ней. Стоило Констанции только прошептать что-нибудь, как он подскакивал к ней, наклонялся и прислушивался.

- Констанция, Констанция, что ты хочешь? Скажи.

- Мне плохо, - шептала Констанция, - все тело горит, мне кажется, что в меня вонзаются миллионы иголок, все тело разрывается на части.

- Потерпи, потерпи, дорогая, не все так плохо, ты уже идешь на поправку.

- Да нет же, нет же, я вся горю, все мое тело кровоточит, мне просто противно.

- Что тебе противно, дорогая? Успокойся.

- Этот запах лекарств, гноя, этой вонючей мази просто нестерпим. Меня тошнит.

- Ничего не поделаешь, - как ребенка уговаривал свою возлюбленную король Витторио, - ты больна и должна лечиться, а других средств люди пока еще не придумали.

- Ты еще скажи, что любишь меня, гнойную, смердящую всеми этими лекарствами.

- Да, люблю, - робко говорил король.

- Какая гадость! - шептала Констанция. - Какая жуткая пытка! Это хуже, нежели когда что-то болит. Это нестерпимо, зачем ты меня привязал?

- Потому что я хочу тебя спасти, Констанция.

- А зачем мне нужно это чертово спасение?

- Оно нужно в первую очередь мне.

- Ах, тебе? Тогда почему же ты не хочешь заняться любовью прямо сейчас, ведь ты и раньше делал так?

- О чем ты? - изумленно восклицал король Витторио.

- Ты и раньше привязывал меня к постели, неужели за столько времени у тебя не появилось ни одной новой мысли? - издевалась над своим возлюбленным Констанция.

- Нет, к сожалению, новых мыслей у меня, дорогая, не появилось.

- Ты пользуешься тем, что я больна и позволяешь себе делать со мной все, что угодно.

- Да нет же, перестань, не злись, - пробовал успокоить Констанцию Витторио.

- Да я и не злюсь, мне просто все это противно и надоело.

- Сейчас я тебе помогу.

Король Витторио брал кусок мягкой ткани, в которой были сделаны прорези для глаз и носа, густо намазывал ее снадобьем и осторожно неся в руках, подходил к больной Констанции и бережно, как маленькому ребенку, накладывал на лицо, предварительно поправив волосы. Когда зуд понемногу утихал, Констанция начинала разговаривать с Витторио не так зло, как прежде.

- Это Бог наказал меня, Витторио, за мои грехи.

- Нет, Констанция, он наказал меня за мои грехи. Но все равно я тебя безумно люблю.

- Но признайся, король, неужели тебе не противно быть со мной, находиться рядом?

- Нет. не противно, - уже в сотый раз повторял Витторио, намазывая стеклянной лопаткой грудь и плечиКонстанции серой мазью.

- А я бы на твоем месте всего этого не выдержала, я бы давно завела себе новую молодую любовницу.

- Да не нужен мне никто, кроме тебя, Констанция! - восклицал король Витторио. - Никакие новые любовницы мне тебя не заменят.

- Наверное, ты сошел с ума. А может, действительно, как говорят в народе, любовь слепа.

- Да, может быть, я ослеплен любовью, но я счастлив.

- Счастлив? - шепотом произносила Констанция. - Если это назвать счастьем, что же тогда несчастье?

- Не знаю, не знаю, - успокаивал свою возлюбленную король, - счастье то, что ты жива, то, что я рядом с тобой и могу тебе хоть чем-то помочь, хоть как-то облегчить страдания.

Придворный лекарь беспрерывно готовил снадобья. Он приносил все новые и новые склянки, а король Витторио, как хороший ученик, благодарил доктора Тибаль-ти и тут же принимался мазать тело Констанции.

Она лежала и под маской горько улыбалась.

- Боже, это ужасная пытка для тебя, Витторио.

- Нет, - это не пытка, Констанция, это всего лишь господь Бог проверяет, действительно ли я тебя люблю.

- Ты хочешь сказать, Витторио, господь Бог пытается доказать мне, как сильна твоя любовь?

- Не знаю, может быть.

Король Витторио одну за одной, стараясь не пропускать, мазал кровоточащие язвы серой дурно пахнущей мазью. И сам он весь уже давным-давно провонял лекарствами, гноем, кровью и мало походилна короля, на того короля Пьемонта Витторио, который шествовал по залу своего дворца, перед которым придворные склоняли головы. Он больше походил на убитого горем отца, который борется за жизньсвоей дочери.

Я задыхаюсь! - вдруг шептала Констачии

- Позволь, я помогу тебе.

Король склонялся и аккуратно снимал маску с уже подсохшей впитавшейся мазью и тут же принимался готовить следующую, а потом так же тщательно, как и предыдущую, накладывал на лицо. Он брал куски ткани, обильно намазывал их и потом в эту ткань пеленал израненное, зудящее тело Констанции.

- Вот видишь, дорогая, как все хорошо, когда ты терпеливо переносишь боль и не капризничаешь.

- Да, действительно, хорошо, - горько улыбалась под маской Констанция, - очень хорошо, просто прекрасно.

- Не злись, Констанция, через все это надо пройти.

- Я понимаю, но ничего не могу с собой поделать, меня все время захлестывает злоба.

- Да не стоит ни на кого злиться.

- А я и не злюсь ни на кого, кроме себя.

- Тем более, не надо злиться на себя, будь терпеливой и спокойной, кроткой и безропотной.

- Король, тебе не кажется, что ты начал говорить, как священник?

- Что ж, может быть, это не худшая роль.

Да нет, король, тебе эта роль совершенно не подходит.

- Беда меняет человека, Констанция, только в горе он выглядит естественным, таким, каким сотворил его Господь. А все остальное время он ведет себя неискренне, он лжет, насмехается над другими,кичится, бахвалится... И только когда ему плохо, когда его скручивает беда, он становится тем, чем есть на самом деле.

- Если тебе верить, Витторио, то я, наверное, все время такая же мерзкая, как и сейчас. Ведь все время я в беде и веду себя, исходя из твоей теории, естественно.

- Нет, дорогая, к тебе это не относится, а ведешь ты себя вполне достойно и не известно, как бы на твоем месте вел себя кто-нибудь иной.

- А кого ты имеешь в виду, Витторио, свою жену?

- Нет, я не могу представить королеву на твоем месте.

- А себя?

- Себя тоже.

- А на своем месте ты можешь кого-нибудь представить? - шептала из-под маски Констанция.

- Хотелось бы представить, - мечтательно произносил король Витторио.

- Кого же? - настойчиво интересовалась Констанция. - Уж не меня ли?

- Тебя, кротко отвечал король.

- Нет уж, дорогой, я бы никогда не стала за тобой ухаживать, поверь, я не лгу.

- Это просто говорит гордыня, которую ты никак не можешь смирить.

- Это я не могу смирить гордыню? А не я ли пришла к тебе сама, помнишь ту ночь? Помнишь, как хлестал дождь?

- Да, это была лучшая ночь в моей жизни.

- А по-моему, это была ужасная ночь. И больше со мной не разговаривай, я прошу, не береди мои раны.

- Хорошо, хорошо, - шептал король, отходя к окну и принимаясь готовить снадобья, перетирать какие-то травы, коренья, всыпать и смешивать сухие порошки.

А Констанция, закрыв глаза, вспоминала горный ручей, вспоминала водопад. Ей грезилась прозрачная ледяная вода, в которой стоят форели, едва заметно шевеля плавниками. Ей нестерпимо хотелось вновь попасть туда, к тому горному ручью, к водопаду, сунуть горячие ноги в ледяные струи воды, ощутить на своем теле мириады обжигающих чистых брызг. Ей казалось, что только воды того ручья могут смыть с нее всю заразу, струпья и гной.Только там она бы могла как в сказке превратиться в прежнюю Констанцию, веселую, беззаботную, здоровую и мечтающую о большой любви.

"Я лежала бы на теплом прогретом камне, опустив руки в воду, смотрела бы, как извиваются водоросли, как стремительно бросается в сторону форель, увидев стрекозу на поверхности воды. И мне былобы хорошо. Зачем я выросла? Почему не погибла тогда, в ту страшную ночь, когда Реньяры штурмовали дом Филиппа? Почему я осталась жива? Неужели для того, чтобы вот так страдать и мучиться? Ведь я не люблю короля Витторио, не люблю и не могу переступить через что-то очень большое. Я не могу любить его всем сердцем и душой, хотя мое тело и жаждет его". - Боже, какая же я несчастная, запутавшаяся женщина!

- Ты что-то сказала, дорогая? - наклонялся к Констанции король.

А Констанция делала вид, что спит, хотя король видел, как подрагивают ее длинные ресницы и он понимал, что Констанция задумалась о чем-то глубоко сокровенном, о том, чем она никогда не поделится с ним, даже если когда-нибудь произойдет чудо, и она полюбит его.

- Констанция, - шептал король, - ты для меня дороже всего на свете, дороже семьи, дороже престола, дороже моего королевства. Ты заменила мне все, ты стала моей жизнью и единственной целью. И тыполюбишь меня, я это знаю, - в каком-то яростном исступлении произносил король Витторию.

Затем он поднимался и начинал нервно расхаживать из угла в угол. Он, как ни напрягался, не мог себя заставить думать о королевстве, о войне, о том, что бросил войска и убежал с поля боя, лишь только узнав, что его возлюбленная заболела и ей угрожает смерть. А ведь война стоила жизни тысячам других людей, войналомала тысячи судеб. А король пожертвовал этими тысячами, решив спасти всего лишь одного единственного человека, одну женщину, причем ту, которая его не любила.

Прошло еще несколько дней. Однажды, на рассвете, у загородного дворца короля Витторио остановилось несколько карет. Из них вышли министры и военачальники. Они были испуганы и суетливы.

Дворецкий распахнув дверь, и министры оказались во дворце.

- Где король?

Дворецкий развел руки в стороны и указал головой наверх.

- Но его величество никого не принимает, он не желает ни с кем встречаться и разговаривать.

- Ох, - тяжело вздохнул министр. - Наш король уже совсем сошел с ума, зашептал один военачальник другому.

Королева Пьемонта сидела за письменным столом и плакала.

- Как все ужасно! - шептала она. Дверь тихо открылась и к матери подошел сын. Он положил ей руки на плечи.

- Почему ты плачешь, мама, что случилось?

- Сынок, случилось самое ужасное, что только могло быть...

- Что, кто-то умер?

- Нет, война проиграна, французы требуют капитуляции.

Тринадцатилетний Витторио наклонил голову.

- Мама, не стоит плакать, я стану королем и тогда я верну все наши земли, я изгоню французов из Пьемонта, мы будем править вместе с тобой.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.