|
|||||||
Бенцони Жюльетта 8 страница- Поторопись! - грозно сказал Гильом и ударил кулаком по подоконнику. Жак знал, что спорить с отцом бесполезно. Если он что-нибудь вбил себе в голову, то не отвяжется, пока с ним не согласятся. Да Жак и сам забеспокоился, ведь никогда раньше Констанция не исчезала из дому надолго. - Хорошо, отец, я сейчас же отправляюсь к ручью. Но ты не беспокойся, она, скорее всего, сидит у ручья на своем любимом сером камне и любуется рыбами. Но старика этот ответ явно не удовлетворил. Он все еще сильно волновался и не опустился в кресло до тех пор, пока не увидел своего сына в сопровождении двух людей, которые мчались по дороге к далеким холмам. - И чего я так разволновался? - изумился Гильом, опускаясь в кресло. Не зная, на чем сорвать злость и чем занять себя, Гильом стал громко звать кухарку.Наконец, он докричался, и испуганная женщина вошла в низкие двери. - Обед уже стоит на столе? - закричал Гильом, ударяя кулаком по подлокотнику кресла. - Так еще же не время, господин, - изумилась женщина. - Он давно должен стоять на столе! - чувствуя свою не правоту, громко закричал Гильом Реньяр. - Сейчас все будет исполнено, - засуетилась женщина. Но Гильом вновь вернул ее. - Обед подашь, когда вернется Констанция. И принеси из погреба хорошего вина, не прошлого урожая, а старого. - Из черных бочек? - осведомилась кухарка. - Да, именно из черных. И поставь на стол дорогие стаканы. Кухарка боязливо прикрыла за собой дверь и пожала плечами. Она никак не могла взять в толк, чего хочет от нее хозяин и зачем к приезду Констанции сервировать стол так, как будто сегодня большой праздник. Тем более, Констанция не пила вина. Да и ни в одну из черных бочек еще не был вставлен кран. Но потом кухарка нашла объяснение случившемуся. Со старым Гильомом в последние годы случались странности. То он начинал требовать, чтобы отыскали плащ, подбитый мехом куницы, который он сам распорядился отдать слугам, то начинал искать свои старые сапоги, давным-давно выброшенные, то теперь вот приказал подавать обед до полудня. Кухарка спустилась в подвал. Там было сыро и холодно. Она посветила фонарем и увидела, что черные бочки заставлены так, что к ним не подобраться. И с абсолютно спокойной душой набрала кувшин обычного вина, успокаивая себя тем, что хозяин все равно скоро забудет про свой каприз. И когда она придет доложить, что стол накрыт, вновь набросится на нее, начнет ругаться и станет жаловаться, что у него нет никакого аппетита. Констанция и Филипп забыли обо всем на свете. Они сидели рядом на теплом камне и смотрели в глаза друг другу. Возможно, они сидели бы так до заката, а может быть и до рассвета, ведь им было хорошо и спокойно, они внезапно почувствовали себя какими-то другими людьми. Чувства переполняли их сердца, как вода переполняет края чаши, а мысли их были чисты, как потоки горного ручья. Внезапно из шума водопада раздался далекий крик: - Констанция! Констанция, где ты, отзовись же! Девушка мгновенно выпустила руку Филиппа и вскочила на ноги. Она испуганно осмотрелась. - Кто это? - насторожившись, спросил Филипп. - Это мой кузен Жак, он ищет меня. Боже мой, я обещала Гильому вернуться домой до полудня! Девушка посмотрела на небо. Солнце близилось к зениту.Уже можно было различить стук конских копыт и голос Жака раздавался где-то совсем близко за зарослями. Филипп затравленно озирался. Он знал, что находится на чужой земле и никто из Реньяров не спустит ему подобной наглости. Констанция решительно схватила его за руку и потащила за собой, перепрыгивая с камня на камень. - Скорее, Филипп, тебе нужно спрятаться! Я покажу тебе место, где ты будешь в безопасности. Девушка словно опомнилась от наваждения. Она только теперь поняла, в какой опасности находится ее гость. Ведь она столько слышала от своих родственников о том, что все Абинье являются заклятыми врагами Реньяров, которых нужно убивать При первой же возможности. - Сюда! Сюда! - Констанция тащила Филиппа к самому водопаду. И тот понял план девушки. Она прошла в узкую расщелину. Филипп шагнул за ней. Они оказались на ровной каменной площадке, а перед ними стеной летела вода, сверкая на солнце несколькими радугами. - Ты, Филипп, пойдешь по этой площадке и перейдешь на другую сторону, там твоя земля. - Мы еще увидимся? - с надеждой спросил Филипп, когда Констанция выпустила его руку. Девушка пожала плечами. - Может быть, когда-нибудь мы и увидимся. - Я приду завтра! - воскликнул Филипп. - Нет, завтра нет. И вообще, Филипп, не приходи больше, я запрещаю тебе, братья могут убить тебя. - Констанция! - где-то совсем рядом раздался голос Жака. - Где ты? Да отзовись же! - Я здесь! - крикнула Констанция и зло скривилась. - Где? - Да тут! Жак, сидя на коне, озирался и никак не мог сообразить, откуда доносится голос кузины. Наконец, он увидел девушку, выходящую из-за скалы. - Ты почему так долго не отзывалась? Отец весь извелся! Ты что, не слышала, как я тебя звал? - А я тебе отвечала, - с деланным изумлением ответила Констанция, просто, наверное, водопад шумит слишком сильно, и ты не слышал моего голоса. Но по улыбке и глазам девушки Жак понял, что здесь что-то не так. Он спрыгнул с лошади и подошел к Констанции. - Ведь на тебя могут напасть, украсть, убить! Быстрее возвращаемся, отец вне себя от ярости. - Но у нас еще есть время, - Констанция посмотрела на солнце, - я обещала вернуться к полудню и как раз собиралась в обратный путь. - Да что ты, Констанция, вообще здесь делаешь? Я не понимаю... Девушка пожала плечами. - Ничего, любуюсь водой, слушаю водопад. Здесь так красиво... Неужели, Жак, ты этого не понимаешь? Жак с недоумением осмотрел окрестный пейзаж. Да в общем, ничего необычного здесь не было - вода, камни, кусты. Но что-то в поведении Констанции ему не нравилось. Он взял ее за плечи и пристально заглянул в глаза. Девушка не отвела взгляда. - Ты здесь была одна? - прошипел Жак. - Нет, не одна, - спокойно ответила Констанция. - Кто был с тобой? - разъярился Жак. - Вон, - показала девушка рукой, и Жак резко обернулся, готовый в любой момент выхватить пистолет. Перед ним стоял конь Констанции и мирно щипал траву.Констанция рассмеялась. - Ну и пуглив же ты, Жак. Я была тут со своим конем и с рыбами. Вот, смотри. Но Жак, как ни пытался, не мог рассмотреть в бурлящем потоке рыб, о которых ему говорила Констанция. - Да хватит, мне уже надоело! - разозлился Жак. - Я и так из-за тебя потерял много времени и вместо того, чтобы отдохнуть, мне пришлось скакать к этому ручью и волноваться. Больше одна ты никуда не пойдешь. А Филипп Абинье, в это время стоявший за водопадом, видел в разрывах струй стройную фигуру девушки и мрачного Жака, который что-то пытался ей доказать. - Как она красива! - прошептал Филипп, любуясь ореолом радуги, который обрамлял Констанцию. - Но она Реньяр, - тут же добавил Филипп, и губы его плотно сжались. - Она права, и нам лучше не встречаться. Это принесет несчастье и мне, и Констанции. - Скорее же, поехали! - торопил Жак Констанцию, ведь та уже сидела в седле, но все еще не спешила тронуть поводья. - Я только попрощаюсь с водопадом. Констанция взмахнула рукой, догадываясь, что Филипп видит ее сейчас. И тут же сердце Филиппа Абинье бешено забилось. <Она вспомнила обо мне, она передумала, я обязательно приду сюда!> Юноша забыл уже об осторожности, обо всем. Ему хотелось, чтобы Констанция увидела его сейчас. Он смотрел на серебристые брызги водопада, на марево, которое колебалось над водой, и внезапно вспомнил, где и когда он увидел Констанцию - это было в тот день, когда убили отца. Она - та маленькая девочка, вырывавшаяся из рук Жака. И он даже вспомнил тусклый блеск золотого медальона, матовое свечение жемчужины. Но самым ярким впечатлением были отливавшие зеленым глаза девочки, наполненные страхом и отчаянием. Он вспомнил клочья тумана, вспомнил пожухлую траву и даже явственно услышал глухие звуки выстрелов, тонущих в тумане. - Это была она, - прошептал Филипп, прикрыв глаза, - это из-за нее погиб мой отец. Но тут же оборвал себя: - Нет, это я ослушался отца, и он погиб из-за меня. Она здесь ни при чем, Констанция не виновата. Филипп, прижимаясь спиной к влажному скользкому камню, двинулся по каменному карнизу. Шумел водопад, струи низвергались, поднимая мириады брызг. Теперь уже мир не казался Филиппу таким прекрасным, он вновь стал суровым и жестоким, он вновь разделился на своих и врагов. И сейчас Филипп пробирался по самой границе между этими двумя лагерями и один неверный шаг, одно неверное Движение могли нарушить то хрупкое равновесие, которое держалось последние годы. И как ни старался Филипп, он не мог придумать место, где он, Филипп Абинье, и она, Констанция Реньяр, могут быть вместе. <Разве что этот камень, нагретый солнцем, посреди ручья, который лежит неизвестно на чьей земле... Неужели мы всегда будем на разных берегах и между нами будет мчаться обжигающе-холодный поток ненависти и вражды? Но ведь над Нами всеми светит одно солнце, плывут одни и те же облака, птицы, которые поют по утрам, будят и меня и ее. И ветер, пролетая над моим домом, так же стучит ставнями дома Реньяров. Но, может, стена, разделяющая нас, такая же как этот Водопад? С виду она непреодолима, - подумал Филипп, протянул вперед руку, и его кисть исчезла в клокочущей воде. - Но я же смог перейти с одного берега на другой. Должна же существовать тропа от одного берега к другому? Должны же Существовать мосты? А если их нет, то их нужно возводить>. И тут же Филипп зло оборвал себя. Он до боли в суставах сжал кулаки и вспомнил свирепый взгляд старого Гильома Реньяра, брошенный на него из-под косматых бровей. Он вспомнил нацеленный пистолет и огонь, полыхнувший из Ствола. Вспомнил, как отец покачнулся и рухнул на стерню, крикнув перед смертью: <Беги! Беги, Филипп!> И он, как заученную молитву, повторил: - Беги, беги, Филипп! - Тогда я убежал, - прошептал Филипп, - но теперь мне не к лицу бегать, я отомщу за тебя, отец. Выбравшись на другой берег, он отыскал своего коня, беззаботно пасущегося на лужайке, вскочил в седло и помчался к своему дому. Небо словно вторило мрачным мыслям Филиппа и быстро темнело. Из-за холмов плыли тяжелые мохнатые тучи, готовые вот-вот разразиться проливным дождем. Как ни торопил Филипп своего коня, все равно не успел добраться домой сухим. Дождь хлынул как из ведра. Казалось, с неба низвергается водопад. Филипп мгновенно Промок до нитки, но его мокрые губы все равно продолжали шептать одно слово, прохладное на вкус и горьковатое: - Констанция! Констанция! И тут же он добавлял, будто бы бередя раны, будто бы добавляя в бокал терпкого вина яд: - Констанция Реньяр! Реньяр! И почему, почему ты не родилась в другом доме? Почему ты носишь это ненавистное имя? Почему между нами кровь моего отца и кровь двух его братьев? Наконец, промокший до нитки, продрогший, он добрался до дома, быстро снял с лошади седло и завел ее в конюшню. Прикрываясь седлом от дождя, хотя и понимая, что это ни к чему, Филипп вошел в дом и сразу же, бросив у порога сумку с рыбой на пол, двинулся к жарко пылающему очагу. - Ну ты и вымок! - сказала сестра, продолжая стряпать. - Да, погода разбушевалась. - А рыбу ты привез? - Конечно, посмотри в сумке. Сестра тут же подняла тяжелую кожаную сумку и заглянула внутрь. - О, да ты, Филипп, замечательный рыбак! Две такие огромные рыбы! Значит, ты еще не забыл, чему тебя учил отец. - Нет, я ничего не забыл. У меня такая память,сестра, что я помню все до мельчайших подробностей. Я помню тот день, когда убили отца. - Не надо, не надо об этом, Филипп. Мать может услышать, расплачется, и тогда ты ее ничем не успокоишь. Она тут же отложила свою стряпню и принялась чистить рыбу.Когда девушка закончила, она строго посмотрела на брата, и на ее губах появилась улыбка, и до этого не очень приветливое лицо Лилиан преобразилось и засияло, как пышный букет, украшающий унылую комнату. - Давай брат, раздевайся, ведь ты весь промок до нитки и дрожишь как воробей. И тут же Филипп вспомнил Констанцию. Его мрачное лицо мгновенно прояснилось. - Чему ты улыбаешься? - обратилась к нему сестра. - Да так, подумал о воробье, - отшутился Филипп. - Раздевайся скорее, а то простынешь. И садись ближе к огню. Филипп стаскивал с себя мокрую одежду, но улыбка не сходила с его лица. - Мне кажется, что ты, Филипп, что-то от меня скрываешь, что-то произошло в твоей жизни. - Да ничего я не скрываю, - буркнул Филипп. - Нет-нет, скрываешь, я же тебя знаю хорошо и чувствую по выражению твоего лица, по взгляду, что какие-то приятные мысли занимают твою душу. - Лилиан, отвяжись, я тебя прошу, а не то я разозлюсь. - Брат, а не влюбился ли ты ненароком? - Лилиан всплеснула руками, обрадованная собственной догадке. - Точно, ты влюбился! Все мужчины одинаковы - стоит им только увидеть хорошенькую девушку, как на их лицах появляется масляная улыбка, а глаза начинают блестеть, как уголья в очаге. - Лилиан, если ты не отвяжешься, то я тебя выставлю на дождь. - Значит, я угадала и мой братец влюбился. Наш мрачный Филипп нашел свою избранницу. - Замолчи! - бросил мокрой рубашкой в сестру Филипп. Та ловко поймала ее и стала развешивать у очага, продолжая улыбаться своим потаенным мыслям. - Если ты не перестанешь улыбаться, Лилиан, я запущу в тебя сапогом. - Да хоть горшком можешь в меня запустить, все равно ты влюбился и не можешь этого скрыть. Филипп отвернулся, чтобы сестра не видела его лица. Он попытался убрать улыбку со своих губ, но это ему не удалось, она словно прилипла. А сестра подошла сзади, положила руки на плечи Филиппу и крепко его обняла. - Я очень рада за тебя, брат. И пожалуйста, не сердись на меня, я не желаю тебе зла, я действительно рада. А она красивая? - уже другим голосом зашептала Лилиан прямо в ухо Филиппу. - У меня нет слов! - сказал Филипп. - Ну, брат, это не объяснение. Ты хоть скажи, кто она и откуда. Я ее знаю? - и Лилиан принялась называть имена всех известных ей в округе девушек. Филипп каждый раз отрицательно качал головой. - Не старайся, Лилиан, у тебя все равно ничего не получится. Тогда Лилиан принялась перечислять молодых вдов. Но Филипп все равно продолжал качать головой и просить сестру остановиться. Но Лилиан уже разошлась. И Филипп знал, пока сестра не выговорится, она не остановится. Наконец, запас имен иссяк. И тогда Лилиан избрала другую тактику. Она обошла брата, села у его ног, оперлась руками о его колени и вопросительно заглянула ему в глаза. - Я буду смотреть в твои глаза и отгадаю ее имя. Ты сейчас думаешь о ней, это естественно, ведь ты ни о ком другом сейчас думать не можешь. Филипп утвердительно кивнул. - Вы с ней еще не целовались, хотя, зная твой скрытный характер, я уверена, что ты, даже если бы вы и целовались, мне этого не сказал. Погоди, погоди, - Лилиан придержала голову брата, - в твоих глазах стоит ее портрет. - Лилиан, не мучайся и не пытайся хитростью вытянуть из меня признание. Даже если ты два дня не будешь меня кормить, я тебе ничего не скажу. - Филипп, а если я тебе дам большой кусок свежего пирога? - С телятиной и луком? - словно бы торгуясь, произнес Филипп. - Нет, сегодня пирог с индейкой. - Если с индейкой, то не скажу. Если бы был с телятиной, может быть, я бы еще признался. - Но хочешь, Филипп, я отгадаю, какого цвета волосы у твоей избранницы? Филипп утвердительно кивнул головой. Лилиан прижала палец к своим губам, а потом, глядя прямо в зрачки Филиппа, словно буравя его насквозь,тихим, дрогнувшим голосом произнесла: - У нее темно-каштановые волнистые волосы. Филипп вздрогнул и отшатнулся от сестры. - Откуда ты знаешь? Лилиан засмеялась. - Это совсем несложно, брат, ведь у нас в округе нет ни одной блондинки. Пришло время засмеяться и Филиппу. - Может быть, завтра я тебе, Лилиан, и признаюсь во всем, а сегодня отстань от меня. - Хорошо, тогда садись к столу и будешь есть пирог. А я пока займусь рыбой. Вдруг скрипнула дверь и послышались шаркающие шаги. - Мама, не вставай, лежи, я подам тебе наверх, - сказала Лилиан. - Нет, дочь, я хочу сама приготовить рыбу, которую принес Филипп. Этель подошла к своей дочери и, обняв ее, прижала к себе. - Не обижайся, Лилиан, но ты не сможешь приготовить эту рыбу так, как мне хочется. - Мама, конечно-конечно! И Этель тут же принялась готовить рыбу. Ее движения были уверенными и ловкими, а на глазах стояли слезы. Ни Филипп, ни Лилиан не тревожили мать расспросами. За окном шумел дождь, скрипели деревья, и к стеклу то и дело прилипал какой-нибудь лист, подхваченный ветром. - Ну и погода разыгралась! - прислушиваясь к шуму ветра, к вою в дымоходе, произнесла Лилиан. - Такое было хорошее утро! - улыбнулся Филипп. - Так ведь осень, - сказала Этель, аккуратно укладывая рыбу в медный котелок. - Надо удивляться тому, что с утра было солнце, а не тому, что к вечеру пошел дождь. - Обычно в такую погоду у меня на душе неспокойно, - глядя в темное окно, сказала Лилиан и прижала руку к груди. - Да, это всегда так, - ответила пожилая женщина своей дочери. - Когда льет дождь и воет ветер, мою душу тоже охватывает тоска. Ведь такой-же поздней осенью погиб наш отец. - Не надо, мама, - Лилиан подбежала к матери и обняла ее. Филипп отложил вилку и пряча лицо от женщин, стал смотреть в огонь очага. Его настроение менялось ежесекундно. То вдруг сердце заполняла радость, то вдруг оно начинало разрываться от тоски. То злость переполняла его, и кулаки сжимались так сильно, что белели суставы, то на губах появлялась улыбка, глаза начинали сверкать. То гнетущие предчувствия начинали давить ему на плечи, и Филипп Втягивал голову. То, вдруг вспомнив звонкий голос Констанции, он расправлял свои плечи и блаженно потягивался. Ни Филипп, занятый своими мыслями, ни Этель, ни Лилиан даже не подозревали, что готовит им грядущая ночь. Они находились в тепле за толстыми стенами дома, пылал очаг, весело потрескивали поленья, а в котелке готовилась еда.Им было невдомек, что сейчас творится в кромешной тьме, изредка рассекаемой вспышками молнии. Наконец, Этель встала со своего кресла, подошла к очагу и, подняв медную крышку над котелком, заглянула внутрь. - Вот уже и рыба готова. Лилиан потянула носом. - Какой ароматный запах! Как давно мы не ели рыбы! - Ты молодец, Филипп, - сказала мать, - что выполнил мою просьбу, не поленился и съездил к ручью. - Мама, может быть, я поеду туда и завтра и еще привезу рыбы? Этель ничего на это не ответила. Но только как-то странно посмотрела на сына, словно почувствовав какую-то загадку в его словах, словно он сказал лишь первую часть фразы, оборвав ее на самом главном. А Лилиан, перехватив взгляд Филиппа, улыбнулась самыми уголками губ. Филипп погрозил ей пальцем и на всякий случай показал кулак.Лилиан прыснула смехом. Мать посмотрела на сына и дочь, и на ее губах появилась улыбка, мгновенно разгладившая морщинки. Даже ее волосы теперь не казались Филиппу такими седыми. А может быть, виною тому был полумрак, царивший в доме, тепло, исходящее от очага. - Так когда же мы сядем ужинать? - поинтересовался Филипп. - Рыба ведь уже готова? Его ноздри хищно затрепетали. Он чувствовал страшный голод, хотя только что съел большой кусок пирога. Сестра с недоумением посмотрела на полуобнаженного брата. - Филипп, мне кажется, тебе следует одеться. Филипп, казалось, только сейчас и заметил, что сидит полуобнаженным. Он тут же вскочил, снял уже сухую рубаху и накинул ее на плечи. - Не спеши, Филипп, - сказала Этель, - ваш отец говорил, что рыбу нужно есть холодной. Только тогда можно почувствовать всю ее прелесть и нежность. - Хорошо-хорошо, мама, пусть остынет, я же не тороплю. А за окном надсадно выл ветер, хлопали ставни и вою ветра вторили два пса. Чего они волнуются, Филипп? - спросила Лилиан у брата. Тот пожал плечами и прислушался. - Наверное, что-то не так, Филипп, - вновь сказала Лилиан. Филиппа тоже вдруг охватило беспокойство. Он нехотя поднялся с кресла, накинул на плечи старый кожаный плащ, взял в руки фонарь и несколько мгновений раздумывал, прежде чем переступить порог. Собаки зло залаяли.Тогда Филипп Абинье толкнул ногой дверь и вышел под холодный дождь, держа высоко над головой фонарь. - Кто здесь? Кто здесь? - раздался голос Филиппа в темноте. Лай мгновенно прекратился. И вдруг Филипп заметил темный силуэт всадника.Блеснула молния, и Филипп успел разглядеть тяжелый пистолет, нацеленный прямо ему в грудь. - Кто ты? - послышался из темноты голос. Филипп прижался к стене и пожалел, что прихватил с собой фонарь, ведь теперь он был виден и являлся Хорошей мишенью. Из темноты послышался смех: - Так кто ты? - Я Филипп Абинье, - дрогнувшим голосом сказал парень. - Ты Филипп Абинье, а я твой дядя Марсель. Филипп осторожно направил луч фонаря в лицо всаднику. Тот уже успел спрятать пистолет и тяжело слезал с лошади. Филипп бросился к ночному гостю и хотел было его обнять, но Марсель придержал племянника. - Погоди, погоди, дорогой, я ранен, осторожно. И только тут Филипп заметил пятна крови на плече своего дяди. - Поставь лошадь в конюшню, сними седло, а потом поможешь мне добраться до дома. Филипп сразу же бросился выполнять приказание. Его сердце заколотилось в предчувствии беды. Расседлав лошадь и всыпав в кормушку овса, Филипп вернулся к Своему дяде, который стоял, прислонившись к стене и морщась от боли. Дверь дома вновь отворилась и послышался обеспокоенный крик Лилиан: - Филипп, Филипп, что-то случилось? Где ты? Почему я тебя не вижу? - Кто это? - бледными губами прошептал Марсель. - Да это же Лилиан. Мама тоже в доме. - А слуги? - Служанку мы отпустили проведать родителей, в доме только свои. - Тогда помоги. Дай я обопрусь на твое плечо. Филипп, бережно поддерживая, ввел своего дядю в дом. Лилиан, увидев окровавленного небритого мужчину,всплеснула руками и вскрикнула. - Тише! Тише, Лилиан, это я, твой дядя. Лилиан тут же бросилась к нему навстречу. А вот Этель была почти неподвижна. Она только повернула голову, пристально глядя на своего брата, не зная, радоваться ли его появлению или огорчаться. ГЛАВА 8 Единственное, что произнесла Этель Абинье, когда ее раненого брата Марселя усадили в низкое кресло, так это: - Немедленно закройте ставни! Никто не должен видеть, что происходит в нашем доме. Марсель поморщился от боли и утвердительно кивнув, сказал: - Да, да, сестра, ты как всегда права. Этель поднялась, подошла к брату и начала стягивать с него насквозь промокшую одежду. Мужчина морщился от нестерпимой боли, скрежетал зубами. Наконец, тяжелый плащ и куртка были развешены у очага. - Наклонись, я сниму рубашку. - Осторожно! - попросил Марсель. Этель стащила рубашку с плеч своего брата и тяжело вздохнула, глядя на его рану. - Проклятые солдаты, все-таки зацепили меня! Марсель покосился на свое правое плечо с глубокой раной. - Сейчас, сейчас. Марсель, - зашептала Этель, - Лилиан, быстрее дай горячей воды! Девушка сняла котелок с водой и подала матери. Марсель морщился, скрежетал зубами, до крови прикусывал губы, но не проронил ни единого стона. Филипп с восхищением следил за тем, как ловко управляется его мать с огнестрельной раной и как мужественно терпит боль его дядя. - Принеси сухую одежду, - приказала Этель дочери.Та несколько мгновений раздумывала, а потом быстро побежала наверх. А Этель встряхнула куртку, чтобы аккуратнее развесить ее у очага, и к ее ногам упал сложенный вчетверо лист бумаги. Она наклонилась и подняла его. Марсель хотел забрать, но сестра отстранила руку брата. - Погоди, я умею читать. Она развернула лист и быстро прочла. Это было такое же объявление, какое сорвал Филипп со столба на площади в селении. - Оказывается, мой брат замешан в грабежах и обвиняется в измене королю... - каким-то бесстрастным голосом сообщила Этель. Марсель поморщился, но на этот раз уже от досады. - Завтра же я покину твой дом, сестра. - Я тебя, Марсель, об этом не просила. Ты можешь оставаться здесь столько, сколько сочтешь нужным. У меня всегда найдется для тебя кусок хлеба и стакан вина, - женщина нервно скомкала лист бумаги и швырнула его в пламя камина. Спустилась Лилиан, она несла одежду. Подойдя, положила ее на стол. - Вот что я принесла. Филипп, едва взглянув на одежду, сразу же узнал, кому она принадлежит. Он встрепенулся и вскочил из-за стола. - Так ведь это же одежда отца, Лилиан, как ты могла! Сейчас же отнеси назад! - Я узнаю своего племянника. В твоих жилах действительно течет горячая кровь Абинье. Ты похож на своего отца, Филипп, и можешь этим гордиться. - Сын, я знаю, что делаю, - твердо сказала Этель, расправляя накрахмаленную рубаху. - Надевай, Марсель, я тебе помогу. Филипп недоуменно пожал плечами. Ведь одежда отца - это было самое дорогое для его матери. Он абсолютно не мог взять в толк, почему она поступила так, а не иначе, почему она согласна расстаться с самыми дорогими для нее вещами. - Возможно, одежда моего мужа будет тебе великовата, Марсель, но ничего не поделаешь, Робер был крупным и видным мужчиной. - Да и я не промах, - пошутил Марсель. И сейчас Филипп вновь почувствовал, что мать, наконец, вновь стала сама собой и власть в доме опять перешла к ней. Он хоть и был единственным мужчиной, но спорить с матерью не решился. <Наверное, ей действительно виднее и она знает, как надо поступать>, подумал Филипп. А Этель помогала одеться брату. - Я и подумать не могла, что мой брат станет когда-нибудь скандально известным, что его будут разыскивать солдаты, будут за ним охотиться, а за его Голову будут предлагать вознаграждение. - Ты что, стыдишься меня, Этель? - негромко спросил Марсель. - Нет, брат, я тебя слишком хорошо знаю и понимаю, что все, что написано в этом объявлении - выдумка и вранье. - Вот тут ты, Этель, ошибаешься, это не совсем так. Я действительно участвовал в заговоре, но он провалился, и я вынужден скрываться. - Ты можешь оставаться у нас, пока не окрепнешь. Еды у нас хватит, а мои дети никогда тебя не выдадут, Марсель, они умеют держать язык за зубами. - Вот этого, сестра, я как раз боялся меньше всего. Я знаю, чья кровь течет в моих жилах. Ведь ни в нашем роду, ни в роду твоего мужа никогда не водились предатели. Филипп расправил плечи. Ему явно польстил комплимент дядюшки Марселя. - Сколько лет мы не виделись, сестра? Этель задумалась, глядя в огонь. - Да, давненько, брат, раньше мы никогда так надолго не расставались. - Так сколько же, все-таки? - вновь задал вопрос Марсель. - Года четыре уже прошло. - Пролетели как одно мгновение, - сказал Марсель Бланше, застегивая пуговицы. Только сейчас Лилиан и Филипп смогли рассмотреть своего родственника. Это был довольно крепкий мужчина, его лицо было решительным и смелым. Он чем-то очень походил на свою сестру. Но чем? Ни Филипп, ни Лилиан сразу не могли Определить. Волосы Марселя Бланше были растрепаны. Его мощный подбородок скрывала темная борода, а усы были лихо закручены. И весь облик Марселя Бланше говорил о том, что он не привык останавливаться перед трудностями и пасовать перед препятствиями, которые судьба щедро отпустила на его долю. Прошло несколько дней. Марсель Бланше окреп, его рана затянулась. Он даже Спускался из дальней угловой комнаты в столовую, и они все вчетвером обедали. - Так, где тебя носило, -Марсель? - спрашивала Этель своего младшего брата. - О, сестра, об этом долго рассказывать и сейчас мне не хочется вспоминать все тяготы и невзгоды, выпавшие на мою долю. - Расскажи, Марсель, - просил Филипп и в его глазах появлялся блеск, ведь ему страстно хотелось узнать о приключениях, выпавших на долю его дяди. - Где я только не был! Проще назвать места и земли, куда не ступала моя нога, чем перечислить все те города и селения, где мне довелось побывать. Он поднимал голову и задумывался. На его лице происходили странные вещи. Брови сами ползли вверх, на лбу появлялись морщины, глаза то злобно сверкали, то вдруг в них появлялся какой-то мягкий блеск и они делались влажными. А губы то вдруг становились жесткими, то растягивались в мимолетной улыбке. - Расскажи, расскажи. Марсель, - просила Лилиан, - ведь я же никуда не выезжала из этих мест и ничего не видела. - Знаешь, Лилиан, люди живут везде. - И что. Марсель, везде живут так же плохо, как и у нас? - Нет, не везде. Кое-где живут получше, но везде хватает несчастий и бед. - Так почему же, брат, тебя называют изменником и за твою голову предлагают большие деньги?
|
|||||||
|