АЛЕША ПОПОВИЧ И ТУГАРИН

Вольга и Микула

Когда воссияло солнце красное
На тое ли на небушко на ясное,
Тогда зарождался молодой Вольга,
Молодой Вольга Святославович.

Как стал тут Вольга растеть-матереть,
Похотелося Вольге много мудрости:
Щукой-рыбою ходить ему в глубоких морях,
Птицей-соколом летать ему под оболока,
Серым волком рыскать да по чыстыим полям.
Уходили все рыбы во синии моря,
Улетали все птицы за оболока,
Ускакали все звери во темныи леса.

Как стал тут Вольга растеть-матереть,
Собирал себе дружинушку хоробрую:
Тридцать молодцов да без единого,
А сам-то был Вольга во тридцатыих.
Собирал себе жеребчиков темно-кариих,
Темно-кариих жеребчиков нелегчёныих.
Вот посели на добрых коней, поехали,
Поехали к городам да за получкою.
Повыехали в раздольице чисто поле,
Услыхали во чистом поле оратая.
Как орет в поле оратай, посвистывает,
Сошка у оратая поскрипывает,
Омешики по камешкам почиркивают.
Ехали-то день ведь с утра до вечера,
Не могли до оратая доехати
Они ехали да ведь и другой день.
Другой день ведь с утра до вечера,
Не могли до оратая доехати.
Как орет в поле оратай, посвистывает,
А омешики по камешкам почиркивают.
Тут ехали они третий день,
А третий день еще до пабедья.
А наехали в чистом поле оратая.

Как орет в поле оратай, посвистывает,
А бороздочки он да помётывает,
А пенье-коренья вывёртывает,
А большие-то каменья в борозду валит.
У оратая кобыла соловая,
Гужики у нее да шелковые,
Сошка у оратая кленовая,
Омешики на сошке булатные,
Присошечек у сошки серебряный,
А рогачик-то у сошки красна золота.

А у оратая кудри качаются,
Что не скачен ли жемчуг рассыпаются,
У оратая глаза да ясна сокола,
А брови у него да черна соболя.
У оратая сапожки зелен сафьян
Вот шилом пяты, носы востры,
Вот под пяту-пяту воробей пролетит,
Около носа хоть яйцо прокати.
У оратая шляпа пуховая,
А кафтанчик у него черна бархата.

Говорит-то Вольга таковы слова:
— Божья помочь тебе, оратай-оратаюшко!
Орать, да пахать, да крестьянствовати,
А бороздки тебе да помётывати,
А пенья-коренья вывёртывати,
А большие-то каменья в борозду валить!
Говорит оратай таковы слова:
— Поди-ка ты, Вольга Святославович!
Мне-ка надобна божья помочь крестьянствовати.
А куда ты, Вольга, едешь, куда путь держишь?

Тут проговорил Вольга Святославович:
— Как пожаловал меня да родной дядюшка,
Родной дядюшка да крестный батюшка,
Ласковый Владимир стольно-киевский,
Тремя ли городами со крестьянами:
Первым городом Курцовцем,
Другим городом Ореховцем,
Третьим городом Крестьяновцем.
Теперь еду к городам да за получкою.

Тут проговорил оратай-оратаюшко:
— Ай же ты, Вольга Святославович!
Там живут-то мужички да все разбойнички,
Они подрубят-то сляги калиновы
Да потопят тебя в речке да во Смородине!
Я недавно там был в городе, третьего дни,
Закупил я соли цело три меха,
Каждый мех-то был ведь по сто пуд…
А тут стали мужички с меня грошей просить,
Я им стал-то ведь грошей делить,
А грошей-то стало мало ставиться,
Мужичков-то ведь больше ставится.
Потом стал-то я их ведь отталкивать,
Стал отталкивать да кулаком грозить.
Положил тут их я ведь до тысячи:
Который стоя стоит, тот сидя сидит,
Который сидя сидит, тот лежа лежит.-
Тут проговорил ведь Вольга Святославович:
— Ай же ты, оратай-оратаюшко,
Ты поедем-ко со мною во товарищах.

А тут ли оратай-оратаюшко
Гужики шелковые повыстегнул,
Кобылу из сошки повывернул.
Они сели на добрых коней, поехали.
Как хвост-то у ней расстилается,
А грива-то у нее да завивается.
У оратая кобыла ступью пошла,
А Вольгин конь да ведь поскакивает.
У оратая кобыла грудью пошла,
А Вольгин конь да оставается.
Говорит оратай таковы слова:
— Я оставил сошку во бороздочке
Не для-ради прохожего-проезжего:
Маломощный-то наедет — взять нечего,
А богатый-то наедет — не позарится,-
А для-ради мужичка да деревенщины,
Как бы сошку из земельки повыдернути,
Из омешиков бы земельку повытряхнути
Да бросить сошку за ракитов куст.

Тут ведь Вольга Святославович
Посылает он дружинушку хоробрую,
Пять молодцов да ведь могучиих,
Как бы сошку из земли да повыдернули,
Из омешиков земельку повытряхнули,
Бросили бы сошку за ракитов куст.

Приезжает дружинушка хоробрая,
Пять молодцов да ведь могучиих,
Ко той ли ко сошке кленовенькой.
Они сошку за обжи вокруг вертят,
А не могут сошки из земли поднять,
Из омешиков земельки повытряхнуть,
Бросить сошку за ракитов куст.

Тут молодой Вольга Святославович
Посылает-от дружинушку хоробрую
Целым он ведь десяточком.
Они сошку за обжи вокруг вертят,
А не могут сошки из земли выдернуть,
Из омешиков земельки повытряхнуть,
Бросить сошку за ракитов куст.

И тут ведь Вольга Святославович
Посылает всю свою дружинушку хоробрую,
Чтобы сошку из земли повыдернули,
Из омешиков земельку повытряхнули,
Бросили бы сошку за ракитов куст.

Они сошку за обжи вокруг вертят,
А не могут сошки из земли повыдернуть,
Из омешиков земельки повытряхнуть,
Бросить сошку за ракитов куст.

Тут оратай-оратаюшко
На своей ли кобыле соловенькой
Приехал ко сошке кленовенькой.
Он брал-то ведь сошку одной рукой,
Сошку из земли он повыдернул,
Из омешиков земельку повытряхнул,
Бросил сошку за ракитов куст.

А тут сели на добрых коней, поехали,
Как хвост-то у ней расстилается,
А грива-то у ней да завивается.
У оратая кобыла ступью пошла,
А Вольгин конь да ведь поскакивает.
У оратая кобыла грудью пошла,
А Вольгин конь да оставается.

Тут Вольга стал да он покрикивать,
Колпаком он стал да ведь помахивать:
— Ты постой-ко ведь, оратай-оратаюшко!
Кабы этая кобыла коньком бы была,
За эту кобылу пятьсот бы дали.

Тут проговорил оратай-оратаюшко:
— Ай же глупый ты, Вольга Святославович!
Я купил эту кобылу жеребеночком,
Жеребеночком да из-под матушки,
Заплатил за кобылу пятьсот рублей.
Кабы этая кобыла коньком бы была,
За эту кобылу цены не было бы!

Тут проговорил Вольга Святославович:
— Ай же ты, оратай-оратаюшко,
Как-то тебя да именем зовут,
Нарекают тебя да по отечеству?-

Тут проговорил оратай-оратаюшко:
— Ай же ты, Вольга Святославович!
Я как ржи-то напашу да во скирды сложу,
Я во скирды сложу да домой выволочу,
Домой выволочу да дома вымолочу,
А я пива наварю да мужичков напою,
А тут станут мужички меня похваливати:
«Молодой Микула Селянинович!»…

Источник: Онежские былины, записанные А. Ф. Гильфердингом летом 1871 года. Изд. 4‑е. В 3‑х тт. М. – Л., 1950, т. 2. №156.

АЛЕША ПОПОВИЧ И ТУГАРИН

	Из далече-далече из чиста поля
	Тут едут удалы два молодца,
	Едут конь о́ конь, да седло о седло,
	Узду о узду да тосмяную,
	Да сами меж собой разговаривают:
	«Куды нам ведь, братцы, уж как ехать будет;
	Нам ехать, не ехать нам в Суздаль-град,—
	Да в Суздале-граде питья много,
	Да будет добрым молодцам испропитися,
	Пройдет про нас славушка недобрая;
	Да ехать, не ехать в Чернигов-град,—
	В Чернигове-граде девки хороши,
	С хорошими девками спознаться будет,
	Пройдет про нас славушка недобрая;
	Нам ехать, не ехать во Киев-град,—
	Да Киеву-городу на оборону,
	Да нам, добрым молодцам, на выхвальбу».
	Приезжают ко городу ко Киеву,
	Ко тому жо ко князю ко Владимиру,
	Ко той жо ко гриденке ко светлоей,
	Ставают молодцы да со добрых коней,
	Да мечут коней своих невязанных,
	Никому-то коней да не приказанных,—
	Никому-то до коней да право дела нет,—
	Да лазят во гриденку во светлую,
	Да крест-от кладут-де по-писаному,
	Поклон-от ведут да по-ученому,
	Молитву творят да всё Исусову,
	Они бьют челом на вси чотыре стороны,
	А князю с княгиней на особинку:
	«Ты здравствуй, Владимир стольно-киевской!
	Ты здравствуй, княгиня мать Апраксия!»
	Говорит-то Владимир стольно-киевской:
	«Вы здравствуй, удалы добры молодцы!
	Вы какой жо земли, какого города,
	Какого отца да какой матушки,
	Как вас, молодцов, да именем зовут?»
	Говорит тут удалой доброй молодец:
	«Меня зовут Олёшей нынь Поповичем,
	Попа бы Левонтья сын Ростовского,
	Да другой-от — Еким, Олёшин паробок».
	Говорит тут Владимир стольно-киевской:
	«Давно про тя весточка прохаживала,—
	Случилося Олёшу в очи видети;
	Да перво те место да подле меня,
	Друго тебе место супротив меня,
	Третье тебе место — куды сам ты хошь»
	Говорит-то Олёшенька Попович-от:
	«Не сяду я в место подле тебя,
	Не сяду я в место супротив тебя,
	Да сяду я в место, куды сам хочу,
	Да сяду на печку на муравленку,
	Под красно хорошо под трубно окно».
	Немножко поры-де. миновалося,
	Да на пяту гриня отпиралася,
	Да лазат-то Чудо поганое,
	Собака Тугарин был Змеевич-от:
	Да богу собака не молится,
	Да князю с княгиной он не кланется,
	Князьям и боярам он челом не бьет;
	Вышина у собаки ведь уж трех сажон,
	Ширина у собаки ведь двух охват,
	Промежу ему глаза да калена стрела,
	Промежу ему ушей да пядь бумажная.
	Садился собака он за дубов стол,
	По праву руку князя он Владимира,
	По леву руку княгины он Апраксии,—
	Олешка на запечье не утерпел:
	«Ты ой есь, Владимир стольно-киевской!
	Али ты с княгиной не в любе живешь?
	Промежу вами Чудо сидит поганое,
	Собака Тугарин-от Змеевич-от».
	Принесли-то на стол да как белу лебедь,
	Вынимал-то собака свой булатен нож,
	Поддел-то собака он белу лебедь,
	Он кинул, собака, ей себе в гортань,
	Со щеки-то на щеку перемётыват,
	Лебёжьё косьё да вон выплюиват,—
	Олёша на запечье не утерпел:
	«У моего у света у батюшка,
	У попа у Левонтья Ростовского,
	Был старо собачищо дворовое,
	По подстолью собака волочилася,
	Лебежею косью задавилася,—
	Собаке Тугарину не минуть того,
	Лежать ему во далече в чистом поле».
	Принесли-то на стол да пирог столовой,
	Вымал-то собака свой булатен нож,
	Поддел-то пирог да на булатен нож,
	Он кинул, собака, себе в гортань,—
	Олешка на запечье не утерпел:
	«У моего у света у батюшка,
	У попа у Левонтья Ростовского,
	Было старо коровищо дворовое,
	По двору-то корова волочилася,
	Дробиной корова задавилася,—
	Собаке Тугарину не минуть того,
	Лежать ему во далечем чистом поле».
	Говорит-то собака нынь Тугарин-от:
	«Да что у тя на запечье за смерд сидит,
	За смерд-от сидит, да за заселыцина?»
	Говорит-то Владимир стольно-киевской:
	«Не смерд-от сидит, да не засельщина,—
	Сидит русской могучей да богатырь,
	А по имени Олёшенька Попович-от».
	Вымал-то собака свой булатен нож,
	Да кинул собака нож на запечье,
	Да кинул в Олёшеньку Поповича.
	У Олёши Екимушко подхвадчив был,
	Подхватил он ведь ножичек за черешок,—
	У ножа были припои нынь серебряны,
	По весу-то припои были двенадцать пуд.
	Да сами они-де похваляются:
	«Здесь у нас дело заезжое,
	А хлебы у нас здеся завозные,—
	На вине-то пропьем, хоть на калаче проедим».
	Пошел-то собака из застолья вон,
	Да сам говорил-де таковы речи:
	«Ты будь-ка, Олёша, со мной на поле».
	Говорит-то Олёша Попович-от:
	«Да я с тобой, с собакой, хоть топере готов».
	Говорит-то Екимушко да парубок:
	«Ты ой есь, Олёшенька названой брат!
	Да сам ли пойдешь али меня пошлешь?»
	Говорит-то Олёша нынь Попович-от:
	«Да сам я пойду, да не тебя пошлю,—
	Да силы у тя дак есь ведь с два меня».
	Пошел-то Олёша пеш дорогою,
	Навстрету ему идет названой брат,
	Названой-от брат идет Гурьюшко,
	На ногах несет поршни кабан-зверя,
	На главы несет шелон земли греческой,
	Во руках несет шалыгу подорожную,—
	По весу была шалыга девяносто пуд,—
	Да той же шалыгой подпирается.
	Говорит-то Олёшенька Попович-от:
	«Ты здравствуй, ты мой названой брат,
	Названой ты брат да ведь уж Гурьюшко!
	Ты дай мне-ка поршни кабан-зверя,
	Ты дай мне шолон земли греческой,
	Ты дай мне шалыгу подорожную».
	Наложил Олёша поршни кабан-зверя,
	Наложил Олёша шолон земли греческой,
	В руки взял шалыгу подорожную,
	Пошел-то Олёша пеш дорогою,
	Да этой, шалыгой подпирается.
	Он смотрел собаку во чистом поле,—
	Летает собака по поднебесью,
	Да крылья у коня нонче бумажное.
	Он втапоры, Олёша сын Попович-от,
	Он молится Спасу вседержителю,
	Чудной мати божей Богородице:
	«Уж ты ой еси, Спас да вседержитель наш,
	Чудная есть мать да Богородица!
	Пошли, господь, с неба крупна дожжа,
	Подмочи, господь, крыльё бумажное,
	Опусти, господь, Тугарина на сыру землю».
	Олёшина мольба богу доходна была —
	Послал господь с неба крупна дожжа,
	Подмочилось у Тугарина крыльё бумажное,
	Опустил господь собаку на сыру землю.
	Да едет Тугарин по чисту полю,
	Крычит он, зычит да во всю голову:
	«Да хошь ли, Олёша, я конем стопчу,
	Да хошь ли, Олёша, я копьем сколю,
	Да. хошь ли, Олёша, я живком сглону?»
	На то-де Олёшенька ведь вёрток был,—
	Подвернулся под гриву лошадиную.
	Да смотрит собака по чисту полю,
	Да где-де Олёша нынь стоптан лежит,—
	Да втапоры Олёшенька Попович-от
	Выскакивал из-под гривы лошадиноей,
	Он машот шалыгой подорожною
	По Тугариновой-де по буйной головы,—
	Покатилась голова да с плеч, как пуговица,
	Свалилось трупьё да на сыру землю.
	Да втапоры Олёша сын Попович-от
	Имаёт Тугаринова добра коня,
	Левой-то рукой да он коня держит,
	Правой-то рукой да он трупьё секёт,
	Рассек-то трупьё да по мелку часью,
	Разметал-то трупьё да по чисту полю,
	Поддел-то Тугаринову буйну голову,
	Поддел-то Олёша на востро копье,
	Повез-то ко князю ко Владимиру.
	Привез-то ко гриденке ко светлоей,
	Да сам говорил-де таковы речи:
	«Ты ой есь, Владимир стольно-киевской!
	Буди- нет у тя нынь пивна котла —
	Да вот те Тугаринова буйна голова;
	Буди нет у тя дак пивных больших чаш —
	Дак вот те Тугариновы ясны очи;
	Буди нет у тя да больших блюдищов —
	Дак вот те Тугариновы больши ушища».
	Источник: http://drevne-rus-lit.niv.ru/drevne-rus-lit/sbornik-bylin-putilov/alesha-popovich-i-tugarin.htm

САДКО

А как ведь во славноём в Новеграде А й как был Садке да гуселыцик-от, А й как не было много несчётной золотой казны, А й как только ён ходил по честным пирам, Спотешал как он да купцей, бояр, Веселил как он их на честны́х пирах. А й как тут над Садком топерь да случилося,— Не зовут Садка уж целый день да на почестей пир, А й не зовут как другой день на почестей пир,

А й как третий день не зовут да на почестей пир.

А й как Садку топерь да соскучилось, А й пошел Садке да ко Ильме́нь он ко озеру, А й садился он на синь на горюч камень, А й как начал играть он во гусли во яровчаты, А играл с утра как день топерь до вечера. А й по вечеру́ как по поздному А й волна уж в озере́ как сходилася, А как ведь вода с песком топерь смутилася, А й устрашился Садке топеречку да сидети он,

Одолел как Садка страх топерь великий,

А й пошел вон Садке да от озера, А й пошел Садке как во Новгород. А опять как прошла топерь тёмна ночь, А й опять как на другой день Не зовут Садка да на почестей пир, А другой-то да не зовут его на почестей пир, А й как третий-то день не зовут на почестей пир, А й как опять Садку топерь да соскучилось, А пошел Садке ко Ильмень да он ко озеру,

А й садился он опять на синь да на горюч камень

У Ильмень да он у озера, А й как начал играть он опять во гусли во яровчаты, А играл уж как с утра день до вечера. А й как по вечеру опять как по поздному А й волна уж как в озере сходилася, А й как вода с песком топерь смутилася, А й устрашился опять Садке да Новгородский, Одолел Садка уж как страх топерь великий. А как пошел опять как от Ильмень да от озера,

А как он пошел во свой да он во Новгород.

А й как тут опять над ним да случилося, Не зовут Садка опять да на почестен пир, А й как тут опять другой день не зовут Садка да на почестен пир, А й как третий день не зовут Садка да на почестен пир. А й опять Садку топерь да соскучилось, А й пошел Садке ко Ильмень да ко озеру, А й как он садился на синь горюч камень да об озеро, А й как начал играть во гусли во яровчаты, А й как ведь опять играл он с утра до вечера,

А волна уж как в озере сходилася,

А вода ли с песком да смутилася. А тут осмелился как Садке да Новгородский А сидеть играть как он об озеро. А й как тут вышел царь водяной топерь со озера, А й как сам говорит царь водяной да таковы слова: «Благодарим-ка, Садке да Новгородский! А спотешил нас топерь да ты во озере, А у мня было да как во озере, А й как у мня столованье да почестен пир,

А й как всех развеселил у мня да на честном пиру

А й любезныих да гостей моих. А й как я не знаю топерь, Садка тебя да чем пожаловать. А ступай, Садке, топеря да во свой во Новгород,— А й как завтра позовут тебя да на почестен пир, А й как будет у купца столованьё — почестен пир, А й как много будет купцей на пиру, много новгородскиих, А й как будут все на пиру да напиватися, Будут все на пиру да наедатися, А й как будут все похвальбами теперь да похвалятися.

А й кто чим будет топерь да хвастати,

А й кто чим будет топерь да похвалятися,— А иной как будет хвастати да несчётной золотой казной, А как иной будет хвастать добрым конем, Иной буде хвастать силой-удачей молодецкою, А иной буде хвастать молодый молодечеством, А как умной-разумной да буде хвастати Старым батюшкой, старой матушкой, А й безумный дурак да буде хвастати А й своей он как молодой женой.

А ты, Садке, да похвастай-ка:

«А я знаю, что во Ильмень да во озере А что есте рыба-то перья золотые ведь». А как будут купцы да богатые А с тобой да будут споровать, А что нету рыбы такою ведь, А что топерь да золотыи ведь,— А ты с нима бей о залог топерь великий, Залагай свою буйную да голову, А как с них выряжай топерь

А как лавки во ряду да во гостиноём

С дорогима да товарамы. А потом свяжите невод да ше́лковой, Приезжайте вы ловить да во Ильмень во озеро, А закиньте три тони́ во Ильмень да во озере, А я в кажну тоню дам топерь по рыбины Уж как перья золотые ведь. А й получишь лавки во ряду да во гостиноём С дорогима ведь товарамы, А й потом будешь ты купец Садке как новгородский,

А купец будешь богатый».

А й пошел Садке во свой да как во Новгород. А и как ведь да на другой день А как по́звали Садка да на почестей пир А й к купцу да богатому. А й как тут да много сбиралося А й к купцу да на почестей пир А купцей как богатыих новгородскиих. А й как все топерь на пиру напивалися, А й как все на пиру да наедалися,

А й похвальбами все похвалялися.

А кто чем уж как теперь да хвастает, А кто чем на пиру да похваляется: А и́ной хвастае как несчётной золотой казной, А иной хвастае да добрым конём, А иной хвастае силой-удачей молодецкою, А й как умной топерь уж как хвастает А й старым батюшком, старой матушкой, А й безумной дурак уж как хвастает, А й как хвастае да как своей молодой женой.

А сидит Садке как ничим да он не хвастает,

А сидит Садке как ничим он не похваляется. А й как тут сидят купцы богатые новгородские, А й как говорят Садку таковы слова: «А что же, Садке, сидишь, ничим же ты не хвастаешь, Что ничим, Садке, да ты не похваляешься?» А й говорит Садке таковы слова: «Ай же вы купцы богатые новгородские! А й как чим мне, Садку, топерь хвастати, А как чем-то Садку похвалятися?

А нету у мня много несчётной золотой казны,

А нету у мня как прекрасной молодой жены; А как мне, Садку, только есть одным да мне похвастати — Во Ильмень да как во озере А есте рыба как перья золотые ведь». А й как тут купцы богатые новгородские А й начали с ним да оны споровать, Во Ильмень да что во озере А нету рыбы такою что, Чтобы были перья золотые ведь.

А й как говорил Садке Новгородский:

«Дак заложу я свою буйную головушку,— Боле заложить да у мня нечего». А оны говоря: «Мы заложим в ряду да во гостиноём Шесть купцей, шесть богатыих». А залагали ведь как по лавочке С дорогима да с товарамы. А й тут после этого а связали невод шелковой, А й поехали ловить как в Ильмень да как в озеро,

А й закидывали тоню во Ильмень да ведь во озере,

А рыбу уж как добыли перья золотые ведь; А й закинули другу тоню во Ильмень да ведь во озере, А й как добыли другую рыбину перья золотые ведь; А й закинули третью тоню во Ильмень да ведь во озере, А й как добыли уж как рыбинку перья золотые ведь. А топерь как купцы да новгородские богатые А й как видят — делать да нечего, А й как вышло правильнё, как говорил Садке да Новгородский, А й как отперлись ёны да от лавочок

А в ряду да во гостиноём,

А й с дорогима ведь с товарамы. А й как тут получил Садке да Новгородский А й в ряду во гостиноём А шесть уж как лавочок с дорогима он товарамы, А й записался Садке в купцы да в новгородские, А й как стал топерь Садке купец богатый. А как стал торговать Садке да топеречку В своем да он во городе, А й как стал ездить Садке торговать да по всем местам,

А й по прочим городам да он по дальниим,

А й как стал получать барыши да он великие. А й как тут да после этого А женился как Садке-купец новгородский богатый, А еще как Садке после этого А й как выстроил он палаты белокаменны, А й как сделал Садке да в своих он палатушках, А й как обделал в теремах всё да по-небесному: А й как на небе пекет да красное уж солнышко — В теремах у его пекет да красно солнышко;

А й как на небе светит млад да светел месяц —

У его в теремах да млад светёл месяц; А й как на небе пекут да звезды частые — А у его в теремах пекут да звезды частые. А й как всем изукрасил Садке свои палаты белокаменны. А й топерь как ведь после этого А й сбирал Садке столованьё да почестей пир, А й как всех своих купцей богатыих новгородскиих, А й как всех-то господ он своих новгородскиих, А й как он еще настоятелей своих да новгородскиих,—

А й как были настоятели новгородские,

А й Лука Зиновьев ведь да Фома да Назарьев ведь; А еще как сбирал-то он всих мужиков новгородскиих. А й как повел Садке столованьё — почестей пир богатый, А топерь как все у Садка на честно́м пиру, А й как все у Садка да напивалися, А й как все у Садка топерь да наедалися, А й похвальбами-то все да похвалялися,— А й кто чим на пиру уж как хвастает, А й кто чем на пиру похваляется:

А иной как хвастае несчётной золотой казной,

А иной хвастае как добрым конем, А иной хваста силой могучею богатырскою, А иной хвастае славным отечеством, А иной хвастат молодым да молодечеством; А как умной-разумной как хвастает Старым батюшкой да старой матушкой, А й безумный дурак уж как хвастает А й своей да молодой женой. А й как ведь Садке по палатушкам он похаживат,

А й Садке ли-то сам да выговариват:

«Ай же вы купцы новгородские вы богатые, Ай же все господа новгородские, Ай же все настоятели новгородские, Мужики как вы да новгородские! А у меня как вси вы на честном пиру, А вси вы у мня как пьяны, веселы, А как вси на пиру напивалися, А й как все на пиру да наедалися, А й похвальбами все вы похвалялися.

А й кто чим у вас топерь хвастае:

А иной хвастае как былицею, А иной хвастае у вас да небылицею. А как чем буде мне, Садку, топерь похвастати? А й у мня, у Садка Новгородского, А золота у мня топерь не тощится, А цветное платьице у мня топерь не дёржится, А й дружинушка хоробрая не изменяется; А столько мне, Садку, буде́ похвастати А й своёй мне несчётной золотой казной,—

А й на свою я несчётну золоту казну

А й повыкуплю я как все товары новгородские, А как все худы товары я, добрые: А что не буде боле товаров в продаже во городе». А й как ставали тут настоятели ведь новгородские, А й Фома да Назарьев ведь, А Лука да Зиновьев ведь, А й как тут ставали да на резвы ноги, А й как говорили самы ведь да таковы слова: «Ай же ты Садке-купец богатый новгородский!

А о чем ли о многом бьешь с намы о велик заклад,—

Ежели выкупишь товары новгородские, А й худы товары все, добрые, Чтобы не было в продаже товаров да во городе?» А й говорил Садке им наместо таковы слова: «Ай же вы настоятели новгородские! А сколько угодно у мня хватит заложить бессчётной золотой казны». А й говоря настоятели наместо новгородские: «Ай же ты Садке да Новгородский! А хошь — ударь с намы ты о тридцати о тысячах!»

А ударил Садке о тридцати да ведь о тысячах

А й как все со честного пиру разъезжалися, А й как все со честного пиру разбиралися А й как по своим домам, по своим местам. А й как тут Садке-купец богатый новгородскиий, А й как он на другой день вставал по утру да по ранному, А й как ведь будил он свою ведь дружинушку хоробрую, А и давал как он да дружинушке А й как долюби он бессчётный золоты казны, А как спущал он по улицам торговыим,

2б0

А й как сам прямо шел во гостиной ряд,—

А й как тут повыкупил он товары новгородские, А й худы товары все, добрые. А й ставал как на дру́гой день Садке-купец богатый новгородскиий, А й как он будил дружинушку хоробрую, А й давал уж как долюби бессчётный золоты казны, А й как сам прямо шел во гостиной ряд,— А й как тут много товаров принавезено, А й как много товаров принаполнено

А й на ту на славу великую новгородскую.

Он повыкупил еще товары новгородские, А й худы товары все, добрые. А й на третий день ставал Садке-купец богатый новгородскиий, А й будил как он да дружинушку хоробрую, А й давал уж как долюби дружинушке А й как много несчётной золотой казны, А й как распущал он дружинушку по улицам торговыим, А и как сам он прямо шел да во гостиной ряд,— А й как тут на славу великую новгородскую

А й подоспели как товары ведь московские,

А й как тут принаполнился как гостиной ряд А й дорогима товарамы ведь московскима. А й как тут Садке топерь да пораздумался: «А й как я повыкуплю еще товары все московские,— А й на тую на славу великую новгородскую А й подоспеют ведь как товары заморские, А й как ведь топерь уж как мне, Садку, А й не выкупить как товаров ведь Со всего да со бела свету.

А й как лучше пусть не я да богатее,

А Садке-купец да новгородскиий,— А й как пусть побогатее меня славный Новгород, Что не мог не я да повыкупить А й товаров новгородскиих, Чтобы не было продажи да во городе. А лучше отдам я денежок тридцать тысячей, Залог свой великиий». А отдавал уж как денежок тридцать тысячей, Отпирался от залогу да великого.

А потом как построил тридцать ка́раблей,

Тридцать караблей, тридцать че́рныих, А й как ведь свалил он товары новгородские А й на черные на карабли, А и поехал торговать купец богатый новгородскиий А й как на своих на черных на караблях. А поехал он да по Волхову, А й со Волхова он во Ладожско, А со Ладожского выплывал да во Неву-реку, А й как со Невы-реки как выехал на синё морё.

А й как ехал он по синю́ морю,

А й как тут воротил он в Золоту Орду. А й как там продавал он товары да ведь новгородские, А й получал он барыши топерь великие, А й как насыпал он бочки ведь сороковки ты А й как красного золота, А й насыпал он много бочек да чистого серебра, А еще насыпал он много бочек мелкого он, крупногоскатнего жемчугу. А как потом поехал он с-за Золотой Орды, А й как выехал топеречку опять да на синё море́,—

А й как на синем море устоялися да черны карабли,

А й как волной-то бьет и паруса-то рвет, А й как ломат черны карабли, А все с места нейдут черны карабли. А й воспроговорил Садке-купец богатый новгородскиий А й ко своей он дружинушке хоробрый: «Ай же ты дружина хоробрая! А й как сколько ни по морю ездили,— А мы Морскому царю дани да не плачивали, А топерь-то дани требует Морской-то царь в синё море́».

А й тут говорил Садке-купец богатый новгородскиий:

«Ай же ты дружина хоробрая! А й возьмите-тко вы мечи-тко в синё море А й как бочку-сороковку красного золота». А й как тут дружинушка да хоробрая А й как брали бочку-сороковку красного золота, А метали бочку в синё море,— А й как все волной-то бьет, паруса-то рвет, А й ломат черны карабли да на синём мори, Всё нейдут с места карабли да на синём мори.

А й опять воспроговорил Садке-купец богатый новгородскиий

А й своей как дружинушке хоробрый: «А й же ты дружинушка моя ты хоробрая! А видно, мало этой дани царю Морскому в синё морё. А й возьмите-тко, вы мечи-тко в синё морё А й как дру́гую ведь бочку — чистого серебра». А й как тут дружинушка хоробрая А кидали как другую бочку в синё морё А как чистого да серебра,— А й как все волной-то бьет, паруса-то рвет,

А й ломат черны карабли да на синём мори,

А всё нейдут с места карабли да на синём мори. А й как тут говорил Садке-купец богатый новгородскиий А й как своёй он дружинушке хоробрый: «Ай же ты дружина хоробрая! А видно, этой мало как дани в синё море. А берите-тко третью бочку — да крупного, мелкого скатнего жемчугу, А кидайте-тко бочку в синё море». А как тут дружина хоробрая А й как брали бочку крупного, мелкого скатнего жемчугу,

А кидали бочку в синё морё,—

А й как все на синём мори стоят да черны карабли ,А волной-то бьет, паруса-то рвет А й как все ломат черны карабли, А й все с места нейдут да черны карабли. А й как тут говорил Садке-купец богатый новгородскиий А своёй как дружинушке он хоробрый: «А й же ты любезная как дружинушка да хоробрая! А видно, Морской-то царь требуе как живой головы у нас в синё морё. Ай же ты дружина хоробрая

А й возьмите-тко уж как делайте

А й да жеребья да себе волжаны А й как всяк свои и́мена вы пишите на же́ребьи, А спущайте жеребья на синё море; А я сделаю себе-то я жеребей на красное-то на золото. А й как спустим жеребья топерь мы на синё морё, А й как чей у нас жеребей топерь да ко дну пойдет, А тому идти как у нас да в синё морё». А у всёй как дружины хоробрый А й жеребья топерь гоголём пловут,

А й у Садка-купца, гостя богатого, да ключом на дно.

А й говорил Садке таковы слова: «А й как эты жеребьи есть неправильни. А й вы сделайте жеребьи как на красное да золото, А я сделаю жеребей да дубовый, А й как вы пишите всяк свои имена да на жеребьи, А й спущайте-тко жеребьи на синё морё. А й как чей у нас жеребей да ко дну пойдет, А тому как у нас идти да в синё морё». А й как вся тут дружинушка хоробрая

А й спущали жеребья на синё морё.

А й у всей как у дружинушки хоробрый А й как все жеребья как топерь да гоголём пловут, А Садков как жеребей да топерь ключом на дно. А й опять говорил Садке да таковы слова: «А й как эты жеребьи есть неправильни. Ай же ты дружина хоробрая! А й как делайте вы как жеребьи дубовые, А й как сделаю я жеребей липово