ЧАСТЬ I 1 страница

Земли в небе. Что они близки… Что они неподвижны.

Я принимаю за основу, что все сущее бесконечно повторяется и что все, что когда-либо было, с небольшими отличиями повторится снова.

Последняя четверть XV века — земли на западе!

Первая четверть XX века — нас ждут открытия.

Данные будут. Их будет много. Помимо этой книги, имеются сотни других фактов, не публиковавшихся или оставленных в резерве, но независимо от этого я принимаю за основу, что все существование есть цепь приливов и отливов, так что периоды распространения сменяются периодами отступления; что лишь немногие из людей способны мыслить широко в узкие времена, но что пределы, поставленные людьми, не способны подавить распространение мысли и жизни, предприимчивости и овладения новым во времена широкие — и потому открытие неизвестных земель за пустым горизонтом после 1492 года не может в ходе развития остаться единственным опровержением кажущейся пустоты — что дух, или воодушевление, или потребности и мотивы XV столетия проявляются снова и с тем же результатом…

Послевоенное время, как и в 1492 году, потребность в новом устройстве, умножающееся и беспокойное население; бунты против ограничений, нестерпимые строгости, препятствующие эмиграции. Молодежи больше не предлагают, да она и сама не ощущает к тому склонности, двигаться на запад. Но куда-то двигаться необходимо. Если на плоскости двигаться некуда, можно открыть новое измерение. Многие, не занимавшиеся сами этим вопросом, полагают, что оба полюса этой земли уже открыты. Слишком много пишут в газетах о женщинах, которые со всеми удобствами отправляются в «Черную Африку», к эскимосам или в Гренландию. Должен найтись выход, или случится взрыв…

Выход, и вызов, и возможность…

Небесный Сан-Сальвадор — Плимут-Рок, висящий в небе Сербии — неведомый берег, с которого штормы выносят таинственные предметы к берегам Англии, в Бирмингем.

Или умственное оледенение, или умирание заглушит их порывы, или цензурная стужа задушит наши жизни, которые, без греха, представляют собой неподвижную материю. Их идеал — смерть или приближение к смерти, и они оттаивают порой лишь настолько, чтобы образовать однообразные декоративные сосульки — от которых не будет спасения, если для живых, грешных и предприимчивых не найдется нового Сан-Сальвадора или преображенного Плимут-Рока, берегов небесных континентов.

Но всякому осознанию наших потребностей и всем воинствам, полкам и дивизиям фактов противостоит не ортодоксия прежних пуритан, но научное пуританство, с его строжайшей, обездушенной, засохшей или вымороженной ортодоксией.

Острова в пространстве — см. «Scientific American», сообщения в «Reports of the British Association for the Advent of Science», «Nature» и т. д. — за редкими исключениями мы черпаем данные из чрезвычайно почтенных источников. Что до их истолкования, я сам отношусь к нему скорее как к пробному и предположительному — стимулирующему. Острова в пространстве, потоки и океаны супергеографии.

Оставайтесь и задушите свою спасенную душу — или берите курс на сияющую звезду и гребите к Ригелю или Бетельгейзе. Если вы не можете допустить, что за пределами этой земли существуют реки и океаны, оставайтесь и берите билет на следующий по расписанию надежный пароход, где вам подадут отлично приготовленный обед и обо всем позаботятся, — или поднимитесь однажды на борт того корабля, что видели 19 августа 1887 года над Марселем, и отчаливайте на нем к Луне, жалея об оставшихся и обходя водовороты неизведанных течений.

Рядом с нами существуют — или не существуют — города, населенные чужими существами. Их отражения видели — или не видели — в небе над Швецией и Аляской. Как вам будет угодно. Допустимо или так смехотворно, что и думать об этом не стоит — мы приводим факты о стайках живых существ, замеченных в небе; а также о воинственных существах — о чудовищах, которые живут в небе и умирают в небе, заливая эту землю потоками своей красной жизнетворной влаги; — о кораблях из иных миров, на глазах миллионов жителей этой земли исследовавших, ночь за ночью, небо Франции, Англии, Новой Англии и Канады; — о сигналах с Луны, которая, по некоторым признакам, не дальше от земли, нежели Нью-Йорк от Лондона; — о событиях, четко зафиксированных и часто подтвержденных множеством свидетелей — и отвергнутых оппозицией…

Научное жречество…

«Да не дерзнет!» — окаменевшая мораль учебников.

Новые, и новые, и новые данные о новых, не далеких от нас, землях. Я даю почву для новых ожиданий, и новых надежд, и новых разочарований, и новых побед и трагедий. Я протягиваю руку, чтобы указать в небо, — думаю, кое-кто из власть имущих готов надеть на меня наручники — властная сила, склонная заключить все подобные мысли в тюрьму со стенами из догм. Она связывает любую широкую мысль цепями из формул.

Но в небе слышны звуки. Их слышат, и невозможно уничтожить все отчеты о них. Их слышат. В их повторах, сериях и интервалах мы узнаем речь, которую, быть может, способны понять. Облачные столбы, окрашенные закатом в разные цвета, дрожат под обстрелом иных миров, как струны космической арфы, и я уверен, что жужжание навязчивых насекомых не сможет вечно заглушать их призывное эхо. Слова светятся на темной стороне Луны; светящиеся возгласы дрожат в лунном кратере Коперник; красноречиво сияют звездочки в Аристархе; свет и тень переливаются звуками гимна в Линнее; безумная светящаяся музыка в Платоне…

Но ни звуков, слышащихся в небе, ни падающих с неба предметов, ничего, чему «быть не должно», мы не сможем сколько-нибудь свободно исследовать, пока не отыщем инкубов, которые доселе душили даже робкие предположения.

Я начинаю поиски. Все желающие могут искать со мной вместе. Корабль из иного мира плывет, или не плывет, в небе этой земли. Так говорят показания сотен тысяч свидетелей, если до сих пор воздухоплавание на этой земле мало развито, тут есть, о чем подумать, — но само событие и все, с ним связанное, удушается. Никому не позволено внимательно рассматривать эти данные, поскольку невнимание поощряется и поддерживается учеными, утверждающими, что не существует иных физических тел, кроме планет, расположенных в миллионах миль от нас, — на расстоянии, не преодолимом, вероятно, ни для какого корабля. Я бы с удовольствием начал бомбардировку сведениями о маленьких черных камнях, которые раз за разом с интервалом в одиннадцать лет падают из одной фиксированной точки в небе на Бирмингем, но пока эти данные пропадут впустую. Для них нужна подготовка. Пока каждый скажет, что в небе нет никаких неподвижных точек Почему нет? Потому что так говорят астрономы.

Но здесь подразумевается еще кое-что. Подразумевается, что наука астрономия представляет все самое точное, самое выверенное, надежное, почти религиозное в области человеческой мысли и потому является высшим авторитетом.

Всякий, кто, исследуя этот предмет, прошел то же, что и я, усомнится в основаниях и сущности астрономической науки. Жалкая, хотя временами забавная, путаница мыслей, найденная мною в этой области, заставляет меня задать иной вопрос: есть ли в ней хоть какое-то достоинство или хотя бы порядочность?

Вокруг наших фактов кольцами обвились призрачные догмы, распустившие хвосты в пустоте.

Змеи псевдомышления душат историю.

Они визжат движению вперед: «Не смей!»

Новые земли — и ужасы и свет, взрывы и музыка; стаи адских псов и воинства ангелов. Но это — «земли обетованные», и на пути к ним предстоят странствия по пустыне. Перед нами долгий путь через пустоши параллаксов, спектрограмм и триангуляции. Может быть, мы изнеможем в пустыне астрономических определений, но посмотрим…

Если с блеклых академических небес прольется дождь натяжек, глупостей и фальсификаций, они станут для нашего злорадства манной небесной. Или холодные доказательства будут согреты нашими веселыми насмешками над очаровательным мелким враньем — цветы и плоды нежданного оазиса.

Утесы, о которые ударяется наша подозрительность, — и ключи откровений, пенящиеся новыми следствиями.

Тираны, драконы, гиганты — и, если все они повергнуты искусством и мощью героя, с триумфом повествующего о собственных победах…

Я слышу тройной вопль неведомой доселе чудовищной твари у самого края пустыни.

Предсказания! Подтвердились! Новое доказательство! Третье подтверждение предсказания!

Трижды, вопреки своей давно установленной трезвости, «Journal of the Franklin Institute» № 106 и 107 испускает восторженный астрономический вопль. Пусть бы себе восхищался и радовался, и не наше бы дело, в сущности, нам приятно, если все и каждый счастливы, но вот из этого тройного песнопения профессора Плини Чейза мы выводим свое мнение, что, поскольку речь идет о методах и стратегии, между астрономией и астрологией не замечается особенной разницы, и обе представляют собой пережиток темных веков. Лорд Бэкон указал, что астрологи выжимали свой престиж и доходы тем, что, стреляя по мишеням, не замечали промахов и шумно оповещали о попаданиях. Когда в августе 1878 года профессор Свифт и профессор Уотсон сообщили, что во время солнечного затмения наблюдали две светящиеся точки, возможно, являющиеся планетами, расположенными между Меркурием и Солнцем, профессор Чейз объявил, что пять лет назад сделал предсказание, подтвержденное расположением этих тел. Три раза, заглавными буквами, он провизжал или объявил — это зависит от чувствительности или предрасположенности слушателя, — что «новые планеты» расположены точно в предсказанных им точках. Профессор Чейз писал, что до него были известны два великих примера подтвердившихся астрономических расчетов: открытие Нептуна и открытие пояса астероидов — весьма двусмысленно выраженное заявление. Если на основании математических или каких-либо иных твердых принципов когда-либо были сделаны великие, или малые, астрономические открытия, мы должны быть унижены в своей заявленной ранее позиции или обнаружить свою безответственность и обесценить все, сказанное далее: что наши данные подавляются тиранией ложных заявлений; что все астрономические открытия были основаны на наблюдении или случайны.

В «The Story of the Heaven» сэр Роберт Болл выражает мнение, что открытие Нептуна является несравненным триумфом в анналах науки. Он потрясен: великий астроном Леверье проводит месяцы, углубившись в размышления; драматический миг — Леверье отрывается от своих вычислений и тычет пальцем в небо — ура! найдена новая планета!

Я не столько стремлюсь растерзать единственную ошибку или заблуждение, сколько показать типичные средства, которыми держится наука астрономия.

Согласно Леверье, за орбитой Урана существовала планета; по мнению Хансена, их было две; по Айри — «сомнительно, что существует хотя бы одна».

Одна планета была обнаружена — так вычислил Леверье в своих глубочайших размышлениях. Предположим, их нашлось бы две — подтверждение блестящих расчетов Хансена. Ни одной — мнение великого астронома сэра Джорджа Айри.

Леверье вычислил, что гипотетическая планета расположена в 35–37,9 раз дальше от Солнца, чем Земля. Новая планета обнаружена на расстоянии в 30 земных от Солнца. Ошибка столь велика, что астрономы Соединенных Штатов отказались признать, что Нептун обнаружен посредством вычислений: см. подобные публикации в «American Journal of Science» того времени. 29 августа 1849 года доктор Бабине прочел во Французской Академии доклад, в котором показал, что на основании трехлетних наблюдений период обращения Нептуна вокруг Солнца должен составлять 165 лет. Вычисленный Леверье период составлял от 207 до 233 лет. Одновременно в Англии провел вычисления Адаме. 2 сентября 1846 года, после месячной работы по регистрации звезд в указанной Адамсом области, профессор Чаллис пишет сэру Джорджу Айри, что эта работа займет еще три месяца. Столь обширную область указал Адаме.

Открытие астероидов, или, как не слишком аккуратно выразился профессор Чейз, открытие «пояса астероидов, выведенное из закона Боде»: мы выясняем, что барон фон Зах составил общество двадцати четырех астрономов для поиска, в соответствии с «законом Боде», планеты — а не группы планет и не «пояса астероидов» — между Юпитером и Марсом. Астрономы распределили между собой зодиак на двадцать четыре зоны, по одной на каждого. Они стали искать. Они нашли не один астероид. Их теперь известно семь или восемь сотен.

«Philosophical Magazine» (12–62):

Что Пьяцци, открыватель первого астероида, не искал гипотетическое небесное тело на основании закона Боде, а занимался собственными исследованиями, регистрируя звезды в созвездии Тельца в ночь на 1 января 1801 года. Он заметил светящуюся точку, которая, как ему показалось, двигалась, и, поскольку у него и в мыслях не было астероидов и блестящих расчетов, объявил, что обнаружил комету.

В качестве образчика искусства, с каким некоторые современные астрономы пересказывают эту историю, см. «The Story of the Heaven» сэра Роберта Болла.

Об организации астрономов Лилиенталя — и ни намека, что Пьяцци принадлежал к ней: «Поиски малой планеты вскоре были вознаграждены успехом, который сделал первый день XIX века памятным днем в астрономии». Болл пишет, что Пьяцци регистрировал звезды, и намекает, что Пьяцци таким образом пытался дедуктивно обнаружить астероид, чего вскоре и добился, между тем как Пьяцци и слыхом не слыхивал ни о каких поисках и даже не узнал астероид, когда его увидел. «Этот прилежный и опытный астроном составил сложную систему исследования неба, тщательно разработанную для выделения планеты среди бесчисленных звезд… и наконец был вознагражден за утомительный труд».

Для профессора Чейза эти два примера — не просто открытия, но открытия, сделанные посредством вычислений, и потому он полагает, что тоже может добиться триумфа посредством расчетов… подтверждение которых зависит от точности профессора Свифта и профессора Уотсона, отметивших положения наблюдавшихся ими тел…

«Sidereal Messenger» (6–84):

Профессор Колберт, директор обсерватории Дедборна, глава общества, в котором состоит профессор Свифт, говорит, что наблюдения Свифта и Уотсона согласуются, поскольку Свифт согласовал свои наблюдения с наблюдениями Уотсона. Обвинение состоит не в том, что Свифт сделал ложное объявление об открытии двух неизвестных небесных тел, но в том, что точное определение их положения появилось после публикации данных Уотсона.

«Popular Astronomy» (7–13):

Профессор Асаф Колл пишет, что через несколько дней после затмения профессор Уотсон говорил ему, что видел «светящееся тело рядом с Солнцем» и что о наблюдении двух светящихся тел заговорил только после сообщения Свифта.

Профессор Чейз, примостившись на двух ошибках, прокаркал собственное ложное предсказание. Неизвестные тела, на вычисленной им орбите или на иной, больше ни разу не наблюдались.

Так что у нас складываегся впечатление, что полчища астрономов вычисляют и сходят с ума от вычислений, вычисляют, вычисляют, вычисляют, и если кто-то из них попадает в точку, отстоящую на 600 000 000 миль (по общепринятой системе измерений) от обнаруженного тела, он — Леверье и попадает в учебники; а остальные оказываются профессорами Чейзами, и учебники о них молчат.

У большинства из нас символ бесконечных расчетов смиряет независимое мышление, превращая его в доверчивость, подкрепленную каплями крови, сочащимися из статуи.

В зыбкости и противоречиях обыденной жизни так приятно найти опору в окончательном решении, будь то в религиозном или математическом смысле. Так что, если видимая точность астрономии оказывается или бессовестно, или беспечно и смехотворно основана на подстановках, в которых обвиняются Свифт и Уотсон; и если престиж астрономии держится только на заглавных буквах и восклицательных знаках или на выпячивании одного Леверье против сотен незаметных Чейзов, стоит ли нам об этом знать, если те из нас, кому, в религиозном смысле, не на что опереться, лишатся даже последней видимости опоры, видимости существования хоть в чем-то точности и состоятельности?..

Впрочем… если в небе есть новые страны и существа из чужих миров посещают нашу землю, тогда ради этого великого открытия стоит вымести мусор, нанесенный в нашу эпоху.

Мы не слишком церемонились с неверными триумфами человечества, и теперь, достигнув высшей точки, кажется, пора бы остановиться; но остался еще один «триумф», и я не могу позволить, чтобы нас обвинили в недоработке, а то и еще в чем-нибудь…

Открытие Урана. Мы упоминаем это событие, вызывающее экстаз у авторов учебников, потому что планета Уран развивает эффект «триумфа Плутона». Ричард Проктор доказывает, что это открытие не было случайным — см. «Old and New Astronomy». «Philosophical Transactions», (71–492) — доклад Гершеля «Сообщение о комете, открытой 13 марта 1781 года». Прошел год, а ни один астроном в мире так и не узнал новой планеты: только потом Лекселл обнаружил, что предполагаемая комета — на самом деле планета.

Капли крови, сочащиеся из идолов паразитического культа.

Параболы, кровоточащие уравнениями.

В дальнейшем мы разовьем представление, что астрономы могут пытаться выжать кровь из статуи с тем же успехом, как выводить заключения из символов, потому что прикладная математика имеет к взаимодействию планет не больше отношения, чем статуи святых. Если принять отрицание расчетов в гравитационной астрономии, астрономы лишатся своего воображаемого бога: они превратятся в жрецов без божества, и цветы их высокомерия увянут. Начнем с едва ли не простейшей задачи небесной механики, а именно — с формулировки взаимодействия Солнца, Луны и Земли. Может ли высшая математика, окончательная, священная математика решить эту простенькую задачу так называемой математической астрономии?

Не может.

Время от времени кто-нибудь объявляет, что он разрешил Задачу Трех Тел, но решение всегда оказывается неполным или приблизительным, основанным на демонстрации, переполненным абстракциями и игнорирующим положение тел в пространстве. Снова и снова мы обнаруживаем, что достижения основываются на пустоте: сложнейшие здания, лишенные фундамента. Вот мы узнаем, что астрономы не умеют вывести формулу взаимодействия трех тел в пространстве, однако вычисляют и публикуют якобы формулы планет, взаимодействующих с тысячами небесных тел. Они объясняют. На наш взгляд, это самое неизменное занятие астрономов: объяснять, объяснять и объяснять. Астрономы объясняют, что хотя, строго говоря, определить взаимное влияние трех планет не удается, но влияние Солнца настолько преобладает, что прочими эффектами можно пренебречь.

До открытия Урана не существовало способа испытать чудеса астромагов. Они заявляли, что формулы работают, а непосвященные при упоминании формул приходили в ужас. Но вот Уран был открыт, и магов призвали, дабы вычислить его орбиту. Они вычисляли, и, если Уран двигался по постоянной орбите, я не вижу, почему бы астрономам или школьникам не справиться с такой просгой задачей.

Они вычисляли орбиту Урана.

Он двигался по другой.

Они объясняли. Снова вычисляли. Продолжали вычислять и объяснять, год за годом, а планета Уран все уходила куда-то не туда. Тогда они порешили, что на Уран влияет мощная внешняя сила — поскольку на таком расстоянии влияние Солнца менее заметно, — но в этом случае взаимовлиянием Урана и Сатурна уже труднее пренебречь, — пока сложности множества взаимодействий не затемнили окончательно всю блестящую систему. Палеоастрономы вычисляли и больше пятидесяти лет указывали пальцами в разные точки неба. В конце концов двое, согласившись, что за Ураном прячется что-то еще, указали область, по общепринятому мнению, лежащую в шестистах миллионах миль от Нептуна, и теперь благочестиво, если не нагло, утверждают, что открытие Нептуна не было случайностью…

Что доказательство неслучайности — в возможности повторения…

Что всякому, не отличающему гиперболы от косинуса, по силам выяснить, не следуют ли астрономы за тучей чепухи днем и за колонной ерунды — ночью…

Если посредством математической магии любой астроном мог указать положение Нептуна, пусть он укажет планету, следующую за Нептуном. По тем же признакам, которые указывали на существование планеты за Ураном, можно предположить существование Трансплутона. Нептун проявляет отклонения, подобные отклонениям Нептуна. Профессор Тодд утверждает существование такой планеты и считает, что она обращается вокруг Солнца с периодом 375 лет. По профессору Форбсу их две: одна с периодом 1000 лет, а вторая — 5000 лет. См. «A century's Progress in Astronomy» Макферсона. По словам доктора Эрика Дулитла, она существует и имеет период обращения 283 года «Scientific American» (122–641). По мистеру Хиндсу ее период — 1600 лет «Smithson. Miscellaneous Collections» (20–20).

Итак, мы кое-что обнаружили, и относительно давления, которое ощущается со стороны нашей оппозиции, это обнадеживает. Но в то же время и огорчает. Поскольку, если в этом нашем существовании астрономия обладает высшим престижем и если ее прославленные достижения оказываются составленными из мыльных пузырей, чего же тогда стоят менее прославленные и знаменитые?

Пусть три тела взаимодействуют. Не существует формулы, по которой можно определить их взаимодействие. Но в Солнечной системе происходят тысячи взаимодействий — то есть в предполагаемой солнечной системе, — и мы выяснили, что высший престиж нашего существования выстроен на путаных уверениях, будто бы существуют волшебники, способные разобраться в тысячах явлений, хотя на деле не способны рассчитать трех.

Тогда все прочие так называемые триумфы человечества или его скромные успехи, достигнутые чьими-то рассуждениями и трудами, — что они, если выше их всех, более академичны, строги, правильны и точны методы астрономов? Что приходится думать обо всем нашем существовании, его природе и будущем?

Что наше существование, нечто внутри Солнечной системы, или предполагаемой солнечной системы, — жалкое существо, мыкающееся в пространстве здоровых толковых систем, со своим запятнанным Солнцем, бледной Луной, с изувеченными наукой цивилизациями — небесный прокаженный, загнанный в угол мироздания, куда милосердные сисгемы бросают золотые кометы милостыни? Если мы прокаженные, как, кажегся, указывают наши находки, — какой смысл нам двигаться вперед? Мы не способны открывать; мы можем только проявлять новые симптомы. Если я составляю часть такой увечной системы — все мои рассуждения основаны на единственном, что мне известно: язвах, болезнях и лохмотьях; мои факты окажутся воспалением, мои истолкования — лихорадочным бредом…

Южные плантации и курчавые головы негров, уткнувшиеся в землю — визг на севере и круглые белые лица, задранные к небу, — огненные шары в небе — этюд в черном, белом и золотом на фоне одного великого сияния. В ночь с 13 на 14 ноября 1833 года имело место самое зрелищное небесное явление XIX века: шесть часов с неба рвались огненные метеоры, и их можно было видеть на всем атлантическом побережье Соединенных Штатов. Надо полагать, астрономы не уткнулись лицом в землю и, вероятно, они не визжали, но равнодушными не остались. У них зудело: надо срочно выводить формулу Стоит астроному услышать о чем-то новом и несомненном в небе, как у него вся кожа чешется от рвущихся наружу уравнений. У него в голове мечутся символы. Его преследует мания: останавливать автомобили, поезда и велосипеды, чтобы их обмерить; гоняться с линейкой за воробьями, мухами и прохожими. Это называется научным подходом, но с тем же успехом можно назвать мономанией. По-видимому, профессор Олмстед испытывал самый мучительный зуд. Он первый вывел формулу. Он «доказал», что эти метеоры, известные как Леониды, облетают вокруг Солнца за шесть месяцев. Они не вернулись.

Тогда профессор Ньютон «доказал», что «истинный» период составляет тридцать три с четвертью года. Но вывод этот был сделан эмпирически, а это не божественно и даже не аристократично, а кто-то должен был проделать это рационально, или математически, потому что если такие явления не объясняются математически в терминах гравитации, то астрономы оказываются в стесненных обстоятельствах. Это сделал доктор Адаме, который, вдохновленный своим успехом, когда он попал пальцем в небо очень далеко от Нептуна и тем не менее был объявлен всеми патриотами Англии его истинным открывателем, математически подтвердил «открытие» профессора Ньютона. Доктор Адаме предсказал, что Леониды вернутся в ноябре 1866 года и далее в 1899 году, причем в каждом случае несколько лет будут находиться на орбите этой Земли.

В ночь с 13 на 14 ноября 1866 года в небе видели метеоры. Их было немало. Как всегда в середине ноября. Они так же напоминали зрелище 1833 года, как легкий душ напоминает грозовой ливень. Но «доказательство» требовало, чтобы такое же и даже превосходящее прежние зрелище повторилось в ту же ночь следующего года. На следующий год был фейерверк, но только в небе Соединенных Штатов — в Англии он не был виден. Впрочем, и из Штатов не сообщали ни о чем, напоминающем явление 1833 года.

Согласно общепринятой теории, эта Земля находилась в огромном, широком метеоритном потоке, а поскольку Земля вращается, то бомбардировке подвергаются обширные ее области. Ричард Проктор так живо вообразил ее движение и эту бомбардировку, что, когда в Англии ничего подобного не увидели, принялся объяснять. Он большую часть жизни занимался объяснениями. В (2–254) он пишет: «Если бы утро 14 ноября 1867 года в Англии было ясным, мы бы увидели начало зрелища, хотя не самую яркую его часть».

Мы уже имели дело с «триумфами» астрономии: мы прониклись подозрениями к ее пресловутой точности. Мы сами проверим, было ли утро 14 ноября 1867 года в Англии достаточно ясным. Мы подозреваем, что это было чудесное утро…

«Monthly Notices, R.A.S.» (28–32):

Сообщение Э. Дж. Лоува из Хайфилд-Наза, ночь 13–14 ноября 1867:

«В 1:10 пополуночи ясно, в 2 ч. высокие тонкие кумулусы, но небо не затянуто до 3 ч., а луна видна сквозь облака до 3:55. Плотная облачность после 5:50».

Профессор Ньютон определил свой тридцатитрехлетний период, перерыв старые летописи и обнаружив, что каждые тридцать три года, с 902 по 1833 год, наблюдались яркие метеоритные дожди. Он напоминает мне исследователя, который рылся в летописях в поисках упоминаний о комете Галлея и обнаружил, что некая комета, которую он принял за комету Галлея, появлялась каждые семьдесят пять лет со времен Римской империи. См. «Edinburgh Review» (№ 66). Как видно, он не знал, что ортодоксальная наука не приписывает комете Галлея периода обращения ровно в семьдесят пять лет. Я не собираюсь злорадствовать насчет профессора Ньютона, поскольку его метод, если рассматривать его как экспериментальный и пробный, вполне можно признать законным, хотя невольно подозреваешь его в довольно произвольном отборе фактов. Но ведь доктор Адаме объявил, что пришел к тому же заключению на основании математических расчетов.

Проверка.

Следующее возвращение Леонид было предсказано на ноябрь 1899 года.

«Memoirs of the British Astronomical Association» (9–6):

«Ни одно метеоритное явление не привлекало до сих пор столь широкого внимания и не приносило такого горького разочарования».

В ноябре 1899 года Леонид не было.

Объяснили: они появятся в следующем году.

В ноябре 1900 года Леонид не было.

Объяснили: они появятся в следующем году.

Не было Леонид.

Бахвальство и тщеславие, парад символов бесконечных расчетов; выставка векторов и благоговейное молчание, окружающее кватернионы: но когда координатные оси перекашиваются, услужливо прогибаясь перед сомнительным отбором, научные символы превращаются в бессмысленные закорючки. Превышняя Математика — и один из ее самозванных пророков тычет пальцем в небо. Ни там, куда он тычет, ни поблизости ничего не обнаруживается. Он называет дату — в этот день ничего не происходит.

Профессор Сервисе в «Astronomy in a Nutshell» объясняет. Он объясняет, что Леониды не появились, когда им «следовало», потому что Юпитер и Сатурн возмутили их орбиту.

Возвращаемся во времена крестовых походов— ничто не возмущает Леониды. Если вы в датах сильнее меня, назовите какие-нибудь еще — и ничто не возмущает орбиты Леонид: ни открытие Америки, ни разгром испанской Армады в 1588 году — запомнившемся мне по какому-то капризу памяти, ни малейшего влияния Юпитера и Сатурна, Французская революция и далее вплоть до 1866 года — с Леонидами все в порядке; но стоит их «открыть» и «идентифицировать» — и конец их орбите: ни с того ни с сего вмешиваются Юпитер и Сатурн, давным-давно торчавшие в небе. Если уж заниматься расчетами, хорошо бы послушать о расчетах вероятности. Мое же мнение, основанное на чтении множества отчетов о ноябрьских метеоритных дождях, — что в 1866 году явление 1833 года вовсе не повторялось; что жрецы согрешили, а высшее священство освятило их грех.

Трагедия переходит в комедию. На мой взгляд, всем новым астрономам можно рекомендовать следующую безмятежную тираду астронома, не потревоженного случившимся с его наукой в ноябре 1890 и в следующих ноябрях…

Бриан, «A History of Astronomy», страница 252:

В 1899 году метеоритного дождя не было — «как и предсказывали доктор Даунинг и доктор Джонстоном Стоуни».

Невольно начинаешь восхищаться, как подумаешь обо всех астрономах мира, предсказывавших возвращение Леонид, — и вот Бриан обнаруживает двоих, которые его не предсказывали, и упоминает только о них, представляя дело чуть ли не новым триумфом науки — но наша болезненно растревоженная подозрительность принесет нам еще новые радости:

Что даже эти двое не произносили этих спасительных слов.

«Nature» (9 ноября 1899 г.):

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒