Оригинальное название: Jody Hedlund «An uncertain choice»

Оригинальное название: Jody Hedlund «An uncertain choice»

Русское название: Джоди Хедланд «Трудный выбор»

Книга 1 в серии «Трудный выбор»

Оформитель: Елена Корнилова

Редактор: Лабутина Алена

Переводчик: Юлия Денисова

Год перевода: 2019

Переведено для группы: https://vk.com/blandvk

Любое копирование без ссылки на группу и переводчиковЗАПРЕЩЕНО!

Пожалуйста, уважайте чужой труд!

Трудный выбор

Из-за обещания своим родителям, данное ей при рождение, Леди Розмари готова была стать монахиней в тот день, когда ей исполнится восемнадцать. Но, незадолго до ее дня рождения, в королевстве появился друг ее отца и объявил, что у обещания ее родителей имеется второй выбор – если Розмари выйдет замуж до того, как ей исполнится восемнадцать лет, то она сможет быть освобождена от древнего обещания.

Вскоре Розмари предоставляют трех самых красивых и храбрых рыцарей в стране. Но когда появление рыцарей приводит к серии нападений на ее землю, она начала задаваться вопросом, может быть монастырь лучшее место, в конце концов. До тех пор пока один из рыцарей – который казался наиболее виновным – не захватил ее сердце.

Оглавление

Глава 1.. 5

Глава 2.. 13

Глава 3.. 26

Глава 4.. 35

Глава 5.. 42

Глава 6.. 51

Глава 7.. 61

Глава 8.. 72

Глава 9.. 80

Глава 10.. 88

Глава 11.. 99

Глава 12.. 106

Глава 13.. 111

Глава 14.. 121

Глава 15.. 127

Глава 16.. 135

Глава 17.. 146

Глава 18.. 158

Глава 19.. 170

Глава 20.. 181

Глава 21.. 192

Глава 22.. 202

Глава 23.. 210

Глава 24.. 220

Эпилог. 229

Глава 1

Замок Монфор, Эшби

В 1390 году от Рождества Христова.

Я бежала, чавкая туфлями прямо по грязи, с ухающим как барабан сердцем.

– Подождите, леди Розмари, – из узкого переулка далеко позади меня доносился крик няни.

Но я не могла ждать. Я подхватила подол шелкового платья и побежала, пытаясь добраться до городской площади, пока не стало слишком поздно. Я промчалась мимо домов бедняков с соломенными крышами, распахнутые настежь двери, которых открывали лишь одну имеющеюся комнату, общую на всю семью. Теперь я знала, почему все ушли. Все, кроме прикованного к постели мужчины и одного хромого нищего ребенка, того самого, который, наконец, набрался смелости и рассказал мне то, что никто другой не осмелился. Весь город собрался на Рыночной площади, чтобы посмотреть, как два человека понесут наказание за свои преступления. Только на этот раз это были не колодки и не позорный столб – наказания, которые я допускала в исключительных случаях. И даже не тюрьма. Нет. На этот раз кто-то дал судебному приставу разрешение заживо сварить преступников. Отвращение переполняло меня. И гнев. Как мог судебный пристав нарушить мой закон отменяющий жестокие пытки!

Обогнув массивное здание зернохранилища, я вышла на мощеную улицу, ведущую к рынку. И сразу же наткнулась на стену из ремесленников и торговцев, которые побросали свои мастерские и магазины, чтобы понаблюдать за экзекуцией. От бешеного бега в груди горело, и я с трудом вдохнула кислый запах немытых тел. Дух потеющих под безжалостным утренним солнцем людей смешался с вонью от свиней и кур, принесенных на рынок, и гнилью перезрелых продуктов. Но ярость взяла вверх над тошнотой. Я не потерплю жестокости на своей земле, среди своего народа. После того как чума унесла жизни моих дорогих родителей, я, как новая хозяйка этих владений отдала приказ об отмене пыток. И все сделаю для того, чтобы мои приказы выполнялись.

Кипя от гнева, я встала на цыпочки, стараясь разглядеть что-нибудь поверх шапочек горожан. При виде черного дыма, поднимающегося от центральной лужайки, сердце забарабанило с удвоенной силой. Это могло означать только одно: огромный костер был действительно разведен, и, вероятно, уже подвешен большой котел с колодезной водой, в котором… один из преступников. Я почувствовала, как меня всю заполняет паника.

– Немедленно прекратите! – Воскликнула я.

Шум и крики, как пучина поглотили мой крик.

– Я приказываю вам немедленно освободить преступников, – крикнула я громче.

Я даже саму себя слышала с трудом. Позади толпы я стояла просто как невидимка. Горожане были поглощены жестокой сценой – кто-то с любопытством, кто-то в шоке. Но все со страхом. Страх стоял в обветренных и морщинистых лицах, угадывался в сгорбленных плечах. Просто необходимо как можно скорее добраться до судебного пристава и прекратить это.

Я похлопала по спине одного из мужчин, стоявших передо мной:

– Пожалуйста. Разрешите мне пройти.

Не глядя, мужчина отмахнулся от меня, как от надоедливой мухи. Я надеялась, что он увидит, что перед ним стою я – леди Розмари Монфор, хозяйка Эшби и всех земель и поместий в его пределах. Но он даже не обернулся. Как и все остальные, он был слишком сосредоточен – слишком напуган, чтобы посмотреть вокруг. Разочарованно вздохнув, я шагнула к группе женщин, сбившихся в кучу, и попыталась протиснуться между ними. Но они только плотнее сдвинулись, перекрывая мне проход словно закрытые городские ворота. Окинув отчаянным взглядом рынок, я заметила ступени, ведущие к сводчатой двери ратуши. Я подобрала подол платья, и, пробежав по краю толпы, добралась до этого большого каменного здания, на ступенях которого, сгрудившись, сидели дети. Заметив меня, они склонились в поклонах, и я нежно прогладила их по головкам, забегая наверх.

Поднявшись на площадку, я окинула взглядом развернувшийся передо мной рынок. В самом его центре на площадке горел костер. Над пылающим костром на металлическом треножнике висел огромный котел, внутри которого сидел старик. Сгущающийся пар над ним, говорил, что вода вот-вот начнет закипать. Скоро крики старика наполнят воздух, его кожа покроется волдырями, а плоть поджарится. Уже сейчас его обнаженная грудь покраснела, как только что разделанная говядина. Под копной грязных седых волос таращились дикие от страха глаза. На земле рядом лежал еще один преступник. Его руки были привязаны к кольям над головой, ноги связаны веревками, а младший констебль крутил рычаг, медленно растягивая человека, приближаясь к тому моменту, когда его руки и ноги начнут выходить из суставов. Пристав в темном плаще и шляпе подбрасывал в огонь дрова.

– Пристав! – Крикнула я. – Прекратите эту жестокость.

Только дети на ступеньках услышали мой отчаянный крик. Они подняли головы и стали выжидающе смотреть на меня. Я обхватила ладонью лицо рядом стоящего мальчишки и провела пальцами по его грязной щеке. В его глазах читалось обожание, и мне удалось слегка улыбнуться ему. Он не должен был быть свидетелем такого проявления бесчеловечности. Никто не должен быть. Никогда.

Вздрогнув, я скрестила руки на груди и попыталась отогнать ужас, который заполнял меня воспоминаниями о пытках, свидетелем которых я стала четыре года назад после похорон моих родителей. Ужасная картина врезалась в мою память, как нитки вышивки на гобелене. Я не хотела больше таких воспоминаний.

– Остановитесь! – Крикнула я снова. – Как леди Розмари Монфор, ваша хозяйка, я приказываю вам прекратить. Немедленно!

Наконец-то на этот раз меня услышали. Все головы повернулись в мою сторону. Женщины, стоявшие ближе всех к залу гильдии, начали перешептываться и хватать за руки друг друга. Некоторые мужчины кланялись. Но младший констебль продолжал крутить веревку, а судебный пристав подбросил в огонь еще одно полено, отчего высоко в воздух полетели искры.

От разочарования у меня вырвался неподобающий благородной леди крик, и я с сожалением подняла глаза на большой замок на утесе, который возвышался над городом как лорд. Внешние стены образовывали одно целое со скалистыми утесами, делая крепость неприступной с трех сторон. Ров и город обеспечивали оборону с четвертой стороны. Как же это я не догадалась привести одного из моих охранников! Даже отсюда я могла различить блестящий шлем солдата, дежурившего у сторожки. Но я не привыкла ходить с охраной по собственному городу, среди людей, которые любили меня.

И тут с края толпы в солнечных лучах что-то блеснуло, переключая на себя мое внимание. Неподалеку от ратуши стоял боевой конь, на котором восседал рыцарь, одетый в доспехи. Герб на попоне лошади был незнаком – красный с огнедышащим драконом.

Как долго воин наблюдал за происходящим?

Шлейф беспокойства заполз под вуаль, лежащую на моих заплетенных волосах, и уколол в затылок. Насколько мне было известно, никто из соседних лордов не угрожал Эшби. Сейчас было мирное время. Так кто же этот рыцарь и что он делает в моем городе?

Словно почувствовав мой вопрос, рыцарь повернулся ко мне. Сквозь узкую щель в стальном шлеме его глаза казались темными и непроницаемыми. Но в его позе было что-то доброе и почтительное. Он, склонив голову, отдал мне почести, чем сильно удивил меня. Затем поднял длинную алебарду[1], пришпорил коня и рванулся вперед, к центральной лужайке. Перед тяжелой поступью коня и оружием люди стали расступаться и пропускать его. Он рванулся вперед, как на рыцарском турнире. Я напряглась. Что он собирается делать? Мне захотелось позвать его, расспросить, потребовать, чтобы он объяснил свое присутствие в моем городе. Но когда он направился прямо к котлу с кипящей водой, я стала молиться, чтобы он положил конец этим пыткам.

С точностью и силой, несомненно, приобретенной за годы тренировок, рыцарь вонзил топор алебарды в узловатую веревку, связывавшую преступника на земле, освободив сначала одну руку, потом другую. Через несколько секунд мужчина уже сидел и трясущимися руками пытался развязать ноги. Рыцарь подошел к кипящему котлу, зацепил алебардой за крючок, на который крепилась металлическую цепь, подвешивающая горшок к треноге, и подстегнул коня вперед. Резкий толчок, и тренога опрокинулась на землю. Котел раскололся, выплеснувшийся на судебного пристава и горожан кипяток вынудил всех с криками отскочить. Бедный старик в одной набедренной повязке вывалился в эту трепещущую кучу людей.

– Что вы сделали? – Крикнул судебный пристав, отряхивая брызги горячей воды, стекавшие с его шоссе^{^[2]}.

Рыцарь, проигнорировав его, направил коня к только что освобожденному преступнику. Старик поднялся и протянул дрожащие руки, связанные на запястьях. Его лицо светилось благодарностью:

– Спасибо, сэр, – прохрипел он.

Прежде чем судебный пристав успел возразить, рыцарь мечом перерезал веревку на запястьях мужчины. Затем он наклонился, схватил старика за руку и посадил его на лошадь позади себя. Красный и израненный преступник обхватил руками доспехи рыцаря и прижался к нему. Только тогда я осмелилась вздохнуть. Старик получил ожоги и волдыри, но избежал пытки.

Судебный пристав кинул на рыцаря уничтожающий взгляд:

– По какому праву вы мешаете правосудию?

Рыцарь все также молча поехал сквозь расступившуюся толпу. Горожане, как и я, были слишком ошеломлены его решительными действиями, чтобы произнести хоть слово. Заостренным концом алебарды он поймал проходившего мимо купца за плащ, снял его и протянул преступнику, чтобы тот мог прикрыть свое обнаженное тело от посторонних глаз. Над безмолвной толпой раздалось негодование судебного пристава. Но рыцарь продолжал молча ехать по направлению ратуши. И только у высокой лестницы он остановил лошадь и помог преступнику спешиться. Старик упал передо мной на колени. Заметив меня на верхней ступеньке ратуши, по рынку поползли судорожные вздохи, и вскоре все, от мала до велика, преклонили колена. Рыцарь, сидевший на коне, также склонился в поклоне.

– Благодарю вас, миледи, – произнес преступник потрескавшимися губами.

Я узнала в нем одного из недавно помилованных обвиняемых. Его вина заключалась в том, что он воровал из приходской казны, чтобы платить за жилье и кормить сирот, которых держал на попечении. Тогда, как и сейчас, я решила, что он заслуживает не наказания, а скорее сочувствия.

Я плотнее запахнула плащ вокруг его дрожащего тела, потом выпрямилась в полный рост и расправила плечи. Кто осмелился оспаривать мое решение? И почему? Я прищурилась, глядя на пристава и констебля, которые стояли на коленях вместе с остальными.

– Пристав, – позвала я. – Я требую ответа за это вопиющее пренебрежение моими законами.

Он поднял голову, и страх мелькнул на его лице:

– Я всего лишь выполнял приказ шерифа, миледи.

Мой гнев усилился. Я должна была догадаться. Шериф не одобрял моего снисходительного правления. Но мое сострадание только увеличилось от известия о смерти бедняков из-за недавних вспышек таинственной болезни в отдаленных районах.

– Передайте шерифу, что я жду его сегодня же в парадном зале замка. И вас также.

Судебный пристав опустил голову в смирении. Я подавила тяжелый вздох, представив себе предстоящую стычку с шерифом. Я ему никогда не нравилась, хотя несколько лет назад он спас меня от зараженного чумой крестьянина. Он был из тех мужчин, которые считают женщин никчемными существами. И теперь, когда я унаследовала Эшби, его неприязнь только увеличилась, как и его сопротивление моим приказам. Конечно, я еще не стала полноправным правителем своих земель, до своего восемнадцатилетия я находилась под руководством и опекой аббата Фрэнсиса Майкла. Но через месяц я смогу править самостоятельно, отдаленно, из монастыря, где стану монахиней. В конце концов, шерифу придется смириться с моими решениями. И совсем неважно, что ему претило подчиняться правителю – женщине. Я была единственной и законной наследницей Эшби.

Боевой конь передо мной фыркнул, переключая мои мысли на рыцаря, который ждал, когда я вспомню о нем и заговорю с ним первой.

– Сэр, – начала я. – Я глубоко вам благодарна.

Он выпрямился. Сквозь прорези для глаз его бесхитростный одобряющий взгляд встретился с моим. И почему-то я почувствовала, что он друг, а не враг.

– Миледи, – его голос эхом отдавался из-за металла. – Не стоит благодарности.

Если бы только он снял шлем, чтобы я смогла увидеть улыбается ли он мне. Почему-то мне это было важно. Он заерзал в седле, его конь встряхнул головой и забеспокоился. Меня так и подмывало попросить его спешиться и снять шлем. Кто он? Лорд из соседних земель? Но прежде чем я успела заговорить, он отступил на шаг:

– Вам, такой прекрасной и доброй леди, достаточно только пожелать, чтобы это стало приказом для меня.

С этими словами он поклонился еще раз. Затем, сунув алебарду в подмышку, взял поводья лошади, развернулся и галопом пересек площадь, свернув на главную улицу, ведущую к городским воротам.

Вместе со всеми я смотрела ему вслед, пока он не исчез.

Глава 2

– На этот раз шериф зашел слишком далеко, – сказала я аббату, стоявшему рядом со мной.

Аббат Фрэнсис Майкл, ростом выше среднего, наклонился к моему уху так низко, что я увидела лысину на его тонзуре^{^[3]}, и прошептал:

– Не будьте с ним слишком строги, дитя мое. Он просто пытается поддерживать порядок.

Шериф и пристав неподвижно стояли у парадных дверей главного зала, под охраной двух моих солдат. Лицо судебного пристава еще хранило страх, в то время как мрачный хмурый взгляд шерифа отражал раздражение и строптивость.

– Посмотрите на это с его точки зрения, – продолжал аббат своим тихим и спокойным тоном. – Если он позволит кому-то нарушить закон безнаказанно, то другие решат, что им позволено тоже самое. Такая снисходительность может привести к анархии.

– Вы же знаете, я не потворствую воровству. Но если бедняки настолько отчаялись, что осмеливаются нарушать закон, мы должны больше помогать им.

Аббат выпрямился и засунул руки в широкие рукава рясы. Несмотря на свое худощавое из-за многочисленных постов телосложение, он не был слабым. За почтительным выражением лица скрывалась сила, на которую я привыкла полагаться все эти четыре года. Он долго молчал и задумчиво смотрел прямо перед собой, погруженный в молитву.

Я оценивающе оглядела огромный зал: высокий сводчатый потолок, роскошные колоннады, толстые гобелены и застекленные окна – все это кричало о богатстве. Как и изящная гравюра на позолоченном кресле, в котором я сидела. Какой смысл в этой роскоши, если мои подданные бедствовали? Если продать это кресло или гобелены, можно обеспечить бедных на целые месяцы. Да и зачем мне все это, если я в следующем месяце уйду в монастырь?

Настоятель, наконец, вздохнул:

– У вас доброе сердце, дитя. И вы уже отдали больше, чем можете себе позволить.

Все внутри меня сжалось от ощущения собственной никчемности, которое давило на меня всякий раз, когда я разговаривала с аббатом о финансовом положении моих земель. Если у нас с ним и были разногласия, то только по поводу распределения средств. Я поддерживала архитектурные изменения собора и аббатства, которые он проектировал, но вместе с тем я хотела оставаться щедрой к бедным. Казалось, мы все больше и больше спорили, как сделать это, не опустошая казну.

– Мы должны сделать еще больше, – сказала я больше себе, чем ему.

Мои родители пожертвовали своими жизнями, чтобы помочь людям Эшби. Я поклялась стать правителем, которым будут гордиться мои родители, сделать все возможное, чтобы их смерть не была напрасной, и, если понадобиться, пожертвовать своей жизнью ради своего народа.

Настоятель, наконец, смирился, кивая. Он знал, что гуманное правление – это цель моей жизни.

– А пока, – сказал он, – вы должны проявить к шерифу такое же сострадание, какое хотели проявить ко всем своим людям.

Я снова взглянула на смуглое лицо мужчины, наполовину скрытое густой черной бородой. Даже на расстоянии было видно, как его глаза блестели непоколебимой твердостью, которая всегда нервировала меня.

– Но он знает, что я запрещаю такие методы наказания, и допускаю только более легкие наказания.

– Я поговорю с ним, – сказал аббат, кивнув моим стражникам.

Коротко поклонившись, они проводили шерифа и пристава через двойные двери. Как бы мне ни хотелось наказывать шерифа и показать ему, что он должен повиноваться мне, как своему правителю, независимо от того, уважает он меня или нет, я не могла проигнорировать совет единственного человека в мире, который знал меня лучше, чем я саму себя.

Аббат обошел меня и поклонился, снова показав свою блестящую лысину. Медленными размеренными шагами он двинулся по длинному центральному проходу. Мне захотелось вернуть его, чтобы поговорить с ним о проблемах в моих владениях. Я готова была говорить о чем угодно, но только не оставаться в одиночестве – чувство, которое росло день ото дня.

Как только я входила в стены замка, меня заполняло ощущение, что я возвращаюсь в заброшенную крепость. Величие пустого зала превращало меня в карлика и напоминало всякий раз о том, как я одинока.

Длинные столы, стоявшие вдоль стен, вызывали в памяти картины из прошлого: тесно сидевшие за ними многочисленные гости, взрывы смеха, звон кубков, ручеек мелодий лютен и песен менестрелей, гул болтовни. Но все это было в прошлом. Мало кто переступал порог главного зала с той роковой ночи после смерти моей матери, когда я нашла пергамент в ее сундуке и узнала о священном обете моих родителей, обете, который гласил, что я должна уйти в монастырь на восемнадцатом году жизни. Очень долгое время после этого я никого не хотела видеть. Нет смысла с кем-то заводить дружбу, если придется разорвать ее в скором времени. Потом слух о моих обстоятельствах и обете распространился по всему королевству, и у потенциальных женихов, которые когда-то подумывали о том, чтобы претендовать на мою руку, больше не осталось причин навестить меня. Аббат ратовал за то, чтобы поддерживать хорошие отношения с соседними лордами, но я, как женщина-владелец не интересовала их, и лорды также не часто нас посещали. И вот прошло четыре года полной изоляции, и я никогда себя не чувствовала так одиноко, как сейчас. Только за стенами замка, среди своего народа, помогая беднякам, я забывала о боли одиночества.

Эхо моего тяжелого вздоха отозвалось в пустоте зала. Стражники открыли перед выходящим аббатом двери. В зал вошел привратник Джеймс. Это был крупный мужчина с широкими плечами и мускулистыми руками, он был на голову выше остальных и напоминал мне великана. В дверях Джеймс склонил свою лысую голову перед аббатом.

– Что тебе, Джеймс? – Взглянул он на слугу.

– У меня сообщение для ее светлости. – Своим хриплым голосом ответил Джеймс.

– Леди Розмари нехорошо себя чувствует после произошедшего на рыночной площади, – сказал аббат. – Пойдем, сообщишь мне. А я решу, передавать ли сообщение леди Розмари.

Джеймс развернулся, чтобы выполнить приказ аббата.

– Нет, – осмелилась я перечить приказам опекуна.

Мое душевное состояние требовало общения, даже если это был всего лишь слуга. Аббат в изумлении поднял брови.

– Я не настолько расстроена, чтобы не принять Джеймса.

Я кивнула ему. Джеймс неуклюже двинулся по проходу.

Когда я осталась одна после смерти родителей, и была так юна и беззащитна, что аббат решил, что Джеймс не помешает в качестве еще одного стражника у главного входа, он также должен был охранять меня лично, в случае необходимости. В первый раз, когда я встретила Джеймса в замке, я не удивилась бы, если бы этот Халк, вытащив огромную дубину, отшвырнул любого, кто осмелился бы приблизиться ко мне. Но со временем я поняла, что грозность Джеймса – это не больше, чем его устрашающая внешность.

Подойдя к моему золоченому креслу, он поклонился, показывая аббата, который следовал за ним по пятам.

– Что вы хотели сообщить мне, Джеймс? – Спросила я.

Джеймс, не поднимая головы, сказал:

– К вам едут гости.

Гости?! Само упоминание этого слова вызвало у меня удивление:

– Они едут с миром?

– Да, ваша светлость.

– Последний гость здесь был так давно.

Это было после праздника Богоявления несколько месяцев назад. Да и то только потому, что мои южные соседи, барон Колдуэлл и его жена, ехали ко двору и попали в шторм. Они остановились у меня в поисках убежища на ночь. С их приходом всплыли воспоминания об их сыне Томасе и последней нашей встрече. Между четырнадцатилетней девочкой и юношей родилось сильное влечение, и мы строили радужные планы на совместное будущее. Обет отнял у меня все мечты о браке с Томасом, впрочем, как и с любым другим мужчиной. Как женщина, обреченная на безбрачие, я не имела права мечтать о любви и строить планы на замужество. И мне пришлось, пусть и с трудом, отпустить Томаса. И он отпустил меня. Если бы Томас не отступился от меня, он подверг бы мою жизнь опасности, потому что обет моих родителей был нерушим, под страхом смерти. Я думала тогда, что похоронила свои чувства к Томасу... пока баронесса Колдуэлл не сообщила мне, что прошлой осенью он, наконец, женился.

Что за гости? Почему именно сегодня?

Джеймс пристально вглядывался в мое лицо, отразившее невысказанные вопросы и ждал ответа. Но у меня не было объяснений. К счастью, сегодня – канун летнего солнцестояния, и для гостей будет накрыт хороший стол. Я уже распорядилась по поводу роскошного пира для слуг и солдат, которые работали в замке. Каждый год этот праздник был поводом накормить побольше нищих, приходящих на кухню, и для этого я устраивала более щедрый стол, чем было необходимо.

– Они сказали, когда прибудут? – Спросила я нетерпеливо от предвкушения.

– Гонец сказал, что они в полудне езды отсюда, миледи. К вечеру доберутся до городских стен.

Я кивнула, вспомнив о рыцаре, который спас преступников от пыток. Может это был их гонец? Тонкие брови аббата сошлись на переносице, словно он думал о том же.

– Если это тот самый рыцарь в доспехах, который был в городе сегодня, то откуда нам знать, что он пришел с миром, а не с войной?

Джеймс опустил голову и отступил на шаг от аббата:

– Гонец утверждал, что едет с Благороднейшим рыцарем.

Благороднейший Рыцарь герцог Ривеншир? Против воли мое сердце наполнилось надеждой:

– Правда?!

Джеймс сунул руку за пазуху и достал кольцо. Он протянул его, и я увидела крест в центре. Эмблема Благороднейшего Рыцаря.

– Он прислал это, чтобы заверить вас в своей доброжелательности и сказал, что заберет его, когда приедет.

Я взяла тяжелое серебряное кольцо и провела пальцами по выступающим лучам креста, предвкушая общение с ним. Герцог Ривеншир был одним из ближайших друзей моего отца и моим крестным. В молодости они вместе ходили в военные кампании и не раз спасали друг другу жизнь. Хотя я не видела герцога с похорон моих родителей, я не сомневалась, что буду наслаждаться каждым моментом его визита.

Аббат уставился на кольцо:

– Как мы можем быть уверены, что его передал именно владелец кольца, и оно не украдено каким-нибудь мошенником, надеющимся захватить Эшби?

– Это он, – сказал я. – Нет такого мошенника, который мог бы отнять его у герцога, не отрубив ему палец.

– Тогда позволите сказать слугам, чтобы они приготовились к их приезду? – Спросил Джеймс, перебегая взглядом с аббата на меня, как будто сомневаясь, чьих приказов слушать.

– Думаю, осторожность не помешает, дитя мое, – посоветовал аббат. – Думаю, нам стоит послать наш отряд, чтобы прояснить ситуацию.

Я подавила вздох. Аббат знал, что я не люблю, когда меня слишком сильно опекают и обращаются со мной, как с ребенком. В основном он держал себя в руках и старался не давить на меня. Но иногда, как сейчас, он излишне волновался. Я пыталась напоминать себе каждый раз, что это было для моего же блага. С тех пор как я осиротела, на нем лежала большая ответственность. Он просто хотел убедиться, что я в безопасности, и я была благодарна ему за это. Тем не менее, я уже не была юной, наивной четырнадцатилетней девочкой, которая постоянно нуждалась в его совете и защите. За последние четыре года я многому научилась в управлении своими землями. И теперь, когда до полного руководства оставалось всего несколько недель, я еще больше восставала под напором аббата.

– Мой дорогой аббат, – сказала я, одарив его, как я и надеялась, благодарной улыбкой. – Если я пошлю своих солдат, герцог может подумать, что он здесь нежеланный гость, а это совсем не так. Я с нетерпением жду встречи с ним, и поскольку у нас есть всего несколько часов до встречи, я предлагаю приложить все усилия на подготовку к его приезду.

Это возражение не разгладило озабоченные морщины на лбу аббата, но после секундного размышления он, наконец, кивнул.

Стоя в своей комнате и накручивая на палец длинную прядь светлых волос, я в сотый раз спрашивала у Труди:

– Как я выгляжу?

Труди, убрала мою руку от тонких вьющихся локонов, ниспадающих ниже талии:

– Я уже говорила вам, что если вы будете дергать себя за волосы, то очень скоро станете похожи на утонувшую кошку.

Я послушно сложила руки на груди своего самого красивого платья из шелка нежнейшего розового цвета. Цвета роз, которые вились на шпалерах[4], прикрепленных к каменным стенам моей комнаты и в саду вокруг замка. Одна из служанок сплела венок из свежесрезанных розовых бутонов. Теперь он украшал мою голову и идеально подходил к платью.

Звук трубы во дворе, доносившийся из открытого окна, прервал мое самолюбование. Возбуждение, которое росло в груди, взорвалось.

– Прибыл Благороднейший рыцарь, миледи, – крикнул из коридора Бартоломью, мой самый старый и самый надежный страж.

Труди, отступила назад, уперев руки в широкие бедра, и оглядела меня:

– Не понимаю, миледи, что не так.

– Ты считаешь, что я недостаточно хорошо выгляжу, чтобы принимать гостей? – Я закружилась в шуршащем платье.

– Вы выглядите слишком взрослой.

Я рассмеялась, и эхо смеха задрожало от облегчения и нервозности:

– Вы с аббатом стоите друг друга. Пора, однако, вам двоим понять, что я уже взрослая и перестать слишком сильно опекать меня.

Труди хмыкнула и стряхнула невидимую пылинку с моей юбки. Ее седые волосы выбились из-под простого головного убора и падали на пухлые щеки. Она была мне так же дорога мне, как и в детстве. И хотя мне давно следовало взять настоящую горничную, я не могла отказаться от этой милой женщины, которая была мне второй матерью, особенно в последние годы, когда я скучала по утешительным объятиям и нежным поцелуям моей матери.

Я направилась к двери через спальню, Труди приподняла шлейф моего платья, чтобы он не тащился, как свежий тростник на каменном полу. Служанка открыла тяжелую, обшитую дверь, и в комнату сквозняком ворвался ветерок из окна, принеся с собой знакомый сладкий запах роз. Я подставила лицо, позволяя скользить ветерку по своей коже, и попыталась сдержать волнение. Пройдя по длинному коридору, спустившись по крутой винтовой лестнице, и оказавшись перед массивными входными дверями замка, мои колени начали дрожать от нетерпения.

Джеймс ожидал у дверей, заламывая свои большие руки:

– Думаю, отец Фрэнсис Майкл был прав. Герцог привел с собой других рыцарей, и все они одеты как на битву. Что, если он пришел, чтобы напасть на вас и захватить ваши земли?

– Не говори глупостей, Джеймс. – Я в последний раз поправила венок из роз и провела рукой по юбке платья. – Я уверена, что герцог пришел с миром.

– Может нам следует подождать аббата, – прошептал он, и его взгляд метнулся к тени, как будто он хотел только одного – спрятаться там. – Я послал за ним гонца, чтобы он знал, что гости прибыли.

– Мы не можем заставлять их ждать после утомительной дороги верхом. Я приму их сейчас же.

Я кивнула на двери, давая Джеймсу знак открыть их, выйти и объявить обо мне. Он мгновение колебался, но ослушаться не осмелился и, поклонившись, повиновался. Скрип широко открывающейся двери ясно дал понять, что открывать их нараспашку не было необходимости уже давно.

Угасающее вечернее солнце затопило коридор, освещая меня. Когда Труди закончила поправлять мой шлейф, я выплыла на широкую открытую площадку крыльца. Блеск серебряных доспехов, блеск оружия, лязг металла и топот лошадей встретил меня. Рыцари с головы до ног были одеты в защитные доспехи, но сидели на конях прямо и величественно. За ними следовала небольшая армия: оруженосцы и конюхи на лошадях, а также слуги на повозках с багажом.

Резкая тишина взорвалась в переполненном дворе, и все взгляды обратились на меня. А что, если аббат был прав насчет их намерений? Неужели я в опасности? Покой, который был у меня в душе всего мгновение назад, улетучился, и я пожалела, что не могу спрятаться в глубине уютного замка. Но я не двинулась с места и заставила себя поздороваться:

– Я леди Розмари Монфор. Добро пожаловать в Эшби.

Рыцарь во главе отряда соскользнул с коня, снял шлем и капюшон, обнажив серебристые волосы и доброе, царственное лицо герцога Ривеншира.

– Ваша милость. – Я присела в реверансе и почтительно склонила голову.

Как младший брат короля, герцог был моим вассалом, несмотря на то, что был другом семьи.

– Розмари? – Удивленно проговорил он.

Он двинулся к нижней ступеньке, оглядев меня от венка роз на голове до изящных туфелек на ногах. На его губах заиграла улыбка.

– Да, ваша светлость. – Я снова присела в реверансе, стараясь унять волнение.

Что он подумает обо мне после стольких лет?

– Конечно, я ожидал, что ты повзрослеешь с тех пор, как мы виделись в последний раз. – Сказал он. – А слухи о твоей красоте дошли до самых дальних границ королевства.

Я почувствовала, как горячий румянец залил мои щеки.

– Но я не был готов к тому, насколько ты взрослая и красивая на самом деле.

– Вы слишком добры.

Я никогда не придавала значения слухам о своей красоте, считая, что нищие дети восхищались мной, потому что бедность не может соперничать с богатством. Я никогда не считала себя какой-то особенной, и была уверенна, что трудно не сиять среди убожества, окружавшего их.

Улыбка герцога стала шире, и он начал подниматься по каменным ступеням ко мне. Остановившись передо мной, он взял мою руку и нежно поцеловал ее, в уголках его глаз расползлись лучики морщинок. Я заметила, что на его лице морщин стало гораздо больше.

– Как ты, дорогая? – Тихо спросил он.

Эти слова напомнили мне день, когда я видела его в последний раз – на следующий день после похорон моих родителей. Мы стояли на этом самом месте, и прощались. Он пригласил меня пожить у его жены в Ривеншире, но я не смогла оставить Эшби и все, что связано здесь с моими родителями. Мое сердце сжалось от внезапной тоски и печали по отцу и матери, их любви и участию, и всему, что я потеряла с их смертью.

Если бы только...

Я отмахнулась от грустных мыслей. Не было смысла задумываться над тем, что могло бы быть. Я ничего не могла изменить. Мне нужно было принять свою судьбу с радостью, которую я так усердно взращивала.

– Последние годы прошли в тишине и покое, – сказала я через боль. – И я рада, что из всех мест, которые можно посетить в стране, вы выбрали именно Эшби, несмотря на то, что после столь долгого отсутствия вы и ваши рыцари стремитесь вернуться в свои поместья.

Я коротко взглянула на свиту герцога. Три рыцаря сидели верхом прямо за конем герцога, в стороне от остальных, очевидно – его самые доверенные люди. Я скользнула взглядом по двум из них, но при виде эмблемы огнедышащего дракона задержалась на третьем. Щель в забрале была слишком узкой, чтобы разглядеть глаза, но он едва заметно кивнул мне. И этого было достаточно, чтобы понять, что он также помнил нашу встречу. Надеюсь, теперь у меня будет возможность поблагодарить его как следует. Герцог проследил за моим взглядом на рыцаря-дракона, и его брови изогнулись. Я быстро перевела глаза на крестного:

– После долгого отсутствия, я уверена, вашего внимания требуют многие в нашей стране.

Он отпустил мою руку, и его улыбка потускнела:

– Да, забот очень много. Но из всех ваша ситуация самая неотложная.

– Самая неотложная? Вы заблуждаетесь. – Я махнула рукой в сторону города, полей и лесов за ним. – Как видите, моя земля процветает и живет в мире.

Все действительно было хорошо, за исключением недавних вспышек странной болезни в двух соседних городах. Но, к счастью, болезнь не распространилась, как случилось, когда чума унесла жизни моих родителей.

Он изучающим взглядом посмотрел на меня, и серьезность его лица остановила вихорь моих мыслей.

– Я надеялся навестить тебя раньше, и теперь жалею, что до твоего восемнадцатилетия остался всего месяц.

– Не сожалейте, ваша светлость.

Герцог покачал головой.

– Все в порядке, – заверила я его. – Я готова принять обет своих родителей, и подготовилась к будущей жизни в монастыре. Я приму свою судьбу, начертанную мне.

Лицо герцога напряглось, и я занервничала. Что-то в его блестящих глазах подсказывало мне, что он собирается сообщить новости, которые изменят мою жизнь. Но я не хотела этого слышать. Четыре года я приспосабливалась к обету своих родителей, который разрушил мою прежнюю жизнь. Но сумела восстановиться. Может мне отослать герцога, пока он не успел что-нибудь сказать? Я оглянулась на выглядывающего Джеймса, который тут же юркнул назад. Вот тебе и гигант с дубинкой для моей защиты.

Словно почувствовав мое настроение, герцог взял меня за руку, не давая уйти:

– Пожалуйста, выслушай меня, дорогая.

Наверное, все-таки мне нужно было дождаться аббата, для поддержки. Но как только эта мысль возникла, я отмахнулась от нее. Разве не я сетовала на то, что аббат все еще слишком часто обращается со мной, как с ребенком? Если я хочу, чтобы он относился ко мне как к взрослой, значит мне нужно вести себя соответствующе.

Я выпрямила спину и заставила себя унять дрожь внутри:

– Хорошо, ваша светлость. Я слушаю. Пожалуйста, продолжайте.

Герцог слегка поклонился,