Тема: Творчество братьев Яна и Губерта ван Эйк

Тема: Творчество братьев Яна и Губерта ван Эйк

Ход урока

Коренной перелом в развитии нидерландской живописи совершили в первой четверти 15 века братья Ян и Губерт ван Эйк – основоположники реализма в Нидерландах, обобщившие в своем творчестве искания мастеров позднеготической скульптуры и миниатюры конца 14 – начала 15 века. О Губерте (? – 1426), у которого учился Ян, сохранилось мало сведений, нет даже даты его рождения. Ян ван Эйк (около 1390 – 1441) был смелым новатором, художником философского понимания жизни, ее тонкого и проникновенного художественного истолкования. Сделав основой творчества систематическое изучение натуры, живописец Ян ван Эйк впервые запечатлел в своих произведениях жизнь в ее целостности и многообразии единичных проявлений. Художник видел мир в деталях и как бы с близкого расстояния; вместе с тем Ян ван Эйк обобщал наблюдения и достиг единства, основанного на присущем ему чувстве цвета и декоративного расположения масс.

Гентский Алтарь, 1425–1432, Кафедральный собор святого Бавона, Гент, полиптих

Ян ван Эйк родился в Масэйке, был образованным человеком, знал геометрию, географию и химию. В зрелые годы он придворный художник Филиппа Доброго, герцога бургундского, жил до 1429 года в городе Лилле, с 1430 в Брюгге, крупном художественном центре того времени, посетил Испанию, Англию и Португалию. Новое жизнеутверждающее мировоззрение Яна ван Эйка, проявляющееся в радости познания материального мира, который был для него носителем вечной красоты, раскрылось в Гентском алтаре, исполненном для капеллы Вейда (1426–1432, Гент, церковь святого Бавона) – одном из замечательных произведений Северного Возрождения. Возможно начатый совместно с Губертом, алтарь был закончен Яном после смерти брата.

Гентский алтарь – большой двухъярусный многочастный складень – ряды картин и сотни фигур объединены в нем идеей и архитектоникой. Содержание композиций почерпнуто из Апокалипсиса, Библии и евангельских текстов. Однако средневековые сюжеты как бы переосмыслены и трактованы в конкретных живых образах. Тема прославления божества, его творения, размышления о судьбах человечества, идея единства человечества и природы, чувство просветленности, восхищение многообразием форм мира впервые в нидерландском искусстве нашли здесь совершенное живописное выражение. В нижнем ярусе складня помещено «Поклонение агнцу». Композиция решена как величественная массовая сцена в пейзаже, пространство которого обладает здесь повышенной перспективностью – взгляд устремленно скользит в глубь пейзажа.

Грандиозная панорама воспроизводит беспредельные просторы неба, земли, цветущих лугов, рощ, скал, рек, уводящих взгляд к горизонту, где высятся кипарисы, пальмы, горные вершины. Световоздушная среда смягчает переходы от плана к плану. В этом пейзаже, воплощающем образ земли, сочетающем скромность северной природы с роскошью южной, движутся пешеходы и всадники, пророки, паломники, отшельники, представители различных сословий. Это люди могучей породы с твердыми нравственными убеждениями – они воплощают человечество, воздающее хвалу творению. Некоторые из них наделены яркой портретной характеристикой, другие представляют метко запечатленные типические образы. Каждый исполнен самоутверждения, но всех их объединяет духовный порыв. Все они устремляются к лугу, символизирующему страну блаженства. В верхнем ярусе складня изображены небесные сферы, населенные небожителями: в центре на золотых тронах превышающие человеческий рост бог-отец в царской тиаре, Мария и Иоанн Креститель.

В боковых створках озаренные солнечным светом поющие и музицирующие ангелы. Все персонажи – в праздничных одеждах из парчи, бархата, меха, украшенных драгоценностями. Ряд замыкается обнаженными фигурами Адама и Евы, прародителей человечества, воплощающих образы совершенных людей. Они впервые смело сопоставлены с небожителями. Все наделены одинаковой степенью реальности и ярко индивидуальны, но персонажи центральной группы пребывают в величавом покое, они как бы выключены из жизненного потока. Для ван Эйка человеческая сущность раскрывается прежде всего в высоком этическом призвании людей, духовной красоте и благообразии черт – таким представлен Адам – высшее создание природы.

По-новому решается художником и проблема изображения обнаженного человеческого тела. В образе Адама нет никаких следов влияния античной классики, на основе которой итальянцы писали идеальную в своих пропорциях обнаженную фигуру. Построение человеческой фигуры у ван Эйка соответствует только данной конкретной индивидуальности. Это новое, более непосредственное видение человека – важное открытие в западноевропейском искусстве.

1.Бракосочетание Арнольфини 1434, Национальная галерея, Лондон

2.Мадонна канцлера Ролена 1435, Музей Лувр, Париж

3. Мадонна каноника ван дер Пале 1436, Галерея, Брюгге

Гентский алтарь поражает совершенством живописи, воплощающей идею красоты мира, его безграничного красочного и материального многообразия. С помощью цвета переданы характер фактуры, весомость, материальность объемов, заполненное световоздушной средой пространство, сложная игра солнечных лучей. Художник достигает филигранной тонкости в воспроизведении деталей: каждая из них – драгоценность. Глубокие по тону, горящие, теплые, рубиново-красные, синие, зеленые одежды центральной группы, серебряные тиары и короны, сверкающие самоцветами и жемчугами на золотом фоне, пейзаж, залитый солнечным светом, воссоздающий богатство форм природы, сливаются в торжественное и радостное созвучие, которое находит отклики во всех частях композиции.

Ликующая красочность главной части алтаря оттеняется монохромностью наружных створок, настроением тишины и покоя, царящим в их композиции. Здесь изображена земная повседневная жизнь, исполненная неторопливой деловитости и душевного тепла. Сцена благовещения (вверху) передана в обстановке уютного, скромного интерьера, наполненного светом и воздухом, с открывающимся из окна видом города Гента, она как бы воплощает поэтическое начало в реальном бытовом. В нижней части – монументальные портреты современников– донаторов (дарителей), с точными индивидуальными характеристиками. Сдержанная набожность не скрывает в их лицах отпечатка бюргерской трезвости, самодовольства.

В Гентском алтаре сочетается художественный язык станковой картины, рассчитанной в деталях на рассмотрение вблизи, вне связи с архитектурным комплексом, и монументальной живописи с характерным для нее обобщением форм, воспринимаемой издали в связи с архитектурной средой. Разнообразие тем, разномасштабность фигур в отдельных сценах, отсутствие единой точки зрения для различных частей не нарушают стройности целого, пронизанного торжественным ритмом крупных обобщенных форм и линий. Унаследованная от средних веков энциклопедическая широта замысла в сочетании с жизнеутверждающим, гармоничным мироощущением Ренессанса оказалась недосягаемой для последователей ван Эйка.

В годы зрелости Ян ван Эйк создает произведения, в которых эмоциональность, развернутое повествование, характерные для Гентского алтаря, сменяются лаконичностью цельных монументальных алтарных композиций. Они состоят из двух, трех фигур в окружении «множественной» среды, красивых и дорогих предметов, подчиненных гармонии целого. Герои и окружающая их среда объединены не сюжетным действием, но общим созерцательным настроением, внутренней сосредоточенностью. В сознании художника все более утверждается представление о ценности человеческой личности и явлений материального мира. Фигуры его героев доминируют над пространством, пейзажная среда несколько оттесняется торжественно-нарядными интерьерами романских и готических церквей. Образы донаторов с более индивидуализированными характеристиками наделяются жизненной активностью конкретных исторических личностей, сознанием собственного достоинства.

В «Мадонне каноника ван дер Пале» (1436, Брюгге, Коммунальный музей) монументальный образ сурового замкнутого каноника-старика с его грузной фигурой и властным умным и надменным лицом приобретает в пространстве апсиды едва ли не равное значение с идеализированными образами святых. В осанке и выражении лица каноника нет и признаков покорности и благочестия. Обращают внимание особенности построения пространства. Ван Эйк разрушает замкнутость интерьера, связывая его через виднеющийся в окне ландшафт с безграничными просторами природы. Композиция решается так, что изображаемое воспринимается как часть целостного мира. Фигуры связываются ритмическим строем и сложной игрой освещения с пространством интерьера. Бытовые детали, богатые ткани одежд, оружие, латы, натюрморты играют важную роль в раскрытии образа человека, в создании единой картины мира, однако в ней нет будничности повседневного уклада жизни, атмосфера полна торжественности и покоя. Тот же принцип пространственного построения композиции и в «Мадонне канцлера Ролена» (около 1435, Париж, Лувр), где открывающаяся через лоджии дворца перспектива уводит взгляд в далекие пространства с поэтическим образом города, его узкими улочками, усадьбами, храмом, деревьями, холмами, широкой спокойной рекой, объединенными золотистой воздушной дымкой. Здесь дан образ природы, обжитой человеком. По-новому раскрывается и взаимодействие героев. В психологическом диалоге канцлера герцога Бургундского с Марией за внешним спокойствием и сдержанностью раскрывается такая активность волевого характера, такие следы бурных страстей и тревог канцлера, что его образ приобретает все необходимое для самостоятельной портретной композиции.

Ван Эйк утверждает самоценность портрета единичного человека, отличающегося объективностью, конкретностью и глубиной раскрытия неповторимого своеобразия личности. Художник с точностью воспроизводит облик модели с характерными особенностями индивидуальных форм, в которых находит особую закономерность и значительность. Портретируемые сдержанны, исполнены чувства достоинства, часто погружены в размышления, что придает отпечаток благородства самым простым лицам. Нередко их взоры обращены к миру, который они созерцают, с которым еще внутренне неразрывно связаны.

Ван Эйк отказывается от типа героического профильного портрета, характерного для миниатюристов конца 14 столетия и итальянских живописцев 15 века. Преодолевая отчужденность и замкнутость портретных образов итальянцев, Ян ван Эйк поворачивает лицо портретируемого в три четверти, подчеркивая глубинность изображения, приближает его к зрителю, обычно располагает руки в ракурсе, оживляет фон игрой светотени. Пользуясь не столько светотенью, сколько тональными отношениями и рассеянным светом, убедительно воспроизводя строение головы, он тщательно отмечает малейшие градации объемов, изменение цвета, фактуры и т. д. В портрете кардинала Альбергати (около 1431, Вена, Историко-художественный музей) в складках рта, в живом и умном взгляде, в приподнятых бровях, морщинах около глаз выражены старческое добродушие и усталость, ясность ума и едва уловимая хитрость. Разнообразие портретных образов создает неповторимость композиционных и колористических решений. Мечтательности чистосердечного «Тимофея» (1432, Лондон, Национальная галерея) – возможно гуманиста или ученого, соответствует тонкость моделировки лица, плавность ритма, задумчивый взгляд, робкое движение руки, как бы обращающейся к зрителю. Драматические изломы алого тюрбана, настойчивый сухой взгляд, точно преследующий зрителя, обостряют скрытую энергию острого скептического ума в «Человеке в красном тюрбане» (1433, там же), который считается автопортретом мастера.

В портрете четы Арнольфини (1434, Лондон, Национальная галерея) ван Эйк сюжетно и композиционно расширяет рамки портретного жанра, придав обыденному человеку, окружающей его бытовой среде и конкретному жизненному факту первенствующее значение. Молодые люди представлены в скромной обстановке городского бюргерского дома в торжественный момент произнесения супружеской клятвы. В картине все построено на затаенных душевных переживаниях, на контрасте образов. Замкнутому характеру умного, хитрого и волевого итальянского купца противопоставлены покорная мягкость и душевная ясность его юной супруги. Теплота соединяющих их чувств подчеркнута не только проникновенностью сдержанных жестов, соединяющих руки новобрачных, но и глубокой сосредоточенностью мысли, сквозящей в полуопущенных взорах. Рассеянный свет, струящийся из окна, подчеркивает строгий силуэт Арнольфини, озаряет и смягчает нежные черты его юной подруги, ее изящную покорно и доверчиво склоненную фигурку; скользя по предметам, свет выявляет их фактуру, связывает их формы. Следуя средневековой традиции, ван Эйк наделяет предметы таинственным значением: горящая в люстре свеча символизирует свадебный обряд, собачка – верность, висящие на стене четки – благочестие и т. д. Однако в характеристике вещей проглядывает и повседневное их назначение, свидетельствующее о духе семейственности, царящем в этом доме, об укладе жизни хозяев, о внутренней чистоте, скромности и любви к порядку. Теплая колористическая гамма, равномерный ритм, пронизывающий всю композицию, «тихая жизнь вещей» создают атмосферу домашнего уюта, которая обычно отсутствует в картинах итальянцев. Завоевания ван Эйка были откровением не только для Северной Европы, но и для мастеров итальянского Ренессанса, искания которых он во многом предвосхитил. Отдельные художественные задачи, решенные им, некоторые из нидерландских художников разрабатывали и в 16 веке. Однако ни один из них не смог достигнуть глубины и целостности восприятия мира ван Эйка.