Наухацкий В.В.. Реформа 1861 года: некоторые вопросы современного исторического дискурса

Наухацкий В.В.

Реформа 1861 года: некоторые вопросы современного исторического дискурса

Отмена крепостного права и последовавшие за ней реформы - это поворотный пункт в истории России, центральное событие отечественной истории XIX в., во многом определившее вектор последующего развития страны. Реформы обеспечили за короткий по историческим меркам отрезок времени отказ от крепостного права и формирование основ новой системы. Россия быстро развивалась экономически, трансформируясь в индустриальное капиталистическое общество.

В отечественной исторической науке уже исследован основной пласт материалов и документов, касающихся всех аспектов подготовки и реализации крестьянской и других реформ, однако по ряду вопросов истории отмены крепостного права в литературе сохраняются несовпадающие оценки. Дискуссии идут вокруг интерпретаций фактов, событий, выявления исторически значимых процессов, построения на их основе исторических концепций. Причем, остаются дискуссионными ключевые вопросы: социально-экономические предпосылки реформы, характер развития сельского хозяйства в пореформенные десятилетия, условия и возможности развития институтов гражданского общества, причины нарастания кризисных процессов в обществе, причины, приведшие самодержавную Россию к революционным потрясениям. В данной статье предпринята попытка критического анализа некоторых тезисов, представленных в современной историографии.

На протяжении десятилетий в отечественной историографии господствовала марксистская концепция, которая представляла российский исторический процесс в виде смены общественно-экономических формаций и борьбы классов, которая закономерно привела к буржуазно-демократической и социалистической революциям. Вот почему акцент в советской литературе делался на анализе социально-экономических аспектов отмены крепостного права, классовых интересов помещиков, буржуазии и крестьянства, противоречиях и ограниченности реформы и процесса ее реализации, критическом описании характера политической системы самодержавной России.

В модернизированном виде такая позиция широко представлена в научной и учебной литературе и в настоящее время, где, как и прежде, говорится о кризисе и разложении крепостнической системы, о переходе к капитализму, об ограниченности реформы и т.д.

В отличие от советского периода в историографии современной России получила распространение либеральная парадигма в исследовании реформ 1860-1870-х гг., которая рассматривает их сквозь призму тезиса о движении России от крепостной несвободы к свободе через отмену крепостного рабства, утверждение институтов гражданского общества, прав и свобод граждан.

Как отмечает А.Н. Медушевский, в ходе преобразований радикальная реформа отношений собственности была осуществлена без разрыва правовой преемственности, а принятая формула достижения социального компромисса включала правовое согласование противоречивых интересов основных социальных слоев. Создавалось единое сословие крестьян-собственников, однородное по своему правовому положению. Не вызывает сомнений радикальный и необратимый характер преобразования правовых отношений традиционного российского общества, прежде всего крестьянства и дворян. Крепостные крестьяне получали личную свободу без всякого выкупа. Это была настоящая «революция сверху», т.е. радикальное изменение государством освященного традицией системообразующего принципа, каким являлось крепостное право. Последующими реформами закладывались основы гражданского общества и правового государства, причем общий вектор состоял в унификации гражданских прав и расширении общественного представительства в институтах самоуправления. Земская реформа способствовала привлечению населения к управлению и закладывала институциональную основу преодоления сословной замкнутости. Впервые создавалась система выборных всесословных учреждений. Активная деятельность земств способствовала кооперации социальных слоев, формированию новой гражданской этики. Эти принципы были распространены на городское самоуправление. Переход от сословных судов к суду бессословному стал ключевым результатом судебной реформы. Несмотря на то, что правовой дуализм не был преодолен полностью, реформа качественно переломила ситуацию в пользу принципов правового государства. Уравнивание сословий перед законом и государством стало смыслом военной реформы[1].

Сама постановка вопроса о том, что после 1861 г. пространство свободы расширилось, не вызывает сомнений. То, что советская литература недооценивала эту проблему, обедняло анализ вопроса. Отмеченная парадигма фиксирует ряд реальных тенденций и обладает несомненными эвристическими возможностями, но вызывает и некоторые вопросы.

Начнем с вопроса о предпосылках реформ, который казался достаточно проясненным. В самом деле, литература всегда отмечала влияние Крымской войны, военное отставание России, финансовые проблемы, нарастание экономических противоречий в развитии промышленности и сельского хозяйства и т.п. Эти тезисы сохранились и сейчас, хотя некоторые акценты расставлены иначе. Так, концепция «революционной ситуации» и решающей роли крестьянских выступлений, якобы заставивших власть взяться за реформы, преобладавшая в советской историографии, преодолена.

В современной литературе акцентируется внимание на роли личности Александра II в подготовке и проведении реформ. В качестве предпосылок реформ отмечается приверженность реформаторов идеям экономического либерализма; наличие кадров - слоя прогрессивно мыслящих интеллигентных людей, который начал складываться в недрах бюрократического аппарата в 1830 - 1840-е гг.; институциональные реформы, проведенные в царствование Александра I, в том числе создание министерств; опыт обсуждения и решения крестьянского вопроса (указы о вольных хлебопашцах и об обязанных крестьянах, отмена крепостного права в прибалтийских губерниях, введение инвентарей в Юго-Западном крае, реформа государственной деревни, материалы Секретных комитетов)[2].

Однако ключевой вопрос об объективных социально-экономических предпосылках отмены крепостного остается дискуссионным. Советские историки писали о кризисе феодально-крепостнической формации, и этот тезис казался неоспоримым. В литературе доказывалось, что в сельском хозяйстве отчётливо проявилась тормозящая роль крепостничества. С одной стороны, помещичье хозяйство, втянутое в товарные отношения, не могло осуществлять нормальное расширенное воспроизводство: экстенсивные пути были небезграничны, а интенсификации производства препятствовала система принудительного труда. С другой стороны, хозяйственная инициатива зависимого крестьянства постоянно наталкивалась на барский и государственный произвол, невозможность сосредоточить все усилия на развитии собственного хозяйства из-за барщины, оброка, многочисленных повинностей. К середине XIX в. возможности социально-экономического прогресса на базе крепостнических отношений были исчерпаны. Это проявилось в застое сельскохозяйственного производства, ухудшении состояния крестьянского и помещичьего хозяйства и положения крестьян, в торможении развития народного хозяйства на основе феодальных отношений[3].

В современной литературе представлены и иные точки зрения, согласно которым к 1861 г. рыночно-крепостническое хозяйство не находилось в состоянии кризиса[4]. Б.Н. Миронов приводит данные о том, что вплоть до 1861 г. хозяйства, основанные на крепостном труде, не испытывали экономического кризиса[5].

По нашему мнению, кризис имел место, но его следует рассматривать не как абсолютный упадок и экономический тупик, а в контексте исторической ситуации той эпохи. Как справедливо отмечает А.Ю. Дворниченко, реформы – это еще одна попытка приспособить самодержавный государственно-крепостнический строй к условиям меняющегося мира, попытка, может быть, наиболее решительная, но именно этой своей решимостью породившая непредсказуемые последствия для судеб ГКС. «При объяснении причин реформы можно учесть и экономический фактор, но он является константой. Денег не бывает много, и экономика всегда нуждается в повышении эффективности, а вот реформы предпринимаются не всегда. ГКС вполне самодостаточная и в то же время автаркичная система. Занимая огромную территорию и не приходя в столкновение с соседями, она могла бы существовать, не меняясь бесконечно долго, быть в состоянии некоего гомеостаза, если бы … все это происходило на Луне. На земле же соседство с передовым Западом, с которым надо бороться и в то же время очень хочется на него походить, время от времени кладет предел такому существованию. Так было во времена Петра Великого, так получилось и в это время»[6]. Словом, кризис – величина исторически конкретная и соотносимая с обстоятельствами времени и геополитической ситуацией.

Ключевой вопрос современного дискурса: почему реформационная инициатива не смогла остановить революции и крушения монархического порядка в России? Если реформы были движением в правильном направлении, то в чём причина революций 1905-1907 и 1917 г.? Почему оказались пророческими слова Ф. Энгельса, который отмечал, что реформа 1861 г. создала «не что иное как лишь твердое основание и абсолютную необходимость будущей революции»[7]?

В советской литературе господствовал тезис о том, что характер и противоречия реформы и практики ее проведения самодержавно-помещичьим государством закономерно вели к обострению противоречий и завершились революцией. Неизбежность революции виделась в нерешенности аграрного вопроса, сохранении пережитков крепостничества, в ограниченности реформаторского потенциала бюрократии, косности самодержавия и дворянства, пауперизации крестьянства и экономической деградации деревни, классовой поляризации, противоречивости замысла и реализации реформы. Суть неудач виделась в том, что крестьянское хозяйство не получило достаточно земли, чтобы развиваться адекватно. Крестьянин не имел возможности с земли прокормить свою семью и дать достаточное количество товарного хлеба. А помещик не умел организовать эффективное рыночное производство. Лишь незначительный процент помещиков преуспел в этом. Поэтому вся пореформенная история – это история разорения миллионов крестьянских хозяйств и продажи с молотка тысяч помещичьих имений. Неблагополучное кризисное положение в аграрной сфере отчётливо проявилось в 1902 г., когда по Югу России прокатилась волна крестьянских восстаний. По существу в России началась крестьянская революция[8]. Схема логичная, опирающаяся на массив фактов, не лишенная некоторого упрощенчества и ангажированности, но объяснительная в рамках формационной теории.

В современной литературе утверждается иной ракурс в рассмотрении предпосылок революции, для которого роль экономической составляющей не является фактором приоритетного характера. По мнению А.Н. Медушевского, отказ от экономического детерминизма в изучении революций и реформ заставляет пересмотреть сам предмет исследования: если системный кризис самодержавия существовал, то он был кризисом сознания, а не экономики. Причина революции в таком случае - неспособность традиционалистского авторитарного режима овладеть тем процессом модернизации, который был успешно запущен реформами 60-х гг. XIX в, но не доведен до логического конца. Ситуация незавершенной модернизации есть ситуация неустойчивого равновесия, в которой традиционный политический режим оказывается чрезвычайно непрочен и легко становится жертвой внутреннего или внешнего воздействия. Это и есть та среда, в которой возможна революция. Возможность революционного срыва превращается в действительность в результате комбинации отсталости масс, авторитаризма политической власти и экстремизма радикальной интеллигенции[9].

В принципе, мы разделяем тезис о том, что срыв реформаторской альтернативы был связан именно с торможением реформ. Но более всего отступление от логики реформ произошло в экономической сфере. На наш взгляд, недооценка экономического фактора, прежде всего, первостепенной значимости аграрного вопроса - основополагающая причина срыва. Попытаемся обосновать этот тезис. Для этого необходимо рассмотреть, как развивалось сельское хозяйство в пореформенные десятилетия. Документального, статистического материала по данному вопросу накоплено в литературе достаточно. Воспользуемся этим материалом.

Позитивные результаты отмены крепостного права заключались в создании ряда базовых предпосылок для формирования рыночного механизма в агросфере страны. Реформа привела к ускорению роста сельскохозяйственного производства и его эффективности, к некоторому приближению к уровням развития сельского хозяйства передовых стран Запада, в том числе США, к вовлечению России в мирохозяйственные агропромышленные связи.

Однако, как справедливо отмечает А.П. Корелин, в условиях индустриального общества сельское хозяйство всегда и практически везде отстает от развития торговли и промышленности. В России эта закономерность усугублялась сохранением в социально-экономической и политической структурах страны обилия традиционалистских черт, средоточием которых была пореформенная деревня. Общепризнано, что это в значительной мере обусловливалось компромиссным характером, половинчатостью и незавершенностью реформы 1861 г., в результате которой сформировались две основные формы организации и ведения хозяйства - частновладельческая, в основном помещичья, и крестьянская. Оба типа хозяйств с большим трудом адаптировались к рыночным отношениям. В отличие от протекционистской промышленной политики, правительство вплоть до середины 1900-х гг. фактически смотрело на деревню как на источник поступлений в бюджет. В частности, С.Ю. Витте считал нецелесообразным вкладывать средства в сельское хозяйство^{^[10]}.

Расширение посевных площадей сопровождалось увеличением объёмов сельскохозяйственной продукции. Средние за пятилетие валовые сборы только по 50 губерниям Европейской России, по которым имеются сопоставимые данные, возросли с начала 1860-х гг. с 26,4 млн т. до 38,3 млн т. в середине 1880-х гг. и до 59 млн т. в предвоенное пятилетие, т.е. увеличились в 2,2 раза. Увеличение сборов достигалось за счет расширения посевных площадей и некоторого роста урожайности и интенсивности земледельческого труда. Средние данные по губерниям Европейской России об урожайности хлебов на крестьянских землях показывают, что если в 1861-1870 гг. она составляла 4,6 ц/дес., 1871– 1880 гг. - около 5 ц, то в 1881-1890 гг. - 5.4 ц, 1891-1900 гг. - 6.2 ц, а в 1901-1910 гг. - 6.9 ц, т.е. возросла в 1,5 раза. По этому показателю земледельческое производство в России значительно отставало от большинства западных стран, что являлось следствием господства отсталых систем полеводства, низкой механизации сельскохозяйственных работ, незначительности вносимых в почву удобрений. Судя по проведенной в 1910 г. переписи, из 14 млн орудий для вспашки железные плуги и другой усовершенствованный инвентарь составляли всего 33.7%, из 17.5 млн борон полностью железных было около 2%, сельскохозяйственных машин разного назначения насчитывалось около 2.7 млн штук на примерно 15 млн хозяйств^{^[11]}.

При этом для России были характерны резкие колебания урожайности и сборов, что свидетельствовало не только об обширных зонах рискованного земледелия, но и о сравнительно низкой культуре обработки земли. За период 1880-1914 гг. в стране было, по меньшей мере, 10 неурожайных лет. Еще медленнее развивалось животноводство. В абсолютном исчислении общая численность поголовья скота возросла за 1861-1914 гг. почти вдвое. Но в целом равновесие между земледелием и скотоводством, нарушенное в середине XIX в., не было восстановлено и в начале XX в. Количество скота, приходившееся на душу сельского населения, уменьшилось: в 1864-1869 гг. на 100 человек приходилось 50 голов скота, в 1881 г. - 44, а в 1912 г. - 38 голов[12].

Для аграрного сектора характерной оставалась социально-экономическая мозаичность, многоукладность, нашедшая наиболее яркое воплощение в симбиозе помещичьих и крестьянских хозяйств. Оба типа хозяйств с большим трудом адаптировались к рыночным отношениям. За 1861-1905 гг. площадь помещичьих земель сократилась с 86,4 млн. до 58,3 млн. га, или на 28 млн., а примерно половина сохранившихся у помещиков земель сдавалась крестьянам в аренду. Крестьяне увеличили обрабатываемые ими площади примерно на 50-54 млн. га, из которых половина перешла в собственность, а остальная земля арендовалась. Поэтому к началу XX в. по сравнению с 1877 г. удельный вес крестьянского землевладения (не считая аренды) в общей площади частных земель возрос с 21 до 57%, а помещичьего сократился с 77 до 25%. К 1917 г. при общей площади сельскохозяйственных земель в 367 млн. га примерно 20 млн. крестьянских хозяйств владели 215 млн. га, или почти 60%.

Таким образом, Россия превратилась в самую крестьянскую страну в Европе. При сохранении неизменной площади сельхозугодий число крестьянских хозяйств многократно возросло. Средняя площадь одного крестьянского хозяйства в России составляла только 11 га (для сравнения: 65 га в США). Оставаясь аграрной страной, Россия стала испытывать нарастание проблем сельского перенаселения. Вследствие низкой производительности труда в 1913 г. в сельском хозяйстве России было занято не менее 50 млн. человек по сравнению с 13,6 млн. в США, которые выпускали в расчете на душу населения вдвое больше продукции, чем в России. В результате удельный вес сельского населения во всем населении России за 1860-1913 гг. снизился крайне незначительно – примерно с 90 до 82% (в 1913 г. – 131,1 млн. из 159,2 млн.), тогда как в США он составлял 33%[13].

Несмотря на обширность рынка и избыток свободных рабочих рук, в стране сложилась парадоксальная на первый взгляд ситуация С одной стороны, предприятия постоянно испытывали нехватку рабочих кадров, а с другой - промышленность и город в целом не могли утилизировать всю резервную рабочую силу. В ходе официального обследования в начале 1900 –х гг. было установлено, что в деревнях центральных губерний Европейской России существует скрытое аграрное перенаселение: численность «лишних» рабочих рук власти определили в 23 млн душ. Несмотря на высокие темпы развития промышленности и бурный рост городов эта масса продолжала увеличиваться. Резервная армия труда превышала численность всех рабочих, занятых в неземлелельческих сферах^{^[14]}.

Во многом это было связано с сохранением общины. По мнению исследователей, сохранение общины в ходе реформы 1861 г. было не ошибкой, а вынужденной мерой, вытекавшей из принятой концепции решения крестьянского вопроса[15]. С другой стороны, община сдерживала развитие инициативы, самостоятельности, применение новой агротехники в крестьянском хозяйстве. По мнению Л.Г. Захаровой, сохраняя общину, Положения 19 февраля в определенной степени расшатывали понятия крестьян о собственности. Сохранение переделов земли, круговой поруки, специфических форм землепользования означало закрепление преобладания коллективизма над индивидуализмом, «мы» над «я»[16].

Развитие рынка, переход к индустриальному обществу требовали трансформации общины. Однако вместо этого происходило нечто труднообъяснимое с точки зрения задач модернизации и реформаторской логики - консервация общины. Серией законодательных актов власть стремилась остановить или замедлить процессы, неумолимо разлагавшие общину. С целью поставить заслон участившимся семейным разделам был принят закон 1886 г., обязывавший сельские общества давать разрешение на разделы не простым большинством, а голосами ⅔ схода. Закон 8 июня 1893 г. ограничивал право общины на переделы: теперь они могли происходить не чаще, чем через 12 лет. Закон 14 декабря 1893 г. фактически запретил залог и продажу наделов и отменил ст. 165 «Положения о выкупе», предусматривавшую досрочный выкуп надельной земли. В 90-е годы неоднократно приостанавливались разрешения на переселения[17].

Сохранение общины шло вразрез с гуманистической, либеральной идеологией реформ. Как справедливо пишет А.Г. Захарова, все эти меры ставили преграды на пути создания правового государства и гражданского общества[18].

В связи со сказанным обратим внимание на следующие обстоятельства. Первое. Экономический рост в аграрном секторе имел место, хотя и не носил масштабного характера. С другой стороны, в России росла численность крестьянского населения. Россия оставалась крестьянской страной. Такая динамика развития социальной структуры противоречила сути и логике модернизации. Этот парадокс отражал непоследовательность социально-экономической политики правительства, которое было не в состоянии обеспечить ускорение процессов урбанизации, индустриальной модернизации и технического прогресса в аграрном секторе.

Второе. Можно утверждать, что в условиях такой модернизации экономики и социальных отношений развитие элементов гражданского общества было затруднено. Слой лиц, которые могли бы в полной мере воспринять новации реформаторов, рос медленно. Попытка укрепления гражданского общества при сохранении основных структур традиционного общества и при росте числа их носителей обрекала реформаторов на неудачу. Укрепление институтов гражданского общества не может происходить без одновременного разрушения структур традиционного общества, без создания институтов частной земельной собственности и укрепления прав крестьянского сословия на самостоятельное хозяйство, без сокращения числа носителей традиционной аграрной культуры при одновременном росте урбанизированных слоев населения. Те ростки гражданского общества, которые были вызваны к жизни реформами, находились в крайне неблагоприятной почве. Иначе говоря, для укоренения либеральных ценностей в традиционном обществе, только ставшим на путь модернизации, особенно значима адекватная социально-экономическая стратегия, причем предусматривающая взаимоувязанное развитие сельского хозяйства, промышленности, финансов, образования. Но именно такой стратегии не было.

Конечно, развитие институтов гражданского общества, расширение пространства свободы чрезвычайно важны, но это может быть успешным только в том случае, когда в процесс модернизации втягиваются широкие слои населения, массы крестьянства. В России же в строительство институтов гражданского общества была втянута относительно небольшая часть населения при сохранении громадной крестьянской массы с ее потенциалом традиционности. Разрешить это фундаментальное противоречие можно было только изменением социально-экономической стратегии, укреплением частной собственности на землю, развитием промышленности в городах, поддержкой фермерских хозяйств, неуклонным сокращением влияния крестьянской общины. Однако такой политике явно противоречили поддержка общины, покровительство помещикам, сохранение архаичной налоговой системы, региональный характер индустриализации, неразвитая система образования. Ну и конечно, характер государства и политического режима в России - по существу неизменно самодержавные, патерналистские. Но это тема для отдельного разговора.

[1] Медушевский А.Н. Великая реформа и модернизация России // Российская история. 2011. №1. С.

[2] Захарова Л.Г. Великие реформы 1860-1870-х годов: Поворотный пункт российской истории? // Отечественная история. 2005. №4. С.151-167.

[3] Ковальченко И.Д. Консерватизм, либерализм и радикализм в России в период подготовки крестьянской реформы 1861 года // Отечественная история. 1994. №2. С. 6; см. также: Зайончковский П.А. Отмена крепостного права в России. М., 1968; Захарова Л.Г. Самодержавие и отмена крепостного права в России. 1856 – 1861. М., 1984; Литвак Б.Г. Переворот 1861 года: почему не реализовалась реформаторская альтернатива. М., 1991; и др.

[4] Рязанов В.Т. Экономическое развитие России. Реформы и российское хозяйство в XIX – XX вв. СПб., 1998. С.35.

[5] Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII – начало XX в.). 3-е изд., испр. и доп. Т. 1. СПб., 2003. С.400.

[6] Дворниченко А.Ю. Российская история с древнейших времен до падения самодержавия. М., 2010. С.743.

[7] Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т.19. С.144.

[8] Шанин Т.Революция как момент истины. Россия 1905–1907 гг., 1917-1922 гг. М., 1997.

[9] Медушевский А.Н. Великая реформа и модернизация России // Российская история. 2011. №1. С.

[10] Корелин А.П. Аграрный сектор в народнохозяйственной системе пореформенной России (1861 – 1914 гг.) // Российская история. 2011. №1. С.

[11] Корелин А.П. Аграрный сектор в народнохозяйственной системе пореформенной России (1861 – 1914 гг.) // Российская история. 2011. №1. С.

[12] Корелин А.П. Аграрный сектор в народнохозяйственной системе пореформенной России (1861 – 1914 гг.) // Российская история. 2011. №1. С.

[13] Демьяненко В. Сельское хозяйство России и США // Мировая экономика и международные отношения. 2001. №8. С. 48.

[14] Корелин А.П. Аграрный сектор в народнохозяйственной системе пореформенной России (1861 – 1914 гг.) // Российская история. 2011. №1. С.

[15] Медушевский А.Н. Великая реформа и модернизация России // Российская история. 2011. №1. С.

[16] Захарова Л.Г. Великие реформы 1860-1870-х годов: Поворотный пункт российской истории? // Отеч. история. 2005. №4. С.151-167.

[17] Корелин А.П. Россия сельская на рубеже XIX – XX вв.. // Россия в начале XX века. М., 2002. С. 260.

[18] Захарова Л.Г. Великие реформы 1860-1870-х годов: Поворотный пункт российской истории? // Отеч. история. 2005. №4. С.151-167.