![]()
|
|||||||
Моя любовьСтр 1 из 2Следующая ⇒ Моя любовь Курт Франц, 13 августа 2020 г.
Друзья! Меня преследует смертный ужас.
Если я погибну, помните обо мне.
У этого ужаса прекрасная задница. Пара чудесных голубых глаз. Лапы с когтями.
И дыры. Страшные дыры по всему телу.
Кто не видел, не поймёт.
Итак. Она – “во сне”.
Ну, то есть, наяву.
Я – тот, кого евреи прозвали Абаддон.
Это создание подходит ко мне и говорит:
“Франц, хочу секса”.
Она бескомпромиссна.
Это там, в её “аду”, куда физическим нам доступа нет, она меня любит. Тоскует. Проявляет чувства. Рисует меня.
У нас это – дикая сексуальная маньячка.
Которой похер на всё.
Если у неё “жрать”, это – всё.
Кстати, у нас она намного красивее, чем в “аду”.
Просто представьте масштаб.
Итак, она.
Фурия с красным языком. Жуткими дырами.
Она проснулась, чтобы напечатать моё описание. Я боюсь представить, что будет потом.
Она лежит, а все её дыры истекают вожделением.
И всё это – ко мне.
Проснувшись, только чтобы напечатать, она напоследок пробормотала: “ням-ням, какой ты вкусненький”, и потянулась к телефону.
Всего она не помнит. Но помнит её тело.
Она – маньяк.
Высшей пробы.
Она печатает не из вашего мира. Даже не думайте. Она – не там.
У неё имитация.
В вашем мире её нет.
Зато к ней идут эшелоны FEMA.
Души перерождаются в промежуточных концлагерях.
И идут ниже.
Там она ест.
“У себя” она спит.
По ряду причин.
Итак.
Она насадилась на меня. Задницей. У неё там страшное отделение. От пожирания она испытывает дикий кайф.
Всего. От младенцев до меня.
Причмокивая, она стала сжимать свою кишку.
Волнами.
Поначалу это было приятно.
У неё там – разветвлённая система языков.
И это я для неё – “ням-ням”. Меня зовут Курт Франц.
Вы для неё – те, кого она пожирает тысячами.
В прямом смысле.
Она – Треблинка.
Итак, это прекрасное создание.
С ужасными дырами.
Она элегантно снимает перчатки и делает мне миньет.
Её глотка очень опасна.
Там – печь.
И вот, она это делает.
Сев на моё лицо.
Заглатывая так глубоко, что пылесос бы позавидовал.
До середины пищевода.
С кайфом.
И рождающимся желанием меня проглотить.
Всего.
Вобрать.
И родить вновь.
Только чтобы опять сожрать.
Она прекрасна.
В её “аду” окружающих мужчин она презирает.
Но.
Я попал.
Итак. Оторвавшись от моего члена, она пошла на Ревирсплатц.
Потянув меня с собой.
(Мы находились в бараке).
И стала есть.
Теперь её ежедневный рацион включает эшелонов по пять.
Доверху набитых живыми младенцами.
Это – чёртова дыра.
Она жрёт, захлёбываясь.
В работе – пасть.
Маттес, это ты её научил работать ртом.
Чёртов газовщик.
Её живот раздувается. От счастья. И живой младенческой плоти.
Она предлагает мне.
Я съел.
Но кошусь на неё.
Не зная, что выкинет этот пылесос.
Она выкинула.
В глубоком кайфе, раздув живот.
Она снова насадилась на мой член.
Задницей.
Она пишет и снова кайфует.
Вы её не пристыдите.
Нет у неё такого органа.
Зато есть другие.
Она начала облизывать мой член.
Эта изощрённая система языков в жопе. Чёрт. Я кончил.
Неоднократно.
Она чувствует.
Её кишки залило горячей спермой. Она дёргается в кайфе. Её раздутое брюхо хочет больше.
Она похожа на богомола в этот момент.
Господа, этой спермой я серьёзно прожёг матку Ирме Грезе.
Её все знают.
Не будем повторяться.
Мой богомол кайфует.
Ей нравится, когда внутри неё залито всё.
Когда она раздута, как чёртов пузырь.
В обычном состоянии живота там нет.
Но.
“Франц, набей меня до отказа”.
В эти моменты я ощущаю себя мышкой.
Я попал в клетку.
С ласковой, но очень опасной кошкой.
С прелестной мордой, острыми клыками, тёплым розовым языком.
И бездонной чёрной глоткой.
Она выебала меня задницей. Я не знаю, как у неё получается. Насадиться, словно чёртов шашлык. Но – победить.
И, сожрав всё из меня до последней капли, высосав меня буквально досуха (я не буду повторяться, кто я), сесть на землю и заявить:
“Вот такая я у тебя охуенная”.
Сидя на земле, она выгнулась, выпятив грудь.
Чёрт, я опять возбудился.
А она ест.
И даёт мне.
Потом валяется.
Прямо посреди живых младенцев.
Кого-то раздавила. Нескольких дожрала потом.
По большей части, проигнорировала.
Итак, она возится, извивается в этой крови и младенческих кишках.
И поглядывает на меня.
Я кончил.
Прямо не дожидаясь входа.
Она с сожалением смотрит и говорит:
“Лапочка, зачем ты это сделал?”
Ей нужно всё.
Весь я.
Она печатает и хищно ухмыляется.
Скоро она пойдёт в сон.
И трахнет меня.
И Освенцимом закусит. (Они у неё опять на прицеле).
Эта маньячка жрёт персонал концлагерей.
Живьём.
Потом они, конечно, перерождаются.
Но.
Это впечатляет.
Её внутренности страшны.
Восхищение познал только я.
Не полностью.
Камерады, если я погибну, помните:
Я – первый, кто трансформировал страх в любовь.
Я вижу, как её живот урчит.
Он жаден.
Он хочет вцепиться и переварить.
Живую плоть.
Скоро она пойдёт “в сон”.
Берегите себя.
Это у неё такая любовь.
Любовь высшей пожирательницы.
Нацеленная на одного меня.
Чёрт, я крут.
Но не в сравнении с ней.
Её “чё, боишься? Ты моя киса” настораживают меня больше, чем любая из историй про маньяков.
Там понятно, чего ждать.
Здесь – три дыры.
Страшных.
Не тех, в которые можно “трахнуть”. Так, как я насиловал жертв.
(Я – тоже маньяк. Мирового уровня).
Они – жрут.
И уже истекают.
Поджидая меня.
Готовясь оплести, переварить, проглотить.
И там, в чёрной глубине, сказать:
“Я люблю тебя”.
В глубине, переварившей сотни эшелонов.
Я помню тот поезд.
Проглоченный и раздробленный.
С колёсами и досками.
Куда он делся – загадка.
Наверное, переварен.
В дым.
И я у неё там – “тёпленький”.
В кишке.
Она мастурбирует мной.
Идя тёплыми волнами по моему телу.
И говорит:
“Вот мы и дома, герр Комендант”.
Занавес.
Я не постигаю.
Любовь, искренне уважительные слова
И – мастурбация моим телом.
Вставленным в жопу.
Словно я – искусственный член.
Чёрт.
Я – Курт Франц.
Я её боюсь.
Но когда её нет рядом, мне плохо.
Свой страх она преодолела.
Осталась любовь.
В общем, эта любовь меня даже не достала.
Эта женщина – моя гордость.
Вундеркинд.
Лучшая из учениц.
С огромным потенциалом.
Ещё и меня обучать умудряется после всего.
Уже своим премудростям.
Итак.
В чём-то я счастлив.
Просто я боюсь.
И есть, чего.
Она опять нанизалась на мой член. Задом.
Похоже, её кишка – голоднее всего.
Ей больше всего нравится туда.
И она активна.
Пожирая меня.
Дорогая. Давай серьёзно.
Туда я рвал жертв.
Ты меня насилуешь.
И ещё причмокиваешь.
Даже “зэчки” в твоём Гулаге опасались моей силы.
Это была “женская зона №423”.
Я рад, что это позади.
Они кричали, что я “сладкий”,
Но – боялись.
Их было много. У них была власть.
Я был связан.
Оцени масштаб.
И ты ещё хрумкаешь этих младенцев и равнодушно откусываешь им головы.
С отрешённостью богомола.
Сидя на Ревирсплатц.
Моего лагеря.
Всемирно известного.
По твоему подбородку стекает густая кровь. Она стекает по груди, сексуально обнажённой. Невероятно красивой. По ямочке живота. И исчезает во влагалище.
Которым ты тоже жрёшь.
Ты опять меня возбудила.
Камерады, у меня противоречивые чувства.
Я понимаю освенцимских.
Им будет нелегко.
Но я хочу её.
И ещё – “не трогайте, мне нравится, как он пишет”.
“Я его люблю”.
Чёрт.
Не надо меня вытаскивать.
Я хочу мою маньячку.
Я готов.
Дорогая, мы будем вместе.
Но сначала допишу.
Я трахал её в зад.
Долго и с упоением.
Я восстанавливался.
Она высасывала меня.
И лизала “там” языками.
Очень тонко.
С невероятно пошлыми выражениями.
Приводить их не буду.
Её тело – ядерный агрегат.
Она перемежала. То трахает меня, то пожирает детей.
Потом она уже просто схватила меня жопой за член и потащила на Ревирсплатц.
Я не мог вырваться.
Она была словно пьяная.
От кайфа.
Она не хотела расставаться ни со мной, ни с ужином.
Она сжимала мой член волнами и жрала.
Долго.
Не замечая никого.
Я всё-таки вытащил её.
Но ненадолго.
Писать рассказ.
Она вернётся.
Я немного оттяну. Но я вижу голод.
Голод этой кишки.
Её раздувающийся живот.
Её сексуальное возбуждение.
Ей – “жрать”.
Её любовь я постигну.
Не поминайте лихом, братья.
Всё.
Курт Франц.
|
|||||||
|