КАРМА-ЙОГА 3 страница

Кришна говорил: "Смотри на меня Арджуна. Если Я на один момент перестану работать, вся Вселенная должна будет умереть. Моя работа ничего не приносит; Я - Единый Господь; почему же Я работаю? Потому что Я люблю мир". Бог ни к чему не привязан, потому что Он любит; истинная любовь делает нас непривязанными. Где есть привязанность, прикрепленность к земным вещам, вы должны знать, что это просто физическое влечение одних частиц материи к другим. Это есть нечто, что притягивает два тела одно к другому и создает в обоих страдание, если они не могут сблизиться. Но где есть реальная любовь, она не зависит от физической привязанности. Люди могут любить друг друга, находясь на расстоянии тысячи миль. Любовь их не изменяется; она не умрет и никогда не создаст страданий.

Для того чтобы достигнуть состояния "непривязанности", потребуется, может быть, работа целой жизни; но, достигнув этой высоты, мы достигаем и цели любви и становимся свободными; рабство природы спадает с нас, и мы видим природу такою, какая она есть. Она больше не кует цепей для нас. Мы совершенно свободны и, работая, не думаем о результатах работы для себя. Кто тогда думает о результатах?

Требуете ли вы чего-нибудь от ваших детей взамен того, что вы им дали? Ваш долг работать на них, и здесь дело кончается. Когда вы делаете что-нибудь для другого человека, для города, в котором живете, для государства, старайтесь занять такое же положение, как по отношению к своим детям, и ничего не ожидайте взамен. Если вы будете неизменно занимать положение дающего и все, что вы даете, будет свободно по отношению к миру, без всякой мысли о награде, тогда ваша работа не создает вам "привязанности". Привязанность к результатам работы является только у того, кто ожидает награды.

Если труд, подобный труду рабов, дает в результате эгоизм и привязанность, то труд господина своего разума создает блаженство "непривязанности". Мы часто говорим о праве и справедливости, но мы находим, что в мире право и справедливость - это только детский разговор. Есть две вещи, которые управляют действиями людей: сила (власть) и милосердие. Проявление власти есть неизменно проявление эгоизма. Все люди стараются извлечь возможно больше пользы из той власти, которой они обладают. Милосердие - это само небо; чтобы быть хорошими, мы все должны быть милосердными. Даже право и правосудие должны основываться на милосердии. Всякий помысел о награде за работу препятствует нашему росту и в конце концов приносит страдание. Эта идея милости и бескорыстного милосердия может быть осуществлена еще и иным путем: при условии веры в личного Бога, всякая работа может быть совершаема как молитва. В этом случае мы как бы кладем к ногам Господним все плоды нашей работы, и, служа Ему таким образом, мы уже не имеем права ожидать чего-либо от людей в воздаяние за наш труд. Сам Господь трудится непрерывно и не имеет ни к чему личной привязанности. Как вода не может замочить лист лотоса, так и работа не может связать бескорыстного человека, заставив его стремиться к результатам для себя. Бескорыстный и ни чему не привязанный лично человек может жить среди густо населенного греховного города и грех не коснется его.

Эта идея полного самоотречения иллюстрирована в следующем рассказе. После битвы на Курукшетре пять братьев Пандава совершили большое жертвоприношение и принесли очень большие дары для бедных. Все выражали изумление по поводу величины и богатства жертвы, говоря, что мир не видывал никогда ничего подобного. Но, по совершении обряда, явился маленький мангуст - животное вроде кошки. Половина тела его была золотая, другая половина темная; он начал кататься по полу в жертвенном зале и сказал присутствующим: "Все вы лжете; это не жертва". - "Как, - воскликнули они, - ты говоришь: это не жертва, - разве ты не знаешь, сколько денег и драгоценностей отдано бедным и сколько людей стало богатыми и счастливыми? Эта самая удивительная жертва, какую совершал человек". Но мангуст сказал: "В одной деревушке жил бедный брамин со своей женой, сыном и женою сына. Они были очень бедны, жили скудными дарами, приносимыми им за проповедь и учение. В стране этой настал трехлетний голод, и бедный брамин страдал более, чем когда-либо. Семья голодала уже несколько дней, когда, наконец, отец принес в одно прекрасное утро немного муки, которую ему посчастливилось достать. И он разделил ее на четыре части между членами семьи. Не успели они сесть за еду, как кто-то постучался в дверь. Отец открыл дверь; за ней стоял гость. В Индии гость священное лицо; он считается как бы богом, и с ним обращаются как с таковым. Поэтому бедный брамин сказал: "Войди, господин, мы тебя приветствуем". Он поставил перед гостем свою часть пищи; гость быстро ее съел и сказал: "О господин, ты убил меня, я голодал уже десять дней, и это маленькое количество пищи только увеличило мой голод". Тогда жена сказала мужу: "Отдай ему и мою часть", но муж ответил: "Нет, не дам". Жена настаивала, говоря: "Он - бедный человек, и наш долг, как хозяев, позаботиться, чтобы он был сыт. Раз у тебя больше нет, то моя обязанность - как твоей жены - отдать ему свою часть". И она отдала свою часть гостю. Он съел, что ему дали, и сказал, что его по-прежнему мучает голод. Тогда сын сказал: "Возьми и мою часть; сын обязан помогать отцу в исполнении его долга". Гость съел и его часть, но голод его все же не был утолен: тогда и жена сына уступила ему свою часть. Гость насытился и ушел, благословляя их. В ту же ночь эти четверо людей умерли с голода. Несколько пылинок этой муки упали на пол, и, когда я покатился по полу, я стал наполовину золотым, как вы видите. С тех пор я хожу по всему свету, надеясь найти другую такую жертву, но нигде не нахожу, поэтому другая половина моего тела не превращается в золотую. Потому-то я и говорю, что это не "жертва".

Такое представление о милосердии уже исчезает в Индии; великие люди встречаются все реже и реже. Когда я учился английскому языку, я прочел в одной книге рассказ о мальчике, отправившемся на работу и оставившем матери немного денег. И за это его хвалили на четырех страницах. В чем здесь дело? Ни один индусский мальчик никогда не понял бы морали этой истории. Теперь я понимаю ее, зная западную точку зрения! Каждый человек сам за себя, а их отцы и матери, жены и дети могут делать, что хотят.

Теперь вы видите, что такое Карма-Йога: помогать не рассуждая, глядя даже смерти в лицо. Хотя бы вас обманывали миллионы раз, не спрашивайте ничего и не думайте о том, что вы делаете. Не хвалитесь своей щедростью к бедным и не ждите от них благодарности: скорей будьте им благодарны за то, что они дают вам случай проявить на них свое милосердие. Совершенно ясно, что быть идеальным человеком, живя в миру, гораздо более трудная задача, чем быть идеальным саннияси. Истинная жизнь труда так же тяжела, если не тяжелее, чем истинная жизнь отречения.

Глава 4.

Что такое долг

Необходимо изучая Карма-Йогу, определить, что такое долг. Если мне предстоит что-нибудь сделать, я прежде всего должен знать, что это мой долг, и тогда я могу делать это. Идея долга различна у разных народов. Магометанин говорит, что его долг - это то, что написано в Коране; индус говорит, что его долг то, что написано в Ведах, и христианин говорит, что его долг то, что сказано в Евангелии. Мы находим, что существуют различные идеи долга, меняющиеся соответственно различным положениям в жизни, историческим периодам и национальностям. Точно определить термин долг, подобно всякому другому отвлеченному понятию, невозможно. Мы можем составить себе идею долга, только зная его практическое действие и результаты. Когда перед нами случаются известные вещи, в нас возникает естественный или воспитанный импульс действовать по отношению к ним известным образом. Когда этот импульс приходит, ум начинает обдумывать положение. Иногда он находит, что в данных условиях можно действовать известным образом. В других случаях он находит, что действовать известным образом будет неправильно при каких бы то ни было обстоятельствах. Обыкновенная идея долга везде состоит в том, чтобы следовать велениям своей совести. Но что делает известный род отношений долгом? Если христианин, умирая с голоду и имея кусок мяса, не съест его для спасения своей жизни, или если он не даст этот кусок голодному, чтобы спасти его жизнь, он, конечно, будет чувствовать, что не исполнил своего долга. Но если индус в таком же положении сам осмелится съесть кусок мяса или даст его другому индусу, он одинаково будет чувствовать, что не исполнил своего долга; все воспитание индуса заставляет его думать так. В прошлом столетии в Индии были знаменитые шайки разбойников, именуемые Тугами; они считали своим долгом убивать каждого встречного человека и отнимать у него деньги. Чем большее количество людей они убивали, тем добродетельнее они себя считали. Если человек выйдет на улицу и застрелит другого человека, он может жалеть об этом, думая, что поступил дурно. Но если тот же самый человек будет солдатом и убьет не одного человека, а двадцать, он будет чувствовать радость и будет думать, что особенно хорошо исполнил свой долг. Мы видим из этого, что долг определяется не тем, что сделано. И объективно определить, что такое долг, совершенно невозможно. Что такое долг, ясно только с субъективной стороны. Всякое действие, которое возвышает нас и приближает к Богу, есть хорошее действие и наш долг. Всякое действие, влекущее нас вниз, - дурно и не является нашим долгом. С субъективной точки зрения мы видим, что некоторые поступки унижают нас и делают более грубыми. Но невозможно определить точно, какие поступки имеют какое значение для людей, находящихся в разных условиях и положениях. Существует только одна идея долга, которая всегда была принята всем человечеством и которая вся выражается в одном афоризме на санскритском языке: "Не наноси вреда ни одному существу: это - добродетель; нанесение вреда - грех".

Бхагавадгита часто говорит об обязанностях, связанных с положением в обществе и в жизни. Условия, в которых человек родится, и положение, которое он занимает, в значительной степени определяют его умственное и моральное отношение к различным формам деятельности. Поэтому долг каждого заключается в том, чтобы делать то дело, которое будет возвышать и облагораживать его в соответствии с идеалами того народа или общественного слоя, к которому он принадлежит. Но не надо забывать, что в разных обществах и странах господствуют не одинаковые идеалы. Постоянное забвение этого факта является главной причиной ненависти между народами. Американец думает, что то, что делают американцы согласно обычаю своей страны, есть самое лучшее, и что тот, кто не следует этим обычаям, - дурной человек. Индус думает, что его обычаи - единственно правильные и лучшие в мире, и что тот, кто не исполняет их, - дурной человек. Это совершенно естественная ошибка, которую все склонны делать. Но эта ошибка приносит много вреда. Она является причиной очень большого количества недружелюбия, существующего в мире. Когда я приехал в Америку и осматривал Чикагскую выставку, какой-то человек дернул меня сзади за тюрбан. Я обернулся и, увидев, что это был хорошо одетый, приличного вида господин, спросил его, что ему нужно. Увидя, что я говорю по-английски, он был очень сконфужен. Другой раз на той же выставке другой человек толкнул меня. Когда я спросил его, зачем он это делает, он также был очень сконфужен и, извиняясь, пробормотал: "А зачем вы так одеваетесь? ". Доброе расположение этих людей заключено было в рамки собственного языка и собственных обычаев. Давление сильных наций на более слабые в значительной мере обусловлено этим предрассудком, уничтожающим братское отношение к ближнему. Человек, спросивший меня, почему я одеваюсь иначе, чем он, и вследствие этого грубо со мной обошедшийся, был, может быть, очень добрым человеком, хорошим отцом и прекрасным гражданином, но добродушие его замолкло, как только он увидел человека, одетого в другое платье. Иностранцев эксплуатируют во всех странах, потому что они не умеют себя защитить: вследствие этого они уносят с собой неверные впечатления о тех народах, среди которых они были. Матросы, солдаты и купцы держат себя очень странно в чужих краях, хотя им и в голову не пришло бы вести себя таким же образом на родине, - потому, может быть, китайцы и называют американцев и европейцев "заморскими дьяволами"; они не делали бы этого, если бы видели хорошие стороны западной жизни.

Нам надо, следовательно, запомнить, что мы должны всегда стараться видеть обязанности других с их точки зрения и никогда не судить об обычаях народов по нашей собственной мерке. Необходимо помнить, что мои обычаи не могут быть мерилом для обычаев всей Вселенной. Я должен приспособляться к миру, а не мир должен приспособляться ко мне. Итак, мы видим, что внешние условия изменяют природу наших обязанностей, и лучшее, что мы можем сделать в мире, это - исполнить долг, налагаемый на нас в каждое данное время. Исполним долг, вменяемый нам нашим рождением, затем исполним долг, наложенный на нас нашим положением в жизни и в обществе. В человеческой природе кроется однако одна большая опасность, а именно: человек никогда самого себя не изучает. Он полагается, что он не менее способен занимать престол, чем король. Хотя бы он действительно и был на это способен, он все же должен сперва доказать, что он исполняет свой долг на своем месте, тогда к нему могут прийти более высокие обязанности. Как только мы принимаемся за серьезную работу в мире, природа повторными ударами заставляет нас быстро найти свое настоящее место. Ни один человек не может долгое время без вреда для себя и окружающих занимать положение, к которому он не приспособлен. Бесполезно роптать на природу, указывающую нам наше место. Человек, делающий низменную работу, сам вследствие этого не делается низким. Нельзя судить о человеке по природе и свойствам его обязанностей, но можно судить по тому, как он их исполняет.

Впоследствии мы увидим, что и это понятие о долге подлежит изменению, и что самая великая работа совершается только тогда, когда за ней не стоят никакие эгоистические мотивы. Тем не менее работа, основанная на чувстве долга, приводит нас к работе, которая перестает быть долгом. Тогда всякая работа делается служением тому Богу, в которого человек верит, и совершается как бы сама для себя, а не ради посторонних результатов.

Мы находим, что философия долга, как в форме этики, так и в чисто эмоциональных проявлениях, одинакова во всех Йогах. Ее цель заключается в ослаблении низшего "Я" для того, чтобы могло проявиться реальное, высшее "Я". Философия долга стремится уменьшить бесполезную трату энергии на низшей плоскости бытия для того, чтобы душа могла проявляться на высших плоскостях. Это достигается благодаря постоянному уничтожению низших желаний, чего строго требует философия долга. Таким путем, сознательно или бессознательно, развивался весь строй общества в областях деятельности и опыта, где, ограничивая эгоизм, мы открываем путь к беспредельному расширению истинной природы человека.

Долг редко бывает сладок. Путь его гладок, лишь когда он движим любовью, при отсутствии же ее получается постоянное трение. Иначе, как могли бы родители исполнять свой долг относительно детей, мужья относительно жен и наоборот? Разве мы не встречаемся со случаями такого трения каждый день. Долг сладок, лишь когда ему сопутствует любовь, а любовь сияет лишь - в свободе. Но разве можно назвать свободой рабство, в котором мы часто находимся у гнева, у ревности и у сотен других мелочей, занимающих наше внимание в течение дня. Во всех этих шероховатостях, встречаемых нами в жизни, высшее выражение свободы заключается в том, чтобы совсем не реагировать на них. Очень часто женщины, находящиеся в рабстве у своего раздражительного и ревнивого характера, склонны обвинять своих мужей и стремиться к тому, что им кажется свободой. Но они не понимают, что этим они только подчеркивают свое рабство. В таком же положении находятся мужья, вечно находящие недостатки у своих жен.

Целомудрие - первая добродетель в мужчине и женщине, и редко можно найти человека, который не мог бы быть возвращен на правый путь кроткой, любящей и целомудренной женой, как бы далеко он от него не уклонился. Мир еще не настолько испорчен. Мы много слышим о грубых мужьях и о развращенности мужчин, но разве нет столь же грубых и развращенных женщин? Если бы все женщины были так добры и чисты, как можно было бы предполагать, судя по их собственным постоянным утверждениям, то я убежден, что не было бы ни одного развращенного мужчины в мире. Нет той грубости, которая не могла бы быть побеждена кротостью и целомудрием. Добрая и целомудренная женщина, взирающая на каждого мужчину, кроме своего мужа, как на своего ребенка и проявляющая к ним материнское отношение, приобрела бы такую огромную силу от своей чистоты, что не было бы ни одного мужчины, как бы груб он ни был, который не чувствовал бы в ее присутствии, что он вдыхает атмосферу святости. Точно так же и каждый мужчина должен смотреть на всех женщин, кроме своей жены, как на мать, дочь или сестру. И человек, стремящийся быть религиозным учителем, должен смотреть на каждую женщину как на свою мать и обращаться с ней соответствующим образом.

Положение матери - высшее в мире, так. как это место, на котором можно научиться высшему бескорыстию и проявлять его. Любовь к Богу - единственная любовь, которая выше материнской любви; все остальные виды любви ниже. Долг матери думать сначала о своих детях, а затем о себе. Но если вместо этого родители всегда думают сначала о себе, то результатом будет то, что отношения между родителями и детьми станут такими же, какими бывают между птицами и их птенцами, не узнающими своих родителей, как только немного подрастут. Благословен мужчина, способный смотреть на женщину как на представительницу Материнства Бога, и благословенна женщина, для которой мужчина представляет собой Отцовство Бога. Благословенны дети, которые смотрят на своих родителей как на проявление Бога на земле.

Единственный способ восхождения состоит в исполнении ближайшего, очередного долга. Приобретая таким образом силу, мы постепенно достигаем наивысшего состояния. Один молодой саннияси удалился в лес: там он размышлял долгое время, молился и занимался Йогой. После многих лет упорного труда и суровой жизни, он сидел раз под деревом. Несколько сухих листьев упали ему на голову. Подняв глаза, он увидел ворона и журавля, вступивших в драку на верхушке дерева. Это его очень рассердило. Он сказал: "Как, вы смеете бросать сухие листья мне на голову!". Когда он при этих словах с гневом взглянул на них, из него вырвался как бы язык пламени, который сжег обеих птиц, превратив их в пепел. Он был в восторге от этого проявления своей силы; он одним взглядом мог сжечь птиц. Некоторое время спустя ему пришлось пойти в город просить милостыню. Он подошел к одной двери и сказал: "Мать, дай мне пищи". Голос изнутри ответил: "Подожди немного, сын мой". Молодой человек подумал: "Ах ты, скверная женщина! Как ты смеешь заставлять меня ждать? Ты не знаешь еще моей силы". Но тут снова послышался тот же голос: "Молодой человек, не превозносись! Здесь нет ворон". Он удивился. Подождать ему, однако, еще пришлось. Наконец, женщина вышла; он бросился к ее ногам и сказал: "Мать, как ты это узнала?". Она ответила: "Сын мой, я не знаю вашей Йоги и твоих упражнений. Я самая заурядная женщина. Я заставила тебя ждать, потому что муж мой болен и я ухаживала за ним. Всю мою жизнь я всеми силами старалась исполнить свой долг. Когда я была девушкой, я исполняла свои обязанности относительно родителей; выйдя замуж, я исполняю свой долг относительно мужа; вот и вся моя Йога, но по мере того как я исполняла свой долг, на меня сходило просветление, поэтому я и могла прочесть твои мысли и знала, что ты сделал в лесу. Если ты хочешь узнать нечто еще высшее, пойди на площадь, которую я тебе укажу; ты увидишь там одного вьядху*, и он тебе скажет нечто, что ты рад будешь узнать". Саннияси подумал: "Зачем мне идти в этот город и к вьядху?". Но после того, что он увидел, ум его несколько просветлел, и он пошел в указанный город, нашел площадь и издали увидел высокого, толстого вьядху, который, разговаривая и торгуясь с народом, резал мясо большими ножами. Молодой человек сказал: "Помоги мне, Господи! Неужели я могу чему-нибудь научиться у этого человека? Он не что иное, как воплощение дьявола". Между тем человек поднял голову и сказал: "О Свами, тебя послала эта женщина. Присядь, пока я кончу свое дело". Саннияси подумал: "Что это значит?". Он сел, а мясник продолжал свое дело и, закончив его, собрал деньги и сказал саннияси: "Пойдем со мной домой". Дойдя до дома, вьядха предложил ему сесть, сказав: "Подожди здесь", а сам вошел в дом. Затем он вымыл своих старых отца и мать, накормил их и сделал все возможное, чтобы удовлетворить их, после чего он пришел к саннияси и сказал: "Ты пришел ко мне. Чем я могу быть тебе полезен?". Саннияси предложил ему несколько вопросов, касающихся души и Бога, а вьядха прочел ему лекцию, составляющую часть Махабхараты, именуемую Вьядхагита. Она содержит одно из высочайших учений Веданты. Когда вьядха замолк, саннияси удивился и спросил: "Почему ты находишься в таком теле? Почему, обладая таким знанием, ты имеешь тело вьядхи и занимаешься таким грязным, скверным ремеслом?". - "Сын мой, - отвечал вьядха, - не существует грязной и скверной обязанности. По своему рождению я поставлен в эти условия. В детстве я научился этому ремеслу: я не привязан к нему, но стараюсь выполнять его хорошо. Я стараюсь исполнить свои обязанности семьянина и стараюсь сделать отца и мать счастливыми, насколько могу. Я не знаю твой Йоги и не сделался саннияси; не удалился я также из мира в леса; тем не менее все, что ты видел и слышал, пришло ко мне в силу бесстрастного исполнения мною своих обязанностей, присущих моему положению".

* Самый низший класс в Индии, состоящий из охотников и мясников.

В Индии живет мудрец, великий йог, один из самых замечательных людей, когда-либо виденных мною. Он человек странный: на вопросы он не отвечает и не занимается учительством. Если вы предложите ему вопрос и подождете несколько дней, он в разговоре коснется этой темы и прольет на нее необычайный свет. Он сказал мне однажды, в чем состоит тайна труда: "Соедини цель и средства воедино. Когда ты делаешь какую-нибудь работу, не думай ни о чем, кроме нее. Твори ее, как высшую молитву, и посвящай ей всю свою жизнь, пока ты ее делаешь". Так, в предшествующем рассказе, вьядха и женщина исполняли свое дело цельно и бодро: в результате они стали просветленными, что ясно доказывает, что правильное исполнение обязанностей во всяком положении в жизни, при отсутствии пристрастия к результатам, приводит нас к осуществлению высшего совершенства души.

Только работник, привязанный к плодам своей деятельности, ропщет на обязанности, выпавшие на его долю в жизни: для работника, достигшего бесстрастия, все обязанности одинаково хороши и являются орудиями, которые убивают эгоизм и чувственность и обеспечивают свободу души. Мы все склонны думать слишком высоко о себе. Наши обязанности определяются нашими заслугами в гораздо большей мере, чем мы готовы признать. Соревнование порождает зависть и убивает благожелательность сердца. Для ропщущего человека все обязанности неприятны; ничто его не удовлетворяет, и вся его жизнь обречена на неудачу. Будем работать, исполняя попутно все, что приходит к нам, и будем всегда готовы приложить руку ко всему. Тогда мы, несомненно, узрим свет.

Глава 5.

Мы помогаем себе, а не миру

Прежде чем обратиться к рассмотрению того, каким образом долг способствует нашему духовному росту, позвольте вкратце описать другой аспект того, что мы в Индии называем Кармой. Во всякой религии есть три части: философия, мифология и обрядность. Само собой разумеется, что философия является сущностью всякой религии; мифология разъясняет и иллюстрирует ее более или менее легендарными жизнеописаниями великих людей, рассказами о чудесных событиях и т.п.; обрядность придает этой философии еще более конкретную форму, низводя ее до общего понимания,

- собственно говоря, обрядность есть конкретизированная философия. Обрядность, это Карма; она необходима в каждой религии, потому что большинство из нас не способны еще воспринять духовные отвлеченности. Люди готовы думать, что они поймут все, что угодно, но, дойдя до практического опыта, они видят, что иногда очень трудно уразуметь отвлеченные духовные мысли. Поэтому символы являются для нас большой подмогой, и мы не можем обойтись без символического изображения идей, С незапамятных времен символы употреблялись всеми религиями. В известном смысле мы не можем думать иначе как символами, сами слова являются символами. С другой стороны, все в мире можно рассматривать как символ. Вся Вселенная - символ, и Бог есть та Сущность, Которая скрывается за ним. Этот род символизма - не только создание человека: нельзя сказать, что некоторые люди, принадлежащие к одной и той же религии, совместно выдумывают определенные символы и вызывают их к жизни из собственных умов.

Религиозные символы подвержены естественному росту. Как объяснить, что известные символы слиты с определенными идеями почти у всех народов? Иные из них почти всесветно распространены. Многие из вас, может быть, полагают, что крест как символ впервые появился в связи с христианской религией. В действительности он существовал до христианства и до рождения Моисея, до появления Вед, раньше появления какого бы то ни было человеческого сказания о человеческих событиях. Крест существовал еще у ацтеков и у финикийцев; каждая раса, по-видимому, имела символом крест. Точно так же символ распятого Спасителя, человека, распятого на кресте, был, оказывается, известен почти каждому народу. Круг был всегда великим символом во всем мире. Затем существует самый распространенный из всех символов - свастика. Одно время думали, что буддисты распространили ее по всему миру, но впоследствии оказалось, что она была в употреблении среди народов еще за многие века до возникновения буддизма. Она существовала в древнем Вавилоне и в Египте. Что это доказывает? Это доказывает то, что все эти символы не могли быть чисто условными. Должна была существовать какая-нибудь причина их возникновения, какая-нибудь естественная связь между ними и человеческим умом. Язык не есть результат условности: люди не соглашались выражать известные идеи известными словами: никогда не было идеи без соответственного слова и слова - без соответственной идеи; идеи и слова по природе своей нераздельны. Символы, изображающие идеи, могут быть красочными или звуковыми. Глухонемым приходится думать особыми, незвуковымй, символами; каждая мысль в уме имеет противовесом своим какую-нибудь форму; это называется в санскритской философии намарупа - название и форма. Так же невозможно создать условно систему символов, как невозможно искусственно создать язык. В мировых обрядовых символах мы имеем выражение религиозной мысли человечества. Легко утверждать, что не нужны обряды, и храмы, и все, тому подобное; каждый младенец лепечет это в наши дни, но не мудрено также и распознать, что те люди, которые молятся внутри храмов, во многих отношениях отличны от людей, которые храмов не посещают. Связь известных храмов, обрядов и культов с определенными религиями ведет к тому, что последователям этих религий передаются мысли, символизируемые данными конкретными формами. Совсем не мудро отвергать обряды и символы: изучение их и пользование ими также составляют часть Карма-Йоги.

Существует много других аспектов науки труда. Один; из них есть знание отношения между мыслью и словом, именно знание того, что может быть достигнуто силою слова. Каждая религия признает силу слова, и даже в такой мере, что в некоторых из них само творение приписывается силе слова. Внешний аспект мысли Бога есть Слово, ввиду того, что Бог, прежде чем творить, думал и хотел: поэтому творение вышло от Слова. Среди суеты и натиска нашей материалистической жизни нервы теряют чувствительность и притупляются: чем старше мы становимся, тем больше притупляется наш ум и тем больше мы склонны пренебрегать явлениями, упорно и неизменно повторяющимися вокруг нас. Однако человеческая природа иногда заявляет о себе, и мы начинаем удивляться некоторым обыденным событиям и принимаемся изучать их: таким образом, удивление является первым шагом к обретению света. Мы видим, что звуковые символы, помимо высшего философского и религиозного значения Слова, играют выдающуюся роль в человеческой жизни. Я говорю с вами, не трогая вас, но колебания воздуха, произведенные моей речью, проникают в ваше ухо, действуют на ваши нервы и производят определенное действие на ваш мозг. Вы не можете противиться этому. Что чудеснее этого? Один человек назовет другого глупцом; тот вскакивает с места, сжимает кулак и наносит тому удар по лицу. Такова сила слова. Одна женщина плачет и горюет, другая женщина подходит к ней и произносит несколько ободряющих слов; тогда склоненная женщина сразу выпрямляется, горе ее исчезает, и она уже начинает улыбаться. Какова опять-таки сила слов! Они составляют великую силу, как в высшей философии, так и в заурядной жизни. День и ночь мы орудуем этой силой, не останавливаясь мыслью на ней. Знание этой силы и умение владеть ею также составляет часть Карма-Йоги.

Наша обязанность к ближним заключается в том, чтобы делать добро миру. Зачем же нам делать добро? По-видимому, для того, чтобы помогать миру, но в действительности для того, чтобы помогать самим себе. Мы всегда должны стараться помогать миру; таково должно быть наше высшее побуждение; но при тщательном рассмотрении мы видим, что мир вовсе не нуждается в нашей помощи. Наш мир не был создан для того, чтобы мы с вами ему помогали. Я как-то читал одну проповедь, в которой было сказано: "Этот прекрасный мир очень хорош, потому что он предоставляет нам время и возможность помогать другим". Это, несомненно, прекрасное чувство, но не кощунством ли является мысль, что мир нуждается в наших благодеяниях? Мы не можем отрицать того, что много в нем горя: поэтому приходить на помощь другим - лучшее. что мы можем сделать, хотя в конце концов мы увидим, что помощь другим является лишь помощью самим себе. В детстве у меня были белые мыши. Я их держал в коробке с вделанными в нее колесами, и, когда мыши наступали на колеса, они вертелись все время, и мыши никуда не могли уйти. Так и с миром, и с нашей помощью ему. Вся помощь состоит в том, что мы сами нравственно упражняемся. Этот мир не хорош и не дурен: каждый человек сам создает себе свой мир. Слепец, думая о мире, представляет его себе мягким или твердым, холодным или жарким. Мы представляем собой совокупность счастья или горя: сотни раз в течение жизни мы убеждаемся в этом. Обыкновенно молодые люди - оптимисты, старики - пессимисты. Молодые имеют впереди всю жизнь: старики жалуются на то, что миновали их красные дни; сотни неудовлетворимых желаний кипят в их сердцах. Однако и те, и другие неразумны. Жизнь кажется хорошей или дурной соответственно тому состоянию ума, которое бывает у нас при наблюдении: сама по себе жизнь - ни то, ни другое. Огонь сам по себе ни хорош, ни дурен. Когда он нас греет, мы говорим: "Как прекрасен огонь". Когда он обжигает нам пальцы, мы его браним. Все же сам по себе он ни хорош, ни дурен. Он кажется нам дурным или хорошим, смотря по тому, как мы им пользуемся. Точно так же и мир. Он совершенен, т.е. он в совершенстве приспособлен для предназначенной ему цели. Мы можем быть уверены в том. что он прекрасно будет существовать и без нас, и нам нечего ломать себе голову, как бы его облагодетельствовать.

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 Следующая ⇒