Лекция 10 1 страница

Лекция 2

Прошлый раз речь шла об удаве, проглотившем слона, и о детских рисунках Сент-Экзюпери. Мы упоминали также и о том, что в детстве Экзюпери постоянно искал тех, кто мог бы понять его рисунки, но поиски не увенчались успехом.

Мы говорили, что в коротком вступлении к истории о Маленьком принце есть предсказание трагического конца повести и всей жизни писателя, так как в книге нет указаний на разрешение (lysis) проблемы. В мифах герой, проглоченный драконом (огромной змеей, морским чудищем, китом и т. п.), спасается тем, что изнутри разрубает мечом сердце (желудок) животного, или танцует в чреве кита до тех пор, пока чудовище не умрет или не извергнет героя наружу. В истории о Маленьком принце проглоченным оказывается сам герой (в нашей интерпретации слон в облике животного воплощает архетип героя — героя, который обратно не возвращается).

Таким образом, мы можем воспринимать текст вступления к повести «Маленький принц» символически: как детский сон, означающий, что фантазии ребенка не находят реализации. Это свидетельствует о том, что в личности писателя изначально присутствует слабая основа и какой-то глубокий надлом, что не позволяет ему избежать фатального воздействия бессознательного.

С легкой иронией пишет Сент-Экзюпери о взрослом мире и его обитателях, которые так серьезны и заняты сущими пустяками. Однако из его биографии ясно видно, что и у него самого присутствуют все неотъемлемые черты взрослого мира. Один из его командиров, генерал Давэ (David), писал так: «Он был цельной личностью, имел вкус к детским удовольствиям, которые иногда удивляли. Сталкиваясь с административной неуступчивостью, он слишком часто испытывал чувство неловкости — такие чиновники всегда оставались для него bête noire¹⁷. Другие биографы отмечают, что люди после знакомства с ним подчас разочаровывались, так как его отличало некоторое позерство: он создавал впечатление деятельной натуры и не всегда был искренним в своих проявлениях.

Необычайное стремление получать детские удовольствия, являются не только симптомом проявления комплекса puer aeternus. Это еще и способ выражения творческой личности. Предрасположенность к творчеству предполагает способность быть искренним, свободным и непосредственным: ведь если человек лишен непосредственности, спонтанности, он не может быть по-настоящему творческим. Действительно, большинство артистов и представителей других творческих профессий, как правило, обладают врожденным артистизмом. К тому же постоянная игра на публику позволяет человеку отдохнуть и восстановиться после изнуряющих для психики творческих усилий. Следовательно, мы не можем утверждать, что страсть Сент-Экзюпери к детским удовольствиям однозначно указывает на компонент пуэра, преобладавший в его личности, поскольку это также может характеризовать его и как творческую натуру.

Замечание генерала Давэ о том, что, с одной стороны, Сент-Экзюпери никогда не мог справиться со своей яростью в отношении государственных и военных бюрократов, а с другой, испытывал неловкость и робость перед ними, очень важно в связи с образом барашка, который мы сейчас обсудим.

Чиновник-бюрократ воспринимает людей как стадо овец или баранов: сталкиваясь с каким-либо чиновником, мы превращаемся в овец, а он — в пастуха. Мы для него — всего лишь номер по списку, и, естественно, бюрократ заставит нас именно так себя чувствовать. Такова современная проблема подавляющей силы Государства и обесценивания отдельной личности. В малом масштабе она реализуется на уровне каждого пуэра, который всегда испытывает трудности с социальной адаптацией, но вместе с тем, это и общая проблема. Возмущение, которое ощущает большинство людей, когда их низводят до уровня стада баранов, во многом является искренним и вполне оправданным и не сводится лишь к проблеме адаптации мужчины с комплексом puer aeternus. Любой человек, не определивший для себя, готов ли он принять отношение к себе как одному из многих, и не решивший, в какой мере он вправе рассчитывать на индивидуальный подход, испытывает сложные эмоции в отношении феномена, который Давэ назвал «военным упрямством».

Названная проблема — не только проблема Сент-Экзюпери, но и всей христианской цивилизации. Однако во Франции она имеет особый оттенок, так как у французов есть склонность к преувеличенному проявлению индивидуальности в качестве протеста против всякого администрирования и бюрократии. Надо сказать, что изменения в лучшую сторону наблюдались во время правления де Голля. Однако до сих пор со времен Второй мировой войны во Франции сохранилась тенденция к своего рода бунтарству и негативному отношению ко всему, что как-то связано с бюрократическим давлением государства. Это проявилось, в частности, в увеличении числа людей, голосующих за коммунистов — не потому, что эти люди действительно разделяют коммунистические взгляды (Weltanschauung), а потому, что таким образом они демонстрируют свое несогласие с существующим порядком. Такие люди заявляют, что не любят законодателей-клоунов, заседающих во французском правительстве, а потому намерены отдать свой голос коммунистам. Это свидетельствует о наличии инфантильной установки по отношению к вопросам социальной и коллективной ответственности. Проявления подобной инфантильности мы наблюдаем сейчас в асоциальном поведении подростков, вступающих в драку с полицейскими, переворачивающих машины и т. п. — так молодые люди демонстрируют свой протест существующему общественному порядку¹⁸. Когда речь идет о юношах, склонных к эмоциональным взрывам без всякого осознания происходящего, такое поведение вполне понятно. Но если точно так же ведут себя взрослые, например, голосуя за коммунистов только потому, что им не нравятся люди, которые сидят в правительстве, — такая позиция мне кажется незрелой. Однако это общий комплекс, который в той или иной форме присутствует в каждом из нас: мы до сих пор не решили, в какой мере должны принять то, что являемся овцами, направляемыми пастухом-государством, и стоит ли нам отвергать коллективное давление, бороться против него. Естественно, и пуэры испытывают эти же трудности, но в более выраженной форме.

Прежде чем перейти к символике образа барашка, спросим себя, почему Сент-Экзюпери встретил Маленького принца в пустыне. С одной стороны, в наших комментариях к повести мы рассматриваем крушение самолета как иллюстрацию события, случившегося в жизни Сент-Экзюпери. С другой же стороны, описанная в книге катастрофа — это символические или архетипические обстоятельства (полный разлад прежней деятельности, утрата цели в жизни, упадок жизненных сил), в которых личность неизбежно встречается с бессознательным. Внезапно мы оказываемся в безвыходном положении, замыкаясь в невротической ситуации, из которой не видим выхода. В этот момент происходит всплеск жизненной энергии, прорывающейся наружу в виде архитепического образа.

На предыдущей лекции я пересказывала фрагмент из 18-ой Суры Корана, в которой Муса, лишившись пищи (корзины с рыбой), отправился через пустыню с Хидром, первым слугой Аллаха. Совершенно не очевидно, что после кризиса или упадка сил человеку является образ ребенка, могла возникнуть и любая другая архетипическая фигура. Поэтому нам следует рассмотреть символическое значение ребенка-бога.

Мне бы хотелось обсуждать значение величайшего символа божественного младенца постепенно, в процессе рассмотрения книги, так как часть сущности, воплощенная в образе Маленького принца прояснится тогда, когда мы лучше узнаем о самой повести. Чтобы получить самый общий образ мальчика со звезды, я вкратце изложу то, что писал Юнг о боге-младенце:

Этот архетип «божественного ребенка» чрезвычайно широко распространен и очень тесно сплетен со всеми другими мифологическими аспектами мотива ребенка. Едва ли необходимо ссылаться на все еще живого «младенца-Иисуса», который в легенде о Христофоре обнаруживает все тот же самый типичный аспект «меньше малого и больший большого». В фольклоре мотив ребенка проявляется в облике карлика или эльфа в качестве разъяснения потаенных сил природы. К этой области относится также позднеклассическая фигура anthroparion, или металлического человечка, который, с одной стороны, вплоть до позднего средневековья, оживотворял рудниковые шахты, с другой стороны, представлял алхимические металлы, и прежде всего, Меркурия, возрождаемого в совершенном облике (в виде гермафродита, как filius sapientiae или как infans noster). Благодаря религиозному толкованию «ребенка», до нас дошли также некоторые средневековые свидетельства, которые показывают, что «ребенок» был не только фигурой, сообразной традиции, но также спонтанно переживаемым видением (при так называемом «вторжении бессознательного). Упомяну видение «обнаженного мальчика» у Майстера Экхарда, а также сновидение брата Евстахия. Интересные сообщения о таких же спонтанных переживаниях находим мы в английских рассказах о привидениях, где речь идет о видении «Radiant Boy»¹⁹, которого якобы видели на том месте, где некогда были римские руины. Сообщается, что этот образ сулит несчастья. Складывается такое впечатление, будто речь идет чуть ли не о фигуре «puer aeternus» которая из-за «изменения облика» стала неблагоприятной, разделив тем самым участь античных и германских богов, которые вдруг и всем скопом стали чудищами. Мистический характер такого переживания подтверждает нам также Гете (Фауст, 2 часть), где сам Фауст превратился в мальчика и был принят в «хор блаженных мальчиков», что соответствует «стадии куколки» доктора Мариануса²⁰…

Я не знаю, соотносил ли Гете это диковинное представление с античными надгробными купидонами; последнее очень даже вероятно. Образ полишинелей (cucullatus) указывает на кого-то завуалированного, т. е. невидимого, гения усопших, который отныне — в детском хороводе- опять обнаруживает новую жизнь, окруженный морскими образами дельфинов и богов моря.²¹

Здесь я позволю себе прервать цитату из Юнга и заметить, что cucullatus означает «тот, кто носит капюшон», т. е. того, кто носит платье с капюшоном. Думаю, весьма символично, что Жан Кокто,²² предпочитавший такую одежду, стал родоначальником молодежной моды, основной приметой которой является куртка, плащ или пальто с капюшоном. Представители этого молодежного движения — пуэры, и они даже одеваются соответствующим образом! Интересно, знал ли об этом Кокто?

Море — излюбленный символ бессознательного, матери всего живущего. Так как «ребенок» при известных условиях (например, в случае Гермеса и дактилей) имеет ближайшую связь с фаллосом как символом производителя, не удивительно, что он снова появляется в надгробном фаллосе в качестве символа обновленного зачатия.²³

Вот так Юнг в общих чертах наметил двойственную природу архетипа младенца, и это основная трудность, с которой мы сталкиваемся в его толковании.

С одной стороны, младенец означает обновление жизни, естественность и непосредственность, возникающие новые внутренние или внешние возможности, изменение всей жизненной ситуации в позитивном направлении. С другой стороны, в той же мере ребенок-бог имеет негативную, разрушительную сторону. Именно о ней упоминает Юнг, когда ссылается на видения «сияющего мальчика» (Radiant Boy), утверждая, что деструктивный аспект архетипа младенца, скорее всего, связан с языческим пониманием ребенка-бога, образ которого обязательно должен быть негативным. Этот негативный ребенок-бог сулит нам беду и горе, но мы вправе сказать, что как только появляется образ ребенка-бога, мы почти всегда сталкиваемся с проблемой выбора.

Образ ребенка всегда символизирует естественность, непосредственность. Вместе с тем невероятную трудность представляет собой задача определить, связан ли этот образ с проявлением инфантильной Тени (infantile shadow), которую следует отделить и подавить, или же с неким творческим аспектом, способствующим нашему продвижению вперед. И в каждом случае эта проблема этического характера. Ребенок всегда находится и позади нас, и у нас впереди. Позади нас он представляет собой инфантильную Тень, детскую неразвитость, которую следует принести в жертву, иначе она затянет нас назад в зависимость, леность, распущенность, заставит нас бежать от проблем, всякой ответственности и самой жизни. С другой стороны, если ребенок оказывается впереди нас, это означает обновление, шанс сохранить вечную юность, обрести непосредственность и естественность, получить новые возможности — это означает поток жизни в направлении творческого будущего.

Трудность, как правило, заключается в том, чтобы в каждом конкретном случае осознать истинные мотивы появления образа ребенка. Является ли этот образ воплощением инфантильного импульса, который только тянет человека назад, или же это стимул, лишь кажущийся инфантильным, но который необходимо принять и пережить, так как он побуждает человека двигаться вперед?

Иногда ответ на этот вопрос выстраивается из контекста сновидений. Предположим, что мужчине-пуэру приснился маленький мальчик. Именно по содержанию сна мы можем сказать, что означает появление ребенка: если оно символизирует проявление инфантильной Тени, тянущей человека назад, я расцениваю его как губительное для личности. Но если тот же самый образ имеет позитивный смысл, вы можете сказать, что ребенка следует принять, так как он несет в себе возможность изменения жизни, несмотря на то, что его появление выглядит как нечто детское и глупое.

Если бы все происходило именно так, анализ подобных проблем не представлял бы трудностей. Но, к сожалению, все, что исходит от бессознательного — и деструктивные, и конструктивные его аспекты, и тянущие нас назад, и двигающие нас вперед, — все они очень тесно переплетаются между собой, подчас сливаясь в единое целое. Именно поэтому толкование подобных образов подчас затруднительно, иногда практически невозможно.

По-видимому, с такой ситуацией мы столкнулись и в повести, и во внутренней проблеме Сент-Экзюпери. Вряд ли возможно точно определить (по крайней мере, я не могу), как именно следует трактовать образ Маленького принца: как пагубную инфантильную Тень, роковое появление которой возвещает Сент-Экзюпери о смерти, или как божественную искру его творческого гения.

Один из наших студентов, д-р Роберт Штайн (Robert Stein), развил эту идею следующим образом: мы видим здесь нечто наподобие ущербной Самости (defective Self). Другими словами, у некоторых людей с несчастной судьбой символ Самости оказывается дефектным. Это должно означать, что у таких людей нет никаких шансов сделать свою жизнь счастливой, так как ядро их психики имеет изъяны и является неполным, следовательно, из этого ядра не может развиться процесс индивидуации.

Я не согласна с этой идеей, я никогда не видела символов такой ущербной Самости, которым не сопутствовала бы ущербная установка Эго. Где бы вы ни встретили такой дефектный символ Самости, который является нецелостным и неоднозначным, там всегда одновременно существует нецелостная и нездоровая установка Эго. Таким образом, нельзя с научной точки зрения утверждать, что причиной всех проблем является ущербная Самость. Следовало бы сказать, что воздействие Самости не способно быть позитивным вследствие ложной установки Эго.

Если вы употребляете пищу, которая вам совершенно противопоказана, на которую ваш желудок реагирует неадекватно, вы можете попытаться решить проблему со здоровьем двумя способами. Вы можете предположить, что с вашим желудком не все в порядке и отправитесь к различным врачам, не говоря при этом, что вы употребляете пищу, полностью вам противопоказанную. Доктора придут к выводу, что дело плохо, у вас больной желудок, и конкретную причину заболевания выявить невозможно. С другой стороны, врачи могут с таким же успехом сказать, что если вы употребляете противопоказанную вам пищу, едите не вовремя или нерегулярно, то в вашем заболевании виноват вовсе не желудок.

Таким образом, ущербная Самость всегда сопровождает Эго, которое действует неправильно. Следовательно, и Самость тоже действует неправильно. Если Эго лениво, подвержено инфляции, недобросовестно, не выполняет необходимых функций Эго-комплекса, тогда становится ясно, что и Самость не может проявляться позитивно. Если бы сегодня доктор Штайн был здесь, он бы обязательно возразил: «Нет, есть другое объяснение. Эго не может нормально действовать, потому что Самость ущербна». В таком случае мы по существу сталкиваемся со старой, как мир, проблемой свободы воли: могу ли я хотеть поступать правильно? Это тот вопрос, которой всегда задаст вам мужчина-пуэр. Он скажет, что знает, что все идет неправильно потому, что он ленив, но он ведь не может не хотеть лениться! Он скажет, что, похоже, у него невроз, потому что он не может побороть свою лень. И поэтому не надо обращаться с ним как с симулянтом, у которого все наладится, стоит ему только перестать лениться. Сколько раз мне приходилось слышать такие аргументы! В какой-то степени это правда, поскольку пуэр не может заставить свой разум (mind) работать. Действительно, можно сказать, что пуэр обладает ущербной Самостью — в структуре всей его психики есть что-то, что не поддается исцелению.

Подобная проблема проявляется во многих неврозах, а не только в неврозе, характерном для комплекса puer aeternus. Она весьма серьезна, и мое отношение к ней парадоксально: до тех пор пока могу, я веду общение с человеком, рассчитывая на то, что он сможет совладать с собой с помощью разума, поскольку в этом состоит единственная возможность его спасения. Тем не менее, если мои ожидания не оправдываются, и он не может или не хочет ничего с собой делать, я меняю отношение к проблеме и говорю, что в данном случае она не имела решения — положение вещей изменить было невозможно. Иначе велика вероятность впасть в ощущение неадекватного психологического превосходства: человеку может стать хуже, он может умереть от болезни или погибнуть от несчастного случая, а ты заключаешь, что это произошло потому, что пациент не осознал свою проблему, и это его вина в том, что у него такая злая судьба.

На мой взгляд, подобная позиция отвратительна. Ни у кого нет права поступать так. Природа мстит по-своему. Если человек не может решить свои проблемы, его, как правило, настигает кара в виде тяжелой болезни или несчастного случая. Однако никто не смеет ему на это указывать и выводить из трагедии мораль. На мой взгляд, в таких случаях стоит остановиться и принять другую гипотезу: пациент не мог решить своих проблем потому, что его психическая структура имела изъяны, и исцеление оказалось невозможным. Но до тех пор пока трагедии не произошло, лучше принять первую установку и постараться создать атмосферу, вселяющую надежду на исцеление, самому верить в то, что в определенной мере свобода воли все же существует. В жизни есть много примеров того, как люди неожиданно брали себя в руки и обращали разум на борьбу со своим неврозом и, в конечном счете, им удавалось вырваться из тисков болезни.

Называйте это как угодно — чудом или правильным отношением человека к себе, но теологи в таких случаях говорят, что на человека снизошла милость Божья. Что же его спасло: его собственная добродетель или Божья благодать? На мой взгляд, здесь можно столкнуться с противоречием и оказаться в тупике парадокса.

В случае с Сент-Экзюпери мы имеем дело с особой формой невроза. На протяжении всей истории о Маленьком принце нас тревожит один тяжелый нерешенный вопрос: мы чувствуем, что в течение всего повествования постоянно что-то происходит не так, не совсем правильно. Но никто не знает, была ли вина Сент-Экзюпери в том, что он не мог побороть недуг. Была ли с самого начала какая-то причина, которая помешала ему справиться с неврозом?

Замечание с места: Однако Юнг утверждает, что в коллективном бессознательном не может быть никакой болезни, а значит, если Самость является архетипом, то, на мой взгляд, она не может быть дефектной.

Полностью с вами согласна. С моей точки зрения, если Самость и выглядит дефектной, то это происходит вследствие неправильной установки Эго. Объективно сама по себе она не может быть неполноценной, именно поэтому я не могу принять идею ущербной Самости. Если Эго способно меняться, обязательно меняется и что-то еще. Таким образом, если изменяется эго-установка, символы Самости становятся позитивными. Именно это мы можем наблюдать на практике. Если человек получил возможность проникнуть во внутреннюю суть (insight) собственной личности, то все его бессознательные реакции (constellation) меняются. Мои оппоненты могут возразить, что один человек благодаря Самости может измениться, а другой нет. Но это уже замкнутый круг.

Что касается темы нашей встречи, я постараюсь представить двойственную трактовку образа ребенка — и как инфантильную Тень, и как Самость. Затем мы попытаемся выяснить, в каком случае какая интерпретация является соответствующей. Это означает, что весь материал мы будем интерпретировать с двух точек зрения, чтобы постараться лучше осветить проблему.

Предположение о том, что мальчик, которого Сент-Экзюпери встретил в пустыне, является инфантильной Тенью, очень легко доказать — ведь Маленький принц оказался единственным, кто понял историю о слоне и удаве. Безусловно, ребенок — отражение переживаний детства. Известно письмо Сент-Экзюпери к матери, написанное в 1935 г. незадолго до его смерти. Он пишет, что только в воспоминаниях о детстве черпает живительные силы. Например, он помнит запах рождественских свечей. Он пишет, что душа его истощена, и он умирает от жажды.

Это была тоска по прошлому, и можно сказать, что в образе Маленького принца воплотился мир его детства, следовательно, и его инфантильная Тень. Символично, что детские воспоминания адресованы матери: это служит подлинным доказательством того, что Сент-Экзюпери переживал материнский комплекс.

С другой стороны, нельзя утверждать, что образ ребенка полностью негативен. Это не просто появление инфантильной Тени, ведь, как мы увидим позже, Маленький принц прилетел со звезды. Можно заметить одну интересную параллель. Как только Сент-Экзюпери потерпел катастрофу, со звездного неба спустилось некое создание (Маленький принц, прилетевший с далекой планеты). Таким образом, на земле встретились два существа, которые до тех пор жили в небе: звездный принц явился из далекого космоса, а Сент-Экзюпери приземлился на своем самолете.

С того момента, как Маленький принц очутился на земле, он уже воплощает не только инфантильную Тень, он уже в чем-то соприкоснулся с реальностью. Таким образом, его фигура неоднозначна. Однажды осознанная, инфантильная Тень уже не будет тянуть назад, она становится частью будущего.

Итак, Маленький принц больше не будет воплощать только инфантильную Тень, а отчасти станет формой продолжающегося процесса переосмысления, заключающегося в том, чтобы достичь более высокого уровня сознания, а с практической точки зрения — расставшись с иллюзиями, все теснее соприкасаться с реальным миром.

С детства мы сами взваливаем на себя бремя наших заблуждений и тащим этот тяжелый груз за собой во взрослую жизнь. Деликатность проблемы, однако, заключается в необходимости избавиться от некоторых иллюзий, не впадая при этом в цинизм. Есть люди, которые еще в самом начале жизни избавляются от иллюзий, что можно наблюдать, например, в процессе терапии детей-сирот, к какому бы социальному кругу они не принадлежали. Циничными оказываются и дети, которых сегодня называют «заброшенными»: это либо дети бедноты с трудной судьбой, которые родились и выросли в трущобах, в неблагоприятной семейной обстановке, либо дети очень богатых родителей, переживающие те же несчастья (кроме, пожалуй, отсутствия денег): развод родителей, сложный психологический климат в семье и т. п. Одно очевидно: в семьях «заброшенных» детей полностью отсутствует столь важная для них теплая эмоциональная атмосфера, поэтому они, как правило, взрослеют раньше своих сверстников. Они очень рано становятся прагматиками, лишенными всяческих иллюзий. Они уверенны в себе и независимы с самого юного возраста — такими их делают жизненные трудности. Однако их сразу можно отличить по горьким и псевдозрелым высказываниям о том, что в жизни идет что-то не так, неправильно — их слишком рано вытолкнули из мира детства в жестокую реальность.

Исследуя психологию таких людей, мы видим, что проблема детских иллюзий внутри них не проработана, она просто оторвана, отделена (cut off) от сознания. Убедив себя в том, что их идеалы и желание быть любимыми слишком обременительны и тяжелы, как мешок с камнями, который они взвалили себе на спину, они твердо решили, что от такого груза нужно избавиться. Но решение, которое приняло их Эго, совсем не помогает: более глубокий анализ показывает, что они по-прежнему остаются во власти детских иллюзий. Желание иметь любящую мать и обрести счастье осталось столь же сильным, как и в детстве, только подавленным. Но на самом деле эти люди являются менее зрелыми по сравнению с другими: проблема нереализованности детских желаний загнала их в угол. И поскольку жизнь зашла в тупик, перед ними встает трудноразрешимая задача воскрешения этих желаний и иллюзий. Поэтому им приходиться вновь переживать их, чтобы снова почувствовать себя на высоте.

Такова же проблема, которую можно наблюдать у тех, кто утверждает, что никого не любит и никому не доверяет. Если кто-то из них оказывается в подобной ситуации, жизнь сразу теряет всякий смысл. Благодаря отношениям переноса (transference) они начинают надеяться, что, возможно, смогут вновь кому-то поверить или кого-то полюбить. Однако можно быть полностью уверенным в том, что любовь, которую они испытают, будет по-детски незрела. Пациент очень часто знает: что бы с ним ни случилось, все будет бесполезным и принесет разочарование. Отчасти это верно, поскольку у таких людей во время терапии проявляется что-то по-детски незрелое и обязательно должно быть устранено либо аналитиком, либо самой жизнью. Их чувства настолько неразвиты, что, если, например, аналитик простудился и заболел, они ощущают его болезнь как личную травму, испытывая досаду и разочарование. Вполне взрослые люди осознают, что ведут себя неразумно и даже по-идиотски, но именно такие эмоции они переживают. Вполне справедливо они задают вопрос: «Что делать, если человек ощущает себя ребенком, если он страдает такой безнадежной формой инфантилизма?» Поучать такого человека можно с тем же успехом, что читать проповедь раздраженному маленькому ребенку: он тебя не слушает.

Возможно ли противостоять этой сложной проблеме?

Можно, отложив ее в долгий ящик как обременительный источник иллюзий и неприятностей, забыть о ней. Но это означает лишить себя непосредственности, оказаться разочарованным и стать «неправильно повзрослевшим» (grown-up in a wrong way). Можно, однако, и постоянно переживать эту проблему, но тогда человек становится невыносимым для окружающих. Кроме того, реальная жизнь будет все время «давать подзатыльники» — вот в чем беда. Люди, прячущие свои чувства и потребности, а также способность доверять людям, ощущают себя не совсем естественно и действуют как бы по принуждению. Они не бывают самими собой. Они чувствуют себя живущими как бы наполовину, не воспринимая себя реальными личностями.

Отказаться от божественного младенца внутри себя означает неумение принимать себя всерьез. Человек играет роль! Всю свою жизнь мы играем спектакль, но если мы честны сами с собой, мы осознаем, что все это только игра. Иначе мы вели бы себя настолько по-детски неразумно, что никто не смог бы выдержать наше поведение. Так как же поступать, что же делать?

Действительно, трудно понять по-детски божественного младенца внутри себя, ведь он проявляется в ситуациях, когда человек оказывается между подлинной личностью и инфантилизмом. В таких обстоятельствах сложно понять, как поступить.

Теоретически все вполне ясно: следует отбросить весь свой инфантилизм, оставив подлинную личность. Каким-то образом необходимо распутать клубок отношений между ребенком и личностью, и если анализ проходит правильно, постепенно именно так все и происходит. Человек успешно освобождается от инфантилизма и окончательно избавляется от незрелости, сохраняя при этом свои творческие способности для дальнейшей жизни. Однако на практике существует одна малозаметная сложность.

Божественный младенец, или звездный принц, которого Сент-Экзюпери встречает в пустыне, просит автора повести нарисовать барашка. Мы узнаем, что мальчик прилетел сюда, чтобы найти барашка и взять его с собой. Позже в истории говорится о том, что планету Маленького принца заполонили баобабы, они разрастаются и пускают молодые побеги. Мальчик хотел бы, чтобы барашек поедал побеги баобабов, как только они появляются, избавив его от необходимости самому их пропалывать. Но сначала он ничего этого не объясняет Сент-Экзюпери, и истинную причину его желания иметь барашка мы узнаем позже.

Итак, нам следует рассмотреть символику образа овцы (барана) в личной жизни Сент-Экзюпери, а затем — в мифологии вообще.

В одной из своих книг Сент-Экзюпери пишет:

…ведь рок — как внешняя сила — не существует. Но существует некий внутренний рок: наступает минута, когда человек вдруг чувствует себя уязвимым, — и тогда ошибки затягивают его, как головокружение.

Естественно, это должно иметь отношение к полетам. Он подразумевал, что не бывает случайных авиакатастроф. Несчастный случай, если он происходит, становится результатом объединения внутреннего и внешнего процессов.

В таких случаях главную роль играют не столько большие препятствия, сколько маленькие: три апельсиновых дерева, растущих на аэродроме или три десятка овец, которых вы не заметили в траве, неожиданно появляются между шасси вашего самолета.²⁴

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒