Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Абдулатипов Р.Г. Этнополитология. Учебное пособие. СПб, Питер, 2004. – 313 с.



 

                                                     Черданцев Валерий Вениаминович

                                                              РЭУ им. Г.В.Плеханова

                                                                       г. Москва   

                        

«ЭТНОС» И «НАЦИЯ» В УЧЕБНЫХ КУРСАХ ЭТНОПОЛИТОЛОГИИ

                             

По словам В.Путина: «Для России – с ее многообразием языков, традиций, этносов и культур – национальный вопрос, без всякого преувеличения, носит фундаментальный характер. Любой ответственный политик, общественный деятель должен отдавать себе отчет в том, что одним из главных условий самого существования нашей страны является гражданское и межнациональное согласие» [1]. Свой вклад в конструктивное межэтническое взаимодействие, гражданский мир и согласие народов России должны вносить и учебные курсы этнополитологии.

Обратим внимание, прежде всего, на малое количество учебной литературы по данному предмету. В ХХ веке ее попросту не было. Как отмечал автор одного из первых учебных пособий по этнополитологии 2004 года издания В.А.Тураев: «Этнополитология – самая, пожалуй, новая учебная дисциплина в Российской Федерации». С начала ХХI века появились также учебники и учебные пособия Р.Г.Абдулатипова, В.А.Ачкасова, А.П.Садохина, В.А.Тишкова, Ю.П.Шабаева и Ю.И.Шелистова [2]. Вот, пожалуй, и все. Ситуация же с учебной литературой по курсу «Этнополитические процессы и конфликты» и вовсе провальная: ее попросту нет.

Тем большая ответственность лежит на существующей учебной литературе за представленный в ней категориальный аппарат, его непротиворечивость, адекватность предмету исследования и объяснительные возможности. К сожалению, в ряде случаев учебное пособие само нуждается в дополнительных разъяснениях, толковании его текста.

 В учебном пособии Р.Абдулатипова термин «нация» используется, во-первых, применительно к политическому курсу государства как «этнонациональная политика» (именно не как «национальная», а – «этнонациональная», т.е. здесь налицо стремление к наиболее полному политическому выражению культурно-отличительных характеристик). Во-вторых, в смысле нации как согражданства, причем, не только в масштабах государства, (что является широко распространенным в политической и правовой терминологии), но и в отдельных государственных образованиях в его составе, основанных по этнонациональному признаку: «в России сегодня имеют место этнические, этнонациональные и национально-государственные общности»[3]. Национально-государственные общности – это, соответственно, республики; этнонациональные – автономные округа и единственная в России автономная область; этнические общности – все остальные, не представленные в национально-государственном устройстве РФ. Тогда возникает вопрос: насколько адекватно использование термина «этнонациональная политика» по отношению к большинству этносов, не имеющих собственной государственности? Впрочем, Р.Абдулатипов выступает за то, чтобы у каждой этнонациональной культуры в России было «право на политическое обустройство с учетом своей самобытности, своих интересов» [4]. Однако подобный путь вовлечения этносов в этнонациональную политику России, по идее, должен привести к появлению еще 120-130 национально-государственных образований. Интересно было бы узнать мнение Р.Г.Абдулатипова по этому вопросу сегодня. Мнение не только профессора, а действующего высокопоставленного политика, Главы Республики Дагестан. Ведь, согласно вышеизложенной теории, именно самый полиэтничный в составе РФ Дагестан предназначен быть местом наиболее интенсивного национально-государственного строительства с образованием десятков новых автономий на этнокультурной основе.

Ряд публикаций, в том числе и учебного характера, представляет советскую теорию этноса, опиравшуюся на примордиалистскую теорию, едва не главным виновником распада СССР (М.Губогло, Д.Драгунский, В.Тишков). Подобные утверждения содержатся в учебном пособии Тишкова В.А. и Шабаева Ю.П. «Этнополитология: политические функции этничности»[5]. Однако данный подход представляется, по меньшей мере, дискуссионным. Как отмечал Р.Абдулатипов, современные этнологи все чаще «впадают в крайности или отрицания этносов как наций, или возведения их до самодовлеющей и самодостаточной социальной и политической общности. (А ведь второе характерно для самого Р.Абдулатипова! – В.Ч.) Так … В.А.Тишков… отрицает реальность российских наций-этносов, считает их мифами» [6]. Интересно, как можно считать «мифами» реальное государственное устройство крупнейшей державы ХХ века, немыслимое вне процесса активного национально-государственного строительства, существовавшее около 70 лет в советскую эпоху и перешедшее, хоть и в трансформированном виде, в современную Россию?

Именно советское нациестроительство, по мнению Д.Драгунского образца 1992 года, было «миной замедленного действия» под существовавшим тогда государством. Этот образ был подхвачен и в учебной литературе по этнополитологии. Так, В.Тураев резюмирует: «Подлинной миной замедленного действия оказалась для многих народов России политика КПСС в области национально-государственного устройства. Социалистическая государственность, построенная на этническом принципе, изначально несла в себе мощный заряд политической нестабильности, поскольку наделила отдельные народы повышенным политическим статусом – государственностью. Теперь любые попытки изменить такой тип государственного устройства встречает стойкое сопротивление со стороны титульных этносов» [7][6;21]. Интересно было бы услышать объяснения этих теоретиков - Д.Драгунского, В.Тураева и других - о причинах успешного нациестроительства в ряде государств мира, особенно в столь сложно организованных, как  Индия.

А как идентифицировать ту «мину замедленного действия», которую закладывает сам В.Тураев, игнорируя в своем учебном пособии демографический кризис русского народа и его неизбежные этносоциальные и этнополитические последствия? Он утверждает: «Русские в Российской Федерации, несмотря на ряд неблагоприятных тенденций, обладают, безусловно, высоким демографическим статусом, поскольку их доля в общей численности населения составляет 82%». Отсюда и скрытый призыв к более интенсивному перераспределению ресурсов от большинства – к меньшинствам: «Достаточно высокими показателями в сравнении с другими российскими народами характеризуется у них (русских – В.Ч.) и социально-экономический статус»[8] .

Общим местом в этнополитологии стало, увы, тиражирование данных 1989 года – последней переписи населения в СССР – когда в процентном соотношении ко всему населению РСФСР русские составляли 82%. Известный в демографии «русский крест» отразился более всего именно на русском народе. Его численность к 2010 году сократилась на 8 млн. человек, население РФ в целом – на 5 млн. человек. Соответственно, численность других народов России за эти двадцать лет выросла на 3 млн. человек. Это – общая динамика народонаселения в стране: снизилась численность не только русских, но и карелов, удмуртов, некоторых других этносов, и не только славянских и финно-угорских. Но, в целом, очевидно, что удельный вес державообразующего народа существенно снизился, давно «пробил» уровень в 80% и продолжает снижаться.

Возвращаясь к опыту СССР, следует напомнить, во-первых, об ограниченном влиянии советской теории этноса и примордиализма как такового на реальную политику в не столь давнем прошлом, во-вторых, о далеко не исчерпанных возможностях примордиализма как объяснительной модели внутриэтнических и межэтнических отношений - теперь.

То, что в академической науке СССР господствовал примордиализм, не должно смущать: везде, где политическое довлело над этническим, по факту использовался конструктивистский подход, суть которого – в выработке из исходного этнического «материала» удобных в данное время политических конструкций (отсюда и сам термин). И в этом смысле советская наука, доказывавшая возможность «прыжка» из феодализма в социализм и реактивного по скорости преодоления «пережитков» традиционного общества для любого этноса, вооружившегося передовой идеологией, де-факто стояла на позициях конструктивизма. Ибо примордиализм неизменно скептически относился к попыткам ускоренного пересоздания менталитета, культурного кода, «изменения русла» исторической судьбы народа.

 И все же если во внутренней политике СССР действительно преимущественно опирался на примордиалистский подход (особенно в вопросах национально-государственного устройства), то больший прагматизм внешней политики диктовал иные, конструктивистские по своему характеру, приоритеты. Особенно активно использовался конструктивистский подход в тех случаях, когда он был политически выгоден советскому руководству. Следовало считать, что немцы в Западном Берлине иные, чем в Восточном Берлине, что отличия идеологии, политической системы и общественно-экономического устройства в ГДР от ФРГ настолько велики, что это сводит на второй план, превращает в исторический реликт очевидное этническое – в смысле, этнокультурное – тождество граждан двух германских государств. Т.е. отношения между ГДР и ФРГ рассматривались исключительно в межнациональной (национально-государственной) области. Государственный союз народов Югославии тоже признавался нерушимым в существовавших тогда границах, а СССР был одним из его гарантов.

Что произошло на рубеже 1980-90-х гг. с государственными границами ГДР и СФРЮ, да и самого СССР – известно. Как утверждал еще Фукидид, право настолько реально, насколько оно подкрепляется силой. И в настоящее время господство конструктивистского подхода в этнической политике, особенно на постсоветском пространстве, является заведомо тупиковым.

Категоричное разграничение этноса как сферы внутренней политики и нации как сферы внешней политики означает, что мы признаем различную этническую принадлежность русских и татар (второго по численности этноса в России) – граждан РФ, с одной стороны вновь образованных границ, и, соответственно, приблизительно 20 млн. русских и более 1 млн. татар – граждан стран «ближнего зарубежья». И тогда проблемы разделенных народов больше не существует (!) А поскольку народом любой этнос делают не только и не столько антропологические особенности, а наличие общей исторический судьбы и единой культуры, основанной на определенной системе ценностей, то и обойтись без термина «этнонация» как этнокультурная нация вряд ли возможно. Это, действительно, высшая степень этнической общности, т.к. она включает в себя осознанный выбор системы ценностей, определяющей образ жизни и особенности поведения народа.

И даже в том случае, когда речь идет об этнически близких и родственных народах, например русских и украинцах, вполне допустима добровольная, естественная ассимиляция, но – не насильственная русификация или украинизация. Чем больше различие этнических культур, тем меньше шансов у естественной ассимиляции и тем большим насилием будет стремление политического руководства возвысить один этнос над другим (другими). Именно поэтому в 1990-е годы основные миграционные потоки русских в РФ шли из Закавказья и Центральной Азии, а не из Белоруссии и Украины. Однако форсированная политизация даже незначительных этнических различий способна быстро подорвать общенациональный консенсус. Гражданская война на Украине с весны 2014 года немедленно породила поток беженцев – русских, украинцев, представителей других этнических общностей.

Категоричное разграничение этноса как сферы внутренней политики и нации как сферы внешней политики означает, что оставшихся в Казахстане русских (а это и сейчас около 4 млн. чел. – из 18 млн. населения Республики Казахстан) уже следует считать «казахами» или пока еще «казахстанскими русскими», где опорным по смыслу словом является определение. Казахстанскими русскими, лишенными этнокультурного единства с русскими из России, Украины и другими постсоветскими государствами. И это относится не только к России и к населяющим ее народам. Аналогично – жителей Самарканда и Самаркандской области Узбекистана, этнических таджиков, следует считать «узбеками», а этнических армян, жителей Нагорно-Карабахской автономной области Азербайджана, следует считать «азербайджанцами»…

Передать термин «нация» в сферу межгосударственных отношений – значит, признать столь глубокую обоснованность проведенных при И.В.Сталине и несколько подкорректированных при Н.С.Хрущеве границ между союзными республиками, что они не просто сохраняют, а резко увеличивают свою политическую и юридическую значимость уже как границы между суверенными государствами. Разделяя национальное и этническое государственными границами, мы своими руками делаем то, что отказались делать немцы ФРГ периода «холодной войны» по отношению к немцам ГДР, несмотря на давление извне и многократные обвинения в «реваншизме» не только с Востока – и добились-таки воссоединения Германии. Современная Россия в 2014 году аннулировала хрущевскую корректировку: объявила юридически ничтожным Указ Президиума ВС СССР о передаче Крыма из состава РСФСР в состав УССР, пошла навстречу волеизъявлению крымчан и тем самым положила начало процессу преодоления территориально-политических последствий поражения нашей страны в Холодной войне.

В марксистско-ленинской доктрине социально-экономические факторы как «базисные» доминировали над этнокультурными, «надстроечными». Этнические различия считались все менее значимыми по мере успехов социалистического строительства, и щедро нарезанные этнополитические границы внутри советской империи подлежали постепенному стиранию (в теории). Новая историческая общность – советский народ – должен был в процессе своего развития привести эти границы к состоянию атавизма. Как подчеркивает в своем учебнике этнополитологии В.Ачкасов: «Советская политика состояла в умышленном смешении русской и советской идентичностей для закрепления в сознании русских граждан представления о том, что «их адрес не РСФСР, их адрес Советский Союз»… Советский Союз рассматривался жителями и народами РСФСР в качестве своей большой Родины»[9].

Следует четко формулировать главный вопрос российской этнополитологии (ведь «российский» хоть и не сводится к «русскому», но неразрывно связан с ним). Действительно ли сталинские административные границы, ставшие в одночасье государственными, сделали русских как этнос более близкими к чеченцам и чукчам, проживающим в подавляющем большинстве на территории РФ и являющимися ее гражданами, чем к белорусам и украинцам, подавляющее большинство которых является гражданами соответствующих государств? А почти 20 млн. русских на постсоветском пространстве – по аналогии – действительно ли стремятся стать казахами, узбеками и т.д.? Если же нет – то и возводить «китайскую стену» между национальным и этническим никак нельзя.

Этнополитология не может и не должна руководствоваться теоретико-схоластическими абстракциями. Голос соотечественников должен быть услышан, или завтра могут быть не услышаны те, кто сегодня ратует за жесткое разграничение национального и этнического. Используемая в научной и учебной литературе терминология должна стремиться к адекватности социальной и политической реальности, носить системный характер и давать четкие ответы на насущные вопросы современности.

 

                                  ЛИТЕРАТУРА

1. Абдулатипов Р.Г. Этнополитология. Учебное пособие. СПб, Питер, 2004. – 313 с.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.