НО ДРЕВНЯЯ ЦЕРКОВЬ НЕ ЗНАЛА НИКАКИХ ТАЙНЫХ, СЕКРЕТНЫХ КОМИССИЙ, СОСТАВЛЯЕМЫХ ИЗ ЛИЦ, ЕПИСКОПАМ ЛЮБЕЗНЫХ.

УЧАСТИЕ КЛИРА И МИРЯН НА СОБОРАХ ПЕРВЫХ ВЕКОВ Священномученик Протоиерей Николай Добронравов

Участие клира и мирян на соборах первых веков Участие клира и мирян на соборах в первые девать веков христианства Реферат, прочитанный в Собрании Общества Любителей Духовного просвещения, 1905 года 2-го Декабря[1].
-------------
Краткая историческая справка об авторе. Николай Добронравов родился 21 ноября 1861 г. в семье священника. Окончил Московскую духовную семинарию (1881 г.), Московскую духовную академию со степенью кандидата богословия (1885 год), магистр богословия (1886 год, тема диссертации: «Книга пророка Иоиля»). С 1885 года – преподаватель Вифанской духовной семинарии. Был рукоположен во диакона, затем во иерея. С 1890 года – законоучитель Александровского военного училища в Москве. Был также законоучителем 7-й Московской мужской гимназии, в гимназии Поливановой и в гимназии Арсеньевой, протоиереем храма св. великомученика Никиты в старых Толмачах. В 1917 году стал членом Предсоборного совета. В 1917 – 1918 годах – член Священного Собора Российской Православной Церкви. Впоследствии, по недоказанному обвинению от советской власти, содержался в Бутырской тюрьме до апреля 1919 года, когда был освобождён.

В начале 1921 года стал настоятелем Крутицкого Успенского собора. Овдовев, был пострижен в монашество и 31 июля 1921 года хиротонисан во епископа Звенигородского, викария Московской епархии. В 1922 году за решительное противодействие обновленческому движению (тесно связанному с большевиками и дискредитировавшему идеи церковных реформ, которые отстаивали либеральные священники начала XX века) был арестован и приговорён к одному году ссылки в Зырянский край. После возвращения в Москву, в апреле-июне 1924 года находился в Бутырской тюрьме по обвинению в том, что, имея большой авторитет, проводил среди духовенства контрреволюционную агитацию, а также по делу об избиении члена рабоче-крестьянской инспекции. За отсутствием каких-либо доказательств был освобождён. С 1923 года – архиепископ Владимирский и Суздальский. В ноябре 1925 году арестован одновременно с группой проживавших в Москве иерархов – сторонников патриаршего Местоблюстителя митрополита Петра (Полянского). В заключении находился во внутренней тюрьме ОГПУ на Лубянке.

1 февраля 1926 года митрополит Петр назначил его первым архиереем в коллегии из трёх архиепископов, которые должны были временно управлять церковью – это свидетельствовало о высоком доверии, которое он испытывал к владыке Николаю. Однако архиепископ Николай находился в тюрьме (об этом митрополит Петр не знал) и не смог приступить к исполнению своих обязанностей, а коллегия так никогда и не собралась. Был приговорён Особым Совещанием при Коллегии ОГПУ к трём годам ссылки в Сибирь. С июня 1926 по апрель 1929 года находился в ссылке в Туруханском крае. Затем был переведен в ссылку в Северный край (объединявший тогда северные губернии в том числе и Вологодскую). Известно, что находился на поселении в Великом Устюге в 1931 году. Местные власти считали его руководителем церковной контрреволюции в городе. После окончания ссылки (в 1932 году) ему было разрешено свободное проживание везде, кроме шести крупных городов, с прикреплением к определенному месту жительства на три года. Когда срок поражения в правах закончился, архиепископ Николай поселился в Москве. Вёл строго аскетический образ жизни, ночи проводил в молитве. В отношениях с людьми был необычайно прост, внимателен и любвеобилен. Автор проекта реорганизации прихода, в котором указывал на необходимость введения на приходе благотворительности, даровых (бесплатных) исполнений за счёт всего прихода необходимых треб.

Повторно арестован 27 октября 1937 года. В частности, обвинялся в том, среди окружающих говорил о необходимости защиты церкви и духовенства, заявляя, что «каждый верующий должен противодействовать мероприятиям советской власти, не допускать закрывать церкви, собирать подписи, подавать жалобы, а самое главное, что духовенство должно разъяснять верующим смысл происходящих событий… что советская власть есть явление временное…». На допросе отказался признавать себя виновным. 7 декабря 1937 года приговорен тройкой при УНКВД СССР по Московской области к расстрелу по обвинению в «контрреволюционной агитации, участии в нелегальной контрреволюционной церковно-монархической организации ИПЦ» (ст. 58-10 УК РСФСР). Расстрелян и захоронен 10 декабря 1937 года на Бутовском полигоне НКВД в Московской области. Причислен к лику святых новомучеников и исповедников Российских на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в августе 2000 году для общецерковного почитания.

Праздник священномученику архиепископу Николаю установлен 10 декабря (27 ноября по ст. ст.), а также в день празднования Собора новомучеников и исповедников Российских.[2] Статья приводится по источнику: Богословский вестник. 1906, февраль. СС. 263-283. Репринтное издание приведено в Приложении к следующему сборнику: «На пути к Поместному Собору Русской Православной Церкви». Материалы к Архиерейскому Собору 2004 года. Сборник статей. М. 2004. СС. 236-256. URL: https://drive.google.com/open?id=0B7_O2AWSClDvZllXdmJ..
--------------------

Статья на сегодняшний день имеет высокую актуальность ввиду Всеправославного Собора 2016 года, а также ввиду того, что в РПЦ было проведено изменение Устава РПЦ в плане передачи полномочий высшего органа управления от Поместного Собора к Архиерейскому, что закреплено в Уставе РПЦ в редакции Архиерейского Собора 2013 года. См. по данной теме следующий анализ: «Комментарий к некоторым решениям Архиерейского Собора Русской Православной Церкви, состоявшегося в Москве 2-5 февраля 2013 года». URL: https://www.aparatorul.md/?p=6378
_____________________

Кто имеет право участвовать на церковных соборах: одни ли только епископы или и прочие члены Церкви Христовой? Конечно, для решения этого вопроса не малое значение имеют исторические свидетельства о соборах. Пересматривая их, мы видим, что Церковь никогда не ограничивалась участием на соборах одних только епископов. Собор всегда представлял так или иначе всю Церковь: иерархию и паству. Это требуется самым понятием о Церкви как о Теле Христовом.

В ЖИВОМ ЗДОРОВОМ ТЕЛЕ НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ МЕРТВЫХ ЧЛЕНОВ: ВСЯКИЙ ЧЛЕН НЕОБХОДИМО ДОЛЖЕН ПРИНИМАТЬ УЧАСТИЕ В ОБЩЕЙ ЖИЗНИ ОРГАНИЗМА: СТРАДАЕТ ЛИ ОДИН ЧЛЕН, СТРАДАЮТ С НИМ ВСЕ ЧЛЕНЫ; СЛАВИТСЯ ЛИ ОДИН ЧЛЕН, С НИМ РАДУЮТСЯ ВСЕ ЧЛЕНЫ, – ГОВОРИТ АПОСТОЛ (1 КОР. 12, 26).

ЗДЕСЬ, – ВЫЯСНЯЕТ ЭТИ СЛОВА СВ. ИОАНН ЗЛАТОУСТ, – СВ. ПАВЕЛ ПРЕДЛАГАЕТ ЗАПОВЕДЬ «ИМЕТЬ РАВНОЕ ПОПЕЧЕНИЕ ДРУГ О ДРУГЕ, СЧИТАТЬ ВСЁ СЛУЧАЮЩЕЕСЯ ОБЩИМ. ВО ВСЕМ СЛУЧАЮЩЕМСЯ, КАК ПРИЯТНОМ, ТАК И НЕПРИЯТНОМ, ЧЛЕНЫ ВЗАИМНО СВЯЗАНЫ МЕЖДУ СОБОЮ.

Часто, когда в пяту вонзится терн, все тело чувствует боль и тревожится, спина сгибается; желудок и бедра сжимаются, руки, как оруженосцы и слуги, простираются вперед и вынимают занозу, голова наклоняется, и глаза наблюдают с великою заботою. Опять, когда болят глаза, то и все члены страдают, все впадают в бездействие: ноги не ходят, руки не работают, желудок не принимает обычной пищи, хотя болезнь в глазах. Почему ты тогда умащаешь желудок? Почему покрываешь ноги? Почему обязываешь руки? Потому, что они находятся в связи с глазами, и все тело невыразимо страдает вместе с ними. Если бы они не страдали вместе, то не нужно было бы и общего о них попечения.

Итак, помня сие, будем все мы подражать любви этих членов и не поступать противно тому».[3] Но если, согласно приведенным словам Апостола и их разъяснению, данному вселенским учителем, ни один член Церкви не должен чуждаться живого, непосредственного общения с братьями своими по вере, то неужели можно отказать кому бы то ни было из верующих в праве участвовать в таком важнейшем отправлении церковной жизни, как собор Церкви? Нет, в христианской Церкви собор не был и не должен быть каким-либо собранием иерархов без клира, без мирян. Вспомним об Апостольском Соборе. В Книге Деяний ясно обозначается, что на нем принимали участие в рассуждениях и решении не одни Апостолы, но также и пресвитеры (15, 6), братия (23), вся, целиком, Церковь: όλη ή εκχλησία (22). Правда, святый Лука приводит речи только двух Апостолов: Петра и Иакова, но, несомненно, в рассуждениях принимала участие и братия.

Это совершенно ясно открывается из слов (12): «тогда умолкло всё собрание и слушало Варнаву и Павла»; «умолкло», следовательно до того времени собрание не молчало. Речи, как видно, далеко не были согласными, ибо Лука говорит, что по долгом рассуждении, Петр, встав, сказал (7). Однако братия не только рассуждала, но и самое решение Апостольского Собора состоялось не без её согласия: «Тогда – читаем мы в 22 ст., – Апостолы и пресвитеры со всею Церковию рассудили, избравши из среды себя»… и т. д. Поэтому, и самое послание Апостольского Собора начиналось словами (23): «Апостолы и пресвитеры и братия, находящаяся в Антиохии, Сирии и Киликии», и т. д.

Вот первый Собор, положивший начало всем прочим. На нем, как видим, братия или миряне – не простые слушатели, но живые участники рассуждений и прений. Апостолы лишь после всестороннего выяснения вопроса высказали свое авторитетное мнение, которое, как решающее, и было принято всем Собранием.

Ближайшие к апостольскому времени соборы, о которых сохранились исторические известия, относятся к половине второго века. Но мы знаем, что как в I, так и во II столетии в церковных делах принимали самое деятельное участие обыкновенно все христиане. Так избрание пастырей совершается в это время всею Церковию, что ясно видно из древнейшего памятника христианской письменности – «Учения 12 Апостол» (гл. 15)[4] и из творений Мужей Апостольских, – например, св. Климента Римского, св. Игнатия Богоносца[5] и других.

---------------------
РАВНЫМ ОБРАЗОМ, ОСУЖДЕНИЕ И НИЗЛОЖЕНИЕ ПАСТЫРЕЙ ТАКЖЕ УСВАИВАЕТСЯ ВСЕМ ХРИСТИАНАМ, О ЧЕМ ГОВОРЯТ, НАПРИМЕР, СВ. КЛИМЕНТ РИМСКИЙ И СВ. ПОЛИКАРП СМИРНСКИЙ[6].
--------------------

Вообще всё, что бы ни случилось в Церкви, ведал епископ со всею Церковию. При таком порядке вещей немыслимо, чтобы на каком-либо соборе древнейшего времени миряне не принимали участия. Действительно, Евсевий в своей истории приводит отрывок из сочинения, по всей вероятности Аполлинария Иерапольскаго, в котором говорится, что, когда стало распространяться учение Монтана, то в половине II века[7] «верующие начали часто и во многих местах Азии собираться по сему случаю и, исследовав новое учение, объявили его нечестивым и отвергли, как еретическое; тогда преданные ему отлучены были от Церкви и лишены общения с нею».[8]

Таким образом, на соборах против монтанистов участвовали не одни только епископы, но вообще верующие, которые вместе с пастырями и изрекли осуждение ереси. Несомненно, такого же рода были и те соборы II века, которые собирались по спорному вопросу о времени празднования Пасхи. Евсевий[9] говорит только об епископах, составлявших эти соборы; но это не обозначает, что бы на них не было никого другого. Древний церковный историк дает нам только беглые замечания об этих соборах, не излагая подробно их истории. Что же удивительного, что он упоминает только о главных их участниках – предстоятелях Церквей?

Перейдем к соборам III века. В правление императора Галлиена в Александрийской Церкви стало значительно распространяться хилиастическое учение («учение о тысячелетнем периоде чувственных наслаждений»). Св. Дионисий Александрийский старался всячески охранить свою паству от ложных воззрений этого учения. Между прочим, св. отец описывает один, так сказать, домашний, местный собор, на котором шло рассуждение о хилиазме.

Это описание может нам показать ясно, каковы были соборы того времени. Поэтому считаем не лишним привести буквально слова св. Дионисия: «Быв в арсинойском округе[10] (в Египте), где издавна усилилось это учение (т. е. хилиазм) до того, что произошли расколы и отложения целых Церквей, я, – пишет св. Дионисий Александрийский, – созвал пресвитеров и учителей тамошних братий – поселян и убедил их в присутствии желавших того братий исследовать помянутое учение всенародно. Тогда-то предложили мне известную уже книгу (т. е. книгу, излагающую учение хилиастов), будто какое оружие и неодолимую стену, и я сряду три дня, от утра до вечера, сидел с ними, стараясь разобрать её содержание. Тут я весьма радовался, видя основательность и любовь к истине, внимание и понятливость братий.

Мы предлагали свои вопросы, сомнения и согласие в порядке и с благопристойностию; принятых однажды мнений не хотели защищать с упорством и настойчивостью, если они не оказывались верными; мы не уклонялись и от возражений, но по возможности старались каждую из подлежащих рассмотрению мыслей разобрать глубже и доказать основательно; не старались также переменить свой взгляд и согласиться с другими, если требовало того рассуждение, но добросовестно и без притворства, с отверстыми к Богу сердцами, принимали то, что подтверждалось доводами и изречениями Священного Писания. Под конец, сам вождь и распространитель (хилиастического) учения, по имени Коракион, признался и засвидетельствовал перед нами, в слух всех присутствовавших братий, что, достаточно побежденный противными доводами, он не будет вперед ни держаться его, ни защищать, ни вспоминать, ни преподавать.

Прочие же присутствовавшие братия возрадовались, что это собрание примирило и привело к единогласию всех их».[11]

Вот один из соборов III века. Никто не исключается из участия на нем. Всякий свободно высказывает свое мнение, нисколько не боясь что-либо потерпеть, если его мнение окажется неправильным. Даются возражения, предлагаются разъяснения; нет упорства и стыда переменить свой взгляд, если доказана его неправильность. Все воодушевлены одним желанием – дознать и выяснить истину. Как поступал на востоке св. Дионисий Александрийский († 264 г.), так поступал на западе его современник – св. Киприан († 257 г.). «С самого начала епископства моего, – пишет Карфагенский епископ, – я положил за правило, ничего не делать по одному моему усмотрению без совета с клиром и без согласия народа».[12]

Действительно, на соборах, которые св. Киприан созывал для решения вопроса о принятии падших, имел большое значение голос клира (пресвитеров и диаконов) и мирян. «Принятие падших, – пишет св. Киприан пресвитерам и диаконам, – «требует общего нашего совещания и мнения; поэтому я не дерзаю наперед судить сам и одному себе присвоить общее дело»[13]. «Я сострадаю и соболезную, – пишет он также и народу, – о братиях наших, которые не устояли против напора гонения…, уврачевать их может отеческое милосердие, но при этом я думаю не должно спешить, ничего не должно делать неосмотрительно и поспешно…; когда Господь дарует всем нам мир, тогда по возвращении нашем к Церкви (эти слова св. Киприан писал во время Декиева гонения, когда он, как известно, удалился из Карфагена) всё будет исследовано в присутствии и по суду вашему… Молю, пусть терпеливо выслушают совет наш и подождут возвращения нашего; а когда мы, по милосердию Божию, придем к вам, то по созвании многих соепископов, в присутствии исповедников и согласно вашему мнению, можно будет, применяясь к божественному учению, рассмотреть письма блаженных мучеников (ходатайствовавших о падших) и их желания»[14].

«Смиренномудpиe и учение, и самая жизнь наша требуют, чтобы мы, предстоятели, собравшись с клиром в присутствии народа, которому также за веру его и страх должна быть воздана честь, – могли распорядиться во всём по общему соглашению»[15].

Намерение св. Киприана обсудить вопрос о принятии падших на соборе при общем совещании с клиром и мирянами было вполне одобрено римскою Церковию, которая признала, что только в таком случае определение относительно падших может получить законную силу. «В столь важном деле, – писал римский клир карфагенскому епископу, – мы согласны с тем, что и ты утверждал, именно, что прежде нужно дождаться мира Церкви, а потом уже, составив общий совет с епископами, пресвитерами, диаконами, исповедниками и твердыми в вере мирянами, рассудить о деле падших. Ибо нам представляется весьма ненавистным и тяжким, если не многие рассматривают учинённое, по-видимому, многими, и если один произносит приговор, когда столь важное преступление учинено, как показывает дело, при участии многих. Да и не может быть твердым то определение, о котором будет известно, что не было на него согласия большинства»[16].

По возвращении св. Киприана в Карфаген после гонения Декия, был, действительно, для решения вопроса о падших, созван собор, и миряне, действительно, не оставались при этом совершенно безгласными. Напротив, как говорит сам Киприан, они сильно противились принятию некоторых падших в церковное общение. «Чего мне стоит, – пишет св. Киприан римскому епископу Корнелию, – склонить к терпению наших братьев, чтобы они, умеривши сердечную досаду, согласились на принятие злых и на заботу о них. Они радуются и довольны, когда возвращаются менее виновные и еще сносные люди; напротив, ропщут и противятся всякий раз, когда возвращаются в Церковь люди неисправимые и дерзкие, запятнанные прелюбодеянием или участием в жертвоприношениях, и к тому еще надменные, ибо от таковых могут растлеваться внутри её добрые души. Едва убеждаю я народ, даже силою вынуждаю, чтобы не противились принятию таковых»[17].

Точно также и в римской Церкви вопрос о падших решался не одними только епископами. В 251 году римским епископом Корнелием для этого был собран, как передает Евсевий, «великий Собор в Риме из шестидесяти епископов; а пресвитеров и диаконов находилось на нем еще больше»[18].

Также в одном из своих писем св. Киприану Корнелий пишет, что он «заблагорассудил собрать пресвитеров, при чем находилось и пять епископов, дабы, составивши собор, общим согласием определить, что должно наблюдать в отношении тех лиц» (т. е. новациан) – «Огромным большинством народного мнения» эти лица, – говорит Корнилий, – были приняты в церковное общение[19].

Когда в Карфагенской Церкви при том же епископе св. Киприане поднялся вопрос о крещении еретиков, то и в этом случае на соборах голос клира и народа имел не меньшее значение, чем голос епископов. Из писем св. Киприана мы узнаём, что он «почел нужным, собравши во едино многих священников созвать и открыть собор»[20];

что определения этого собора «постановили весьма многие соепископы с присутствовавшими сопресвитерами»[21]; что собранные определения утверждались «общим мнением»[22].

В частности, о Карфагенском соборе 256 года из сохранившихся его актов видно, что на нем, кроме 87 епископов, присутствовало весьма много пресвитеров и диаконов, и «великое множество народа» («maxima pars plebis». См. Mansi, s. I 951, sqq.; Harduin. 1, 159, sqq.; цитируем пo Hefele, I, 94). Вот нужные нам исторические свидетельства о соборах при св. Киприане. Мы ясно видим, что на этих соборах епископы всегда принимали во внимание мнение клира и мирян. Пусть голос последних (клира и мирян) был только совещательным (votum deliberativum), потому что из приведенных нами выше свидетельств о соборах киприанова времени нельзя вывести с полною несомненностью, что клиру и мирянам принадлежит на соборах голос решающий (votiam decisivum); но, во всяком случае, епископы не определяли чего-либо такого, с чем не были бы согласны клир и миряне. Св. Киприан, как мы показывали выше, принимал падших, лишь только убедив народ не противиться принятию таковых.[23]

Не станем долго останавливаться на других соборах третьего столетия. Укажем, что на собор против Берилла, епископа Востры в Аравии, был приглашен знаменитый пресвитер Ориген, который «обличил Берилла в неправославии, убедил своими основаниями, преклонил доказательствами, поставил на путь истины и возвратил к прежнему здравому образу мыслей»[24].

Тот же Ориген на другом аравийском соборе опровергал гипнофизитов, которые говорили, что «человеческая душа, тотчас после настоящей жизни, умирает и разрушается вместе с Телом; когда же тело воскреснет, то и она снова оживет с ним»[25]. Против Павла Самосатского епископы собирались на собор «вместе с пресвитерами и диаконами»[26].

По свидетельству Евсевия, на соборе 269 года в Антиохии, «несмотря на скрытность Павла, особенно опроверг и обличил его Малхион, муж учёнейший, начальник одного греко-софистического училища в Антиохии, за безмерную преданность вере во Христа удостоенный даже пресвитерства в тамошней епархии; он-то вступил с Павлом в прение…, и один из всех умел обнаружить мысли этого столь скрытного и обманчивого человека»[27].

Замечательно, что в составленном на этом соборе послании против Павла Самосатского, разосланном по всем епархиям, за именами важнейших епископов, составлявших собор, следует упоминание о пресвитерах и диаконах: «…и прочие епископы, пресвитеры и диаконы ближайших к нам городов и народов, и Церкви Божии – возлюбленным о Господе желаем здравия»[28].

Видим клир и мирян присутствующими и на соборах первой четверти IV века. Но, к сожалению, исторические свидетельства об этом слишком скудны, так что нет возможности точно указать, в чем именно выразилось здесь участие клира и мирян. Нам известно, например, что на Эльвирском соборе (305 – 306 г.) кроме 19 епископов, присутствовало 24 пресвитера, диаконы и миряне. Из актов собора видно, что на заседаниях соборных пресвитеры сидели как епископы, диаконы же и миряне стояли; решение давали одни епископы, так как в соборных актах читаем: «episcopi universi dixerunt», без упоминания о пресвитерах, диаконах, клире.[29]

Около того же времени, именно в 316 году, был созван собор в Арелате (Арле), состоявший из 33 епископов. Но на нем присутствовали и пресвитеры с диаконами. Некоторые из них явились заместителями своих епископов, и, следовательно, имели на соборе такой же голос, как и епископы; но иные явились без такого заместительства[30]. На Неокесарийском соборе (между 314 и 325 гг.), т. е. на втором из принимаемых нами девяти поместных, вместе с епископами присутствовали также и хорепископы[31], которые, как известно, в начале IV столетия не были так сказать полными епископами, потому что имели право поставлять только в низшие должности – не выше иподиакона[32].

Вот и все исторические указания о присутствии мирян и клира на соборах начала IV века. Очень мало говорят они нам. Но, во всяком случае, основываясь на них, едва ли можно думать, что клир и миряне были только простыми зрителями и слушателями того, что совершалось и говорилось на соборах. Вероятнее предполагать, что хотя решающий голос принадлежал одним только епископам, вследствие чего под соборными актами обыкновенно стоит одни только епископские подписи[33], тем не менее, клир и миряне не лишались совещательного голоса. Трудно в самом деле допустить, чтобы из одного только любопытства являлись люди на соборы, иногда из очень отдаленных стран, как это нужно сказать, например, о соборе Эльвирском. Мы дошли до эпохи Вселенских соборов. Хотя в это время миряне уже не принимают такого деятельного участия в делах церковных, как в первые три века, тем не менее, они не устраняются от этих дел совершенно. Есть твердые, несомненные исторические свидетельства, что клир и миряне присутствовали на всех семи Вселенских соборах, а, следовательно, не были удаляемы и из соборов поместных.

Вспомним историю арианства. Как известно, Арий прежде всего был осужден на поместном соборе в Александрии. Собор происходил в 321 году под председательством св. Александра Александрийского и состоял из 100 епископов Египта, Мариота, Пентаполя и Ливии. Но на нем было также большое множество пресвитеров и диаконов. Тогда-то именно в первый раз и обратил на себя всеобщее внимание известный диакон Афанасий, которому в это время не было еще и 25-ти лет от роду. Ясно, таким образом, что на соборе этом (а, следовательно, и на других) свободно давалось слово не одним только седовласым старцам, но и молодым талантам, хотя бы они носили столь невысокую степень, как диаконская[34].

Об осуждении Ария на Александрийском соборе было оповещено св. еп. Александром по всем направлениям особым окружным посланием. Оно было, кроме епископов, подписано и множеством пресвитеров и диаконов[35]. Если теперь от этого поместного собора обратимся к собору Вселенскому, то и на нем также увидим присутствие клира и мирян. Евсевий Кесарийский, участник I Вселенского собора, пишет, что на этом соборе «находилось множество епископов – числом более 250, а сопровождавших их пресвитеров, диаконов, чтецов и многих других невозможно было исчислить»[36].

Но это не были одни только клирики; здесь было огромное множество мирян, как об этом прямо говорят древние церковные историки, например, Сократ[37], Созомен[38], Геласий, еп. Кизический[39] и др. На собор были допущены, по свидетельству тех же историков, даже язычники-философы, которые явились сюда, чтобы поспорить с христианами относительно их верований. На основании арабских актов Никейского собора[40] предполагают, что число лиц, на нем присутствовавших, доходило до 2000. Известно, что сам Император Константин почтил собор своим присутствием. Не епископы только вели рассуждения.

Стоит вспомнить о знаменитом архидиаконе, упомянутом уже выше, св. Афанасии. Что же касается мирян, то на I-м соборе они вели прения с языческими философами. У Геласия приведен один рассказ, который для нас имеет немалое значение. Он рассказывает, что один из языческих философов на соборе, едко насмехался над христианским вероучением. «Тогда, – пишет Геласий, – один простой старец (мирянин) из числа тех, которые прославились исповеданием веры (во время гонений) не перенёс его гордости. Чуждый хитрости и всяких тонкостей, не знавший ничего, кроме «Иисуса Христа, и сего распята» (1 Кор. 2, 2), он просил епископов, чтобы ему дозволили вступить в беседу с философом. Людей дерзких, знавших исповедника, такая решимость расположила к смеху, а в скромных возбудила опасение, как бы этот старец пред человеком, искусном в слове, не оказался слабым. Однако же, епископы не смели ему долго прекословить и дозволили».

Беседа окончилась тем, что простец мирянин обратил ученого язычника ко Христу.[41] Этот рассказ Геласия показывает, что миряне могли выступать на соборах со своими предложениями и заявлениями только с дозволения епископов, но епископы, как видим, не были в этом отношении слишком строги и разборчивы, «не смели, скажем словами Геласия, долго прекословить».

Переходим ко II-му Вселенскому собору. К сожалению, мы имеем мало сведений о нем.

Сократ[42], Созомен[43], Феодорит[44] и другие древние историки указывают, что на нём присутствовало 150 епископов, называют более известных из них по именам, но ничего не говорят о клире и мирянах.

Ценное свидетельство мы находим только у св. Златоуста. В своей «похвальной беседе о св. Meлетии Антиохийском», который, как известно, присутствовал на II Вселенском соборе, но не дожил до конца его, св. Иоанн говорит, что в Константинополь на собор «епископы Церквей были созваны Царскими грамотами», «тогда же и многие из многих мест стеклись туда»[45]. Последние слова дают полное основание думать, что и на Константинопольском соборе, кроме епископов, были многие другие лица. Больше сведений имеем мы о III Вселенском соборе; так, из деяний этого собора о главном его участнике, св. Кирилле Александрийском, мы узнаем, что он явился на собор с огромным числом «клириков», «египетских корабельщиков и азийских поселян»[46]. Это послужило для Нестория поводом обратиться к Императору с жалобой на Кирилла и просить, как он выражается, «составить законный собор, не попуская никого из клириков и монахов, наши ли то будут или египтяне»[47].

Но и сам Несторий, как сообщает Сократ, приехал на Ефееский собор «σύν πολλή δυνάμει όχλων» – «с огромною силою народа»[48]. Император Феодосий II не присутствовал на соборе, но прислал в Ефес двух сановников – Иринея и Кандидиана. Обращает на себя внимание «Высочайшая грамота», врученная Кандидиану для прочтения на соборе. Здесь, от лица императоров Феодосия и Валентина, говорится: «Знатнейшему придворному сановнику нашему Кандидиану повелено прибыть к вашему святейшему собору с тем, однако же, чтобы он нисколько не вмешивался в происходящее исследование о догматах (ибо не принадлежащему к числу святейших епископов не справедливо вмешиваться в дела церковные), а, с другой стороны, чтобы он, как мирян, так и монахов, и собравшихся уже, и имеющих еще собраться, всячески отдалял от самого города (ибо людей, нисколько не нужных для предстоящего исследования догматов, не надобно допускать, чтобы они производили смятение и, таким образом, препятствовали мирным постановлениям вашей святыни). Равным образом, он должен заботиться и о том…, чтобы по чьему-либо требованию не был предложен совершенно посторонний церковный вопрос, или от кого-нибудь не возникло предложение, не относящееся к предлежащему рассмотрению святого учения, прежде чем решены будут недоумения о вопросном предмете»[49].

Эти слова высочайшей грамоты говорят многое. Из неё мы видим, что царские сановники, заменяющие собою самого императора, не имели на соборе такого голоса, как епископы. Они посылаются государем главным образом для того, чтобы не нарушался должный порядок на соборе. Видим также и то, что на соборах иногда присутствовало чрезмерное множество мирян и монахов, так что явилась необходимость удалять ненужных и незваных из них. Наконец, грамота показывает нам, что на соборе не запрещалось обсуждать вопросы, не имеющие прямого отношения к главному предмету, ради которого собор созван; требовалось только, чтобы такие вопросы обсуждались не прежде, чем решены будут все недоумения о главном предмете.

После третьего вселенского собора Церковь продолжала раздираться спорами. Вскоре возникла ересь монофизитская, или евтихианство. Евтихий прежде всего осужден был на поместном соборе в Константинополе, состоявшемся под председательством Константинопольского епископа Флавиана в 448 году. Кроме 32 епископов, на нем присутствовало много клириков, – пресвитеров и диаконов; в особенности тех из них, которые были архимандритами монастырей[50]. Самое осуждение Евтихия было подписано на этом соборе, кроме епископов, также 23 клириками[51]. Год спустя после собора в Константинополе был созван в Ефесе известный собор «Разбойничий».

Диоскор Александрийский и Варсума, настоятель одного сирийского монастыря, явились на него с громадным множеством монахов, параволанов, а также с большою толпою и всякого другого народа[52]. Те бесчинства, которые имели место на этом соборе, побудили императрицу Пульхерию издать перед IV-м Вселенским собором на имя военачальника Вифинии указ, в котором повелевалось изгонять из Никеи, где сначала предполагалось созвать собор, и из соседних к ней областей всех клириков, монахов и мирян, явившихся на собор без приглашения. «Некоторые, – пишет императрица в своем указе, – нахлынувшие в Никею клирики и монахи, и мирские, привыкшие возмущать и расстраивать богоприятное благочиние, покушаются произвести шум, восставая против того, что нам угодно.

Поэтому, мы сочли за необходимое отправить к твоей светлости это послание, чтобы ты с полною властью и всячески изгонял из города и из самых этих областей, как клириков, проживающих там без нашего приглашения или без дозволения своих епископов, будут ли то клирики, находящиеся в этом чине, или какие-либо отлученные своими епископами, так и монахов и мирских, которых никакая причина не призывает на собор»[53]. Отметим, что в этих словах указа не запрещается присутствие на соборе всех без исключения клириков и мирян; говорится только, что не должно допускать тех из них, которые не имеют императорского приглашения или епископского дозволения. Действительно, на IV‑м Вселенском соборе в Халкидоне, кроме 630 епископов, присутствовало великое множество и других лиц – сенат и многие иные высшие сановники, присутствовало, по меткому выражению профессора Н. А. Заозерского, «в малом виде всё Византийское государство»[54], ибо и сам император Маркиан со своею женою Пульхерией посетил одно из заседаний собора[55].

Из соборов, имевших место в промежуток времени от IV до V Вселенских соборов нельзя не упомянуть о соборе 536 года в Константинополе. Под председательством св. патриарха Мины собралось не малое число епископов и не из одного только патриархата Константинопольского: были представители от римского папы, а также от патриархов Антиохийскаго и Иерусалимскаго. Но на этом соборе присутствовал также весь Константипопольский клир и множество мирян. На соборе главным образом изобличали в монофизитстве низложенного Константинопольского патриарха Анфима и других еретиков, в особенности оригенистов. Деяния этого собора говорят нам о самом деятельном участии на нем клириков[56].

Что касается V Вселенского собора, то на нем, кроме лиц священного сана, присутствовали также светские[57]. Замечательны прочитанные на этом соборе деяния поместного собора Мопсуестского, бывшего в 549 году. Эти деяния говорят, что на собор, кроме епископов митрополии, были созваны «все благочестивейшие пресвитеры», «также и все благочестивейшие диаконы, иподиаконы и чтецы святейшей Церкви Мопсуеста»; сверх того, «славнейшие военачальники», «трибуны», «царедворцы» и просто «достохвальные обитатели града Мопсуеста, например архитекторы, ходатаи по делам, нотариусы и даже простые носильщики умерших»[58]. Все эти лица имели голос на соборе, так как выступали с своими показаниями о Феодоре. Но подпись под деяниями соборными положили только одни епископы, т. е. только они имели решающий голос. На VI Вселенском соборе (680 г.) на всех заседаниях (именно на 12 из 18) председательствовал сам император Константин Погонат. Число епископов доходило 200, но кроме их, присутствовали также 12 высших сановников империи и множество монахов[59].

На пятнадцатом заседании собора один монах Полихроний, сторонник монофелитства, с позволения епископов, сделал заявление, что он докажет истинность своего учения воскрешением мертвеца. Несмотря на то, что Полихроний, по свидетельству деяний VI Вселенского собора, был «детского сумасбродного ума»[60], ему, однако, не было отказано совершить предлагаемый опыт. Отцы собора отправились к одной общественной бане, куда было принесено на носилках мертвое тело. Полихроний положил написанное им свое исповедание веры на грудь мертвеца, шептал ему что-то в уши; однако чуда не последовало[61].

Этот случай говорит нам, что отцы соборов не находили возможным оставлять без всякого внимания даже таких заявлений клириков, которым, по-видимому, не должно было бы придавать никакого значения. О VII Вселенском соборе должно сказать, что от прочих соборов он не отличался: кроме 350 епископов, на него собралось множество иноков и прочего духовенства, несколько сенаторов и других мирян[62].

Не станем долго останавливаться на поместных соборах западных в эпоху Вселенских соборов. Ограничимся лишь краткими замечаниями об них. В 465 году папа Иларий на собор в Риме, состоявшем из 48 епископов, пригласил также весь клир – всех пресвитеров и диаконов Римской Церкви. Из сохранившихся актов этого собора видно, что предложения, сделанные на нем папою, например, не удостаивать священных степеней второбрачных и женатых не на девицах, принимались и одобрялись не только епископами, но и пресвитерами, потому что вместе с епископами и пресвитеры восклицали: «сие мы подтверждаем, сему мы учим»[63].

В 495 году при папе Геласии опять был созван в Риме собор, и на нем, кроме 45 епископов, присутствовали: 58 пресвитеров, два сенатора и большое число диаконов и прочих клириков[64]. На Таррагонском соборе в Испании в 516 г., кроме епископов и духовенства, присутствовали «верные сыны из мирян»[65].

Архиепископ лионский, Вивенциол, созывая в 517 году собор, писал: «мы допускаем присутствовать мирянам, чтобы постановленное одними священниками мог признать и народ» (laicos permittimus interesse, ut quae a solis pontificibus ordinanda sunt, et populus possit agnoscere[66]. Также было и позднее. Например, о четвертом (633) и восьмом Толедских соборах известно, что на них присутствовали миряне[67].

((__lxGc__=window.__lxGc__||{'s':{},'b':0})['s']['_228469']=__lxGc__['s']['_228469']||{'b':{}})['b']['_699880']={'i':__lxGc__.b++};