Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Агнивцев Н. Война игрушек. Картинки С. Мальта.



 

Детская электронная библиотека

«Пескарь»

Николай АГНИВЦЕВ

Война игрушек

Никитке Курихину

 

Жил был в детской -

Молодецкий

Полк отборных удальцов.

Оловянных,

Барабанных,

Неустанных,

Молодцов.

И все время

С ними всеми

Жили дружно на окошке

«Ваньки-Встаньки» и «Матрешки.»

Люди странные,

Необычные:

- Деревянные

И тряпичные.

 

Как-то вдруг

В дверь «тук тук!»

Целый тюк

Новых всяческих игрушек:

Пушек

Мушек

И хлопушек

И еще каких-то там

Неизвестных вовсе нам.

 

Все игрушки-то отличные,

Все игрушки заграничные:

Не простые -

Заводные!

И такие

И сякие

И вот этакие!

 

«Ваньки-Встаньки» и «Матрешки»

И солдатики немножко

Поконфузились.

Потоптались, почесались,

С духом кое-как собрались

И промолвили:

 

«Здрасс-те гости дорогие,

Хоть мы люди и простые

Все-ж поможем

Вам как можем

И за совесть и за честь!

Места хватит всем присесть.»

 

Отвечали гости гордо:

- Бросьте, морды

К нам вы лезть!

 

Вы простые,

Вы дрянные.

Вы босые,

Вы сухие

И не мазаные!

 

- Мы-же очень дорогие,

Заводные,

Расписные,

И такие

И сякие -

Благородные!

И ногами, как в футбол,

Запихнули их под стол!..

 

Вероятно

Все понятно,

Между прочим,

Под столом?

Жить неприятно

Даже очень.

 

«Ваньки-Встаньки» и «Матрешки»

И солдатики немножко

Призадумались...

И пришлось им тут сознаться!

«Ах какие-же мы, братцы,

Несознательные!»

 

Тут солдаты деревянные

Под удары барабанные

Встали в ряд

И говоря:

- Коль их словом не проймешь,

Надо, братцы,

Значит драться!

Ну так чтож!?

Даешь

Войну?

Ну!?

 

И пошли на бой кровавый,

Левой, правой,

Левой, правой,

Бодрым шагом

С красным флагом,

Под удары барабанные,

Те солдаты оловянные.

 

«Тра-ра-ра!

Тра-ра-ра!»

Начинается игра!

«Эй, игрушки заводные

Расписные,

Дорогие

И такие,

И сякие,

Благородные!

 

Вы за что нам в шею дали

И под стол нас запихали?

И лупили в изобильи?

Или:

Если, значит, вы богаты

А у нас - одни заплаты,

Так должны со старины

Мы пред вами стукать лбом,

Вы-ж сидеть на нас верхом?

Мы страдали

И терпели,

Голодали

И потели!..

Но, сейчас.

Пробил час

Революции!

И у нас

Есть для вас

Резолюция!

 

Вот,

Отныне наперед:

Оттого и потому

Об'являем вам войну!

Ну-ка суньтесь?

Ну-ка?

Ну?..

 

Мигом, белые игрушки

Гордо выставили пушки,

Пулеметы, мины, танки,

А у наших лишь баранки,

Да ружьишко на троих!..

Как-же наши? вздуть-то их?

 

В первый день от перестрелки,

Пострадали лишь тарелки,

На второй-же день враги

Грудью встретились в штыки!..

Треск! шум! прямо страх!

Дзинь! Бум! Тарарах!

 

Отошли враги за блюдца.

Но все блюдца

Быстро бьются...

И, когда им стало тяжко,

Отошли враги за чашки!

И, принявши, вновь, удар,

Отошли за самовар!

 

Наступила ночь на фронте

И хихикают враги:

«Ну-ка троньте? ну-ка троньте?

Ну-ка троньте нас?!. хи! хи!»

Но «начдив»

Им в прорыв,

В чайник хлоп!

«Стоп»

А комбриг,

Вмиг,

На балык

Прыг;

А оттуда

Скок на блюдо!

Скок скок

На пирог!

Тут враги все на утек

Вперегонки

До солонки,

До подноса, до ножа!..

А оттуда, чуть дыша,

Под прикрытием стакана,

Сели на аэропланы!

 

И -

Посмотри:

Раз! Два! Три!

Фр! Фр! Фр!

Через масло! Через сыр!

Пиф-паф! Пиф-паф!

Все знамена побросав,

Фр! Фр!

И на шкаф;

- Пиф-паф!

 

Победители присели

И на шкаф тот глядь поглядь:

- «Вот, так штука, в самом деле

- Как со шкафа их достать?»

 

А враги

Во все бока:

«Хи-хи-хи»

Да «ха-ха-ха!»

В положении таком

Собран был тотчас «ревком».

После разных прений вскоре

Молвил так один Иван:

«Раз я ездил на моторе -

Сяду на аэроплан.»

 

И

Раз! Два! Три!

Ваня на аэроплане

Через масло!

Через сыр!

Фр - Фр!

Пиф - паф!

И на шкаф!

 

Тут враги -

В три ноги,

Побросавши пряники,

Побежали в панике!

Вперед -

На комод!

Ка-ра-ул -

На стул!

А оттуда на кушетку!

А с нее на табуретку!

А оттуда мигом, глядь,

Эта рать и эта знать -

Под кровать!..

 

«Ваньки-Встаньки» и «Матрешки»

Снова сели на окошке

И впервые на свободе

Закружились в хороводе!

Все сапожки -

«Топ-топ»!

Все ладошки

«Хлоп-хлоп!»

- Ух ты!

 

«Дзинь тра-ра-ра

Дзинь тра-ра-ра!

Ураа!!!»

 

А кругом

Куда ни глянь-ка

Вертуном Все «Ваньки-Встаньки»

А солдаты оловянные.

Под удары барабанные,

Шагом марш

За рядом ряд

Вышли гордо на парад.

 

И «Матрешки»

По дорожке

В раз

В пляс!

Все сапожки -

«Топ-топ!»

Все ладошки -

«Хлоп-хлоп!»

- Ух - ты!

Текст рапечатан с сайта https://peskarlib.ru

Детская электронная библиотека

«Пескарь»

Агнивцев Н. Война игрушек. Картинки С. Мальта.

Москва-Рязань, «Друзья детей», 1925. 18 с. с ил. Тираж 10000 экз. В цв. издательской литографированной обложке. Иллюстрации Семена Адольфовича Мальта великолепны. Одна из лучших книг Николая Яковлевича Агнивцева. Большая редкость!

 

 

Мальт, Семен Адольфович (1900 - 1968)- советский художник-рафик, мастер книжной гравюры, эстампа. С. Мальт - художник, положивший начало книжной и станковой графики Узбекистана С. Мальта по праву считают одним из зачинателей искусства эстампа в Узбекистане. Принадлежал к замечательной плеяде русских художников, работавших в Узбекистане.Окончив в 1928 г. полиграфический факультет ВХУТЕИНа, в первые годы творчества Мальт находился под влиянием В.А. Фаворского, личное обаяние которого и дерзкое экспериментаторство в искусстве привлекали молодежь. Жажда непосредственного участия в созидательной деятельности народа, еще не установившийся художественный вкус, да и шумная не­разбериха в искусстве тех лет бросают С. Мальта от работы над книж­ной иллюстрацией к стенным росписям в клубах, к участию в „зрительных концертах ” Баранова- Россинэ и снова к оформительской работе. В 1927 г. Мальт приезжает в Узбекистан. Он становится главным художником газеты „Правда Востока”, делает рисунки и карикатуры для журналов „Семь дней ” и „Муштум”. В ту пору группируется коллектив молодых художников-графиков, сознательно подчиняющих свое творчество задачам художественной агитации. Они выезжают в ставший на путь коллективизации кишлак, помогая в борьбе с кулаками; устраивают рейды на индустриальные предприятия, создавая стенные газеты, портретные галереи ударников, бичуя недостатки в „Окнах сатиры ”; публикуют в республиканских газетах изоочерки, овеянные пафосом созидания. Ташсельмаш, шахты Сулюкты, Аму-Дарья, станции и полустанки Среднеазиатской железной дороги, Текстильстрой - вот только часть объектов, где побывали художники, где они живым словом и метким рисунком способствовали успехам в труде. Выставки самодеятельности, изокружки на предприятиях, оформление города к революционным праздникам, выставки на предприятиях, корреспон­денции в газеты и журналы дополняют и без того широкий круг деятельности С. Мальта.

Свои первые художественные представления об Узбекистане Мальт воплощает в серии интересных эстампов, из которых хорошо известна гравюра „Полдень” (1928). Этот эстамп, один из первых, сделанных в Узбекистане, отличается тонким вкусом и пониманием специфики художественного языка гравюры, несмотря на условную трактовку композиции и повествовательность. В 1932 г. С. Мальт едет на Иссык-Куль. „Мне хотелось, - рассказывает художник,— создать серию пейзажей о красоте природы и вместе с тем сломать, бытовавшее тогда с легкой руки пролеткультовцев, мнение о чужеродности пейзажа советскому зрителю ” Иссык-кульские пейзажи были одобрены художественной общественностью. Пожалуй, впервые в Узбекистане было так хорошо и верно использовано специфическое средство графики - серийность.

Значительное место в творчестве С. Мальта занимает его работа с бригадой графиков Ташкента на Чирчикстрое (1940). Более года провели художники на строительстве. Художники делали сатирические зарисовки для „Чирчикстроевского крокодила”, художественные очерки для газет и журналов, портретные галереи, пейзажи и жанровые сценки. Своеобразным отчетом Мальта об этой поездке была серия станковых листов „Чирчикстрой", показанных на республиканской выставке 1940 г. Великую Отечественную войну художник прошел солдатом, но не забывал о другом своем оружии.

Он резал гравюры на линолеуме, которые использовались как клише в дивизионной газете, создавал плакаты для красноармейских агитокон, оформлял агитмашины и улицы освобожденных от врага городов. Вернувшись в Ташкент, он создает графические листы „9 мая в Праге”, „ По дорогам войны ”, „ Ночная тревога ” (1947), работает над политическим плакатом, книжной иллюстрацией, оформлением книги. Широко известны его плакаты „Сколько ты собрал сегодня хлопка? ”, „Победили в боях - победим в труде” (1946), „ Дадим Родине 1 миллион 600 тысяч тонн хлопка” (1948) и др. Из творческих командировок по колхозам и народным строй­кам он привозит пейзажи и портретные зарисовки. Таковы серия пейзажей Ак-Кавака и Кайрак-Кумской ГЭС, портреты шахтеров Ангрена, которые экспонировались на выставках художников Узбеки­стана. Большую работу ведет художник в жанре книжного оформления. Он стремится в книге органично сочетать орнаментальное оформление с сюжетной заставкой, концовкой, буквицей, стремится использовать традиционные приемы народного искусства. В этом плане интересны его работы по оформлению „Иранских народных сказок" и „Рубайи" Омара Хайама (1958).Творческий почерк Мальта - это лаконизм средств выражения, контрасты линии и пятна, белого и черного, сохранение линейности приемов даже в акварели. С.А. Мальт принадлежит к тем художникам, большая часть произведений которых не хранится в музейных коллекциях, а живет в гуще народных масс, выполняя свое скромное, но важное дело. С. Мальту многие графики Узбекистана обязаны не только своим творческим становлением, но и человеческой товарищеской поддержкой в трудные минуты. Творческая биография художника неразрывно связана с графическим искусством Узбекистана, с его становлением и развитием, с участием искусства в повседневных событиях жизни Узбекской республики.

Судя по воспоминаниям современников, Николай Яковлевич Агнивцев (1888-1932 годы) был необычным и довольно разноплановым человеком. Эта его «многослойность» отчетливо прослеживается и в творчестве: даже советские историки довольно справедливо отмечали, насколько менялись стихи, настроение и жизненная позиция этого человека в разные периоды его жизни. Молодой Агнивцев, приехавший в Петербург в 1906 году, писал преимущественно на темы легкие, светские, не обязывающие читателя к глубокомысленным размышлениям. Его стихи с удовольствием использовали композиторы в качестве песенных текстов. Песенки эти исполнялись в кабаре и на подмостках сатирических театров, в частности пел их и знаменитый шансонье Вертинский. После революции 1917 года Николай Агнивцев эмигрировал в Париж, хотя и встретил октябрьские события с восторгом и даже с эйфорией. И вот тогда-то, в Париже он и написал свои лучшие стихи, посвященные городу Петра, выпустив уникальный по всем меркам сборник – «Блистательный Санкт-Петербург». Вышел он в 1923 году и содержал 38 стихотворений, все до одного о любимом, покинутом поэтом городе. В молодости Агнивцев грезил Парижем, но попав туда, начал тосковать об утраченном Петербурге, символе родины и юности. Вся сила этой тоски отразилась в пронзительных и лаконичных стихах, равным которым по глубине и мощи больше не довелось написать поэту. Эту книгу он посвятил актрисе Александре Перегонец, игравшей в театре «Кривой Джимми». В памяти потомков Николай Яковлевич так и останется певцом Северной Пальмиры:

Странный город

Санкт-Петербург – гранитный город,

Взнесенный оловом над Невой,

Где небосвод давно распорот

Адмиралтейскою иглой!

Как явь, вплелись в твои туманы

Виденья двухсотлетних снов,

О, самый призрачный и странный

Из всех российских городов!

Недаром Пушкин и Растрелли,

Сверкнувши молнией в веках,

Так титанически воспели

Тебя в граните и в стихах.

И майской ночью в белом дыме,

И в завываньи зимних пург

Ты всех прекрасней, несравнимый

Блистательный Санкт-Петербург!

Тоска по родине победила – и в 1923 году Николай Агнивцев вернулся в Социалистическую Россию, где продолжал писать сначала для советских сатирических журналов, а после – исключительно для детей. Это были увлекательные рассказы на производственно-технические и общественно-политические темы. Ни словом больше Агнивцев не обмолвился ни о Париже, ни о Петербурге, словно поставив крест на своем прошлом. Умер Агнивцев в больнице от туберкулеза горла в возрасте сорока четырех лет. Знаменитый «Собачий вальс» Николая Агнивцева:

Длинна, как мост, черна, как вакса,

Идёт, покачиваясь, такса...

За ней шагает, хмур и строг,

Законный муж её - бульдог!

Но вот, пронзённый в грудь, с налёта,

Стрелой собачьего Эрота,

Вдруг загорелся, словно кокс,

От страсти к таксе встречный фокс!

И был скандал! (Ах, знать должны вы –

Бульдоги дьявольски ревнивы!)

И молвил встречный пудель: «Так-с!

Не соблазняй семейных такс!»

И, получив на сердце кляксу,

Фокс так запомнил эту таксу,

Что даже на таксомотор

Смотреть не мог он с этих пор!

Еще немного о Николае Агнивцеве:

Родился в семье юриста. Детство Агнивцева прошло на Дальнем Востоке, где отец по долгу службы часто переезжал из города в город, отчего Агнивцев был вынужден учиться в различных гимназиях, пока в 1906 не окончил одну из них в Благовещенске. После этого Агнивцев уехал в Петербург, поступил на филологический факультет Петербургского университета, но образования там не завершил, занявшись поэзией. Первое стихотворение Агнивцев «Родной край» было опубликовано в журнале «Весна» (1908. №9).

«Литературная энциклопедия», вышедшая еще при жизни Агнивцев, делила его творчество на 3 периода: «дореволюционный — экзотика, эротика и идеализация феодально-аристократического мира; эмигрантский — основное настроение — сменовеховский национализм; последний — будни советского быта» (Т.1. М., 1929. С.651). Если не принимать во внимание своеобразную терминологию тех лет, то суть явления подмечена правильно. При единстве поэтического стиля, худож. приемов и особенностей в отдельные периоды жизни Агнивцева существовали как бы три разных поэта, значительно отличавшиеся друг от друга настроением, темами в зависимости от перипетий судьбы автора.

До революции Агнивцев во множестве печатал стихи и драматические сценки в «Петербургской газете», «Биржевых ведомостях», в журнале «Солнце России», «Сатирикон», «Новый сатирикон» и др. Стихи Агнивцев были словно созданы специально для устного исполнения: они легко запоминались, были просты и изящны по форме, в них часто применялись повторы и рефрены, а строфы стих. Агнивцев часто напоминали куплеты и припевы песен. Не случайно композиторы охотно писали музыку на стихи Агнивцева, и эти песни охотно исполнялись такими артистами, как Н.Ходотов, А.Вертинский и другими. С публичным чтением своих стихов постоянно выступал и сам Агнивцев на подмостках театров, кабаре, в литературно-артистическом ресторане «Вена».

В 1913 в Петербурге вышла первая книга Агнивцева «Студенческие песни. Сатира и юмор», где наряду со сценками из студенческого быта, веселыми, залихватскими, достаточно острыми и злободневными, были напечатаны и эпиграммы Агнивцева, широко ходившие в устном исполнении и пользовавшиеся успехом. Мгновенно разошедшаяся книга в том же году была выпущена 2-м издании.

Первую мировую войну, как и многие его собратья по перу, Агнивцев встретил воодушевленно. Он заполнял периодику патриотическими стихами и в 1915 выпустил сборник «Под звон мечей», отражавший его настроения первых месяцев войны. Очень быстро сам Агнивцев понял, что вирши, вошедшие в эту книгу, поэзией не являются, и никогда больше ни одного стихотворения из патриотического сборника не переиздавал.

Февральская революция 1917, вызвавшая эйфорию у Агнивцева, подтолкнула его на создание стихов с явной политической окраской. Выступая в роли «русского Беранже», Агнивцев темы и сюжеты брал в основном из эпохи французской революции и из русской истории. Написанные Агнивцевым стих. «Гильотина», «Павел I» и др. звучали по всему Петрограду, а стихотворение «Рассеянный король», ставшее песней в исполнении А.Вертинского, быстро стало широко известным.

Еще в янв. 1917 Агнивцев вместе с актером Ф.Курихиным и реж. К.Марджановым создал театр-кабаре «Би-Ба-Бо» (переименованный затем в «Кривой Джимми»), писал для него значительную часть репертуара, сочинил гимн театра на музыку Ю.Юргенсона. После Октября театр отправился на гастроли в Киев. Там, как вспоминал И.Эренбург, «в маленьком театре, известном петербуржцам, актеры подпрыгивали, пели куплеты, написанные Агнивцевым: "И было всех правительств десять, / Но не успели нас повесить"» (Эренбург И. Люди, годы, жизнь. М., 1990. Т.1. С.287). Затем последовали гастроли в Харькове, Ростове, Тифлисе. Маршрут театра соотносился с направлением отступления белых войск. Из Тифлиса отступать уже было некуда, и театр вернулся в Москву. Часть труппы, в т.ч. и Ф.Курихин, оказались вскоре в Ростове-на-Дону, где открыли сатирический театр малых форм «Гротеск», ставивший, в частности, и пьесы Агнивцева: «Санкт-Петербург», «Дама в карете», «Фуфыра и сморчок», «Черный паж» и др. О.Мандельштам, приехавший в начале 1922 в Ростов и посмотревший спектакли «Гротеска», написал в «Обозрении театров гг. Ростова и Нахичевани» об увиденном: «В ростовском „Гротеске" господствует... изысканный Агнивцев с браслетами, щеночками и собачками, этот Кузмин на сахарине с маргариновым старым Петербургом, где стилизация не прячется в углах губ, а прет из каждой строчки, как лошадиное дышло» (Мандельштам О. Сочинения. М., 1990. Т.2. С.271).

Агнивцев после отъезда театра остался в столице Грузии и, по свидетельству тоже бывшего в то время там И.Эренбурга, «ждал французской визы» (Эренбург И. — Т.1. С.318). В Тифлисе начался второй период творчества Агнивцев, когда он еще до отъезда театра выпустил новый сборник стихотворений «Санкт-Петербург» (1921). Вскоре Агнивцев получил ожидаемую визу и в 1921 через Константинополь выехал в Париж. В Берлине вышла книга стихотворений Агнивцев «Мои песенки» (1921) («Небольшая книжка Агнивцева — хорошее средство, чтобы не разучиться иногда улыбаться» — Новая русская книга. 1922. №2. С.20-21).

Стихи Агнивцев охотно включали составители различных сборников и антологий как в Русском зарубежье, так и на оставленной им родине. В 1922 в Берлине вышла «Антология сатиры и юмора», где были помещены 5 стихотворений Агнивцев В то же время в составленном в Москве «Сборнике литературно-художественных революционных произведений» (1922) нашлось место для его «Баллады о короле».

Оказавшись в Париже, мечте своей юности, месте действия почти половины его стих., Агнивцев тем не менее стал писать не о Париже, а о городе своей юности — о Петербурге. Ни до, ни после этого таких горьких, таких пронзительных стихов Агнивцев не писал. Они были лаконичны и просты. В 1923 вышла новая книга Агнивцев «Блистательный Санкт-Петербург. С ее появлением еще резче обозначился противоречивый облик Агнивцева-поэта: «...Среди массы повторений, тривиальностей и просто безграмотностей — нет-нет да и выглянет настоящее лицо настоящего поэта, губящего себя, свое дарование по подмосткам театриков кабаре» (Новая русская книга. 1923. №1. С.24). И все же петербургские стихи Агнивцев, передающие настроения не только поэта, но и многих его читателей, пользовались большой популярностью. Не пренебрегали этими стихами и издатели. В 1923 в Берлине в антологию «Петербург в стихотворениях русских поэтов» вошло 6 стихотворений Агнивцева. Несколько его произведений из этого цикла были включены в сборнике «Вечера под зеленой лампой» (Берлин, 1923) и в других изданиях. Интересна книга Агнивцева еще и тем, что трудно сыскать другой такой пример, где бы книга из 38 стихотворений, целиком была посвящена одному городу.

Материально Агнивцеву жилось в эмиграции лучше многих других эмигрантов. Помимо его поэтических книг в 1923 вышел сборнике Агнивцева «Пьесы», содержавший 36 драматургических произведений. Агнивцеву охотно предоставляли свои страницы многие периодические издания, но чрезвычайно сильная тоска по родине и набиравшее силу сменовеховское движение, подтолкнувшее мн. писателей Русского зарубежья к мыслям о возвращении в Россию, сильно задели и Агнивцева. В 1923 он вернулся на родину.

Начался третий период творчества Агнивцева. Он сотрудничал в советских сатирических журналах, писал для эстрады и цирка, писал обо всем на свете — о перестройке Москвы и о беспризорниках, о декабристах и китайских рикшах, о кирпичах, трамваях, примусах. Но ни разу после эмиграции Агнивцев не написал о том, что раньше наполняло всю его поэзию. После 1923 из-под пера Агнивцев не вышло ни одной строчки ни о Париже, ни о Петербурге.

Основным направлением постэмигрантского творчества Агнивцева стали стихи для детей. В большинстве своем это были увлекательные рассказы на производственно-технические и общественно-политические темы. В одном только 1925 вышли книжки Агнивцева: «Винтик-шпунтик», «Война игрушек», «Знакомые незнакомцы», «Как примус захотел Фордом сделаться», «Китайская болтушка», «Октябренок-постреленок», «Спор между домами», «Чашка чая». Многие детские книги Агнивцев выдержали не одно издание — «Кирпичики мои» (1926 и 1927), «Шарманочка» (1926 и 1929), «Мыши из цирка» (1927 и 2 изд. в 1930), «О бедном щегленке» (1927 и 1930), «Сказка с цветами» (1929 и 1930) и др.

В 1926 в Москве, в «издательстве автора» вышло единственная «взрослая» книга Агнивцева этого периода — «От пудры до грузовика», со-держащая его стихи за последние 10 лет и прослеживающая его путь от «салонных» до «производственных» стихов. В предисловии к книге Агнивцев написал: это «не просто книжка выбранных стихов различных периодов. Это — мой литературный паспорт со всеми рифмованными визами, своевременно отмечавшими мои стихотворные мечтания с 1916 по 1926 г.».

После смерти Агнивцев его произведения долгое время практически не переиздавались и вернулись к читателю лишь несколько десятилетий спустя.

Перечень произведений:

Агнивцев Николай. Баллада о примусе. М.: Центр. бюро по распространению драм. продукции, 1935. - 1 с. - 540 экз. - 1 р. - На правах рукописи. Стеклогр. изд.

Агнивцев Николай. Блистательный Санкт-Петербург / Обл. И. Мозалевского. Берлин: Изд. И. П. Ладыжникова, 1923. - 59 с.

Агнивцев Николай. В защиту трубочиста: Сказка / Картинки И. Малютина. М.: Мол. гвардия, 1926. - [9] с. - 10000 экз. - 45 к.

Агнивцев Николай. Винтик-Шпунтик / Рис. В. Твардовского. Л.: Радуга, 1925. - [9] с. - 10000 экз. - 60 к.

Агнивцев Николай. Винтик-Шпунтик / Рис. В. Твардовского. Изд. 2-е. Л.: Радуга, 1927. - [9] с. - 20000 экз. - 35 к.

Агнивцев Николай. Война игрушек / Картинки С. Мальта. Рязань: О-во "Друзья детей", 1925. - 16 с. - 10000 экз. - 90 к.

Агнивцев Николай. Знакомые незнакомцы / Рис. П. Пастухова. Л.; М.: Радуга, 1925. - 12 с. - 30000 экз. - 23 к.

Агнивцев Николай. Как примус захотел Фордом сделаться: Машинная сказочка / Картинки К. Елисеева. М.; Л.: Радуга, 1925. - [16] с. - 10000 экз. - 65 к.

Агнивцев Николай. Как примус захотел Фордом сделаться: Машинная сказочка / Картинки К. Елисеева. Изд. 2-е. Л.: Радуга, [1927]. - [10] с. - 20000 экз. - 35 к.

Агнивцев Николай. Кирпичики мои / Рис. А. Жаба. Л.; М.: Радуга, 1926. - [11] с. - 30000 экз. - 23 к.

Агнивцев Николай. Кирпичики мои / Рис. А. Жаба. Изд. 2-е. Л.: Радуга, [1927]. - [11] с. - 50000 экз. - 12 к.

Агнивцев Николай. Кит и снеток / Рис. С. Рахманина. Л.: Радуга, [1927]. - [8] с. - 30000 экз. - 23 к.

Агнивцев Николай. Китайская болтушка / Рис. Ю. Ганфа. Рязань: Изд. "Друзья детей", 1925. - 15 с. - 10000 экз. - 90 к.

Агнивцев Николай. Маленький черный Мурзук / Рис. С. Адливанкина. М.: Мол. гвадия, 1926. - 16 с. - 10000 экз. - 55 к.

Агнивцев Николай. Мои песенки. Берлин: Литература, 1921. - 128 с.

Агнивцев Николай. Мои песенки. Берлин, 1925. - 128 с.

Агнивцев Николай. Мыши из цирка / Рис. В. Твардовского. Л.: Радуга, 1927. - 12 с. - 30000 экз. - 23 к.

Агнивцев Николай. Мыши из цирка / Рис. В. Твардовского. Л.: Радуга, 1930. - 11] с. - 60000 экз. - 10 к.

Агнивцев Николай. О бедном щегленке / Рис. М. Пашкевич. М.; Л.: Радуга, [1927]. - [11] с. - 30000 экз. - 23 к.

Агнивцев Николай. О бедном щегленке / Рис. М. Пашкевич. Л.: Радуга, [1930]. - [11] с. - 60000 экз. - 10 к.

Агнивцев Николай. О шестерых вот этаких / Рис. К. Рудакова. Л.: Книга, 1926. - [12] с. - 5200 экз. - 1 р.

Агнивцев Николай. Оживленная баллада: Эпизод в одном действии из войны Алой и Белой розы / Музыка В. Пергамента. Пг.: Изд. К. Фельдман, [1914]. - 4, [2] с. - Литогр. изд.

Агнивцев Николай. Октябренок-постреленок: Стишки / Картинки И. Малютина. М.: Октябренок, [1925]. - [13] с. - 9100 экз. - 85.

Агнивцев Николай. От пудры до грузовика: Стихи. 1916-1926. М.; Л.: Изд. автора, 1926. - 108 с. - 3000 экз. - 1 р. - На обл. подзаголовок: Стихи. 1915-1926.

Агнивцев Николай. Под звон мечей. Пг., 1915. - 112 с. - 1000 экз.

Агнивцев Николай. Пьесы. Берлин: Русское творчество, 1923. - 95 с.

Агнивцев Николай. Разноцветные ребята / Рис. О. Бонч. Л.: Радуга, 1929. - 11 с. - 20000 экз. - 22 к.

Агнивцев Николай. Ребячий город / Рис. В. Добровольского. Л.: Радуга, 1929. - [11] с. - 20000 экз. - 30 к.

Агнивцев Николай. Рикша из Шанхая / Рис. С. Адливанкина. М.: Мол. гвардия, 1927. - 16 с. - 10000 экз. - 55 к.

Агнивцев Николай. Санкт-Петербург. Тифлис: Изд. театра "Кривой Джимми", 1921. - 64 с.

Агнивцев Николай. Сказка с цветами / Рис. Абрамовой. Л.: Радуга, 1929. - 11 с. - 5000 экз. - 12 к.

Агнивцев Николай. Сказка с цветами / Рис. Абрамовой. Л.: Радуга, 1930. - 11 с. - 4000 экз. - 12 к.

Агнивцев Николай. Случай в Сент-Джемском парке: Стихи / Предисл. И. Мюнхен, 1946. - 64 с. - На об. тит.: Approve by UNPPA, октябрь, 1945.

Агнивцев Николай. Солнце и свечка / Рис. В. А. Апостоли. М.; Л.: Радуга, 1926. - 12 с. - 8000 экз. - 80 к.

Агнивцев Николай. Спор между домами / Рис. Н. Н. Купреянова. Рязань: Изд. "Друзья детей", [1925]. - 14 с. - 10000 экз.

Агнивцев Николай. Студенческие песни: Сатира и юмор. СПб.: Новое изд-во, 1913. - 95 с. - 2000 экз.

Агнивцев Николай. Студенческие песни: Сатира и юмор. Изд. 2-е. СПб.: Подсолнечник, 1913. - 32 с. - 1000 экз.

Агнивцев Николай. Твои машинные друзья / Рис. А. Ефимова. Л.; М.: Радуга, 1926. - [11] с. - 30000 экз.

Агнивцев Николай. Твои наркомы у тебя дома / Рис. К. Елисеева и К. Ротова. М.: Октябренок, 1926. - 14 с. - 10000 экз. - 50 к.

Агнивцев Николай. Чашка чая / Рис. В. Твардовского. М.; Л.: Радуга, 1925. - 12 с. - 10000 экз. - 90 к.

Агнивцев Николай. Шарманочка / Рис. В. Зарубина. Л.: Радуга, [1929]. - [11] с. - 50000 экз. - 10 к.

Агнивцев Николай. Шарманочка: Стихи / Рис. В. Зарубина. Л.: Радуга, 1926. - 11 с. - 30000 экз. - 23 к.

 

 

Ванюшка и царевна - русская народная сказка

 

Сказка Ванюшка и царевна читать:

Жила-была в одной деревне крестьянка Марья. И был у неё сынок Ванюшка. Хороший вырос парень - красивый, здоровый, работящий. Вот приходит он как-то раз к матери и говорит:

- Матушка, а матушка.

- Чего, дитятко?

- Матушка, я жениться хочу.

- Так что ж, женись, Ванюшка, женись, ягодиночка. Невест-то всяких много: есть в нашей деревне, есть в соседней, есть в залесье, есть в заречье... Выбирай любую.

А Ванюшка отвечает:

- Нет, матушка, не хочу я жениться на простой-то крестьянке, хочу жениться на царской дочке. Удивилась Марья:

- Ой, Ванюшка, чего ты надумал! Не отдаст за тебя царь дочку-то. Ведь ты простой мужик, а она - шутка сказать - царевна!

- А почему не отдать? Я парень здоровый, работящий, красивый. Может, и отдадут.

- Ну что ж, пойди, Ванюшка, попытай счастья. Собрала ему мать котомку, положила хлебца ломоть, - пошёл Ванюшка свататься.

Идёт лесами, идёт горами - смотрит, стоит большущий дворец: стены золочёные, крыша золотая, на крыше петушок золотой сидит, крылечки все резные, окошки расписные. Красота! А кругом слуг - видимо-невидимо. Ванюшка и спрашивает:

- Тут царь живёт?

- Тут, во дворце, - отвечают слуги.

- И царская дочка с ним?

- А куда она от отца-то денется? И она тут!

- Ну, так бегите к ней, скажите - пришёл Марьин сын Ванюшка. Жениться на ней хочу.

Побежали слуги, - и выходит на крылечко царская дочка. Матушки, до чего же важная! Сама толстущая-толстущая, щёки пухлые, красные, глазки маленькие - чуть виднеются. А носик такой весёлой пупочкой кверху торчит.

Поглядел Ванюшка на неё и спрашивает:

- Ты царская дочка?

- Конечно, я. Или не видишь?

- Я на тебе жениться хочу.

- Ну, так что за беда? Пойдём в горницу-то, побеседуем.

Входят они в горницу. А там стол стоит, самовар на столе и всякое-то, всякое угощение разложено. Ну, царь-то богато жил, - всего было много. Уселись они, Ванюшка и спрашивает:

- Ты невеста-то богатая? Платьев-то много у тебя нашито?

- А ещё бы не много! Я ведь царская дочка. Вот утром встану, новое платье надену - да к зеркалу. Погляжусь на себя, полюбуюсь - да к другому зеркалу, в другом платье. Да потом третье надену - да к третьему зеркалу. А потом - четвёртое. ..

Вот так целый день до вечера наряжаюсь да в зеркала гляжусь.

- До вечера, - Ванюшка спрашивает, - всё наряжаешься? А когда же ты работаешь-то?

Поглядела на него царская дочка и руками всплеснула:

- Работать? Ой, Ванюшка, какое ты слово-то скучное сказал! Я, Ванюшка, ничего делать не умею. У меня всё слуги делают.

- Как же, - Ванюшка спрашивает, - вот женюсь я на тебе, поедем мы в деревню, так ты сумеешь хлеб-то спечь? Печку-то растопить сможешь?

Пуще прежнего царская дочка дивится:

- Хлеб? В печку? Да что ты, Ванюшка! Ведь в печке дрова горят, а сунешь туда хлеб - он углём станет. Мне царь-тятенька сказывал - хлеб-то на ёлках растёт.

- На ёлках? Ну, поглядел бы я, где это такие ёлки водятся. Эх ты! Ну, а скажи-ка мне, ты у отца-то набалована, есть-пить сладко привыкла? Чай-то как пьёшь - в прикуску или в накладку?

Глядит на него царская дочь, головой качает:

- И не в прикуску, Ванюшка, и не в накладку. Я ведь царская дочка, а у нас, у царей, всё не как у людей. Вон у меня в потолке крючочек, а с крючочка верёвочка висит. Как я захочу сладкого чаю, - привяжут мне к этой верёвочке целую сахарную голову. Голова висит над столом, болтается, а я пососу её, да и пью, пососу, да и пью. Ванюшка и глаза выпучил.

- Это, - говорит, - как же? Каждый день тебе сахарную голову к чаю надо? Да у нас в деревне так чай никто не пьёт. Нет, видно, ты к нашим порядкам-то не приучена. . . Ну, а скажи-ка мне, хорошая ли ты рукодельница? Нашила к свадьбе перин, подушек, одеял?...

Царская дочка только руками машет:

- Да что ты, Ванюшка! Стану я, царская дочка, на

постели спать!

-А ты как же, - Ванюшка спрашивает, -без постели? На полу, что ли? Или на сеновал бегаешь?

- Нет, и не на полу, и не на сеновале. Я ведь царская дочка. У меня, Ванюшка, не постель, а целая комната пухом набита. Войду я в неё, - нырну да вынырну, нырну да вынырну. . . Так вот и сплю.

Ванюшка кусок в рот нёс, у него и рука остановилась.

- Это что же, ты мне целую избу пухом набьёшь? Да как же в такой избе жить-то станем? Ведь задохнёмся! Ты, может, и привыкла, а нам с матушкой этак несподручно. Нет, видать, ты хозяйка-то плохая. .. Может, ты хоть грамотна хорошо? Так возьму я тебя в деревню, станешь наших ребят в школе грамоте учить.

- Ребят? Да что ты, Ванюшка! Опомнись! Стану я, царская дочка, ребят деревенских учить! Да я, Ванюшка, ребят терпеть не могу, заниматься с ними ни за что не стану. Да, по правде сказать, я, Ванюшка, и не шибко грамотна.

- Неграмотна? - Ваня спрашивает. - Чего ж ты экая выросла большущая, толстущая, а неучёная?

- Да я, Ванюшка, две буковки-то знаю, расписаться могу. Знаю буковки “Мы” да “Кы”. Поглядел на неё Ванюшка:

- Это что ж такое “Мы” да “Кы”? У нас так в деревне и ребята не скажут, не то что взрослый человек.

- А это, Ванюшка, моё имя и отчество: “Мы” - Миликтриса, а “Кы” - Кирбитьевна. Вот две буковки-то и есть.

- Чего ж ты всех остальных-то не выучила? -Ванюшка спрашивает.

Царская дочка и губы надула:

- Экой ты, Ванюшка, неладный, всё тебе не так да не этак! Я и то в нашей семье самая учёная. Царь-то, тятенька, у нас и вовсе малограмотный. ..

Сидит Ванюшка, лоб потирает, про угощенье и думать забыл.

- Да... - говорит, - должен я пойти домой, с матушкой посоветоваться, подходящая ли ты мне невеста.

- Пойди, Ванюшка, пойди, голубчик. А назавтра, верно, назад придёшь: лучше-то меня нигде не встретишь.

Пошёл Ванюшка домой. Приходит, рассказывает Марье:

- Ну, матушка, видел я царскую дочку. Такое, матушка, несчастье: целый день она наряжается да в зеркала глядится, работать ничего не умеет, говорит - хлеб-то на ёлках растёт. Да чай-то пьёт не по-нашему - целую сахарную голову сосёт. Да спит-то не на постели, а куда-то в пух ныряет да выныривает. Да грамоте не знает. На что мне, матушка, такая невеста!

А Марья смеётся и говорит:

- Ладно, Ванюшка, ладно, ягодиночка. Я сама тебе невесту найду.

Поискала мать в деревне - и нашла сыну невесту Настеньку. Хорошую такую девушку - умницу-разумницу, хозяйку исправную, рукодельницу работящую. Вот женился Ванюшка, да и зажил счастливо.

А царская-то дочка с того дня, говорят, каждое утро на крылечко выходила да по сторонам смотрела: где же Ванюшка? Куда ушёл? Чего не возвращается?

А Ванюшка к ней не вернулся. Такая лентяйка да неумеха, да неучёная, неграмотная - кому она надобна? Да как есть никому!

Так всю жизнь до старости она и просидела. Только вот сказка про неё осталась. Сказка-то по деревням шла, шла, до нашей деревни дошла, - а теперь вот и к вам пришла.

 



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.