Село Миньково в 30-е годы XX века

Село Миньково в 30-е годы XX века

Часть 1

Моя родина - село Миньково. Широкой улицей, по обе стороны которой стояли дома, окнами смотрящие друг на друга, спускалось оно с востока на запад по пологому склону холма к церкви. Наверху, поперек этой улицы расположился еще порядок домов, и село имело вид буквы «Т», который жители называли «Грабли». Почти у каждого дома - незатейливый палисадник, огороженный тыном или просто жердями. В палисаднике, как правило, березы, черемухи и рябины, благоухающие по весне, а осенью, рдеющие оранжевыми кистями и золотой листвой.

С запада широкой дугой деревню опоясывала речка Сёмжа, каменистая, с частыми перекатами (в деревне говорили переборами), с тихими заводями и небольшими омутами, в основном на месте бывших мельниц. До войны речка была богата рыбой, наверно потому, что рыбной ловлей занимались только пацаны с удочкой или «на живца». Взрослые были заняты на работе, и лишь иногда, перед большим праздником собирались группами и ловили рыбу «курицами» на праздничные пироги. «Курица» - это оригинальная снасть, кстати, очень уловистая, которую изготовляли только в нашем районе, в других местах я её не видал.

Обилие пескарей и молявок привлекало ребятишек с удочками на берега речки. За 2 - 3 часа можно было поймать на крючок полсотни, а то и сотню этих маленьких вкусных рыбешек. Дома мама пекла пироги - молявники. На раскатанное тесто сплошь накладывали вычищенных и вымытых молявок, смазывали топленым маслом и запекали в русской печке. Нам казалось очень вкусно.

Кто постарше и поопытней ловили ельцов и головлей, а то и щук «на живца», их тоже было не мало.

В летние дни почти вся ребятня собиралась на речке купаться. Было два места массового купания - «Под березкой» и Переобедкова мельница, под березкой было песчаное дно, один берег пологий, а другой обрывистый. С него можно было прыгать в речку. Купалась здесь малышня с 3 до 10 лет. У одного берега ж можно было побарахтаться на мелководье, полежать на песочке - а у другого поплавать, понырять. Подростки купались у Переобедковой мельницы, здесь было поглубже и плесо попросторнее, и берег был усыпан речным песочком - можно полежать и позагорать. А мы из «Граблей» иногда ходили на Широков хутор, там была запруда и действующая мельница. Тоже было хорошее место для купания, но подальше.

Вокруг деревни неширокие холмистые поля, разделенные перелесками, в которых росла малина, земляника, костяника и другие ягоды. Дальше шли леса, в основном смешанные и ельники, сосновых боров было немного. По лесным дорогам ходили по грибы и ягоды, зимой вывозили дрова. Было немало полян, поросших молодыми березами и ольхой с обилием ягод и грибов. Все свободное время в детстве у меня было связано с полями, перелесками и лесами, где мы с друзьями пропадали целыми днями и зимой и летом. В округе 4-5 км знали каждую тропинку, каждый куст, знали, где что растет и кто водится. Мне до сих пор нравятся названия лесных урочищ вокруг Минькова: Корылино, Проросты, Волкодерина, Боярское, Дворины, Клеменовки, Ляпунихи и многие другие.

Дом наш стоял в «Граблях» на самом краю деревни из окон, открывалась широкая панорама окрестных полей, лесов, постройки школы, была видна церковная колокольня. По вечерам вокруг нее кружились стаи ворон и галок, они устраивали свои танцы. Под окнами палисадник и широкий лужок, - раздолье для детских игр. Почему-то картины детства иногда в мельчайших подробностях возникают в памяти нередко и сейчас.

К югу от деревни, в стороне, располагались строения школы. Два основных здания - бывшее волостное правление и бывшая земская школа. Располагались здания слесарной и столярной мастерской, кузницы, дома для директора, там же скотный двор, большой сарай, баня, теплица, парники и с юга целый сад огромных берез. В общем, целый школьный городок. Всё это использовалось, пока была школа колхозной молодежи (ШКМ), в которой осуществлялось трудовое обучение сельскохозяйственного направления. В школе был агроном, преподаватели по слесарному и столярному делу. Осенью проводились сельскохозяйственные выставки. Показывалось все, что выращивалось на пришкольном участке, а также из колхозов и от населения. Приводили лучшие экземпляры скота, проводились бега рысаков. Лучшие награждались призами. Потом отменили трудовое обучение и школу преобразовали в неполную среднюю (НСШ). Начиналась подготовка к всеобщему семилетнему образованию. Всеобщее начальное было введено в 1930 году. Хозяйственные постройки стали не нужны, и они постепенно исчезли, в основном были испилены на дрова.

На западном краю деревни возвышались белокаменные церкви - зимняя и летняя, которые обнесены оградой (на кирпичном основании красивые кованные железные решетки и башенки по углам), особенно была красива летняя церковь с тремя залами. Над алтарем возвышалось квадратное строение, с большой башней посредине увенчанное куполом с красивым крестом. По углам стояли малые башенки, также с куполами и крестами. Красива была колокольня: наверх вели 12 лестниц по 12 ступеней. Кирпичная кладка венчалась большим куполом. Под куполом висели колокола, самый крупный висел по средине. Выше купола - стройная тонкая башня, венчалась красивым золочёным, ажурным крестом. Колокольня была видна издалека. Около церкви располагались дома попа, дьякона, псаломщика, просвирни. Когда-то это был обособленный городок, но после пожара в 1889 года, когда сгорела вся деревня, крестьяне стали строить свои дома рядом с церквями.

В начале 30-х годов церковь была закрыта. К зимней сделали пристройку и открыли овощесушильный завод. Сушили картошку, лук в основном для Арктики. Летняя церковь несколько лет была по сути бесхозной. Мы, пацаны, любили играть на паперти, лазили на колокольню, (колокола были сброшены и увезены), бегали по крыше, в слуховое окно забирались на потолок, играли в прятки. Интересно было лежать на лужайке и смотреть на колокольню снизу. Когда облака плывут по небу, то казалось, колокольня падает на тебя. Зимой 1937 года верхнюю часть колокольни с крестом и куполом, до кирпичной кладки, при большом скоплении народа стащили канатами. Все рухнуло. Кирпичную часть колокольни потом жители разобрали на кирпичи для своих нужд.

Деревни были многолюдны, в семьях много детей, молодежи. Люди стали жить лучше, были общительны, весело проводили праздники. В Минькове был престольный праздник Иванов день - 7 июля (церковь была Иоанна Предтечи). К этому дню все готовились - варили пиво в чанах на поварне, пекли пироги, готовили всевозможные угощения. Приглашали родственников и знакомых из окрестных деревень. Устраивали качели - круговую и маховую. Раньше Иванов день праздновали на Савиной горе, на большой поляне, где устраивалась ярмарка - приезжали купцы из Тотьмы, из Никольска и вели торговлю в основном кондитерскими изделиями, парфюмерией и другими праздничными товарами. Потом, видимо после Гражданской войны, ярмарки не стало, и праздник переместился в деревню. С утра вся деревня запружена народом. Нарядно одетые парни и девушки гуляли по деревне большими группами. Посредине гармонист, рядом одна - две шеренги парней, за ними три - четыре шеренги девушек. Гармонист играл, а парни пели песни частушки, а за ними пели и девушки, обычно хором.

У многих домов, где была завалина, устраивали пляски. Парни девушки плясали под гармошку кадриль, сударушку, «по кончикам», русского или цыганочку. Везде шныряли дети. После обеда высыпали на улицу все: и взрослые, и старики полюбоваться на молодежь, самим поплясать и попеть частушки. И так до позднего вечера.

У качелей стояла толпа народу, качались те, у кого были деньги. Если не было денег, можно было заплатить яйцами. Остальные - зеваки. Женщины обсуждали наряды девушек, встречались со знакомыми, сплетничали. Строили качели и работали на качелях в праздник мужчины, обычно группа человек 6-8. Они собирали деньги и яйца.

Пожилые мужчины собирались группами, курили, устраивали различные состязания - тянулись крючком, на скалке, боролись, просто разговаривали, отдыхали. Пьяных было мало, а драки вообще случались редко. Покричат, помашутся кулаками, иногда поставят фонаря, расквасят нос. Сбегались пацаны, женщины, шуму было много, но сильно никого не избивали. Пьяных было мало, наверно, потому, что денег у мужиков было мало. В деревне заработать было негде. Приглашали гостей, так бутылку водки разливали на 3-4х. Пива варили много, на празднике его наливали в большую ендову, и хозяин подносил ее гостям поочередно. Пили - сколько хотели. Пиво было не очень хмельное, из ржаного солода. Оно было вкусно и питательно. Самогона в деревне не гнали: или не умели, или просто было не принято.

Непонятно почему райком партии и органы власти были против этих праздников, их запрещали, считая религиозными. Там ничего религиозного не было, и церковь была закрыта, и никто не молился. Разумнее было бы помогать организовывать праздник, учить людей отдыхать и веселиться, а не наказывать за участие в празднике.

После праздника опять на работу, часто без выходных дней все лето.

В то время мало пели, как говорили, «длинных» песен. На улице и в праздники их было не слышно. В домах во время застолья пели больше частушки и плясали «с уханьем и свистом». Иногда пели «Шумел камыш», «Как при лужке, при луне». Песни стали более популярны через школу. В школе был организован хор «Синяя блуза». Пели сатирические частушки на местные темы, так же разучивали революционные песни, а потом и лирические. Определенное влияние оказало появление патефонов и пластинок к ним. С пластинок перенимали песни гражданской войны, русские народные песни, особенно в исполнении Лемешева, Ковалевой, Козловского. Ну а когда появилось звуковое кино, то песни из этих фильмов становились сразу популярными в народе.

У нас в семье любили песни, наверное, потому, что петь любил отец, да и дочери не отставали от него, особенно голосиста была Аня. Зимними вечерами, когда все были дома, бывало, зажигали лучину. Женщины сидели на лавках и пряли или шили-ушивали. Малые девушки у стола, а около - сидел отец и плел лапти. Семья большая, лаптей надо было много. У стола стоял крестец, куда вставляли лучину, а под ним корытце с водой, в которое падали угли и огарки. Менять лучину была моя обязанность. Такие вечера я помню только несколько раз, видимо, не было керосина. А так, обычно вечерами сидели при свете керосиновой лампы.

Аня запевала, отец густым басом вступал в песню, остальные поддерживали. Отец любил морские песни: «Варяг», «Корабль одинокий несется», «Раскинулось море широко», а также «Славное море священный Байкал», «По диким степям Забайкалья» и другие. Не часто бывали такие вечера, а мне нравился голос отца - спокойный, без надрыва, гармонировал с женскими голосами.

В предвоенные годы (1937-1941гг.) появилось много прекрасных советских песен - жизнерадостных, патриотических о Родине, о труде, о любви, обо всем. Песни получили широкое распространение в народе, их пели в будни и в праздники. Помню, когда я учился в 7-м классе, в школу приехал секретарь райкома комсомола и разучивал с нами песню «Легко на сердце от песни веселой». Потом ее пели все. Во многих песнях чувствовалось нарастание военной опасности.

В здании церкви устроили клуб, где показывали кино. Иногда проводились концерты самодеятельности. Отличались коллектив школы и коллектив льнозавода. Концерты бесплатно и клуб битком набит. Приезжали с концертами из Бабушкина и из Тотьмы. Там был колхозно-совхозный театр.

Перемены усилились с началом коллективизации. В деревне возникло несколько объединений. Бедняки создали коммуну, во главе с Потылицыным М.П. Разместились в бывшем поповском доме, который перевезли к школе. Позднее в этом здании размещались начальные классы.

Более крепкие крестьяне объединились в колхоз, назвали его «Пролетарий». В «Граблях», где было сильно влияние Анфаловщины, мужики создали ТОЗ - Товарищество по совместной обработке земли, без обобществления скота и инвентаря. После выхода в свет статьи Сталина «Головокружение от успехов» среди крестьян началось брожение. Коммуна распалась. ТОЗ также перестал существовать. Колхоз был на грани развала. Женщины развели коров с общих дворов по своим дворам. Был бабий бунт по всей деревне. Потом постепенно все успокоились и объединились в колхоз «Пролетарий». Конечно, для моих родителей, как и для всех крестьян, это было большое потрясение. Отдали в колхоз двух лошадей и двух коров. Весь инвентарь. Мама ходила по пустому двору и плакала. Надо было привыкать жить по-новому, в коллективном хозяйстве. Все было необычно для крестьян.

Руководство колхоза было немногочисленным - председатель, счетовод, два бригадира и кладовщик. За работу начисляли трудодни. По трудодням давали зерно, немного денег. В колхозе появились машины: конные молотилки, веялки, триеры, жнейки, косилки, чего раньше в деревне не было. Для скота стали заготовлять не только сено и солому, но и силос в больших облицованных досками ямах. А для этого сеяли подсолнечник. Выращивали турнепс, кормовую свеклу, новые сорта картофеля.

Позднее к колхозу присоединились жители Елифанова. Это небольшая деревня в километре от Минькова. Создали три бригады - две в Минькове и одну в Елифанове. Там были спокойные работящие люди. Работали бригадами, где было возможно, например на сенокосе. Работали дружно, весело. Я несколько раз бывал с родителями. Оставить дома меня было не с кем. Иногда оставляли у соседей Папылевых. У них был мальчик на два года старше меня и две малых девочки. Нянчилась бабка. Мне оставляли пирог и кринку топленого молока или кринку ячневой каши. Мы с Толей были предоставлены сами себе и играли целый день около домов, а иногда в поле или в перелесках.

В бригаде люди работали с азартом, подбадривая друг друга, шутили, особенно молодые женщины. Особенно много шуток было, когда все собирались вместе на обед у костра. На костре в ведрах варили суп, иногда кашу. Мужчины тоже все подшучивали друг над другом или над женщинами. Иногда вспыхивали перебранки, но мужчины быстро их гасили.

Урожай убирали тоже всей бригадой. Бригадир рано утром обходил все дома своей бригады, и давал наряд - кому на какую работу идти. Он же начислял за работу трудодни. Женщины жали серпами или вязали снопы после жнейки. Мужчины ставили суслоны или возили снопы на лошадях и складывали их в копны или скирды. Закончив жатву, приступали к молотьбе. Появились сложные молотилки, которые приводились в движение

трактором. Если снопы были сухие, то за день обмолачивали большую копну. На работе занята едва не целая бригада: одни подвозили снопы, другие подавали их наверх, третьи направляли в молотилку, четвертые убирали солому, пятые - зерно и т.д. Делали перерывы для отдыха, так как работа была тяжелая и напряженная. Перерыв на обед более длительный. К концу рабочего дня все в пыли, только глаза и губы сверкают. Ребятишки часами возились в соломе и придумывали разные игры. Молотьба была завершающим этапом в процессе земледелия, и мужики с определенным довольствием и благоговением грузили мешки с зерном на подводы, если урожай был хороший. Ведь это был хлеб - главное в жизни крестьянина.

Зимой многие были заняты в животноводстве, особенно женщины. Мужчины привлекались на лесозаготовки, где работа велась в основном вручную - пилой и топором. В районе создано несколько лесопунктов. Видимо по разнарядке туда направляли из колхозов людей на работу, не только мужчин, но и женщин. У нас из семьи каждую зиму работали в лесу Иван и Наташа. Мужчины валили лес, раскряжевывали хлысты, женщины обрубали и жгли сучья. Лес вывозили на реки по ледянке - так назывались лесовозные дороги, которые поливались водой, образовывался лед, и полозья саней лучше скользили. Средина, по которой шла лошадь, водой не поливалась. Новинкой в то время было применение лучковой пилы (канадка). Ей пилил один человек и быстрее, чем обычной пилой. Производительность труда значительно повышалась. За сезон один вальщик спиливал до 1000 кубометров леса. На берегу реки бревна складывались в бунты. Весной, после ледохода, начинался молевой сплав. Бревна сбрасывали в воду, и их несло по реке до запани. Это сооружение для перехвата бревен. Здесь бревна собирали в плоты, и буксиры тащили их до лесозавода, где-нибудь в Котласе или Архангельске. Там их распиливали и пароходами везли за границу и продавали за валюту. Стране нужна была валюта для закупки оборудования для строящихся фабрик и заводов. Работа с лесом требовала силы и сноровки, но я не слышал от своих, что они много зарабатывали на лесозаготовках.

Большое влияние на жизнь села стала оказывать машинно-тракторная станция (МТС), строительство которой началось в 1934 году сначала в Кулибарове, а потом передумали и все перевезли в Миньково, но название так и сохранилось навсегда - Кулибаровская МТС. По дороге на Бабушкино, по склону ниже церкви построили контору МТС, мастерские, склады, гаражи и другие хозяйственные постройки. Еще ниже построили льносеменную станцию, дальше большой зерносклад. Село вытянулось до самой речки Семжи. Появились автомашины, колесные тракторы, а позже и два гусеничных трактора ЧТЗ, комбайны, молотилки и другие сельхозмашины. Масса интересного для пацанов, все надо было посмотреть и потрогать своими руками. А когда машины начинали работать в поле, то и взрослые приходили поглядеть и потолковать о достоинствах и недостатках этих машин. Все были согласны с тем, что они значительно облегчают труд земледельца.

Технику осваивали молодые люди. Зимой проводились курсы трактористов, на которых учились парни и девушки со всего района. Многие работали в мастерских на ремонте техники. Молодежи в селе прибывало, и жизнь становилась более динамичной и разнообразной. Село стало более оживленным.

На берегу речки Семжи, юго-западнее села в начале 30-х годов был построен льнозавод. Двухэтажное деревянное здание, в котором установлено оборудование для первичной обработки льна. Построены шохи-навесы для хранения тресты, весовая, небольшая паровая электростанция, от которой приводились в движение станки на заводе, и освещался завод и вся территория вокруг. Вскоре около завода вырос небольшой поселок контора, пожарное депо и несколько жилых домов. Работала в основном молодежь из Минькова и окрестных деревень. На смену люди созывались гудком, он был далеко слышен. Льнотресту свозили по санному пути со всего района. Завод работал в две, а то и в три смены, до весны надо переработать всю тресту, закупленную у колхозов. В здании завода работать было трудно. Плохая вентиляция не успевала отсасывать пыль от станков, - с работы шли запыленные. Выработанную продукцию - длинное и короткое волокно, паклю, - прессовали в кипы и отправляли на льнокомбинаты.

Рабочие льнозавода составляли по меркам деревни довольно большой коллектив. Пришел из армии Поздеев Александр Александрович из деревни Грозино - веселый разбитной парень, устроился работать на льнозавод и создал там коллектив художественной самодеятельности - шумовой оркестр; чего только не было в нем, вплоть до самоварных труб и подносов, свои гармонисты и певцы, свои чтецы. Сам он вел концерт всегда с шуточками, сам играл на гармошке. Программа и исполнение были не ахти, какой высокой культуры, но выступление этого коллектива в клубе всегда проходило на «ура». Надо учитывать, что это была деревня 30-х годов. К сожалению, так было только два года. Потом Поздеев А.А. женился и уехал, а самодеятельность без руководителя заглохла.

В 1935 или 36 г. завод сгорел, но в течение года был восстановлен и весь лен, выращенный в колхозе, был переработан. Около льнозавода постепенно вырос целый поселок домов, много детей ходило в школу.

Льноводству в 30-е годы уделялось большое внимание. Хорошо удобрялись почвы, своевременно проводилась прополка, хотя это очень тяжелая работа. Внедрена звеньевая форма работы, соревнование между звеньями. На льносемястанции была лаборатория, где проводились анализы качества зерна и волокна. Привезены новые семена льна - долгунца. Со льном очень много тяжелой работы, особенно если вручную, но затраты окупались и колхозы получали большие доходы.

Был еще один завод в Минькове - это маслозавод, расположенный на северной стороне деревни под горой у большого родника. Молоко собирали со всей округи и не только с колхозных ферм, но и от частных лиц. Был закон - каждый владелец коровы должен сдать на маслозавод 200 литров молока (в войну 300). В каждой деревне был свой сборщик молока, обычно старичок на лошадке, запряженной в телегу или тарантас, привязывал несколько фляг, забирал молоко и два раза в день - утром и вечером отвозил его на маслозавод. Там его охлаждали, пропускали через сепаратор, отделяли сливки и обрат. Чтобы получить масло, сливки надо остудить. На ручье, который вытекал из родника, вырыли яму, поставили над ней будку и женщины бидоны со сливками носили в эту будку и опускали в холодную родниковую воду. Потом остывшие сливки несли обратно и выливали в маслобойку. Это большая деревянная бочка на подставке, которую вращали, пока не получится масло. Масло упаковывали в стандартные деревянные ящики и отправляли в район. Сливочное масло было очень вкусное, но в деревне его не продавали. Пацаном мне удалось попробовать, так как одну зиму у нас на квартире жил холостой парень - мастер с маслозавода. Он приносил немного масла, и мы с ним ели масло с картошкой, иногда намазывали на кусок. Дома было только топленое масло. На заводе работало несколько женщин. Работа была не из легких, так как все работы выполнялись вручную. Это предприятие тоже играло определенную роль в жизни деревни.

Миньково постепенно превращалось в промышленный центр района, хотя это и несколько громко сказано.

В 20-е годы получила развитие потребительская кооперация. Почти все сельское население было членами потребительского общества. Каждому выдавалась членская книжка, в которой записывался паевой взнос при вступлении в общество и рост его по мере пополнения пая за счет собираемых членских взносов, но вот начислялись ли дивиденды из прибыли общества, не знаю. Собрания с отчетом о работе правления общества проводились ежегодно. У нас были книжки - на отца и мать. В районе возглавлял это общество райпотребсоюз, а в Минькове - сельпо во главе с председателем. Овощесушильный завод тоже принадлежал потребкооперации, но он подчинялся райпотребсоюзу. Там был свой директор и своя контора. Они построили не только завод, но и хранилище для картофеля и овощей. Постоянных работников было немного, так как основная работа проводилась в зимний сезон, и работали там девушки из Минькова и окрестных деревень.

Сельпо построило двухэтажный дом, наверху была контора, а на первом этаже промтоварный магазин и склад. Через дорогу выстроили продовольственный магазин. Ближе к речке построили пекарню. В начале 30-х годов продовольственных товаров было сравнительно много. Пацаны часто бегали в магазин, то купить чего-нибудь, а то и просто поглазеть. Раньше только взрослые ходили в магазин, и товаров было мало.

Начали регулярно продавать хлеб, до этого хлеб пекли дома. Я помню, мать творила в квашне, а утром в русской печи выпекала 5-6 ковриг, и их хватало на всю неделю. А теперь можно было купить хлеб в магазине буханками за 1 руб. 5 копеек килограмм. Стали продавать и белый хлеб по 2 руб. 10 коп., а иногда лучшего качества по 3 руб. за 1 кг. Самый лучший белый хлеб стоил 4 руб. 40 коп. за 1 кг. Булки были высокие, пышные и запах от них шел настоящий ситный. Мы его никогда не покупали, так как денег хватало только на черный, да на чай с сахаром. За хлебом всегда собиралась большая очередь, в которой обсуждались все деревенские новости. На пекарне главной была Устинья, крупная румяная женщина. У нее был сын Сашка Князев, учился со мной в одном классе, иногда мы с ним играли около церкви. К Устинье все относились с уважением, потому что хлеб она пекла высокого качества.

Промтоварами было беднее и каждый раз, когда привозили очередную партию товара, собиралось много покупателей. Продавцов никто не готовил, и принимали на работу просто грамотных людей, которые изъявляли желание работать. Был такой случай. Магазин отремонтировали, завезли товаров и продавцом взяли Поздеева Павла из д.Грозино ( по прозвищу Бусенок). Он решил торговать только своей семьей - жена, две взрослые дочери и сын. Он был не очень образованный, да и опыта в торговле ни у кого из них не было. С открытием магазина людей пришло много, надо было шевелиться, проявить расторопность, работать быстро, а они этого не сумели. Подолгу рылись в товарах, выкладывая их на прилавок, искали цену, долго считали. Нечестные люди пользовались этим и кое-что тащили или обсчитывали продавцов. Особенно большой ущерб им' причинили цыгане. На их беду табор цыган как раз разместился на р. Семже. Цыгане с шумом и гвалтом ввалились в магазин и быстро поняли, что за продавцы работают. Цыганята лезли на прилавок, кричали. Продавцы просто были сбиты с толку. Много товара у них похитили. В общем, в сельпо тоже скоро оценили, какие они продавцы и через три дня сделали ревизию, обнаружили крупную недостачу. Бусенку пришлось продать корову и еще кое-что, чтобы возместить недостачу. Хорошо еще, что в суд дело не было передано. В деревне много иронизировали по этому случаю над незадачливыми продавцами.

Почти в каждой деревне потребкооперация имела свой небольшой магазин, обеспечивающий основные потребности своих жителей.

Потребкооперация не только занималась торговлей, но и вела заготовку. Скупали у населения кожи животных и овчины, ивовое корье, грибы и ягоды. По району разъезжали на лошадях несколько заготовителей, на закупленные товары они предлагали свой товар. Один из них Бабушкин И.Г. каждую зиму останавливался у нас ночевать, когда мы жили на краю деревни еще до пожара. У нас ему было удобно, лошадь и сани ставили в стайку (холодный двор). Она хорошо закрывалась изнутри. Отец покупал у него кожаные подошвы и подметки, заготовки для сапог и другие товары, чего не было в магазинах. Потом местные сапожники из этих заготовок шили сапоги или ремонтировали кожаную обувь.

В общем 30-е годы стали переломными в развитии села. Стало больше возможности заработать и больше возможности купить. Людей становиться больше, но строительство жилья не идет, возможностей для этого еще не было.

19 июня 1937 года произошел пожар в «Граблях». За какие-то 2-3 часа сгорело пять домов, в том числе и наш, стоявший на самом краю деревни. Поджог малолетний сын Поздеева Н.Я. (Цветок) глухонемой, за ним присматривала бабка, почти слепая и глухая. Не досмотрела. Мальчишка нашел спички. Сел у открытого окна и горящую спичку уронил за опушку дома. Люди были на работе в поле, и когда прибежали, сделать уже было ничего нельзя. Наш дом был четвертый от загоревшего. Спасали деревню, а наши дома брошены на произвол судьбы. Я был дома с мамой и старшей сестрой. Стрелой слетал на пожар и доложил обстановку. Мы сразу решили выносить имущество из дома, потому что дом обречен. Кое-что вынесли, а другие почти ничего не спасли. Так вот из погорельцев смогли построить дома только двое и не новые, а перевезенные из других деревень.

В 30-е годы движение населения было еще небольшое, особенно в первой половине. В каждой деревне преобладали коренные две-три фамилии. Например: в д. Проскурнино - Варфоломеевы, в д. Сяменжево - Мальцевы, Голубцовы, Лытаевы, в д. Павлово - Папылевы, Шадрины, Колышкины, в д. Леваш - Бахаревы, Пятовские, Хорбрые, в д. Демьянцево - Меньшиковы и Шалаевские.

В нашем селе коренными были три фамилии: Потылицыны - 16 домов, Поздеевы - 13 домов и Анфаловы -12 домов. Были еще Пятовские в 4 домах, Власовы и Юшковы - по 3 дома, но это как говорили в деревне - приваль т.е. пришли в дом к женщинам из других деревень. Миньково было центром волости, то в нем селились священники, учителя, фельдшер, ветеринар и другие приезжие. Их было около десятка.

Люди одной фамилии как-то отличались от людей другой фамилии. Потылицыны в основном среднего роста, красивые (женщины многие просто красавицы) и у них в генах сидел дух творчества. Им надо было что-то придумывать, сделать не так как у других. Пример. На р.Семже было несколько мельниц, и все они подливные, расход воды у них большой, и вот Потылицын Павел, по прозвищу Козёл, решил построить наливную мельницу, где расход воды значительно меньше и когда он начал ее строить все в деревне смеялись - мельницу, а строит на сухом берегу, метрах в 10 от берега. Правда, мельницу он так и не построил, не знаю, что ему помешало.

Или мои друзья - Потылицыны Иван и Саша вечно что-нибудь придумывали: то арбалеты сделают, увидев их на средневековых рисунках; то самопалы, стреляющие порохом, а порох сами приготовят и серу и селитру для него найдут (основные составляющие части пороха: уголь, сера и селитра). А то на замерзшем пруду за огородами карусель построят, используя старое колесо от телеги. Такого еще в деревне не было, и ребятня со всего нашего края там каталась. Из Потылицыных выходили, по-современному говоря, хорошие технари.

Анфаловы - высокие, красивые, бесхитростные. Упорные в работе, ломовики. Их дело заниматься хозяйством - пахать, сеять, рубить лес, строить. У многих многодетные семьи.

Поздеевы - более мелкие ростом, с хитринкой, худощавы, в работе не очень прилежны. Почти все бедные хозяйства из Поздеевых.

В деревне поддерживался определенный порядок. Органом самоуправления было общее собрание глав хозяйств - называли «десяток». Созывали его дежурные по очереди, оббегали деревню и стучали по палисаднику или по крыльцу палкой и кричали: На десяток!.. На «десятке» решали, когда начинать выгон скота на пастбище, нанимали пастухов, оговаривали условия найма и сроки пастбищного периода. Решали когда городить общие огороды вокруг полей и паствы (Все земли делились на три поля: озимое, яровое и паровое, а пастбище - на две части, в одной пасли скот недели две, в другой отрастала трава.).

Здесь же предупреждали некоторых, если они вели себя недостойно или их дети. Был случай. Один мужчина зарезал несколько чужих баранов. Его изобличили. Привязали к телеге, обвешали кишками и внутренностями зарезанных баранов и водили по деревне под улюлюканье толпы. Другой раз не захочешь и всем в назидание. Его потом всю жизнь звали Баранником. Пьянство и воровство считались большим пороком. Пьяниц, по-нынешнему алкоголиков, в деревне не было.

В деревне у большинства двери домов на замок не закрывались. У нас и замка не было. Если хозяйка уходила недалеко и ненадолго, то дверь запирали палкой, вставляя ее в дверную скобу. Это знак, что в доме никого нет. Если уходили надолго, то запирали палкой изнутри, а выходили на улицу через сарай и дворовые двери. Даже на чужую черемуху без разрешения хозяев залезть, чтобы поесть ягод, было нельзя. Отец как-то предупредил меня: «Смотри, чтобы никаких жалоб на тебя не было». А два раза говорить он не любил.

Нравы в деревне и в семье были довольно строгие. Дети и молодежь веселились, но безобразничали мало. Работали много, чтобы жить более обеспеченно в наших северных лесных краях, надо было много и постоянно трудиться. Все работы выполнялись вручную.

Репрессии 1937 года не обошли стороной и наше село. Было арестовано шесть стариков по доносу местных бедняков, за то, что один из них при царизме был урядником, другой - церковным старостой, третий занимался торговлей и т.д. Все они были такие же простые крестьяне, не богаче других и вреда от них никакого не было. Двое из них вернулись, а остальные умерли в Тотьме от невыносимых условий в переполненной тюрьме и дизентерии. Конечно, это событие отразилось на жизни села, люди стали осторожнее в разговорах, побаивались новых арестов. Кулаков, как таковых, в нашей местности не было. Конечно, жили по-разному, - одни были более обеспечены, другие меньше, но все достигалось личным трудом крестьянина и его семьи. Одни ломили с утра до вечера без выходных, другие работали с прохладцей. А наемных работников никто не держал, только иногда на жатву или на молотьбу просили кого-то из бедняков помочь недельку поработать. Расчет обычно натуральными продуктами.

В селе существовал такой метод взаимопомощи - как «помочь». Надо было построить дом или двор, то хозяин оповещал, что в такой-то день будет «помочь». Собирались мужики, думаю по предварительной договоренности, человек 10-20 и дружно принимались за работу, стремясь в этот день сделать побольше и такую работу, которую можно было сделать коллективно. Работали дружно, весело, без расчета на оплату. Ну, а вечером хозяин устраивал угощение с водочкой, иногда развеселятся, так и песен попоют.

Женщины устраивали такую «помочь», когда надо переработать овин высушенного льна - мяли ручными мялками, трепали ручными трепалами. Иногда приглашали на дожинки, если кто-то не успевал с уборкой своих посевов. Пацаном мне не раз приходилось наблюдать такие работы в деревне.

Я описываю развитие села, в основном в первой половине 30-х годов, когда больших изменений в жизни еще не было. Началось развитие с середины 30-х годов, когда широко стала внедряться механизация труда, выросла производительность, выросли доходы людей. Надо отметить, что жизнь быстро начала улучшаться в конце десятилетия и в материальном и в культурном отношении. Все было прервано войной, сначала финской, а потом и Великой Отечественной.

Но это уже другая тема.

Часть 2

В конце небольшое лирическое отступление от темы рассказа о селе Миньково, вызванное воспоминаниями о своей малой родине.

С детства мы слышим и начинаем усваивать и понимать что такое Родина. В школе, научившись читать, встречаемся с понятием Родина у писателей и поэтов, читая их произведения, в беседах учителей, при просмотре кинофильмов, в разговорах с родителями и взрослыми, при самых разных обстоятельствах. Мы начинаем понимать, что Родина - это страна, в которой мы живем. Это ее историческое прошлое, каким бы оно ни было, это ее современное состояние, это и ее будущее.

Понятие Родина неразрывно связано с патриотизмом. В 30-е годы, это годы нашего детства и отрочества, в стране проводилась большая, массовая работа по воспитанию патриотизма у молодежи. Это было жизненно необходимо, надвигалась огромная военная опасность, и защитить Родину могли люди искренне любящие ее, и ненавидящие врага. Я считаю, что партия и комсомол решили эту задачу. Подавляющее большинство советского народа самоотверженно сражались против немецко-фашистских захватчиков на фронте и в тылу - на фабриках и заводах, в колхозах и совхозах, обеспечивая фронт первоклассным вооружением, снаряжением и продовольствием. В тылу врага развернулось широкое партизанское движение. Это факт. Были случаи предательства, паникерства, но это исключение из правил, а не массовое явление. Мои впечатления, мое общение с людьми в годы войны, подтверждают это. Не думаю, что по молодости у меня сложилось неверное представление о патриотизме народа. Меня до глубины души возмущает, когда обливают грязью, искажают, опошляют действия командования, солдат и офицеров во время войны.

В послевоенные годы, когда я стал работать в школе, я много читал, много познавал, более серьезно стал относиться к окружающим меня людям, к событиям, происходившим вокруг меня, к природе, конкретно к местности, на которой мы жили. Бывая в других местах, в городах, в санаториях, расположенных в курортных местах, в другой более пышной природе, почему-то происходило сравнение с нашими, родными местами и неизменно тянуло домой, на свою малую родину и по возвращении радостно было войти в свой дом, встретить жену и детей, встретиться со знакомыми людьми, пройтись по знакомой улице, посетить с детства любимые места в лесу и в поле. Это чувство своей малой родины как-то незаметно усиливалось, укреплялось, становилось все более щемящим.

Вот прожил жизнь, объездил полстраны, а лучше, ближе, роднее, чем Миньково с его окрестностями так и не нашел. Где лучше жить - таких мест много, а вот роднее, душевнее нет. Поскольку вся жизнь в Минькове была связана с природой, то его окрестности привлекают своим разнообразием. Здесь можно встретить солнечный сосновый бор, и темный глух