Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Александр Иванович Лебедь 27 страница



Они знали совершенно потрясающее количество песен. Все их песни только патриотического содержания, и они их очень здорово пели. Не могло быть импровизации, чтобы так петь, надо петь постоянно. Армия, офицеры которой знают такое количество патриотических песен, армия, в которой запевает командир единственной во Франции воздушно-десантной дивизии, - это сильная армия глубоко уважающего себя государства.

- А еще я их расспрашивал, тоже где только можно: о службе, о быте, о взаимоотношениях, о порядках и услышал много простого и мудрого. Почему, например, атташе, вышедший из машины в парадной форме, уже через полчаса вместе с нами летел в грязь. Оказывается, если ты хочешь стать офицером Франции, в числе прочих тестовых испытаний тебе предстоит совершить три прыжка с парашютом. Доказать наличие у тебя воли, мужества, способности хладнокровно действовать в экстремальных ситуациях. Потом можешь не прыгать - твое дело. Но если ты не совершишь этих обязательных тестовых прыжков, ты не станешь офицером. Поэтому все офицеры французских вооруженных сил независимо от воинской специальности - десантники. Может, кто и поневоле, но все. Все должности во Франции разделены на разряды. Такие тяжелые, как командир роты и Командир полка, - служба два года, есть более. Если 1 января 1990 года ты стал командиром полка, то уже в этот день ты можешь быть твердо уверен, что 1 января 1992 года ты им не будешь. Куда ты уйдешь: вверх, вниз, по горизонтали - будет зависеть от тебя. Но ровно через два года ты уйдешь.

Генерал во Франции служит до 60 лет. И будет уволен в запас точно в день своего рождения. Если ты не просто генерал, а генерал-ученый, тебе сохранят денежное содержание, ты снимешь китель, наденешь пиджак и будешь выполнять ту же научную работу.

Диплом на право командования полком вручает командиру полка лично президент, на церемонию приема и передачи дел и должности по традиции собираются все офицеры и генералы, кто в разное время командовал этим полком, независимо от того, как высока его нынешняя должность. Неявка на такого рода мероприятие рассматривается как признак крайне дурного тона. Церемония длится около трех часов. Она длинная, сложная и красивая. Завершается церемония банкетом. Я спросил: "А сколько человек? 50 - 70?"

- Нет, 600 - 800, иногда более 1000.

- А за чей счет?

- За счет муниципалитета.

- И как он, муниципалитет, к этому относится?

- Великолепно! Во-первых, люди действительно с огромным уважением относятся к армии и гордятся частью, которая находится на их территории. Во-вторых, если даже мэр и муниципалитет нарушат эту освященную веками традицию, в политическом плане они покойники. Это будут помнить им до конца дней. Они не патриоты, они не любят Францию, ибо не любят ее армию. Такие люди не могут стоять у кормила любой власти. И вот когда из рук президента ты получил диплом, заслуженные генералы сказали тебе прочувствованные напутственные речи, сотни людей подняли фужеры за твое здоровье и успех, мэр и другие официальные лица выразили надежду в том, что полк станет еще лучше, - попробуй тут плохо этим полком командовать.

За основу оплаты труда военнослужащего берется средний прожиточный минимум, не минимальный, как у нас, а именно средний, и средний французский. Вводится ряд коэффициентов, зависящих от должности и звания, и над всей этой суммой сразу же воздвигается 80-процентная надбавка. Опять-таки не так, как у нас. Исчисление идет не снизу вверх (если ты будешь себя хорошо вести, мы тебе дадим в конце года ЕДВ - единовременное денежное вознаграждение), а сверху вниз, т.е. при образцовой службе ты имеешь возможность получить 185 процентов. Но это - при образцовой. Никто никого не уговаривает. Подсчет осуществляется ежемесячно. Ты плохо отстрелял - от твоей "надстройки" откусили 15 процентов; ты плохо отводил - еще 15 процентов; неудовлетворительно нес службу в наряде - еще 5 процентов; напился и учинил дебош - тут в зависимости от обстоятельств можно поплатиться 25 - 50 процентами. В общем, гуляй и бездельничай, рванина, но все за твой счет. Если ты в сумме "нашалил" на 90 процентов, то с тебя взыщут в этом месяце 85, пять перейдут на следующий месяц; то есть тебя не опустят ниже среднего прожиточного минимума. Общественное мнение в части постоянно настроено таким образом, что над таким "шалуном" потешаются его товарищи, его "пилит" родная жена, на него укоризненно смотрят соседи. Альтернатива у него невелика - или надо уходить из армии, или срочно уходить, как минимум, в "золотую середину".

- А неуставные взаимоотношения во Франции есть? - поинтересовался я.

- Что такое неуставные взаимоотношения?Я объяснил.

- А, нет!.. - последовал ответ. - Один полк укомплектован полностью контрактниками-профессионалами. Второй - солдатами срочной службы, третий смешанный. Срочник служит год. Из этого года его три месяца учат в училище, девять месяцев - сама служба. Общественное мнение создано таким образом, что контрактник-профессионал, ударивший, оскорбивший или иным способом обидевший срочника, становится чем-то вроде прокаженного. Его сторонятся, ему не подают руки, на него смотрят с презрением и осуждением. Кроме того, его весьма и весьма ощутимо покарают в финансовом отношении. На таком фоне, прежде чем кого-то ударить, десять раз подумаешь, а если ударишь, то потом сто раз кулак себе отгрызешь.

- А религия?

- А что религия? Веруй в кого хочешь, но за забором. Пять дней в неделю ты на службе, ты солдат, ты гражданин со свободой совести, но держи свою совесть при себе. В субботу-воскресенье молись, крестись, хоть лоб разбей; но в понедельник ты опять на службе и ты опять солдат.

Все взаимоотношения в армии построены на уважении к личности, на почитании герба, флага, гимна. И это не просто слова. У каждого командира дивизии есть служебная резиденция. Он приступил к исполнению служебных обязанностей - и под звуки гимна страны на флагшток взмывает государственный флаг Франции. Он закончил служебный день - опять гимн, но флаг соскользнул с флагштока. Попробуй в таких антисанитарных" условиях напиться на службе и потихоньку улизнуть. И у нас, и во Франции курсант, заканчивая училище, твердо знает, что он будет командиром взвода. Он предполагагает, что когда-то, станет командиром роты, батальона, но это будет когда-то потом, не скоро, поэтому все учатся избирательно, пропуская мимо ушей всевозможные премудрости командования этой самой ротой и батальоном. Выпускнику любого военного училища в СССР (а позже в России) гарантировано, при известном качестве, естественно, прохождение от командира взвода до командира батальона. Но весь этот путь ты пройдешь (если пройдешь) на раз и навсегда полученном багаже знаний, набивая на тех же самых местах бесчисленное количество раз набитые твоими предшественниками шишки. А французы взяли и предельно упростили этот болезненный процесс. Аттестовали тебя на должность командира роты - в училище на переподготовку; на начальника штаба командира батальона - в училище на переподготовку. В течение 1,5-2 месяцев тебе дадут полный объем знаний по твоей конкретной должности. Ты сдашь массу экзаменов и зачетов, и дальше уже можно набить шишку только по собственной тупорылости. Период становления в должности существенно сокращается, болезненность этого процесса сводится практически к нулю и, соответственно, к нулю же сводится количество брака. По-видимому, исходят из известного выражения: "Медведей же учат на велосипеде кататься". Приятное оставили впечатление французы: раскрепощенные, свободные, высокопрофессиональные, высокопатриотичные, служащие за совесть офицеры Государства, в основе организации которого лежит здравый смысл.

Задача по встрече в Туле кандидата в президенты России Б. Н. Ельцина родилась, я бы сказал, спонтанно. Буквально за считанные дни до 31 мая (даты визита) я получил такую задачу от командующего ВДВ генерала Грачева. Собственно, ехал Борис Николаевич не персонально в дивизию, ехал в Тулу. Элементом этой поездки было посещение полигона. Я прибыл в родной, можно сказать, город. Легко и просто состыковал планы с секретарем обкома и председателем облисполкома. Возникло одно недоразумение. Юрий Иванович Литвинцев - первый секретарь обкома - полагал встретить гостя в Тульском аэропорту. Я ему доказывал, что хотя длина взлетно-посадочной полосы позволяет, но она, полоса, горбатая, и длиннофюзеляжные самолеты на нее сажать нельзя ввиду существующей опасности катастрофы.

- Ничего, ничего, примем, - сказал секретарь. - Мои специалисты, - Юрий Иванович сделал ударение на последнем слове, - считают, что можно. - Ну, сумеете принять - так принимайте. Но летуны плюнули на выкладки "специалистов" Литвинцева и сажать ТУ-154 в Туле отказались, посадили в Калуге. От Калуги до Тулы почти 100 километров. Пока встретили, пока доехали, что-то случилось с позвоночником Бориса Николаевича. Им занялась медицина. График встречи "посыпался" с самого начала. Разошлись обиженные, прождавшие более 1,5 часов директора тульских оборонных заводов. Кто-то еще по-крупному обиделся, кажется, преподаватели вузов, точно не помню. Все было не так и не то, но на полигон будущего президента командующий ВДВ Грачев привез в точно установленное время.

Дивизия легко и непринужденно продемонстрировала все, что умела, и даже несколько больше. Александр Петрович Колмаков командовать умел. Я при всем этом действе являл собой нечто среднее между режиссером-постановщиком, главным военным советником, распорядителем-церемониймейстером, комендантом района и городовым. На основании расчета, произведенного безукоризненным, непревзойденным мастером своего дела, заместителем командующего дивизии по воздушно-десантной подготовке полковником Петром Семеновичем Неживым, боевая машина с десантировавшимся внутри ее экипажем приземлилась метрах в 250 прямо перед смотровой трибуной. Лейтенант и сержант в считанные секунды расшвартовали, завели и двинулись к трибуне для доклада.

Борис Николаевич поманил пальцем Главного Носителя Кейса. Носитель извлек из дипломата и передал ему двое часов. Борис Николаевич немного подумал, снял с руки и положил в карман пиджака свои собственные часы. На их место надел одни из поданных Главным Носителем. Когда запыхавшийся лейтенант доложил: "Товарищ... - лейтенант замялся, - кандидат в президенты России, экипаж...", Борис Николаевич отстегнул с руки часы и прочувствованно вручил их лейтенанту: "Сынок, спасибо, от себя, свои". Достал из кармана брюк вторые, точно такие же, и вручил их сержанту с благодарностью. Надо полагать, что лейтенант с сержантом так и ушли в полной уверенности, что кандидаты в президенты имеют минимум по двое одинаковых часов - одни на руке, другие в кармане.

Борис Николаевич вернул часы из кармана пиджака на надлежащее место, и все поехали на новую смотровую точку, в конце показных, занятий прошла примерно 20-минутная встреча с воинами-десантниками. Солдаты, младшие офицеры молча пялили глаза - не каждый день, чай, можно увидеть кандидата в президенты. Борис Николаевич говорил что-то о крутом возрождении России, о том, что в России должна быть русская армия, в которой должны служить русские солдаты и офицеры. Ему бы сказать российские, но он почему-то сказал русские. Майор, замполит батальона, кинулся выяснять, что же делать, если комбат - украинец, зам. - белорус, он, замполит, - русский, а зам. по вооружению - немец. Борис Николаевич досадливо отмахнулся от навязчивого замполита: "Разберемся!" - и объявил о том, что намерен подарить славной Тульской дивизии 500 квартир. Публика отреагировала довольно-таки жидкими аплодисментами. Цену предвыборных обещаний все уже знали. Борис Николаевич, по-видимому, ожидал более бурного проявления эмоций. Такое отсутствие энтузиазма его покоробило. Он недовольно насупился. Командующий поспешил закрыть встречу.

Как я уже неоднократно говорил: "веселие Руси есть пити" - многовековую традицию нарушать не стали, и вся кавалькада устремилась за бражный стол. Количество посадочных мест мне было точно известно, посему я, как комендант и городовой, железной рукой отсчитал восемнадцать душ, не считая охраны, а остальных приказал никого не пускать. В числе отсеченных оказались такой видный политический деятель, как В. П. Баранников, и личный доктор Бориса Николаевича. Возник легкий дипломатический скандал, из которого вышли посредством двух приставных стульев. Прибыв к стоящему на берегу пруда охотничьему домику, Борис Николаевич заявил, что везде, где только позволяет возможность, он купается в холодной воде. Быстренько разоблачился и в чем мама родила полез в пруд. С ним вместе, в таком же виде, полез начальник охраны А. В. Коржаков. Официантки и поварихи, прильнувшие носами к стеклу выходящей окнами на пруд кухни, блызнули в глубь помещения. Борис Николаевич с Александром Васильевичем, освежившись и завернувшись в простыни, проследовали в банкетный зал. Ельцина сопровождали командующий, комдив и другие официальные лица. Я, как находящийся при исполнении, остался на улице. Патруль (лейтенант и два солдата, вооруженные автоматами) прогуливался по периметру стоянки для машин. Такой же патруль прохаживался по дамбе пруда. Оставшаяся не у дел охрана Ельцина в количестве семи человек закрутилась вокруг меня:

- Это кто такие?

- Патрули!

- А патроны есть?

- А как же!

- А по нам?

- Вы что, головкой ударились, вы же гости!

- А... тогда ладно!

Охрана нырнула в подвал и молодецки в течение получаса, по докладу зам по тылу дивизии подполковника П.А.Ярославцева, "уговорила" семь бутылок водки на семерых.

Величество должны мы уберечь

От всяческих ему не нужных встреч,

Ох, рано встает охрана...

Минут через сорок банкет был завершен. Все, что налито, было выпито. Все вышли на свежий воздух в состоянии, когда чувствуешь, что любишь и уважаешь весь мир и ответно любим и уважаем всеми. На 700 метрах квртеж трижды останавливался для того, чтоб все еще и еще раз простились Друг с другом и заверили друг друга в вечной дружбе и любви. Теплая такая, неформальная получилась встреча. Потом были выборы, и Борис Николаевич Ельцин стал первым президентом России, а командующий ВДВ генерал-лейтенант П. С. Грачев - одним из самых теплых и задушевных друзей президента, одним из самых верных и преданных ему лично соратников, министром обороны России. Поистине "Веселие Руси есть пити" - вечная формула успеха.

И еще один визит следует помянуть. Июль. Председатель объединенного комитета начальников штабов вооруженных сил США Колин Пауэлл прибыл в СССР. В плане его визита было посещение Тульской воздушно-десантной дивизии. Все, как всегда, за исключением: Пауэлл вот-вот подлетит, а ветер 9-10 метров в секунду, порывами до двенадцати. Я докладываю командующему ВДВ генералу Грачеву, что прыгать нельзя. Командующий со мной то согласен, то не согласен. Он сомневается, я настаиваю, упирая на то, что американцы американцами, а ноги попереломаем свои, русские. Гостеприимство гостеприимством, но не до такой же степени. Командующий согласен. Я прошу разрешения отдать соответствующие указания. Командующий уточняет: "А самолеты в воздухе?" - Самолеты в воздухе, но ничего страшного, посадим. Командующий внезапно и резко меняет решение: "Десантировать! Нытье прекратить! Пусть видят, что могут советские десантники. Выполнять!" Колин Пауэлл и сопровождающие его генералы и офицеры на смотровой трибуне. Самолеты гудят где-то за лесом, их не видно. Чтобы при таком ветре угодить на площадку приземления, приходится десантировать людей очень далеко. Пошли! Волны камикадзе поневоле наплывают на площадку приземления, со страшной скоростью врезаются в землю, катятся кубарем, гасят купола друг другу, освобождаются от подвесных систем и атакуют. Атакуют свирепо и неукротимо. Это понятно, если тебя так приложат о землю - сразу стервенеешь, по себе знаю. "Четырехзвездный" американский генерал в это время мечется по трибуне и повторяет: "Что вы делаете?" И это почему-то больнее всего. Чертов американец, гость все-таки. Сидел бы себе спокойно, смотрел бы хладнокровно, как русские гладиаторы ломают ноги. Глядишь бы, и ненависть к империализму росла и крепла. Но он человек, он генерал, он знает цену жизни и крови, у него есть совесть, поэтому он мечется и повторяет: "Что вы делаете?" И от этого не только больно, но и нестерпимо стыдно. Результат этой демонстрации возможностей - один проломленный череп (впоследствии покойник), восемь поломанных ног, три руки, одна ключица. Все остальные в той или иной степени ободраны. За что мы любим десантные войска?.. Я не сентиментален, пожалуй, не впечатлителен, насмотрелся в жизни всякого. Добрую половину из этого всякого был бы счастлив больше не видеть, но у меня почему-то до сих пор в ушах звенит вопрос американского генерала Колина Пауэлла: "Что вы делаете?..".

Спектакль назывался "путч"

В 1991 году я впервые за много лет сподобился попасть в отпуск в августе. Планы были грандиозные. Как раз получил участок земли и впервые в жизни захотел что-то посадить, вырастить, благоустроить. Так и решил: съезжу к матери дней на 10 - 12, а уж потом, ни на что не отвлекаясь, займусь только участком. Солнце, воздух, вода, физический труд - словом, все по полной программе.

15 августа я приехал в Тулу, где у меня была квартира. Весь следующий день посвятил детальному планированию предстоящей работы. 17-го с утра хотел было приступить к выполнению, но потом, как все православные христиане, отложил до понедельника.

17 августа в 16.00 раздался телефонный звонок. На проводе - командир 106-й воздушно-десантной дивизии полковник А.П.Колмаков.

- Вас срочно вызывает командующий.

- Во-первых, я в отпуске, во-вторых, куда вызывает, к телефону или в Москву?

- К телефону и срочно!

- Ну, присылай машину.

Разговор с командующим ВДВ генерал-лейтенантом Грачевым был недолгим и маловразумительным. Мне было приказано прервать отпуск и возглавить оперативную группу, привести Тульскую дивизию в готовность к действиям по "южному варианту".

Итак, задачу я получил совершенно неопределенную. Попробовал выяснить, куда ж все-таки предстоит лететь, но Грачев лишь пообещал: "Будет уточнено позже". Мы с комдивом отдали необходимые распоряжения. Полки и отдельные части пришли в движение. Проблем особых не было. Налетались мы достаточно: все уже так было отточено, что момента команды и до первого взлета проходило не более 7 часов. Естественно, пытались гадать, куда же нас понесет на этот раз. Узнали, что где-то на границе Армении и Азербайджана захватили в качестве заложников около 40 солдат внутренних войск. Подумали, что, наверное, направят туда освобождать заложников и наводить порядок. Решили уточнить район предполагаемого действия, но карт в дивизии не оказалось. Заявили карты в штаб ВДВ - получили отказ. Таинственность просто висела в воздухе, и это сильно напрягало людей. К 24.00 все полки были готовы, не было только... задачи. Доложив о готовности, я еще раз попытался узнать, что же все-таки предстоит делать. В ответ получил указание не забивать командующему голову дурацкими вопросами. Эта фраза хоть имела смысл, потому что дальше прозвучало совсем уж непонятное: "На юг пойдешь через меня!"

Ночь прошла в томительном ожидании. Информация, которую удалось добыть из разных источников, была противоречивой и расплывчатой. Напряжение не спадало, а росло, Таинственность начала действовать на нервы всем. Десантники - народ особенный: трусов нет совсем, пройдохи - редкость. Задачу любой степени трудности воспринимают нормально. Но здесь-то вообще никаких задач не было. 18 августа, часов в 11 утра, позвонил начальник штаба ВДВ генерал-лейтенант Е. Н. Подколзин. Уточнил несколько второстепенных вопросов и вскользь обронил фразу: "Ждите чрезвычайного сообщения в 18 часов". Я сделал вывод, что до этого времени ничего не предвидится, ослабил режим и разрешил офицерам по очереди побывать дома. Время тянулось убийственно медленно. Наконец стрелки часов показали 18.00. Но никакого чрезвычайного сообщения не последовало, как, впрочем, и в 19, 20 часов... В 24 часа - тоже ничего. Тогда я плюнул и, приказав комдиву отдыхать у телефона, отправился домой.

По некоторым признакам я уже мог догадаться, что идти придется (если вообще придется) на Москву, правда, непонятно, с какой целью. В 1990 году я уже совершил один такой поход.

В ночь с 9 на 10 сентября я с двумя полками прибыл в Москву. В 6 утра мы вошли, к семи народ из гостиниц на всякий случай разбежался, а уже в 9.00 из меня начали делать дурака. Договорились до того, что я привел в Москву войска просто спьяну. Эта чушь утверждалась вполне серьезно, и мне даже пришлось оправдываться перед председателем парламентской комиссии Верховного Совета СССР Варэ. Я тогда торжественно клялся, что если бы и "нарезался" до такой степени, то махнул бы в крайнем случае на Воронеж, идти с полками на Москву просто фантазии бы не хватило. Тогда народный депутат СССР Варэ отстал. Но это - лирическое отступление.

19 августа в 4 часа утра в моей квартире раздался звонок. Комдив доложил: получена задача тремя полками с направлений Кострома - Москва, Рязань - Москва, Тула - Москва совершить марш и к 14 часам сосредоточиться на аэродроме в Тушине. Дальнейшая задача будет уточнена позднее.

В 4.50 колеса и гусеницы закрутились, колонна вытянулась и вышла на трассу. Начался марш. Вся так называемая оперативная группа состояла из одного меня. Коль скоро это так, я сам себе определил место на передовом командном пункте дивизии. Каждый час я докладывал командующему о местонахождении колонн полков и пытался выяснить, хотя бы к чему быть готовым. Ответ неизменно был лаконичным: "Вперед!"

В 10.30 передовой командный пункт вышел к кольцевой дороге. Я еще раз уточнил обстановку и доложил командующему решение: выйти на Тушино и, развернув все связи по полной схеме, принимать полки на себя. Грачев решение утвердил. Пока шли по кольцевой дороге, навстречу попадались танки: группками по 2 - 3, иногда даже одиночные. Лица у торчавших в люках танкистов были очумелыми.

Выйдя на Тушино, я развернулся. Рязанский и Тульский полки шли уже по кольцевой, Костромской был на подходе. Оставалось ждать дальнейшего развития событий. Вскоре позвонил начальник штаба войск генерал-лейтенант Подкол-зин.

- Александр Иванович, передаю приказ командующего. Тебе лично отправиться к Верховному Совету РСФСР, войти в контакт с начальником охраны и организовать охрану и оборону здания силами 2-го батальона Рязанского полка.

Дальше последовал буквально такой диалог:

- Какие средства связи с собой разрешается взять?

- Никаких! Лично на уазике выезжай и возьми офицера.

- С кем контакт устанавливать, фамилия?

- Там тебя встретят.

- Где находится батальон?

- Он подойдет к Верховному Совету.

Я положил трубку. Примерна в 13.50 мы с заместителем начальника политотдела дивизии подполковником О. Э. Бастановым подъехали на уазике к Верховному Совету РСФСР. Остановились на стоянке. Вокруг здания кипела лихорадочная работа. Характер ее не оставлял сомнений: здесь возводились баррикады. Люди выглядели возбужденными, их действия - судорожными и малоэффективными. Использовали все, что попадало под руку: троллейбусы, легковые машины, разные случайные материалы. Мы с Бастановым поднялись к зданию и спросили у постового милиционера, где найти начальника охраны. Это уже потом выяснилось, что я должен был найти начальника личной охраны президента А. В. Коржакова. А в тот момент я, не зная фамилии, решил, что милицейского. Постовой махнул рукой куда-то за угол: "Там". В голове у меня был настоящий сумбур. В машине связи, где я находился во все время марша, не предусмотрен телеприемник, поэтому никаких заявлений ГКЧП или иных лидеров я не слышал. Народ, который строил баррикады, на вид был простой, хороший. Если мне надлежало силами батальона организовать охрану и оборону здания Верховного Совета, значит, обороняться будем вместе с этим народом. Тогда возникал законный вопрос: против кого?

Есть хорошее присловье, правда, не знаю, кому оно принадлежит: "Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны". Теперь, когда досужие политики и писатели задним числом все разложили по полочкам и назначили виноватых, легко рассуждать, что и как надо делать. Наверное, покажется диким, но и в тот момент, и даже несколькими часами позже я все находился в полном неведении, что же произошло.

Объяснение с милиционером заняло совсем не много времени, но вокруг нас сразу же образовалась толпа. Я был в камуфляже. Раздались крики:

- Майор! Неужели вы будете в нас стрелять?

- Майор! Вспомните, чему вы присягали!

- Сволочи!

Потом нашелся один грамотный:

- Да он не майор, он - генерал-майор!

Толпа вызверилась. Сопровождаемый шлейфом из 200 -250 человек, выкрикивающих угрозы и ругань, окончательно перестав что-либо понимать, я добрался до тыльных ворот Верховного Совета. Увидел вооруженного автоматом майора милиции и приказал ему вызвать начальника охраны. Майор передал команду постовому, тот начал звонить.

Толпа продолжала буйствовать до тех пор, пока я не рявкнул на них, заявив, что они храбрые вояки, раз 200 двоих не боятся. Страсти слегка поубавились, а тем временем вернулся майор и доложил, что начальник охраны готов встретиться со мной в приемной Верховного Совета. Отправились в приемную. Майор проводил нас в кабинет и вышел. Мы с Бастановым закурили, обменялись предположениями, но так и не смогли понять, что за чертовщина происходит, да и вообще ни к чему путному не пришли. Через несколько минут появился полковник милиции в сопровождении подполковника. У полковника тряслись руки. Он представил своего заместителя, а сам назвался начальником охраны Иваном Яковлевичем Бойко. Я тоже назвал себя:

- Заместитель командующего Воздушно-десантными войсками генерал-майор Лебедь. Имею задачу силами парашютно-десантного батальона организовать охрану и оборону здания Верховного Совета. Прибыл для организации взаимодействия.

Полковник в ответ залепетал было, что обстановкой не владеет, обстановку не контролирует, что его самого куда-то там не пускают, а потом неожиданно окинул меня хмурым взглядом и заявил: "С вашей камуфлированной формой, товарищ генерал, ехали бы вы отсюда!" Подполковник все время молчал. Внимательно выслушав полковника, я спросил, где городской телефон. Позвонил Грачеву и доложил, что разговора с начальником охраны не получилось. Командующий был в запале и рявкнул: "Пошли ты его на... Ищи батальон, выполняй приказ".

Я откланялся, вышел из приемной и под градом ругательств прошел через толпу к машине. К тому времени картина строительства баррикад разительно переменилась. Появились краны, бетонные блоки, арматура. Людей тоже порядком прибыло. Я сел в уазик и попытался отъехать. Не тут-то было! Все подступы уже оказались перекрытыми. Потыкавшись в разные стороны, я наконец выбрался через газон на лестницу и прямо по ступеням съехал на набережную.

Хорошо сказать - ищи батальон! Я знал только направление, с которого он должен был подойти. Средств связи у меня не было. Вдоволь накрутившись по перекопанным, заваленным бетонными блоками улочкам и переулкам, я выбрался на Садовое кольцо в районе улицы Баррикадной. Все кольцо оказалось запруженным сплошным нескончаемым морем стоящих машин. Проехать было невозможно. Оставив уазик в проулке, я перебрался на противоположную сторону и зашел в какое-то учреждение, связанное с экологией. Поднялся на второй этаж и толкнул дверь ближайшего кабинета. За столами трудились несколько женщин. Я поздоровался и вежливо попросил разрешения позвонить. Мой доклад по обстановке выслушал начальник штаба ВДВ. Я спросил: где батальон? Получил ответ: "Позвони через 15 минут, сейчас разберусь". Предупредив женщин, что через 15 минут позвоню еще раз, я вышел в коридор и, устроившись на диване, стал читать какую-то старую газету. Минут через 5 передо мной выросла высокая фигура в белом костюме и, изысканно раскланявшись, изрекла: "Товарищ генерал, мне передали, что вы приказали очистить помещение, оставив на месте деньги и документы. Сколько времени вы нам даете на сборы?" Уже потом до меня дошло, что среди работавших в кабинете женщин одна была явно с чувством юмора. Но в ту минуту все это показалось мне уже слишком. С экологами я раньше сталкивался. Они в общем-то неплохой народ, и этот, наверное, тоже не был исключением. Теперь-то я понимаю, что зря обидел непотребными словами хорошего человека, но тогда я зарычал на него так, что он мгновенно испарился.

Через 15 минут я позвонил и получил распоряжение прибыть в штаб ВДВ. Добирался долго и нудно. Везде пробки, объезды. Когда наконец прибыл, командующий меня не принял. Подколзин передал его приказ: "Поскольку другой заместитель командующего ВДВ, генерал-майор Чиндаров встретил и вывел батальон на Калининский проспект, вам надлежит вернуться к зданию Верховного Совета РСФСР, найти батальон и выполнять поставленную задачу по охране здания".

Я вернулся на Калининский проспект. Батальона не было, хотя там потерять его трудно. Пришлось искать в близлежащих улицах и переулках. Нашел его на какой-то стройке метрах в 300 к юго-востоку от Верховного Совета. Батальон был обставлен развернутыми в разные стороны БМД, как в свое время бивак казаков-запорожцев повозками. В центре этого относительно небольшого пространства стояли построенные в линию ротных колонн люди, механики-водители находились при машинах. Вокруг - кучи строительного мусора, какие-то гигантские П-образные конструкции. На лицах офицеров и солдат читалась растерянность и полнейшее непонимание происходящего. Тут же бушевала уже знакомая мне толпа. Солдат стыдили, офицеров увещевали. Чем больше стыдили и увещевали, тем более растерянными становились их лица. Мое появление встретили вздохом облегчения: "Генерал сейчас все объяснит". Но я и сам ни черта не знал! Надо было что-то делать. Я взобрался на бетонный блок. Взоры толпы обратились ко мне. Настороженные, иные откровенно ненавидящие. Я произнес короткую речь. Объяснил, что батальон прибыл для взятия под охрану Верховного Совета РСФСР, обстановка пока была неясная, задача уточняется, но армия есть детище народа и стрелять в народ не собирается. Попросил успокоиться и не накалять обстановку без нужды. На вопросы отвечать отказался. Нечего мне было на них отвечать. Несмотря на все попытки, я так и не смог уяснить, что же, собственно, происходило. До сих пор не могу забыть унизительности того положения.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.