|
|||
В час землетрясения ⇐ ПредыдущаяСтр 2 из 2 В час землетрясения Минойская цивилизация на Крите, предшественница античной Греции, давшая множество удивительных находок, тем не менее остается еще во многом таинственной, а открытия археологов порой ведут лишь к появлению новых загадок. К их числу относится, в частности, такая проблема: практиковались ли на Крите в минойский период человеческие жертвоприношения? Ведь существует же легенда о Минотавре, которому приносили в жертву девушек. На определенном этапе развития практически любое человеческое общество полагало, что умилостивить капризных и злых богов можно лишь жертвами чрезвычайными. Со временем жрецы научились лукавить, заменяя человеческую кровь бычьей или бараньей, порой изготовляя изображения человеческих жертв вместо самих жертв. Блистательный пример тому — армия императора Цинь Ши-Хуанди. Далеким отзвуком, воспоминанием о давних языческих временах сохранилось соотнесение хлеба и вина в христианской религии с плотью и кровью человеческой. Проблема человеческих жертвоприношений — вопрос, казалось бы, исторический, не имеющий отношения к нашим дням. Но порой людям не хочется, чтобы предки, какими бы далекими они ни были, нарушали правила морали, придуманные потомками спустя много веков после их смерти. Существует определенный стереотип, который вошел в мышление греков: минойцы были людьми, склонными к изящным искусствам, просвещенными, истинными основоположниками древнегреческого гуманизма. Поэтому неудивительно, что трактовка греческими археологами Янисом и Эфи Сакелларакис исторического события, открывшегося в Миге истории во время раскопок небольшого храма на Крите, вызвало скептические возражения ряда археологов и историков. Пожалуй, стоит изложить суть этой истории, чтобы читатель сам сделал выводы. Супруги Сакелларакис к моменту своего открытия уже 16 лет работали на Крите. На их счету было немало значительных находок, в том числе дворец в Арханесе и ценный раннеминойский могильник в Фурни. Однажды внимание археологов привлек небольшой холм, лежащий у подножия горы Юктас, на которой, по критским верованиям, находилась могила Зевса. Холм этот расположен всего в семи километрах от знаменитого Кносского дворца. Обследуя холм, археологи обнаружили в кустах несколько обломков керамики со следами линейного письма «А», самой ранней и еще не расшифрованной минойской письменности. Эти обломки лежали в руинах ушедшей в землю архаичной стены. Интуиция подсказала археологам, что холм может скрывать важные следы ранних минойцев, и потому в начале полевого сезона 1979 года на вершину холма пришли рабочие. Они выкорчевали кусты, и уже к сумеркам первого дня работы экспедиция Афинского университета обнаружила под слоем дерна следы здания. Квадратное в плане строение состояло из трех узких комнат, двери которых выходили в такой же узкий коридор. Между собой комнаты не соединялись. В коридоре было по три двери с каждой стороны. Двери одной стороны вели в комнаты, двери другой — наружу. Раскопки начались с коридора, где были найдены многочисленные амфоры и сосуды с остатками приношений — фруктов, зерна, меда и вина. Сосуды стояли впритык один к другому и в большинстве своем отлично сохранились. Затем был найден скелет. Человек лежал поперек коридора, головой к среднему выходу, вокруг него обнаружились мелкие черепки сосуда: очевидно, он уронил его в момент гибели. Находка была важна для археологов по той причине, что это были первые останки минойца, найденные не в могильнике. Судя по сосудам в коридоре, можно было с уверенностью сказать, что этот храм раннего минойского периода был разрушен в дни страшных землетрясений, погубивших города и дворцы на Крите примерно в 1700 году до нашей эры. Обладая этой информацией, археологи приступили к раскопкам средней комнаты. Они были уверены, что там предстоит найти статую божества, которому был посвящен храм. Известно, что в минойских храмах устанавливались деревянные статуи в человеческий рост, но пока не удалось найти ни одной: дерево не сохранилось. И здесь статуя исчезла, но была обнаружена древесная зола и глиняные ноги статуи, на которые когда-то была насажена фигура в длинном одеянии. Статуя стояла на возвышении у задней стены. Вдоль длинных стен комнаты и вокруг постамента обнаружилось несколько десятков крупных сосудов — в них хранились наиболее ценные приношения. Затем была вскрыта левая от входа комната, где нашли «вспомогательный» алтарь, а также множество храмового добра. Осталась последняя комната, правая. В пустой комнате, если не считать длинного каменного возвышения посередине, схожего с ложем,— по минойским фрескам было известно, что так выглядели алтари для принесения в жертву животных,— не было ничего. На нем были обнаружены кости, которые поначалу приняли за останки принесенного в жертву барана. При расчистке в спекшейся массе блеснул металл — рядом лежал отлично сохранившийся жертвенный нож; полуметровое лезвие его было украшено великолепно выгравированным изображением кабаньего рыла. А через несколько минут археологи поняли: на алтаре лежали останки скелета человека. Он лежал на правом боку. Перед смертью человек был связан, и ступни притянуты веревками к бедрам. Дальнейшие исследования, проведенные афинскими антропологами, показали, что скелет принадлежал юноше примерно восемнадцати лет. Следующее слово было за криминалистами, которые подтвердили догадку археологов: юноша был принесен в жертву за несколько минут до того, как землетрясение разрушило храм. Исторические источники свидетельствуют, что человеческие жертвы не были приняты в Древней Греции. Но в моменты великих бедствий древние греки, даже через сотни лет после гибели минойской цивилизации, обращались как к крайней мере к человеческим жертвам. Есть свидетельства тому, что во время чумы в Афинах в VII веке до н. э. были принесены в жертву люди, чтобы прекратить эпидемию. Известно, что перед битвой при Саламине, которая должна была решить судьбу Греции, Фемистокл приказал принести в жертву трех рабов. Так что ничего невероятного в том, что в 1700 году до н. э., когда землетрясение, свирепея, крушило города Крита, жрец храма на холме решился на отчаянную меру — умилостивить богов, пожертвовав им кровь юноши. Но вся эта сцена, высвеченная археологами и криминалистами сквозь тысячи лет, была бы неполна, если бы не осталось следов других участников драмы. В углу той же комнаты лежал скелет молодой женщины, скорее всего храмовой прислужницы. Третий, раздробленный упавшей балкой потолка, обнаружился рядом с алтарем. Он принадлежал могучему сорокалетнему мужчине, ростом в 180 сантиметров—на голову выше среднего минойца тех времен. На мизинце левой руки был драгоценный перстень из сплава серебра с железом. Железо тогда было и реже и ценнее золота. К запястью привязана тончайшего рисунка сердоликовая печать, изображающая гребца в ладье. Без сомнения, это был верховный жрец храма — он же виновник смерти юноши. Наконец, последний штрих: скелет, лежавший у выхода из храма. Возле него находился разбитый на мелкие осколки сосуд. Вернее всего, человек нес сосуд в руках и выронил его, когда произошел разрушительный толчок землетрясения. Ведь это единственный сосуд в храме, найденный в таком плачевном состоянии. Когда осколки сосуда собрали (их оказалось 105) и склеили, обнаружилось, что он сильно отличается от прочих, обыкновенных хозяйственных кувшинов и амфор. Это изумительно исполненный «камарский» сосуд, с изображением желтого, в красных пятнах, быка. Именно такие сосуды употреблялись при жертвоприношениях для того, чтобы собирать в них кровь убитого. Миг истории, воссозданный греческими археологами, выглядел так. Несколько дней, нарастая, били остров землетрясения. Население было охвачено ужасом. Тогда жрец храма на холме решает принести богам человеческую жертву. Найден раб (однако доктор Константинос А. Ромейос из Афинской академии наук предположил, что юноша — сын жреца, покорно согласившийся пожертвовать собой), опоен, связан, принесен в храм. И вот жертва принесена. Теперь следует отнести сосуд с кровью к ногам статуи божества. Но только младший жрец вышел в коридор, как новый могучий толчок мгновенно обрушил крышу храма, убив всех участников церемонии. Затем вспыхнул пожар... В разрушенном землетрясением и приливными волнами, обезлюдевшем минойском царстве некому было скорбеть, что пропал какой-то храм, один из многих. Некому было копаться в руинах в поисках драгоценностей. А еще через несколько лет кустарник поднялся над золой руин, гибкие жесткие ветви опутали камни стен. С тех пор прошло почти четыре тысячи лет... Несколько разных историй. Малая доля того, что может поведать любой археолог. Но все они объединены одним: как мгновенной вспышкой в бессчетной череде лет и событий они высвечивают один Миг истории. Каждый из них пробуждает к жизни одного или многих людей, без трудов и усилий археологов оставшихся бы безвестными.
|
|||
|