Правитель 1 страница

Глава 3

Ссыльный

Дверь камеры 193 Дома предварительного заключения захлопнулась за Владимиром Ульяновым. Было ли это для него неожиданностью? В тактическом плане определенно да: еще 5 декабря он писал матери совершенно беззаботное письмо, и в целом арест оказался внезапным. Однако Владимир не мог не понимать, что занимается антигосударственной деятельностью и потому постоянно подвергается угрозе попасть в тюрьму. Пример брата был у него перед глазами.

Поэтому, когда 21 декабря его вызвали на первый допрос, он был спокоен и уверен в себе. У него было мало опыта общения со следователями, однако имелось юридическое образование. Поэтому он уверенно заявлял: «Не признаю себя виновным в принадлежности к партии социал-демократов или какой-либо партии. О существовании в настоящее время какой-либо противоправительственной партии мне ничего не известно». Формально Ульянов говорил полную правду – создание партии в строгом смысле было пока мечтой, но не реальностью.

Условия содержания арестованного были по всем меркам весьма либеральными. С воли ему могли переправлять продукты в любом количестве, любую легальную литературу. Он мог беспрепятственно читать и писать. Одна из первых просьб к родным заключалась в том, чтобы ему доставили хорошие карандаши. Его переписку, разумеется, читали, но на этот случай у него был заранее заготовлен и согласован с товарищами шифр. Так, свои вопросы относительно судьбы соратников он маскировал под список книг, которые просил прислать ему в камеру. К примеру, не существовавшая в реальности книга Костомарова «Герои Смутного времени» обозначала двух молодых подпольщиков, носивших клички Минин и Пожарский. В ответном письме товарищи написали, что в библиотеке имеется только первый том – то есть что арестован только один из двоих.

Пригодилась и старая игра детских времен – написание писем молоком. Одна из самых знаменитых историй о Ленине, широко тиражировавшаяся в советские времена, – рассказы о том, как он делал чернильницы для молока из хлебного мякиша. При приближении тюремщика чернильницу приходилось съедать.

Условия содержания Ульянова в Доме предварительного заключения могут показаться настоящим курортом, особенно если сравнивать с печально знаменитым ГУЛАГом. Владимир использовал эту ситуацию для плодотворной работы – в частности, составлял программу партии и трудился над книгой по российской экономике. Впрочем, делать из этого вывод о том, что российские тюрьмы того времени были похожи на дома отдыха, не стоит. Во-первых, Ульянов пока что был подозреваемым – его вина юридически не была доказана, что подразумевало более мягкие условия содержания. Во-вторых, он все-таки был дворянином и принадлежал к числу образованной элиты. В-третьих, были люди, готовые его поддерживать (в первую очередь материально). Практически сразу же после его ареста в Петербург из Москвы приехали мать и сестра Анна, во многом благодаря которым Владимир в тюремной камере не чувствовал недостатка во всем необходимом.

Ульянов не только сидел за письменным столом, но и занимался физкультурой. «Владимир Ильич рассказывал, что в предварилке он всегда сам натирал пол камеры, так как это было хорошей гимнастикой, – вспоминал впоследствии его брат Дмитрий. – При этом он действовал, как заправский полотер: руки назад – и начинает танцевать взад и вперед по камере со щеткой или тряпкой под ногой». Внимание к своей физической форме отличало Ленина от большинства деятелей революционного движения и в дальнейшем. Он любил заниматься спортом.

В Доме предварительного заключения Владимир Ульянов провел больше года. В начале 1897 года ему и его товарищам по «Союзу борьбы за освобождение рабочего класса», наконец, вынесли приговор. Практически все были приговорены к различным срокам ссылки. Согласно установившейся практике, чем опаснее считался преступник, тем дальше его высылали. Ульянову предстояло провести три года в Восточной Сибири.

Практически сразу же мать начала хлопотать о различного рода послаблениях. Первым из них было разрешение добираться к месту ссылки за свой счет, а не ехать в арестантском вагоне, где условия были гораздо хуже. 14 февраля Ульянова и его товарищей освободили для сборов в дорогу. Члены «Союза» смогли впервые за много месяцев встретиться и переговорить друг с другом. Было решено не совершать попыток побега и стараться сохранить связь с рабочим движением. На повестке дня стоял еще один старый вопрос: в какой мере следует стремиться привлекать рабочих к работе революционной организации? Ульянов занял промежуточную позицию между двумя крайними точками зрения: считал, что участие рабочих в революционных организациях следует приветствовать, однако для этого необходимо дать им образование и повысить их сознательность. Авангард, состоящий из интеллектуалов, должен подтягивать людей труда к своему уровню, а не растворяться в их массе.

17 февраля Владимир покинул Петербург. Точка невозврата была пройдена. Теперь он был политическим ссыльным, объектом постоянных подозрений и слежки со стороны властей. Даже если бы он захотел бросить революционную деятельность и стать юристом, это было бы уже невозможно.

Ленин перед отправкой в ссылку. 1895 год

Проведя несколько дней в Москве (и не упустив при этом случая поработать в библиотеке), Ульянов по Транссибирской магистрали отправился на восток. В Красноярске ему пришлось задержаться на два месяца, поскольку навигация по Енисею еще не началась. Собственно, даже само место ссылки определено не было, решение об этом должны были принять местные власти. От этого решения зависело многое: в огромной Восточной Сибири были как области со сравнительно благоприятным климатом, так и настоящие «гиблые места» вроде Туруханского края.

Владимир написал прошение на имя иркутского генерал-губернатора. Ссылаясь на слабое здоровье (тот случай, когда хроническая болезнь желудка пошла на пользу), он просил назначить местом ссылки либо Красноярск, либо Минусинский округ. Последний отличался здоровым климатом и имел неофициальное прозвище «сибирской Италии». В апреле был получен положительный ответ: местом ссылки была назначена деревня Шушенское Минусинского округа. Вместе с Василием Старковым и Глебом Кржижановским, своими товарищами по «Союзу», Ульянов на пароходе добрался до Минусинска. Оттуда до Шушенского было меньше сотни километров.

Шушенское представляло собой весьма крупную деревню с населением около тысячи человек неподалеку от подножия Саянских гор. Прекрасная природа, сравнительно здоровый климат, наличие частого почтового сообщения с остальной Россией – все это радовало Ульянова. Обустроившись на новом месте, он 8 января 1898 года направил властям прошение о переводе своей невесты, Надежды Крупской, из Уфимской губернии, где она отбывала ссылку, в Шушенское.

Шушенское. Дом, где жил Ленин в ссылке

Надежда Константиновна Крупская должна была бы появиться на страницах этой книги раньше, но в интересах целостности повествования мы ненадолго оставили ее за рамками нашего внимания. С Владимиром Ульяновым она познакомилась в начале 1894 года в марксистском кружке Технологического института. Биография девушки во многом напоминала жизненный путь нашего героя. Она была на год старше и тоже происходила из небогатой дворянской семьи. Как и он, гимназию она закончила с золотой медалью. В 1889 году поступила на Высшие женские курсы в Петербурге, но проучилась там недолго. Увлекшись марксизмом, стала членом кружка и начала работать учительницей в воскресной школе для взрослых за Нарвской заставой, что позволяло ей заниматься пропагандой среди рабочих.

Крупская не была блестящей красавицей, но выглядела в свои двадцать с небольшим лет весьма привлекательно. Густые длинные волосы, правильные черты лица, красивые глаза… признаков базедовой болезни, которая впоследствии сильно испортит ее внешность, в те времена еще не было.

Мы ничего не знаем о каких-либо романтических увлечениях Ленина до встречи с Крупской. Имеются лишь спекуляции на эту тему, которые, однако, при первой же проверке оказываются ни на чем не основанными. Без всякого сомнения, у молодого Владимира Ульянова были свои юношеские влюбленности. Однако они, во‑первых, не перерастали ни во что более серьезное, во‑вторых, не занимали главного места в его жизни.

Надежда Крупская.

Она только что познакомилась со своим будущим мужем. Красива, вот только жесткий волевой взгляд отпугнул бы многих мужчин. Но не Владимира Ульянова

Отношения Владимира с Надеждой Крупской, как и с другой девушкой из того же кружка, Аполлинарией Якубовой, носили поначалу чисто товарищеский характер. Романтическими они становились постепенно. Мы знаем мало подробностей. Некоторое время Владимир находился, если можно так выразиться, на равном удалении от обеих девушек, для которых он постепенно становился больше чем другом. Все это, а также явное нежелание молодых людей выставлять свои эмоции напоказ вызвало впоследствии массу спекуляций на тему того, чем объясняется брак Ленина с Крупской. Имела хождение версия о том, что Якубова («Кубочка», как называл ее Ульянов) была настоящей возлюбленной Владимира, однако в конечном счете отвергла его ухаживания. Только после этого Владимир обратил свое внимание на Надежду.

Скорее всего, ситуация была прямо противоположной: несмотря на то что Ульянов очень хорошо относился к Якубовой, глубокой привязанности к ней он не испытывал. Некоторое время он не отдавал Крупской явного предпочтения. В период его заключения в Петербурге обе девушки навещали его, пока не были арестованы сами. Крупская впоследствии вспоминала эпизод, когда она несколько часов простояла на улице перед Домом предварительного заключения, надеясь увидеть выведенного на прогулку Ульянова, однако безрезультатно. Зато практически сразу же после того, как его освободили для отправки в ссылку, Владимир написал ей письмо с объяснениями в любви.

Здесь мы затрагиваем еще одну широко распространенную легенду – о том, что между Лениным и Крупской не было никакой любви, что их брак был прагматическим партнерством двух товарищей по борьбе. Этот миф базируется на двух основаниях. Во-первых, как уже говорилось выше, молодые люди не выставляли свои чувства напоказ. Во-вторых, Крупская действительно стала для Ленина незаменимой спутницей, соратницей и товарищем по борьбе. На протяжении долгих лет она фактически работала его личным секретарем, помогая ему прокладывать путь к успеху. «Владимир Ильич мог найти красивее женщину (…), но умнее, чем Надежда Константиновна, преданнее делу, чем она, у нас не было», – вспоминал впоследствии близкий друг Ленина Глеб Кржижановский.

Что же лежало в основе отношений двух молодых людей на самом деле? «Надина жизнь уже определилась, наполнилась мыслями и чувствами, которым ей было суждено служить с ранней молодости и до могилы (…). Эти мысли и чувства были неразрывно связаны с человеком, который ее захватил, тоже целиком (…). Надя говорила о нем скудно, неохотно. Я ни одним словом не дала ей понять, что вижу, что она в него влюблена по уши (…). Я была рада за Надю, что она переживает большое, захватывающее», – писала гимназическая подруга Крупской. «Как мы любили друг друга, всю жизнь любили! А в его биографиях пишут – соратница, друг. Да кроме того, что соратники и друзья, счастье было, любовь. Любил он меня, и я его любила. И сейчас люблю», – рассказывала Надежда Константиновна уже после смерти Ленина. «То, что я не пишу об этом в воспоминаниях, вовсе не значит, что не было в нашей жизни ни поэзии, ни молодой страсти», – сказала она в другой раз.

Оказавшись в Шушенском, Владимир почти сразу отправил Крупской предложение приехать к нему и стать его женой. «Что ж, женой так женой», – полушутливо ответила она. Разрешение властей было получено, и Надежда вместе с матерью прибыла в Шушенское в начале мая. Сразу же началась подготовка к свадьбе: хотя сами молодые люди относились к церковному венчанию как к пережитку, у полицейского начальства было на этот счет другое мнение. Выбор был прост: либо в церковь – либо невеста отправляется обратно в Уфу. «Н.К., как ты знаешь, поставили трагикомическое условие: если не вступит немедленно в брак, то назад в Уфу. Я вовсе не расположен допускать сие, и потому мы уже начали «хлопоты» (главным образом прошения о выдаче документов, без которых нельзя венчать), чтобы успеть обвенчаться до поста (до Петровок): позволительно все же надеяться, что строгое начальство найдет это достаточно «немедленным» вступлением в брак», – писал Ульянов матери. Наконец в начале июля все требуемые документы были получены. В роли поручителей на свадьбе выступили местные крестьяне, кольца из медного пятака изготовил знакомый ссыльный финн. 10 июля в Петропавловской церкви в Шушенском совершилось таинство венчания.

Здесь самое место сказать о том, какую роль в жизни Ленина играли женщины. Так уж случилось, что с первых до последних дней жизни вождя революции окружали искренне любившие его и заботившиеся о нем женщины. Сначала это была мать, потом к ней присоединились сестры (Анна, а впоследствии и Мария), затем жена и теща. Отношения с тещей, кстати, у Ленина складывались вполне нормальные; она не испытывала к нему особых материнских чувств, могла высказаться довольно резко, однако глубоко уважала своего зятя. Впрочем, он платил ей таким же уважением.

Окружавшие Ленина женщины порой конкурировали за его внимание. Сестры Ильича недолюбливали его жену, считая ее весьма скверной домохозяйкой (что было совершенной правдой). Однако конфликты и споры не переходили определенную черту, поскольку главным для всех было благополучие Владимира. Постоянная помощь и поддержка со стороны родственниц помогали Ленину сосредоточиться на главном – на политической деятельности. Фраза о женщине (вернее, женщинах), которую следует искать за каждым успехом мужчины, в данном случае оказывается абсолютно верной. Неизвестно, как сложилась бы жизнь Ильича, если бы не безусловная и самоотверженная поддержка со стороны матери, сестер и жены.

Впрочем, в то время, когда Надежда приехала в Шушенское, у матери и сестер Владимира были свои заботы. Двое младших детей, Мария и Дмитрий, в 1897 году пополнили списки политически неблагонадежных. Оба были арестованы и отправлены в ссылку. Благодаря хлопотам Марии Александровны ей удалось добиться того, что всей семье (кроме, разумеется, Владимира) разрешили поселиться в Подольске.

Вернемся в Шушенское. В общем и целом жизнь ссыльного Ульянова можно назвать скорее благополучной. Он купался в реке, ходил на рыбалку, молодая жена пристрастила его к сбору грибов. Вырезал по вечерам шахматные фигурки из древесной коры. Одним из его любимых занятий была охота. «Охотой я все еще продолжаю заниматься. Теперь охота гораздо менее успешна (на зайцев, тетеревов, куропаток – новая еще для меня охота, и я потому должен еще привыкнуть), но не менее приятна. Как только вывернется хороший осенний денек (а они здесь нынешний год не редки), так я беру ружье и отправляюсь бродить по лесу и по полям», – писал он домой в конце 1897 года.

«Владимир Ильич был страстным охотником, – вспоминала Крупская. – Если на него нападало желание идти на охоту, он шел охотиться, не считаясь ни с погодой, ни с тем, что другие указывали на невозможность охоты в такую погоду». Иногда он при этом выступал в роли антипода знаменитого деда Мазая, подстреливая зайцев, оказавшихся отрезанными на островах во время половодья. Со стороны это может показаться не особенно спортивным и гуманным – но Ульянов прекрасно понимал, что зайцы все равно обречены утонуть, а перевезти себя в лодке на берег живыми и невредимыми дикие животные дают только в детских сказках. Была у Владимира даже охотничья собака, причем в одном из писем родные предлагали прислать ему собаку из европейской части России. Ульянов отказался – выходило неоправданно дорого.

Зимой новобрачные ходили кататься на коньках. «Теперь у нас явилось новое развлечение – каток, который отвлекает сильно от охоты», – сообщал Ульянов домой. «Здесь все нашли, что я растолстел за лето, загорел и высмотрю совсем сибиряком. Вот что значит охота и деревенская жизнь! Сразу все петербургские болести побоку!» – писал Владимир матери. Хотя он, несомненно, несколько приукрашивал действительность, в общем и целом этому можно верить.

Сразу же после прибытия в ссылку Ульянов подал прошение о назначении ему полагавшегося ссыльным пособия. Ответ был положительным, и Владимир стал получать 8 рублей в месяц. По петербургским меркам это было очень мало, однако здесь, в сибирской глубинке, где продукты были исключительно дешевы, пособия хватало не только на нормальное пропитание, но и на наем прислуги. В своих воспоминаниях Крупская писала: «В октябре появилась помощница, тринадцатилетняя Паша, худющая, с острыми локтями, живо прибравшая все хозяйство. Я выучила ее грамоте, и она украшала стены мамиными директивами: «Никовды, никовды чай не выливай»…» Когда срок ссылки закончился, девушка очень переживала, что такие добрые хозяева покидают Шушенское.

Наличие у Ульяновых прислуги говорит не о том, что они вели шикарную жизнь, а о дешевизне местной рабочей силы. Приемлемый уровень жизни молодой семье удавалось поддерживать за счет того, что в Шушенское постоянно шли посылки с вещами, которые нельзя было купить на месте. Из европейской России пересылалась одежда, в том числе кожаные перчатки для защиты рук от вездесущей мошки, а также необходимые Владимиру книги.

Ульяновы имели возможность общаться и с другими ссыльными, проживавшими в Минусинском округе. Правда, на поездку друг к другу необходимо было каждый раз испрашивать разрешение полицейского начальства. Поэтому основные контакты с товарищами поддерживали с помощью переписки. Почта приходила в Шушенское дважды в неделю, так что возможность регулярно получать корреспонденцию у семьи Ульяновых была.

Жизнь молодоженов, правда, омрачалась болезнью Надежды. На здоровье она начала жаловаться еще до прибытия в Шушенское. Пребывание в Доме предварительного заключения в значительной степени подорвало ее силы. Судя по всему, Крупская страдала от целого комплекса заболеваний, самым явным из которых была упомянутая выше базедова болезнь. Именно этот недуг постепенно превращал симпатичную девушку в «Миногу» (одна из партийных кличек Крупской) с выпученными глазами.

Однако были и еще более неприятные для Владимира и Надежды последствия. Так, довольно скоро выяснилось, что Крупская не сможет иметь детей. «Что касается моего здоровья, то я совершенно здорова, но относительно прилета пташечки дела обстоят, к сожалению, плохо: никакой пташечки что-то прилететь не собирается», – писала Надежда свекрови в апреле 1899 года. Это было сильным ударом для Владимира, который очень любил детей и мечтал о потомстве. Отказываться от радостей отцовства ради революции он не собирался; бездетность не была его осознанным выбором.

Основную часть времени в Шушенском у Ульянова занимала работа. Перед отъездом в ссылку Крупская смогла договориться с петербургскими издателями о переводе книги британских левых интеллектуалов Сиднея и Беатрисы Вебб «Теория и практика английского тред-юнионизма». Перевод должен был позволить молодой семье заработать достаточное количество денег для того, чтобы сводить концы с концами. Но главным занятием Ульянова было написание труда, над которым он начал работать еще в Петербурге. Книга получила название «Развитие капитализма в России. Процесс образования внутреннего рынка для крупной промышленности» и вышла в свет в 1899 году.

Главной целью книги, вышедшей под псевдонимом «Владимир Ильин», было проанализировать развитие российской экономики с марксистских позиций. По мнению автора, в России капитализм уже достиг достаточно высокой стадии, и это является позитивным моментом. «Признание прогрессивности этой роли вполне совместимо (…) с полным признанием отрицательных и мрачных сторон капитализма, с полным признанием неизбежно свойственных капитализму глубоких и всесторонних общественных противоречий, вскрывающих исторически преходящий характер этого экономического режима», – писал Ульянов в конце своего труда. Его главными противниками были народники, которые, по мнению автора, совершенно неправильно понимали развитие России, отрицали необходимость ее движения по капиталистическому пути развития. Хотя книга (по цензурным соображениям) была посвящена чисто экономическим вопросам, внимательный читатель легко увидит в ней политический подтекст.

«Что касается до вопроса о медленности или быстроте развития капитализма в России, то все зависит от того, с чем сравнивать это развитие, – писал Ульянов. – Если сравнивать докапиталистическую эпоху в России с капиталистической (а именно такое сравнение и необходимо для правильного решения вопроса), то развитие общественного хозяйства при капитализме придется признать чрезвычайно быстрым. Если же сравнивать данную быстроту развития с той, которая была бы возможна при современном уровне техники и культуры вообще, то данное развитие капитализма в России действительно придется признать медленным. И оно не может не быть медленным, ибо ни в одной капиталистической стране не уцелели в таком обилии учреждения старины, несовместимые с капитализмом, задерживающие его развитие, безмерно ухудшающие положение производителей, которые страдают и от капитализма и от недостаточного развития капитализма». Иначе говоря – самодержавие, устаревшие общественные институты тормозят прогресс и должны быть ликвидированы.

«Развитие капитализма в России» стало первым крупным трудом молодого революционера. В дальнейшем из-под его пера выйдет огромное количество работ (причем написанных самостоятельно, что нетипично для нынешних политиков). Появятся намного более значимые произведения, о которых пойдет речь впереди. Однако именно этой первой книгой Ульянов заявил о себе как о мыслителе и теоретике. Именно такую задачу он перед собой и ставил – получить признание в интеллектуальных кругах России. Задача оказалась выполнена в лучшем случае наполовину: книга вызвала умеренный интерес у образованной публики (хотя незамеченной она тоже не прошла). На страницах работы автор демонстрировал блестящее знание материала и недюжинные аналитические способности.

Одной книгой дело не ограничилось. Владимир активно писал статьи для легальной прессы. В 1899 году в крупных петербургских журналах таких статей вышло не менее пяти. Гонорары обычно тратились на приобретение новых книг.

Ульянов по-прежнему много и жадно читал. Он изучал новейшие работы зарубежных марксистов (в частности, Каутского), труды философов и экономистов. Читал он и газеты, причем выработал свой собственный метод, позволявший быстро обрабатывать большие объемы информации: «Журналист должен уметь читать газеты по-особому. Нужно завести такой порядок: выбрать себе одну газету и в ней прочитать все наиболее важное, потом другие можно просмотреть легко и быстро. Из них берешь только то, что нужно для специальной работы». Владимир готовился вернуться на политическую арену – в начале 1900 года срок его ссылки истекал.

Разрешение на отъезд в европейскую часть России было получено достаточно быстро. Правда, Ульянову запрещалось селиться в Петербурге, Москве или крупных промышленных центрах. 29 января семейство отправилось в путь.

Надежде предстояло вернуться в Уфу и отбывать там остаток ссылки. К слову, именно там она впервые за долгое время смогла пройти нормальное врачебное обследование и узнала неутешительный диагноз. Владимир избрал в качестве своего нового места жительства Псков. Очевидно, выбор города диктовался близостью как к Петербургу, так и к границе. Однако сначала он заехал в Уфу, где помог жене и теще обустроиться на новом месте, и в Подольск, где встретился с родными. В Пскове он появился в конце марта; здесь состоялось совещание нескольких левых интеллектуалов, в том числе легальных марксистов Струве и Туган-Барановского, по поводу будущей марксистской газеты, которую планировалось назвать «Искрой». В общем и целом был принят ленинский проект. Разумеется, такую газету можно было издавать только за рубежом. Однако надолго задерживаться в России Ульянов в любом случае не планировал.

Вчерашний ссыльный прекрасно сознавал, что органы правопорядка будут следить за каждым его движением, и, если он будет заниматься активной политической деятельностью, новый арест не за горами. Выход был только один: уезжать за границу, то есть идти путем, который протоптали уже многие российские революционеры.

Ульянов подал прошение о выдаче заграничного паспорта, которое было удовлетворено. Власти решили, что смутьяна лучше удалить из страны. В июле 1900 года Владимир пересек российскую границу.

В новый, ХХ век он вступал профессиональным революционером, человеком, для которого практически не было пути назад. Да этот путь и не был нужен ему. Ульянов твердо решил посвятить свою жизнь борьбе против самодержавия, против угнетения человека человеком, за более справедливый общественный строй. Его имя становилось все более известным. В 1899 году биографическая справка была опубликована в словаре Брокгауза и Ефрона – здесь он характеризовался в первую очередь как ученый-экономист. Имя Ульянова было также известно в кругах российских марксистов как в стране, так и за ее пределами. Полиции, разумеется, он тоже был хорошо знаком.

Что толкнуло Ленина на путь революционной борьбы? Желание отомстить за брата? Стремление добиться успеха через борьбу с существующим строем, а не по его правилам? Горячее желание обеспечить российскому народу, в первую очередь всем униженным и угнетенным, лучшую жизнь? Об этом много спорили и спорят до сих пор. Частично мы уже затрагивали этот вопрос выше. А сейчас поговорим на другую, близкую тему: против чего боролся Владимир Ульянов?

В советское время царскую Россию рисовали «тюрьмой народов» и царством мрака и отчаяния. Неудивительно, что на излете перестройки полярность сменилась, и отовсюду начал раздаваться плач по «России, которую мы потеряли». Дескать, империя Романовых была земным раем, и только злобные и безумные маргиналы вроде Ленина могли желать того, чтобы уничтожить это благолепие. Что же в действительности представляла собой Российская империя на пороге ХХ века?

Россия по-прежнему являлась одной из великих держав Европы, располагала самой многочисленной армией и самым многочисленным населением. Ее экономика динамично развивалась, темпы роста в начале ХХ века были самыми высокими в Европе. Правда, значительная часть предприятий принадлежала иностранному капиталу, а государство прочно сидело на игле внешней задолженности. Да и если посмотреть на абсолютные, а не на относительные показатели, ситуация была отнюдь не радужной. По всем основным экономическим параметрам Российская империя отставала от передовых стран того времени. И самое главное, перспектив наверстать упущенное практически не было.

«Если сравнивать потребление у нас и в Европе, то средний размер его на душу составит в России четвертую или пятую часть того, что в других странах признается необходимым для обычного существования» – так в 1899 году высказывался один из видных деятелей царского режима, министр финансов Сергей Юльевич Витте. Несколько лет спустя другой русский государственный деятель, сподвижник Столыпина Владимир Иосифович Гурко так описывал ситуацию в стране: «Количество многих производимых страной ценностей уменьшается, удовлетворение главнейших народных потребностей понижается, государственные финансы приходят во все большее расстройство».

Доход на душу населения в России в 1900 году составлял 63 рубля в год. Это было в пять с лишним раз меньше, чем в США, в четыре с половиной раза меньше, чем в Англии, в три раза меньше, чем в Германии, – и в полтора раза меньше, чем в нищих балканских государствах. К 1913 году этот разрыв остался примерно таким же в относительных показателях – и намного больше в абсолютных цифрах.

Средняя продолжительность жизни в России в 1900-е годы составляла чуть больше 30 лет, в Англии – более 50 лет. В 1914 году менее 30 % населения России умели читать и писать. В сфере здравоохранения ситуация также была удручающей: по числу врачей и больничных коек Россия в разы отставала от стран Западной Европы. В сельской местности один врач приходился на 20 тысяч человек. Многим врачебная помощь была просто недоступна. Младенческая смертность была высокой – четверть детей умирала в первый же год жизни. Семья Ульяновых в этом плане не представляла собой чего-либо исключительного. Эпидемические заболевания также были широко распространены; по данным статистики, в 1913 году ими были поражены около 20 миллионов человек. Опять же здесь уместно вспомнить судьбу Ольги Ульяновой. А ведь Ульяновы были выходцами из среднего класса, не имевшими особых проблем ни с качеством питания, ни с гигиеной, ни с качественной медицинской помощью – в отличие от подавляющего большинства населения.

«Статистические данные показывают особенную восприимчивость к заразным заболеваниям населения городов. Распространение заразных болезней, в особенности широкое развитие в последние годы тифа и холеры, свидетельствует о дурных санитарных условиях городской жизни, зависящих главным образом от неудовлетворительного состояния водоснабжения и удаления нечистот, а также от негигиеничности жилищ малосостоятельного населения» – это фразы из официального документа 1911 года.

А как обстояло дело с питанием? Из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона 1913 года издания: «После голода 1891 года, охватывающего громадный район в 29 губерний, Нижнее Поволжье постоянно страдает от голода: в течение XX в. Самарская губерния голодала 8 раз, Саратовская 9. За последние тридцать лет наиболее крупные голодовки относятся к 1880 году (Нижнее Поволжье, часть приозерных и новороссийских губерний) и к 1885 году (Новороссия и часть нечерноземных губерний от Калуги до Пскова); затем вслед за голодом 1891 года наступил голод 1892 года в центральных и юго-восточных губерниях, голодовки 1897 и 1898 годов приблизительно в том же районе; в XX веке голод 1901 года в 17 губерниях центра, юга и востока, голодовка 1905 года (22 губернии, в том числе четыре нечерноземных, Псковская, Новгородская, Витебская, Костромская), открывающая собой целый ряд голодовок: 1906, 1907, 1908 и 1911 годов (по преимуществу восточные, центральные губернии, Новороссия)».

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒