|
|||
Глава восьмаяГлава восьмая
– Вы только поглядите: полная луна! – вскрикнула Молли. – Луна! – фыркнул Вольняшка. – Не говори глупостей. Это хрусталик. И свет идет не от него, а через него Снаружи. – Я знаю, – ответила Молли. – Просто он похож на луну в полнолуние. Непривычно только, что свет проходит сквозь зрачок внутрь. Мне мои зрачки кажутся совсем черными, потому что я-то вижу их с внешней стороны, понимаете? – Она раздвинула веки двумя пальцами и повернулась к Вольняшке. Он заглянул к ней в глаз: – И вовсе они не черные, а голубые! – Да нет же! Вы смотрите на радужную оболочку, на кольцо вокруг зрачка. А зрачок – в самой середке и черный. – Подумать только! – сказал Вольняшка. – Странно! А эта твоя радужная оболочка вся в морщинах, верно?
Макс сказал, вглядываясь в хрусталик: – Только в книге она называлась «радужка». Вот она – за хрусталиком. Зрачок – вон то светящееся отверстие, а радужка совсем черная. Отсюда все выглядит наоборот. Внутренняя поверхность глаза вокруг них была устлана ровным оранжевым ковром. Кровеносные сосуды веером расходились от того места, где они стояли. Под сосудами, пронизывая ковер, во все стороны разбегались аксоны. Бакстер настороженно подобрался и, подергивая хвостом, внимательно следил за световыми узорами. Потом прицелился и прыгнул на скользящее яркое пятнышко. Приподняв лапу, он заглянул под нее. Ничего! Пятнышко уже танцевало у него между ушами. – Уймите его! – забеспокоился Вольняшка. – Тут не место для глупой возни. – Попробуйте втолковать это Бакстеру, – засмеялся Макс, но коту уже надоела бесплодная охота, и он свернулся клубком, собираясь вздремнуть.
Колбочки
Молли пошла дальше за своим аксоном, как вдруг он нырнул в глубину. – Поглядите! В ковре стоят бутылочки… Их тут миллионы, и все прижаты одна к другой. – Во-первых, это не ковер, а сетчатка, – поправил ее Вольняшка. – И во-вторых, это никакие не бутылочки, а клетки, воспринимающие свет и цвет. Палочки и колбочки. – Он подлетел к ней, и один его палец повис вниз указательной каплей. – Вот это место, прямо против центра хрусталика, называется желтым пятном. – Тут ковер выглядит совсем не таким, как там. – Да. Потому что здесь живут только колбочки. Место самое лучшее, культурный центр. Колбочки желтого пятна обеспечивают наиболее четкое, ясное зрение. – Значит, когда я читаю, я использую мое желтое пятно, – предположил Макс. – Лучше всего я вижу, когда смотрю на что-то прямо. – Да, это работают твои колбочки. И старайся, чтобы они получали побольше света. Когда им его не хватает, они палец о палец не ударят! – Вольняшка изогнулся в изящном поклоне, словно представляя их друг другу. – Жалко, конечно, что вы не можете познакомиться с ними поближе, но сквозь все эти аксоны вам не пробраться. Проникнуть туда могу только я! Только меня туда приглашают. Самый фешенебельный район в глазу… Пожалуйста, немного отойдите – вы отбрасываете тень. – Ой, извините! – Молли попятилась, вежливо помахав рукой колбочкам. – Какие они, должно быть, умные, раз столько читают! – Совершенно верно. Они обладают редким художественным вкусом и эрудицией. Каждая колбочка способна различать и передавать красный, синий или зеленый цвет. И вместе они пишут картины всех цветов радуги. – А белый цвет? – спросил Макс. – Когда нужен он, они сигналят все одновременно. Ведь белый цвет слагается из всех остальных. – Ну, а черный как они составляют? – Просто никто не сигналит. Черный цвет – это когда вообще свет отсутствует. – Вольняшка перевел дух и продолжал: – Колбочки – народ очень серьезный, солидный, удаляются на покой рано и никогда не засиживаются после наступления темноты. Им требуется время для отдыха и созерцания. Макс подумал, не объяснить ли Вольняшке, что такое электрическое освещение, но решил не путать его.
Палочки
– Теперь я понимаю, почему не очень-то различаю цвета в сумерках, – сказала Молли. – Мои колбочки спят при плохом свете. – Колбочки ни на что плохое не согласятся! Они ужасно разборчивы. Им подавай только самое лучшее, особенно здешним, в желтом пятне. У каждой колбочки есть своя личная телефонная связь с мозгом. Прямая связь! Благодаря этому они обеспечивают мозгу самое четкое и подробное изображение. Нейрон номер семь триллионов и так далее шестьсот тридцать третий получает цветовые сигналы отсюда – его цвет синий, если не ошибаюсь? – Правильно. Я проследила его аксон до этого самого места, – ответила Молли. Вольняшка указал на клетки желтого пятна: – Кажется, что они спят, верно? Но они настоящие аристократки, можете мне поверить. Совсем не то, что вон те палочки, – и он кивнул на дальний край сетчатки. – Сброд неотесанный, и никакого художественного таланта. Представьте себе, палочки воображают, будто весь мир – сплошного темно-серого цвета! Стоит им возбудиться – а для этого не много нужно, – добавил он доверительным шепотом, – и они уже названивают в мозг по общим телефонам. Изображение посылают всегда нечеткое, расплывчатое, без проработанных деталей, – одним словом, ни техники, ни сноровки. – Что-то вроде высокочувствительной фотопленки, – заметил Макс. – Света ей много не требуется, но снимки получаются так себе, зернистые. – Ну уж, палочки высокочувствительными не назовешь! – Вольняшка надменно задрал нос. – Откровенно говоря, они не моего круга. Я предпочитаю колбочки: вот эти близки моей чуткой художественной натуре. – Хм! – сказала Молли и решительным шагом направилась в ту сторону, куда махнул Вольняшка. – Куда ты? – спросил он. – Посмотреть на палочки! Сетчатка выгибалась все круче, и особенно далеко Молли отойти не могла, но чем больше она удалялась от желтого пятна, тем меньше ей встречалось колбочек. Зато палочек было хоть отбавляй. – Если это они не спят по ночам, то в темноте я вижу благодаря им? – Молли оглянулась. Макс медленно побрел за ней, досадуя про себя, что не может увидеть изображение на сетчатке. Но оно было слишком слабым, да к тому же он находился прямо на нем. Вольняшка поспешил за ними, убеждая Молли: – В темноте ты ничего не видишь. Это невозможно. Но едва где-то забрезжит хотя бы тусклый лучик, палочки его ухватят и поднимут тарарам. Зато яркий свет и прилежные занятия не по ним: тут же засыпают от скуки. Спят весь день, а ночью просыпаются, освеженные и готовые опять шуметь. – Он многозначительно помолчал. – Теперь понимаете, почему желтое пятно не для них? – Вольняшка, вы жуткий задавака, – сказал Макс и легонько пнул Бакстера. Кот открыл один глаз, блаженно зажмурил его и снова уснул. – Во всяком случае, мои палочки не такие уж буйные. И просыпаться они обычно не торопятся. Когда я в солнечный день вхожу в темную прихожую, я еще долго ничего не вижу. – И я! – подхватила Молли. – Пока глаза привыкнут, обязательно что-нибудь опрокинешь. – Да, палочки просыпаться не торопятся, – подтвердил Вольняшка. – Ведь прежде чем приняться за дело, они должны накачаться витамином А. – Значит, нам надо почаще грызть морковку? – засмеялась Молли. – Но если палочки и колбочки такая противоположность друг другу, как же они ладят между собой? – А они в разных сменах, – ответил Вольняшка. – Да и работа сетчатки так хорошо налажена, что особо не повздоришь. Клетки должны обсуждать свои обязанности между собой, так что все происходит в полной гармонии. Молли смотрела на него с недоумением.
– Вы же говорили, что они подают сигналы мозгу, а теперь получается, что они разговаривают друг с другом. – Так оно и есть. Поверх палочек и колбочек бочком располагаются нейроны, специализирующиеся на координации разнородных сведений. Некоторые способны даже уловить изображение, скользящее по сетчатке. Так они помогают Мозгу навести глаза на объект и следить за ним, куда бы он ни двигался, пусть даже для этого приходится дико вращать глазами, а то и головой! – Как я, например, слежу за моими противниками в видеоиграх. Или охотники – за дичью, – сказал Макс. – Видеоигры – это дичь, на которую ты охотишься? И ешь их? – поинтересовался Вольняшка. Молли хихикнула. – Вот именно! Он так и пожирает экран глазами! Вольняшка не понял и растерялся, но не надолго. Секунду спустя он продолжил свою лекцию: – Если сетчатке кажется, что света поступает слишком много, она просто часть нейронов отключает. И тогда остальные создают изображение как положено. – Ничего подобного! – перебила Молли. – Это делает радужка. Она стягивается к центру и уменьшает зрачок, чтобы впускать поменьше света. Вольняшка пожал плечами. – Кто же спорит? Но только сетчатка делает это лучше. – Эй! Я придумал замечательную аналогию! – перебил Макс. – Вот послушайте… Молли вздохнула: – Неужто она даже лучше, чем сравнение Тела со страной? – Гораздо лучше! Глаз похож на мою фотокамеру. Сетчатка – это фотопленка. Палочки и колбочки реагируют на свет точно так же, как эмульсия, которой покрыта пленка, а мозг проявляет изображение.
Вольняшка, конечно, не мог не перебить его: – Каждый сигнал палочек и колбочек обеспечивает точечку информации. А Мозг собирает эти точечки в нужном порядке и воссоздает изображение, воспринятое сетчаткой! – Когда подносишь к самым глазам цветные картинки, – подхватила Молли, – можно различить цветные точечки. Наверное, палочки и колбочки отправляют в мозг такие же точечки. А мозг соединяет их воедино. Ну, как я, когда отодвигаю рисунок. – Это еще не все! – Вольняшка даже повысил голос. – У вас ведь два глаза, и они разделены некоторым расстоянием, а потому видят один и тот же предмет под чу ть разными углами. В результате передают они не совсем одинаковые изображения. Мозг сопоставляет их и делает вывод, далеко ли находится этот предмет. Если он близко, то изображения очень разные. Вот сама проверь, – и он поднес длинный мокрый палец к носу Молли. – А Мозг их сводит в одно и получает объемное изображение. – Его палец прижался к кончику ее носа. – Не надо! – Молли откинула голову и заметила вверху какое-то движение. – Ой! Хрусталик покачивается. Сейчас свалится! Вольняшка опять разбрызгался смехом. – Он приспособляется для работы на определенном расстоянии. Это называется аккомодацией. Просто он сфокусировался на каком-то объекте Снаружи. На очень близком. – Тут Вольняшка принял позу лектора и продолжал назидательно: – Лучи света необходимо преломить так, чтобы они дали на сетчатке четкое изображение. Правильная фокусировка – обязанность хрусталика. Он преломляет лучи своей выпуклостью. Для получения четкого изображения дальнего предмета ему надо быть тонким и почти плоским, но ближние предметы требуют большей выпуклости. Хрусталик окружен кольцом особых мышц, которые растягивают его на связках-волокнах. Когда мышцы сокращаются, связки провисают и хрусталик становится более выпуклым. Близкие предметы задают мышцам больше работы, так как требуют почти круглого хрусталика. Вот это самое ты сейчас и видела. – Наверное, именно эти маленькие мышцы устают, когда я читаю слишком много, – заметил Макс. – В таких случаях рекомендуют посмотреть на горизонт, чтобы дать им отдых. Но я продолжу свое сравнение. Если глаз похож на фотокамеру, то изображение на сетчатке должно быть перевернуто вверх ногами и справа налево – в камеру световые лучи попадают через объектив, и его линзы переворачивают изображение. А хрусталик – та же линза. Значит, он преломляет лучи так, что они перекрещиваются и перевертывают изображение. И мозгу приходится его выправлять! – А откуда он узнает, что там на самом деле? – спросила Молли. Она поглядела себе на руки. – Вот разве что мои пальцы покажут моему мозгу, где верх, а где низ… – Мозг получает необходимую информацию отовсюду, – ответил Вольняшка, поглядывая на отверстие зрачка. – Странно! Я даже не задумывался о том, что там Снаружи верх, а что низ. Удивительно! – Да нет, это мозг удивительный и замечательный, – сказала Молли. – Он нацеливает глаза, фокусирует хрусталик, сравнивает изображения, смешивает цвета, да еще вдобавок переворачивает полученную картинку, как надо! – А потом, – продолжил Макс, – определяет, что он видит и как на это отозваться. – И выполняет свое решение, – с торжеством докончила Молли. Внезапно их ослепил свет, невыносимо ярким потоком хлынувший сквозь зрачок и хрусталик. Колбочки заверещали от неожиданности. Палочки взвыли и попытались отключиться. – Ай! – вскрикнули близнецы и отчаянно зажмурились.
Бакстер подпрыгнул и проснулся уже в воздухе. По всей сетчатке клетки вопили, посылали сигналы тревоги, по зрительному нерву понеслись потоки искр. – Нет, я должна посмотреть! – прошептала Молли. Она заставила себя открыть глаза и взглянула вверх. Хрусталик содрогался, радужка стремительно стягивалась, но Молли успела кое-что разглядеть. В ошеломлении она подождала, пока сумятица не улеглась, и только тогда тихонько спросила Макса: – Ты видел, что там? – Нет, я зажмурился. Где – там? – Да Снаружи. За зрачком я увидела… стропила. – Как стропила? – Ну, да. Такие же, как у бабушки на чердаке. По-моему, этот глаз смотрит вверх… на чердачный потолок. – Но это невозможно! В таком случае Тело должно лежать навзничь на чердачном полу. А с чего ему лежать на полу? Тебе почудилось. – Ничего не почудилось. И не спорь! Я видела потолок бабушкиного чердака. – Куда девался Вольняшка? – Я тут. Меня немножко разбрызгало, но я уже собрался. – Где, собственно, находится Тело? – грозно спросил Макс. – Если знаете, лучше скажите добром! Ну-ка! – Он указал на зрачок. – Что там, Снаружи? – Это ты меня спрашиваешь? Меня?! – Вольняшка возмущался все больше. – Откуда мне знать? Я живу Внутри. А что там, Снаружи, – это не по моей части, с тех пор как меня выволокли из моря. – Макс! – Молли даже ногой топнула. – Это бабушкин чердак! И мы на полу прямо там, где… ой!.. там, где положили ту книгу из сундука! Макс ошарашенно смотрел на нее. – Картинка головы с открытым ртом… – И с открытыми глазами! – Этого не может быть. Каким образом мы вдруг очутились в книге? Человек не способен забраться вот так внутрь книги. – А если книга волшебная? – Нет! Объяснение должно быть осмысленным и логичным. – Почему? – Молли пожала плечами. – Где ты тут видел смысл и логику? – Потише! – обиженно сказал Вольняшка. – Может, в вашем мире нет ни логики, ни смысла, но нечего чернить мой! Мы тут никогда не теряемся, мы всегда… – Перестаньте, не то я все кругом вычерню! – Молли угрожающе шагнула к нему. – Не надо! – И Вольняшка упорхнул, крикнув через плечо: – Давайте выбираться отсюда. А то как бы снова не ударило светом. – Где Бакстер? – Здесь, позади меня. А как мы отсюда уйдем? – Как пришли. Только поторопитесь! – Я быстрее не могу! Несколько секунд спустя они покинули глаз.
|
|||
|