Литературное кафе

Литературное кафе

(Звучит музыка. Скрябин, "Элегия" или песня А. Вертинского).

Ведущий:

Поэзия - прекрасная сказочная девушка, у которой при каждом слое вылетают изо рта драгоценности. Мысль поэта, живая и трепещущая, оправляется в золото и драгоценные камни, и нельзя уже затем разъединить мысль с ее оправой, не разрушишь ее.

Поэзия - это солнце, солнце с его темными пятнами и затмениями, освещающее весь мир.
Поэзия - музыка слов.

Всякий ли человек, великий или малый, бывает поэтом?
В. Шекспир так сказал об этом:

Поэт в святом восторге
Парит, как царь, меж небом и землей.
Уму людей дарована способность:
Воображать чего на свете нет.

- Кто же такой поэт?

Николай Гумилев (обращается к окружающим):
- Поэзия - такая же наука, как, скажем, математика. Без изучения поэзии нельзя писать стихи и правильно оценивать их. Этому надо учиться так же долго и усердно, как играть на рояле. Когда вы усвоите все правила и проделаете бесчисленные поэтические упражнения, тогда вы сможете, отбросив их, писать по вдохновению. Тогда, как говорил Кальдерон, вы сможете запереть правило в ящик на ключ и бросить ключ в море.

Осип Мандельштам (или любой другой):
- Все это ерунда! Научить писать стихи нельзя. Вся эта "поэтическая учеба" ни к чему. Я уже успешно печатался в "Аполлоне", когда мне впервые пришлось побывать на Башне у Вячеслава Иванова; он очень хвалил мои стихи: "Прекрасно, изумительная у вас оркестровка ямбов, читайте еще. Мне хочется послушать ваши анапесты или амфибрахии". А я и не знаю, что за звери такие анапесты и амфибрахии. Ведь я писал по слуху, не задумываясь над тем, ямбы это или что другое.
Впрочем, скоро на меня насел Гумилев. Просветил меня. Так что решайте сами - учиться или не учиться.

(Звучит мелодия).

Марина Цветаева (Входит. Обращается к Брюсову):
- Извините, не посмотрите ли ...

(Протягивает стихи)

Брюсов:
- Посмотрим, посмотрим... Стишки пописываете.
(перелистывает, небрежно возвращает, читает стихотворение "Юному поэту".)

Юноша бледный со взором горячим,
Ныне даю я тебе три завета:
Первый прими: живи настоящим,
Только грядущее - область позната.

Помни второй: никому не сочувствуй,
Сам же себя полюби беспредельно.
Третий храни: поклоняйся искусству,
Только ему, безраздумно, бесцельно.

Юноша бледный со взором смущенным!
Если ты примешь мои три завета,
Молча паду я бойцом побежденным,
Зная, что в мире оставлю поэта.

- Так вы поняли, что главное: лелеять слово, оживлять слова забытые, не выразительные ...

(Его перебивает К. Бальмонт).

К. Бальмонт:
- Вы правы. Каждый здесь мастер слова, но только я - "изысканность русской медлительной речи".

Передо мною другие поэты - предтечи,
Я впервые открыл в эти речи уклоны,
Перепевные, гневные нежные звоны.

Я - внезапный излом,
Я - играющий гром,
Я - прозрачный ручей,
Я - для всех и ничей...

Цветаева:
- Так кто же все-таки Поэт?

(Входит Д. Мережковский и поясняет)

Д. Мережковский:
- Сладок мне венец забвений темный,
Посреди ликующих глупцов
Я иду отверженный, бездомный
И бедней последних бедняков.
Но душа не хочет примиренья
И не знает, что такое страх;
К людям в ней - великое презренье,
И любовь, любовь в моих очах.

Цветаева:
- Так кто же все-таки Поэт?
Бог или раб?
Я не поняла...

(шум голосов; входит И. Северянин)

И. Северянин:
- Я, гений Игорь Северянин, своей победой упоен: я повсеградно оэкранен! Я повсесердно утвержден! Я покорил литературу! Взерлил, гремящий на престол! Я думаю, вы слышали о моем небывалом, невероятном, громкокипящем успехе. Уличное движение останавливали, когда я выступал в зале, где под Думской комнатой. А в Керчи, в Симферополе, на Волге лошадей распрягали, и поклонники на себе везли меня, триумфатора.

Марина Цветаева:
- Ну вот одна. Как обычно... (читает стихотворение "Моим стихам").

Моим стихам, написанным так рано,
Что и не знала я, что я - поэт,
Сорвавшимся, как брызги из фонтана,
Как искры из ракет.

Ворвавшимся, как маленькие черти,
В Святилище, где сон и фимиам,
Моим стихам о юности и смерти
Нечитанным стихам! -

Разбросанным в пыли по магазинам
(Где их никто не брал и не берет!),
Моим стихам, как драгоценным винам,
Настанет свой черед.

(Подходит В. Маяковский и подает платок)

В. Маяковский:
- Ну что вы? Мокрая, будто ее облизала толпа! Для кого вы стараетесь?

М. Цветаева:
- А вы кто?

В. Маяковский:
- Я поэт. Этим и интересен, об этом и пишу. Об остальном, если это отстоялось словом. Не плачьте (Читает стихотворение "Нате!"):

Через час отсюда в переулок
вытечет по человеку ваш обрюзгший жир,
а я вам открыл столько стихов шкатулок,
я - бесценных слов мот и транжир...

И. Северянин:
- Зачем же так грубо?

Я непосредственно сумею
Познать неясное земли...
Я в небесах надменно рею
На самодельном корабле!

В. Маяковский:
- Прокисший воздух пьянью веет. Нельзя ли чего поновее?
(И. Северянин разглядывает фужер на свет).

И. Северянин:
- Вокруг талантливые трусы. И обнаглевшая бездарь.
(отходит к другому столику).

З. Гиппиус (глядит на него с удивлением):
- Ананасы в шампанском?

И. Северянин:
- Ананасы в шампанском.

З. Гиппиус:
- Ах какая игра красок!

В. Маяковский (Оборачивается. Читает стихотворение "А вы смогли бы?"):
- Я сразу смазал картину будней,
плеснувши краску из стакана,
Я показал на блюде студня
косые скулы океана.
На чешуе жестяной рыбы
прочел я зовы новых губ,
а вы
ноктюрн сыграть
смогли бы
на флейте водосточных труб?

(Отходит в угол. С потолка свисают звезды. Он глядит на них задумчиво).

- Послушайте, если звезды зажигают, значит это кому-нибудь нужно.

12 Следующая ⇒