|
|||
И Т Фролов 64 страницаВ своих суждениях об истории человечества, в противопоставлении друг другу разных цивилизаций Шпенглер был несравненно более категоричен, чем Данилевский. Это во многом объясняется тем, что "Закат Европы" был написан в период беспрецедентных политических, экономических и социальных потрясений, которыми сопровождалась мировая война, краха трех великих империй и революционных преобразований в России. В своей книге Шпенглер выделял 8 высших культур, перечисление которых в основном совпадает с культурно-историческими типами Данилевского (египетская, индийская, вавилонская, китайская, греко-римская, византийско-арабская, западноевропейская, майя), а также предвосхищал расцвет русской культуры. Он проводил различие между культурой и цивилизацией, усматривая в последней лишь упадок, последнюю фазу развития культуры накануне ее гибели, когда творчество сменяется имитацией нововведений, их измельчанием. Интерпретация Шпенглером как всемирной истории, так и истории отдельных составляющих ее культур-цивилизаций носит фаталистический характер. Даже отдельные сосуществующие во времени или сменяющие друг друга культуры герметически изолированы друг от друга, ибо в их основании лежат различные, чуждые друг другу представления о мире, красоте, призвании человека и т.д. Их развитие предопределено не рациональной причинностью, а судьбой. Каждой культуре отведен определенный лимит времени от зарождения до упадка примерно тысяча лет. Даже формальное сходство в архитектурном стиле и иных внешних воплощениях разных культур не отрицает их содержательной противоположности, как, например, между античной магией и современной наукой. Западная культура покоится на "фаустовском", научно-познавательном отношении к миру и исчерпывает себя, убеждаясь в бессилии науки по отношению к природе. Концепция Шпенглера, как и концепция Данилевского, привлекает к себе внимание ученых тем, что выделяет многообразие в истории человечества, обращает внимание на роль духовных традиций в формировании общества, на активную роль, нередко и первичную, сознания, обычаев и нравов в исторических событиях. Дальнейшее развитие теория цивилизаций получила в творчестве английского историка А. Дж. Тойнби (1889-1975). По крайней мере с середины XX века его работы оказывали значительное влияние не только на академические круги, но и на общественное и политическое сознание стран Запада и "третьего мира". В процессе разработки концепции цивилизаций теоретические взгляды Тойнби претерпели значительную эволюцию и в некоторых положениях даже своего рода метаморфозу. Это объясняется двумя обстоятельствами: с одной стороны, сама эта концепция была изложена им в двенадцатитомном труде "Исследование истории", который публиковался на протяжении почти трех десятилетий - с 1934 по 1961 год, а затем вплоть до самой смерти автор во многих книгах постоянно возвращался к этой теме; разумеется, на протяжении почти всей своей творческой жизни Тойнби непрерывно обогащал свою теорию новыми положениями. С другой стороны, само время жизни Тойнби совпало с грандиозными политическими и социальными преобразованиями в истории человечества - Второй мировой войной и "холодной войной", освобождением большинства народов от колониальной зависимости, возникновением глобальных проблем, то есть с событиями, требовавшими глубокого постижения и переосмысливания всей предшествовавшей истории. И именно эта эволюция взглядов английского историка придает особую ценность его концепции цивилизаций. В первых томах своего исследования Тойнби придерживался таких представлений о цивилизациях, которые во многом были сходны с концепцией Шпенглера: он подчеркивал разрозненность цивилизаций, их независимость друг от друга, не позволяющую объединить их уникальную историю во всеобщую историю человечества. Тем самым им отрицался общественный прогресс как поступательное развитие человечества. Каждая цивилизация существовала отведенный ей историей срок, хотя и не столь предопределенный, какой отводил своим культурам Шпенглер. Движущей силой развития цивилизаций была диалектика вызова - ответа. Пока творческое меньшинство, управляющее развитием цивилизации, ее элита, было способно давать удовлетворительные ответы на внутренние и внешние угрозы ее самобытному росту, цивилизация укреплялась и процветала. Но стоило элите по каким-либо причинам оказаться бессильной перед очередным вызовом, как происходил непоправимый надлом: творческое меньшинство превращалось в господствующее меньшинство, ведомая им основная масса населения трансформировалась во "внутренний пролетариат", который своими силами или же в союзе с "внешним пролетариатом" (варварами) ввергал цивилизацию в упадок и гибель. Цивилизация при этом не исчезала бесследно; сопротивляясь упадку, она порождала "универсальное государство" и "универсальную церковь". Первое исчезало с гибелью цивилизации, тогда как вторая становилась своеобразной "куколкой"-наследницей, способствующей появлению новой цивилизации. Первоначально, в первых десяти томах, Тойнби выделял девятнадцать самостоятельных цивилизаций с двумя ответвлениями: египетская, андская, китайская, минойская, шумерская, майя, индская, хеттская, сирийская, эллинистическая, западная, православная, дальневосточная, иранская, арабская, индуистская, вавилонская, юкатанская, мексиканская; к дальневосточной примыкало ее ответвление в Японии, а к православной - ответвление в России. Кроме того, упоминалось несколько задержанных в своем развитии цивилизаций и несколько абортивных. Среди этих цивилизаций выделялись как "родственные", связанные друг с другом "куколкой - универсальной церковью", так и полностью изолированные. Но даже "родственные" цивилизации отличались друг от друга системами господствующих в них социальных и моральных ценностей, преобладающими обычаями и нравами. Хотя цивилизации, согласно Тойнби, являются несовместимыми и исторически не воспринимают друг друга в качестве предшественников и последователей, тем не менее их связывают одинаковые вехи развития и ключевые события, благодаря чему на основании уже свершивших свой цикл развития цивилизаций можно предвосхищать еще предстоящие события в существующих цивилизациях: скажем, предстоящий надлом, "смутное время", становление "универсального государства" и даже исход борьбы между изначальным центром и периферией и т.п. Впоследствии Тойнби постепенно отходит от изложенной выше схемы. Прежде всего, многие цивилизации предстали как воспринявшие во все большей мере наследие своих предшественниц. В XII томе своего исследования, символично озаглавленном "Переосмысление" (1961), он развивает идею последовательных цивилизаций первого, второго и третьего поколений, воспринявших (главным образом благодаря "универсальной церкви") многие социальные и духовные ценности своих предшественниц: например, Запад воспринял наследие эллинизма, а последний - духовные ценности минойской (крито-микенской) цивилизации. История Китая и Индии избавляется от излишнего дробления на две-три цивилизации. Таким образом, из первоначальных 21 цивилизации остается 15, не считая побочных. Основной своей ошибкой Тойнби считает то, что первоначально в своих историко-философских построениях он исходил лишь из одной эллинистической модели и распространял ее закономерности на остальные, а уже затем положил в основу своей теории три модели: эллинистическую, китайскую и израильскую. Всемирная история стала приобретать в концепции Тойнби общечеловеческий характер: циклы последовательных поколений цивилизаций представали в виде вращающихся колес, продвигающих человечество ко все более глубокому религиозному постижению своего призвания: от первых мифологических представлений к языческим религиям, а затем к синкретическим религиям (христианству, исламу, буддизму и иудаизму). В современную эпоху, по Тойнби, назрела необходимость дальнейшего экуменического религиозного и нравственного единства человечества в солидарном для всех религий (включая коммунизм, рассматривавшийся им также как одна из мировых религий) и спасительном в условиях экологического кризиса пантеизме. Таким образом, теория цивилизаций в поздних работах Тойнби и его многочисленных последователей постепенно тяготела к универсальному объяснению всеобщей истории, к сближению, а в перспективе (несмотря на дискретность, вносимую развитием отдельных цивилизаций) - к духовному и материальному единству человечества. Теория общественно-экономических формаций Из теорий социального развития середины XIX - конца XX века наиболее обстоятельно была разработана марксистская концепция общественного прогресса как последовательной смены формаций. Над разработкой и согласованием ее отдельных фрагментов трудились несколько поколений марксистов, стремившихся, с одной стороны, устранить ее внутренние противоречия, а с другой дополнить ее, обогатив новейшими открытиями. В связи с этим среди самих марксистов происходили острые дискуссии по самым различным темам достаточно назвать хотя бы тему "азиатского способа производства", "развитого социалистического общества" и т.п. Хотя Маркс и Энгельс стремились обосновать свою концепцию общественно-экономических формаций многочисленными ссылками на исторические источники, хронологические таблицы и фактический материал, почерпнутый из разных эпох, она тем не менее в основном покоилась на отвлеченных, умозрительных представлениях, усвоенных ими у своих предшественников и современников - Сен-Симона, Гегеля, Л. Г. Моргана и многих других. Иначе говоря, концепция формаций представляет собой не эмпирическое обобщение человеческой истории, а творческое критическое обобщение различных теорий и взглядов на всемирную историю, своего рода логику истории. Но, как известно, даже "объективная" логика не совпадает с конкретной действительностью: между логическим и историческим всегда существуют более или менее существенные несовпадения. Взгляды Маркса и Энгельса на "объективную" логику истории в связи с представлениями об общественно-экономических формациях претерпевали уточнения и некоторые изменения. Так, первоначально они склонялись к логике Сен-Симона, отождествляя рабство и древний мир, крепостничество и средневековье, свободный (наемный) труд и Новое время. Затем восприняли логику членения всемирной истории у Гегеля (с известными видоизменениями): Древний Восток (никто не свободен), античность (некоторые свободны) и германский мир (все свободны). Древний Восток превратился в азиатский способ производства, античный мир - в рабовладельческое общество, германский же мир был расчленен на крепостничество и капитализм. Наконец, ко времени написания Энгельсом "Анти-Дюринга" и "Происхождения семьи, частной собственности и государства" "объективная логика истории" обрела свой завершенный вид, образовав членение всемирной истории на пять общественно-экономических формаций, выделенных из двух социальных триад. Первая, "большая" триада включает в себя первобытно-общинный (коллективистский) строй без частной собственности, его антитезу классово-антагонистический, частнособственнический строй и их синтез в бесклассовом неантагонистическом строе всеобщего благосостояния, или коммунизме. Эта большая "триада" включает в себя малую "триаду" антагонистического строя: рабовладельческое общество, феодализм, или крепостническое общество, и, наконец, капитализм, или "наемное рабство". Таким образом, из "объективной" диалектической логики последовательно вытекает периодизация всемирной истории на пять формаций: первобытный коммунизм (родовое общество), рабовладельческое общество, феодализм, капитализм и коммунизм, включающий в себя как начальную фазу социализм, а иногда и отождествляемый с ним. Такая периодизация общественного прогресса в основном покоилась на европоцентристской его интерпретации, с некоторыми оговорками распространяемой на остальной мир, а также на провиденциальном его характере, устремленном к коммунизму. Последовательную смену общественно-экономических формаций Маркс и Энгельс рассматривали как "естественно-исторический процесс", независимый от сознания и намерений людей, косвенно уподобляя его тем самым объективным законам природы. Об этом свидетельствует уже сам термин "формация", введенный в конце XVIII века Т. Фюкселем и широко использовавшийся минералогами, палеонтологами и геологами (в том числе Ч. Лайелем) для обозначения исторических напластований осадочных пород с целью определения их возраста. За столетие, прошедшее после жизни Маркса и Энгельса, наши знания о всемирной истории человечества неизмеримо расширились и умножились: они углубились с 3 до 8-10 тысячелетий до нашей эры, включили в себя неолитическую революцию, а также распространились практически на все континенты. История человечества перестала вмещаться в представления о развитии общества как смене формаций. В качестве примера можно сослаться на историю средневекового Китая, где хорошо были знакомы с компасом и порохом, изобрели бумагу и примитивное книгопечатание, где в хождении были бумажные деньги (задолго до Западной Европы), где китайский адмирал Чен Хо в начале XV века совершил шесть плаваний в Индонезию, в Индию, в Африку и даже в Красное море, не уступавших по масштабам будущим путешествиям европейских мореплавателей (что, однако, так и не привело к появлению капитализма). Таким образом, формационный путь развития человечества отнюдь не объясняет все сложные перипетии поступательного развития общества, что во многом связано с преувеличенным представлением о роли экономических отношений в жизни общества и умалением самостоятельной (далеко не всегда относительной) роли социальных обычаев и нравов, культуры в целом в деятельности людей. Концепция формаций стала терять свою былую привлекательность как средство периодизации всемирной истории. Само понятие "формация" постепенно утрачивало свое объективное содержание, в частности из-за его произвольного применения к различным эпохам в истории "третьего мира". Все больше историков воспринимало понятие "формация" в смысле "идеального типа" М. Вебера. Наконец, особенно со второй половины XX века к концепции формаций стали предъявлять следующие претензии. Из нее следовало, что социализм, идущий на смену капитализму, должен обладать более высокой производительностью труда, ростом благосостояния трудящихся и их более высоким уровнем жизни, расцветом демократии и самоуправления трудящихся, разумеется при сохранении планомерного развития экономики и централизованном управлении многими сферами общественной жизни. Однако проходили десятилетия после того, как была провозглашена победа социализма, а уровень экономического развития и благосостояния населения как в СССР, так и в других социалистических странах по-прежнему значительно отставал от достигнутого уровня в развитых капиталистических странах. Конечно, этому находили вполне убедительные объяснения: социалистическая революция победила, вопреки прогнозам, первоначально не в передовых, а в экономически более отсталых странах, социалистическим странам пришлось испытать тяжелейшие последствия Второй мировой войны, наконец, "холодная война" поглощает огромные экономические и человеческие ресурсы общества. Оспаривать эти объяснения было трудно, но тем не менее все более очевидным становилось парадоксальное положение: каким образом можно было быть страной с наиболее прогрессивным общественным строем, не будучи среди самых передовых экономических стран? В 60-е годы марксистским руководством Социалистической единой партии Германии на обсуждение марксистских партий, в первую очередь КПСС, был поставлен вопрос о придании социализму роли относительно самостоятельной общественно-экономической формации, которую нельзя рассматривать как простой переход к коммунизму. Она может существовать столько времени, сколько понадобится для ликвидации ее отставания от параметров коммунистического общества. Несмотря на первоначальные споры, эта точка зрения в основном была воспринята. Социализм, вместо того чтобы стремительно "перерасти в коммунизм", постепенно стал "развитым социалистическим обществом", затем вошел в самый начальный его "этап", одновременно приближаясь теоретически и удаляясь практически от коммунизма. И наконец, в середине 80-х годов стал очевидным как экономический, так и политический кризис социализма, а вместе с тем и кризис марксизма в целом. Все сказанное не умаляет глубокого теоретического содержания концепции общественно-экономических формаций. Неверно было бы категорически противопоставлять цивилизационный путь развития человечества формационному, ибо оба эти подхода ко всемирной истории не столько отрицают, сколько дополняют друг друга. Концепция цивилизаций позволяет постигнуть историю крупных регионов земного шара и больших периодов в их специфическом многообразии, ускользающем при формационном анализе, а также избежать экономического детерминизма, выявить во многом определяющую роль культурных традиций, преемственности нравов и обычаев, особенности сознания людей в разные эпохи. В свою очередь формацион-ный подход при правильном и осторожном его применении может пролить свет на социально-экономическую периодизацию в развитии отдельных народов и человечества в целом. Современная историческая наука и философия сейчас как раз находятся в поисках наиболее плодотворного сочетания обоих этих подходов с целью определения специфики современной цивилизации, ее исторического места во всемирной истории и наиболее многообещающего приобщения к достижениям складывающейся в нашу эпоху планетарной, общечеловеческой цивилизации. 3. Философия истории: проблема периодизации ? Ступени развития цивилизации ? Понятие постиндустриального общества ? Историческая эпоха и исторический процесс Философия истории призвана отвечать не на праздные вопросы. Ее задача определить, является ли история человечества универсальной, единой в своих основах, либо расчлененной на несовместимые части, а также каковы объективные критерии и ступени поступательного развития общества, какие из них она уже прошла, а какие ей еще предстоит пройти. Ступени развития цивилизации Для того чтобы история человечества предстала перед нами в своем единстве, целостности и многообразии, чрезвычайно важно правильно и обоснованно подойти к проблеме ее периодизации. При этом необходимо избегать, с одной стороны, смешения ступеней последовательного восхождения человеческого общества на очередной уровень технологического, социального и культурного развития той или иной цивилизации, с другой - абстрагирования от исторического состояния человечества в целом, достигнутого уровня развития всемирной истории. Тем самым мы избежим гегелевского деления народов на "исторические" и "неисторические", взгляда на общественный прогресс как на эстафету преемственности истории народов, а также отождествления периодов всемирной истории с какими-либо определенными уровнями развития цивилизации. Например, древности - с рабовладением, Нового времени - с капитализмом и т.п. Ибо эти периоды характеризуют одновременно и цивилизационный, и общечеловеческий масштабы времени. В известных попытках периодизации преобладали трехчленные формулы: например, деление общества на древнюю историю, средние века, Новое время; на три царства, по Иоахиму Флорскому: царства Бога Отца, Бога Сына и Святого Духа; на неантагонистическое - антагонистическое - и снова неантагонистическое общества; доиндустриальное - индустриальное - и постиндустриальное общества и т.д. Такое членение само по себе не бессмысленно и заслуживает того, чтобы мы удержали некоторые из этих представлений, придав им рациональный смысл. Однако главное состоит в том, чтобы развести различные типы членения на присущие развитию отдельной цивилизации и относящиеся ко всемирной истории. Остановимся сначала на вопросе о критерии периодизации развития общества. Что следует положить в основу периодизации? Уровень ли развития производительных сил, господствующее отношение собственности, соотношение закрепощенности и свободы человека в обществе, его преобладающую психологическую ориентацию? Очевидно, что все перечисленные параметры не могут быть одновременно положены в основу периодизации всемирной истории в целом, ибо на каждом этапе ее развития налицо присутствие большого разнообразия этих параметров, которые гораздо более определенно подходят для характеристики уровня развития отдельных цивилизаций. Рассматривая эти критерии в их взаимозависимости, мы обнаружим определенную иерархию: что из них первично, а что производно. Так, формы собственности и положение человека в обществе - не самодостаточный критерий, он зависит от технологического уровня развития, достигнутого конкретным обществом. Основные же, важнейшие технологические эпохи развития человечества, разделенные между собой технологическими революциями, выделяются вполне определенно: - архаическая эпоха, когда повсеместно господствовали охота, рыболовство и собирательство, то есть так называемое непосредственное присвоение готовых продуктов, или "даров", природы; - аграрная эпоха, последовавшая после неолитической революции в VII-III тысячелетиях до нашей эры, когда на смену охоте и собирательству пришли скотоводство и земледелие, что сразу же в несколько раз увеличило численность населения, привело к накоплению продовольствия и созданию первых государств; - индустриальная эпоха, возникшая в XVII-XVIII веках нашей эры в результате промышленной революции, то есть изобретения разнообразных машин, умножающих производительность человеческого труда, что сопровождалось новым ростом населения и началом массовой урбанизации; - постиндустриальное общество, являющееся логическим продолжением индустриального общества, когда преобладающую роль в производстве начинают играть способности и возможности человеческого интеллекта. Новое многократное увеличение производительности человеческого труда создает изобилие материальных благ и порождает новые, прежде не существовавшие средства удовлетворения физических и культурных потребностей человека. Понятие постиндустриального общества За последние десятилетия, пожалуй, ни одна идея не была столь быстро воспринята общественной мыслью на Западе, как выраженная в понятии постиндустриального общества, введенном в научное употребление американским социологом Дэниелом Беллом. Для обозначения постиндустриального общества различные авторы предлагают и другие определения: "новое индустриальное общество" (Дж. Гэлбрейт), "технотронное общество" (3. Бжезинский), "информационное общество" (Е. Масуда) и т.д. Оценивая в 60-е годы появление понятия "постиндустриальное общество" как социологическую теорию, способную дать научное объяснение социальных изменений в нашу эпоху и позволяющую предвидеть будущее, известный французский политический деятель Ж. Ж. Серван-Шрейбер писал: "Мы должны запомнить это понятие. Именно оно обозначает горизонты. Оно воплощает в себе сумму коренных изменений, благодаря которым общество 2000 года в определенных частях индустриального мира окажется столь же мало похожим на то, какое мы сейчас знаем, как наше общество, быть может, в данный момент отличается от Египта и Нигерии" [1]. Энтони Винер, один из наиболее видных западных футурологов, охарактеризовал постиндустриальное общество как "общепринятую концепцию западной культуры, которая лежит в основе современной идеологии 2000 года" [2]. 1 Servan-Schreiber J. J. Le defi americain. Paris, 1969. P. 64-65. 2 Wiener A. J The Prospect for Mankind and a Year 2000 Ideology (Paper). N. Y., 1972. P. 2-3. В появлении концепции постиндустриального общества некоторые западные социологи усмотрели своего рода итог теоретических усилий выдающихся мыслителей прошлого и настоящего, пытавшихся постигнуть "смысл истории". Однако, на наш взгляд, в истории ее появления наибольший интерес вызывает не столько проблема преемственности идей сама по себе, сколько момент соответствия этих идей "духу времени". Многозначительный факт: с момента появления этой концепции (конец 50-х годов) и по настоящее время в общественной мысли на Западе появилось свыше двадцати (!) понятий, начинающихся с приставки "пост-" ("после"), для обозначения коренных перемен, ожидающих человечество в будущем. Согласно Беллу, смысл концепции постиндустриального общества может быть лучше понят, если указать на пять его исходных специфических измерений и компонентов: 1) сфера экономики: переход от производства товаров к производству услуг; 2) сфера занятости: преобладание класса профессиональных специалистов и техников; 3) осевой принцип: ведущая роль теоретического знания как источника нововведений и определения политики в обществе; 4) предстоящая ориентация: контроль над технологией и технологическими оценками деятельности; 5) процесс принятия решений: создание новой "интеллектуальной технологии" [3]. 3 См.: Белл Даниел. Грядущее постиндустриальное общество: Опыт социального прогнозирования. М., 1999. С. 18. В этом перечне, несомненно, отражены некоторые существенные тенденции развития общества в нашу эпоху, связанные преимущественно с процессом превращения науки в непосредственную производительную силу: возрастание роли науки (в особенности теоретического знания) в производстве, превращение научного труда в одну из ведущих сфер человеческой деятельности; качественные изменения в отраслевой и профессиональной структуре общества; настоятельная необходимость в его научном управлении. Далеко не все цивилизации в истории человечества прошли все вышеупомянутые стадии развития всемирной истории. Некоторые задержались на долгие тысячелетия на аграрной ступени. Другие - только вступили в стадию индустриального общества, в большинстве случаев под воздействием западной цивилизации. И лишь западная цивилизация на рубеже XX-XXI веков стремительно превращается в постиндустриальное общество. Технологические перевороты, изменяющие до основания состояние общества, американский футуролог О. Тоффлер называет "последовательными волнами цивилизации". Для каждого из этих обновленных состояний общества характерно превращение прежде спорадических форм экономической деятельности в ведущие отрасли экономики, где создается основное богатство общества. Так произошло в древности и в средние века с появлением и расцветом ремесла, а в Новое время - с превращением изготовления орудий труда в индустриальное производство. Так же обстоит дело и в постиндустриальном обществе, где производство знания и информации становится ведущей сферой деятельности людей. Теперь именно здесь создается главное богатство общества. В соответствии с последовательными экономическими изменениями происходят изменения и в социальной структуре общества. Если в традиционном средневековом обществе центрами феодальной власти были феодальные замки и монастыри, а доминирующий слой олицетворяли феодалы и церковные иерархи, то в индустриальном обществе на смену им постепенно приходят университеты, научно-исследовательские центры и корпорации, а привилегированным слоем становятся высококвалифицированные ученые-специалисты, носители научного знания, и меритократы-профессионалы. Изменяется сама система материальных и нравственных ценностей. На смену теории трудовой стоимости А. Смита, упрощенной К. Марксом, приходит "информационная теория стоимости" (Е. Масуда) [1]. В производстве товаров и услуг резко умаляется доля физического труда, а также перенос на них стоимости с орудий производства, и увеличивается роль интеллектуального труда, знаний, информации. Главным становится не физический износ и амортизация промышленного оборудования, а его моральный износ. Что касается знания, то оно не убывает в процессе производства и подвержено лишь "моральному износу" в связи с новыми открытиями и изобретениями. 1 Masuda Е. The Information Society as Post-Industrial Society. Tokyo, 1980. Если попытаться бросить ретроспективный взгляд на темпы смены "поколений" орудий труда и поколений людей в различные эпохи, то окажется, что ускорение технического прогресса характерно для всей истории человечества. В первобытном обществе (до аграрной революции в неолите) переход, например, от примитивного рубила к каменному топору или от простых каменных и деревянных метательных снарядов к праще, луку со стрелами и т.п. происходил на протяжении сотен поколений людей. На первых этапах аграрного общества технический прогресс значительно ускорился, но тем не менее переход от каменных и медных орудий труда к бронзовым, а затем железным охватил несколько десятков поколений людей. Даже в средневековой Европе по мере перехода от сохи, с помощью которой лишь рыхлили почву, к легкому плугу, обитому железом, а затем к тяжелому плугу с отвалом, от медленной и неглубокой пахоты на волах к более быстрой обработке почвы на лошадях сменились многие поколения земледельцев. В ремесленном производстве из поколения в поколение передавались в наследство техническое оборудование, опыт и инструменты, без сколько-нибудь заметных усовершенствований. Лишь после промышленной революции темпы смены "поколений" техники возросли настолько, что стали сравнимыми со сменой демографических поколений. И все-таки даже в конце XIX - первой половине XX века средний срок "службы" многих машин и другого оборудования в целом превышал продолжительность трудовой активности работника.
|
|||
|