Бета тест

Бета тест

Папочка конечно перестарался, и после семичасового возлияния около родильного дома в ожидании сына, назвал родившуюся девочку Бетельгейзе. О! Он не был астрономом, но от слов своих отказываться не умел. Все звали ее Бета. А я, я просто любил ее. Без затей, без претензий, с наивным чувством долга и толикой стыда – нам уже было по тридцать.

В городе, где после очередного заводского выброса не видно дальше собственного носа, мы умели гулять. Постоянный ветер и шум проезжающих мимо машин – они усиливали притяжение, заставляли жаться друг к дружке, быть чуть ближе, чем всё проходящее мимо. Мы, и вправду, казались счастливее, чем было на самом деле. Ей исполнился тридцать один.

В тот год я купил свои первые очки, стал различать номера маршруток, и твердо вознамерился убить ее мужа. Просто, вот так, проснулся как-то без нее, и решил. Мужа никак не звали – она мне не говорила. Я решился на убийство безымянного – да и вправду, наверное, так даже легче.

Было около восьми часов утра, когда она мне позвонила. Марион Котийяр заливалась слезами на моем мониторе, заставляя верить, что не все француженки счастливы. Я взял трубку.

- Я одна, вызывай тачку.

Приветы и ласковые словечки были лишними. Время, которого нам не хватало, приходилось ценить. Безымянный уехал в очередную командировку. Я начал думать, что приготовить на ужин. Кальмары и пасту. Да. Она любит кальмары.

- Да, солнце! Я буду счастлива!

Из-за кальмаров? Секретное оружие. На рынке пусто. Кальмары не вызывают доверия. Нет. Надо подумать, как все провернуть. Не хочу в тюрьму. Думай, человек, думай. Убить легко.

- Поставь макароны, я уже с рынка иду…

Бета тестирование, бета волны. Бетельгейзе – яркая звезда в созвездии Ориона. Да ведь на самом деле я ничегошеньки и не знаю. Бета! Я мертв. Давно мертв.

Снег шел недолго. Недолго, но лег красиво. Мою дорожку еще никто не успел затоптать. Я тоже шел. Шел, оставляя на тонком покрывале следы сорок пятого размера – следы будущего преступника.

Кальмары, молоко, бананы и брикет пломбира. Мы приготовим ужин, сделаем молочный коктейль, который наверняка выпьем после занятий любовью. Странные занятия. В больной голове моей постоянно всплывают ассоциации. Но сейчас… сейчас я просто боюсь, нужно быть честным.

Дом, отреставрированный. Табличка с портретом. Когда-то здесь жил человек, который заставлял Т34 воевать на курской дуге. За все это время, я уже почти запомнил его фамилию.

Зачем я здесь? Почему Умберто Эко не дали Нобелевскую? Кто эта птица на ветке перед подъездом?

- Привет. – Он довольно стар, если не сказать, что доживает… Один из тех, кому не сидится на месте. Обходчик. Дежурный, заставляющий верить, что шаркающие шаги, таки могут довести до бессмертия.

Большие лестничные пролеты. Высоченные потолки. Бывшая усадьба. Пока еще не зашел – кнопка на домофоне.

- Я.

Красный сверхгигант. Полуправильная переменная звезда. Откуда это в моей голове? Бета. Всего лишь Бета.

Опять пахнет какими-то кремами. В моем синем любимом халатике. Я называю его сарафаном. Мокрые волосы. Только что из душа.

- Сушись. Сварю тебе кофе. – на кухне можно танцевать, или устраивать представления. Окна в мой рост. На плите дружить с домовыми и всеми родственниками вместе взятыми. Квартира-студия. Хреновые обои и полно места.

- Я все придумал – пытаюсь быть убедительным. Шум фена.

- Чего?

- Я все придумал! - ни черта я не придумал.

- Подожди пару минут, сейчас приду…

Она не в курсе, что я хочу прикончить ее мужа, на самом деле. Ей, в принципе, и так, ничего. А мне – чего!

Красный цвет звезды, легко заметный при наблюдениях невооруженным глазом. Бета.

- Ну, ты чего там?!

- Все, иду…

- Минимальная светимость, больше светимости Солнца в 80 тысяч раз…

- Расскажи лучше про акулу…

- Я решил его убить.

- Квартира все равно не на меня…

- Я серьезно, отрави его на фиг.

- Ну, а мы с тобой в подвале жить будем. Надо только ключ забрать у соседей.

- Умберто Эко умер, а ему так Нобелевскую и не дали.

- Кто?

- Отрави его на хрен! Я так не могу больше. Я устал.

- Ты чего? Опять там баловался дома без меня?

- Это плакала Марион Котийяр. Она часто плачет. Она, между прочим, Эдит Пиаф сыграла! Я достану яд!

Молчание. Его называют знаком согласия, но мне почему-то всегда казалось, что молчанию больше подходит слово сомнение. Раздумье в сомнении – как-то так.

- Я уеду к маме, а развод мой, сам оформлять будешь.

Это одна из крупнейших среди известных астрономам звезд. Бета. Она надумала шутить.

Детский плач. Плач трехмесячного ребенка из спальни. Моего ребенка. Нашего.

- Покорми Ориона, солнце. Дай понянчиться. Я его неделю не видел уже.

Безымянный выносил его из роддома. Прижимал к себе. Бета улыбалась и принимала цветы. Она нисколько не расплылась после родов. Она была прекрасна, с чуть набухшей грудью, и испариной на лбу. Я сидел в трех метрах от их маленького счастья, все, что мне нужно было сделать – открыть дверь машины и взять свое.

Я сидел. Открыл новую пачку сигарет. Из магнитолы неслись “Scorpions” “Wind of changes”. Ребенок не был похож ни на кого. Я не видел его лица.

Если ее поместить на место Солнца, то при минимальном размере она бы заполнила орбиту Марса.

Сын мой! Жена моя!

- Я правда, решил его прикончить.

В этот раз шумел блендер.

Бананы. Молоко. Пломбир.