|
|||
Лилиенфельд П.Ф.Лилиенфельд П.Ф. СОЦИОЛОГИЯ[1] Для духа человеческого существуют вообще только два источника познания. Он может или вникать в самого себя, делая собственное я предметом своих наблюдений и исследований, и тогда он остается в области умозрения, к которой принадлежат все так называемые умозрительные науки: математика, логика, психология, метафизика и пр. Или же дух человеческий обращает исследования свои на окружающую природу, явления коей передаются ему через посредство чувств, и в таком случае порождается естествознание со всеми его подразделениями: естественная история, химия, физика, медицина, астрономия, геология и т.д. Мы здесь не намерены вдаваться ни в какие метафизические соображения и споры о том, следует ли дух человеческий считать самостоятельным источником познания, совершенно независимо от внешних восприятий, или лишь зеркалом, в коем явления природы отражаются в ином виде и порядке; другими словами: следует ли признать за человеческим духом какие-либо врожденные идеи и воззрения, или же считать несомненным, что всякая идея имеет, по необходимости, источником своим какое-либо чувственное восприятие явлений природы. Одно ясно: никакое познание природы невозможно для нас без умозаключения и, следовательно, без умозрения, и, с другой стороны, всякое умозрение, в самых высших сферах, опирается на что-нибудь реальное. При самом простом физическом опыте необходимо связать причину со следствием, определить аналогию между свойствами Наблюдаемого явления и другими телами природы, необходимо, следовательно, умозаключение, умозрение. С другой стороны, нет такого общего понятия о времени, пространстве, бытии, которое не соответствовало бы чему-нибудь существующему. Таким образом, нет чисто умозрительных наук, как и нет чисто реальных. Мы даем науке то или другое название, смотря, потому, в какой пропорции соединены то и другое начало. Существует же умозрительная физика и прикладная математика. Происходит ли эта неразрывность между духом и веществом, это гармоническое взаимодействие из врожденных идей, как предполагал Декарт, или из предустановленной от начала времен всемирной гармонии, как объяснял Лейбниц, рассмотрение этого вопроса лежит вне нашей задачи. Мы должны решить здесь, прежде всего лишь вопрос: к какой области человеческого знания принадлежит социология; наука ли она по преимуществу умозрительная или же реальная? Необходимо ли, чтобы для исследования социальных явлений и законов мы вникали в самих себя, отыскивая в выводах нашего собственного разума разрешение социальных вопросов, или же обращались с этой целью к наблюдению того, что происходит вне нас, подобно тому как это делается по отношению к природе? — Вопрос этот, важный сам по себе, делается еще важнее потому, что от разрешения его будет зависеть и метод изыскания в том или другом случае. В естествознании преобладает метод опытный, индуктивный, исходящий от фактов природы и направляющийся к их причинам, метод, открывающий общие законы из частных случаев, восходящий от частности к общему; в умозрительных науках преобладает метод выводов, нисхождение от общего к частному, метод синтетический. Если человеческое общество входит в состав окружающей нас природы, то социальная наука должна составить часть естествознания и к ней должен быть применен метод индуктивно-опытный; если напротив того общество основано преимущественно на началах нравственно-духовных, то социальная наука должна быть причислена к наукам умозрительным и к ней быть применен метод дедуктивно-синтетический. Итак, первый представляющийся на этом пути вопрос заключается в том: может ли человеческое общество в том виде, в каком оно представляется нам в настоящее время, и в постепенности своего развития, как представляет его нам история, быть предметом изучения, объектом для науки, наравне с вещественным миром, наравне с явлениями окружающей нас природы? Для этого необходимо, чтобы в основании явлений природы и общественной деятельности лежали одни и те же общие законы, чтобы между причиной и следствием в проявлениях вещества и человеческого общества существовала постоянная связь, доступная человеческому наблюдению и пониманию. Наука есть не что иное, как знание связи между явлениями, сознание, и наоборот, всякое сознание должно быть признано наукой. Наука животного ограничивается пониманием отношений между весьма ограниченным числом самых близких к его потребностям и нуждам явлении; она вращается все в том же тесном кругу соображений и наблюдений. Наука человека, напротив того, усовершима до бесконечности и беспредельна в своем развитии. Когда человек впервые оглянулся на окружающую его природу, то для объяснения связи между явлениями, поражавшими его своим разнообразием, неожиданностью или величием, он, в непобедимом внутреннем стремлении к сознанию, признал одну общую действующую силу, одну общую между ними связь, одну простую и непосредственную причину — Божество. Способность мышления в сущности заключается в сравнении получаемых извне впечатлений и в отыскании между ними связи, связи положительной — в аналогии, или связи отрицательной — в противоположности, воспринимаемые извне впечатления ум человеческий мысленно проводит в виде радиусов, если позволено будет так выразиться, до взаимного их пересечения в одном общем светлом фокусе — сознании. Последний, самый отдаленный фокус человеческого сознания всегда будет Божество, т.е. та невидимая точка, к которой ум человеческий должен приводить и откуда должен выводить все радиусы бытия. У первобытного человека эта точка находилась непосредственно за первыми впечатлениями, произведенными на него окружающей природой. По мере расширения области человеческого знания, точка пересечения, в которой сосредоточивалась связь всей его науки, отодвигалась все далее, уступая место сперва отдельным соображениям, а потом и целым системам наук. Так, успехи геологии в последнее время отодвинули в нашем сознании первоначальный акт создания видимого мира на бесконечно отдаленное прошедшее, не опровергнув однако же тем самым существования Создателя. Точно также и в судьбах человеческого общества многое прежде приписывалось непосредственному действию Божества, что теперь объясняется естественными причинами, обусловливаемыми законами развития самого общества. И по мере развития социальной науки область действия этих естественных законов будет все расширяться. Даже бог войны, этот верховный представитель слепого фатума и случая, в настоящее время уже низведен с туманной возвышенности, на коей он восседал, и принужден отдавать отчет в действиях своих перед человеческим рассудком. Мы живем сознательнее, чем наши предшественники, потому что связь явлений окружающей нас среды для нас яснее и многостороннее. Но многое, что нам еще кажется темным и загадочным, для будущих поколений войдет в область ясного сознания, в область науки. Человеческое общество в своей совокупности сделалось предметом науки позже, чем природа, и причина этого заключается в том, что общественные явления, будучи разнообразнее, следуя друг за другом неправильнее явлений природы, тем самым представляют более трудностей к отысканию между ними постоянной связи, к подведению их под общие знаменатели постоянных, непреложных законов. Во все явления общественной жизни духовный коэффициент, известный миру вещественному лишь в зачаточном состоянии, входит в несравненно высшей пропорции, в виде человеческой, разумно-свободной воли. А так как воля человека из всех действующих в пространстве и во времени сил наименее ограничивается постоянными законами и правилами потому именно, что она свободна, то все общественные явления, в глазах даже самых проницательны наблюдателей, имели долгое время характер совершенной случайности. Восход и заход солнца, свет и темнота, времена года всегда чередовались на земной поверхности в известном постоянном порядке, тогда как в истории человечества война и мир, варварство и просвещение, насилие и право заменяли друг друга, подчиняясь, по-видимому, лишь воле и действию отдельных личностей или стремлениям чисто бессознательным, целых племен и народностей. Органические существа развиваются на земле лишь при известных условиях, в определенные периоды времени, в постоянных пределах, за которые они никогда не переходят и, воспроизводя друг друга, дают, по-видимому, совершенно те же плоды и семена, из которых они выросли сами. Совершенно иное, по-видимому, представляет нам история происхождения и развития человеческого общества. Периоды возрождения и падения государств и народностей, пределы их объема и развития, отдельные проявления их деятельности и жизни, все это, по-видимому, не представляет ничего правильного, ничего разумно-закономерного. Оттого на первый раз и возможно только было более или менее систематическое изложение исторических фактов, без нахождения какой-либо существенной между ними связи, без подведения их под общие непреложные законы. Но спрашивается: разве первоначально человек не так, же смотрел и на окружающий его вещественный мир? Разве первоначально и происходившие вокруг человека явления природы не носили в глазах его печать случайности и совершенной бессвязности? Краткость зимних дней в сравнении с летними греки объясняли тем, что Гелиос скорее гнал коней своих в океан, спеша согреться в объятиях своей возлюбленной. Ветры производил Эол или Борей, смотря потому, которому из них вздумалось привести в движение свои легкие. Причина и связь этих и многих других явлений, возбуждавших прежде в человеческом уме суеверный страх или вызывавших его на самые неправдоподобные предположения, теперь раскрыты и объяснены наукой. Так, Дарвин, открыв закон естественного отбора, происходящего в среде органического мира, объяснил естественным путем множество явлений органической природы, считавшихся до того времени непосредственным проявлением сверхъестественных сил. Естествознание и теперь далеко не сказало своего последнего слова. И теперь природа представляет множество таких явлений, полное и всестороннее понимание которых остается для человека неразгаданной тайной вследствие необъятного множества причин, их обусловливающих. Если теперь астроном может за несколько тысяч лет вперед рассчитать, в какое время и в какой точке небесного пространства будет находиться та или другая планета нашей солнечной системы, то с другой стороны ни один метеоролог не в состоянии определить с безусловной достоверностью появление и силу ветра, грозы или северного сияния не только за несколько дней, но и за несколько мгновений вперед. Самый опытный сельский хозяин не в состоянии с достоверностью предсказать количество и качество будущего урожая. А между тем происхождение и сила ветра, грозы и северного сияния и развитие органической жизни на земной поверхности зависят от таких же постоянных законов, как и движение тел небесного пространства; разница только в том, что движение сих последних обусловливается одной простой причиной, — всемирным тяготением, тогда как нарушение равновесия в нашей атмосфере, отделение в ней электричества и прозябание растений зависят от такого множества условий, какого человек не в состоянии еще обнять и предвидеть. То же справедливо и по отношении к явлениям, происходящим в человеческом обществе. В нем, как и в природе, безусловной случайности в обширном и точном смысле этого слова нет и в сущности быть не может. Как в вещественном мире, так и по отношению к человеческому обществу мы, называем случайным только те явления, которые хотя и находятся в неразрывной, необходимой связи с предыдущими, но в том или другом случае не могут быть нами определены или предвидены. Но, скажут, если даже признать неоспоримой аксиомой, что как в мире вещественном, так, и в обществе безусловно случайных явлений в сущности не может быть, то из этого не следует еще, чтобы человеческое общество могло сделаться предметом науки, подобно органической, или неорганической природе. Связь между явлениями и взаимодействие их в обществе могут быть до того сложны, что уразумение их по этой именно причине может сделаться недоступным человеческому пониманию; ибо в сем последнем случае, явления, в сущности неслучайные, всегда будут таковыми в глазах человека...
[1] Из кн.: Лилиенфельд П.Ф Мысли о социальной науке будущего. СПб., 1872
|
|||
|