|
|||
Часть третья 7 страница«Фрике, мой матрос!»— воскликнул бы Пьер. Это действительно был отважный парижанин. Он подошел к воротам, возле которых стоял на часах малаец. Увидев незнакомца, часовой, ни слова не говоря, преградил ему путь. Фрике хотел было пошутить, но малаец, похоже, не понимал шуток: вид у него был довольно воинственный. Он собирался оттолкнуть Фрике, но тот предупредил атаку и отбросил противника метра на два. — Ну что ж, друг мой, — обратился парижанин к запутавшемуся в одежде часовому, — хорошо же вы приветствуете путников. Я хоть и хлопотный гость, но в мои планы не входит ни съесть вашего правителя, ни штурмовать город. Будь умницей и дай пройти. Фрике сделал шаг, не сводя глаз со своего противника. Едва он отвернулся, малаец бросился в атаку, но получил сильнейший удар и отскочил. Справиться с одним малайцем для парижанина не составляло труда, но на крик сбежались другие, человек тридцать, во главе с офицером который, однако, предусмотрительно держался позади. — Предупреждаю, лучше пропустите. Я за себя не отвечаю. Фрике окружили. Со всех сторон сверкали клинки. — Ну что же! Тем хуже для вас. Запомните, не я первый начал. Парижанин отступил на несколько шагов, набрал воздуха в легкие и обрушился на малайцев. Первый упал с размозженным черепом, другой уронил оружие и схватился за сломанную руку, дико крича. — Давайте, давайте, картонные вояки! Я с удовольствием расправлюсь со всеми. Надо же мне поразмяться. Малайцы, несмотря на численное преимущество, колебались: неожиданное происшествие повергло их в ужас. Фрике пронзительно свистнул, и откуда ни возьмись появился тигр, а с ним и громадная обезьяна с дубиной в руке. При виде этой парочки малайцы бежали. — Браво, Меу!.. Браво, Предок!.. Молодцы, друзья мои! Втроем мы завоюем город. — В голове парижанина мелькнула дерзкая мысль. — А что, если мне взять пленника. Неизвестно, как обернется дело. Быть может, он послужит мне заложником. Меу, взять! — дал команду, указывая на офицера, Фрике. Тигр в два прыжка догнал беднягу и, осторожно прикусив, притащил к хозяину ни живым ни мертвым. Картина была уморительная. — Прекрасно, дорогой мой! Надеюсь, ты его не слишком помял. Сегодня вечером получишь сахару. А вы, господин хороший, извольте следовать за нами. Вам не сделают ничего плохого, но попытайтесь вести себя хорошо. Сами понимаете, Меу ничего не стоит проучить вас. Если офицер и не понял слов, то догадался обо всем по жестам, да к тому же и страх сделал его сообразительнее: он послушно встал между тигром и обезьяной и поплелся за воинственным незнакомцем. Можно себе представить, какое впечатление производила на прохожих эта странная процессия. Осторожный Фрике держал наготове револьвер и то и дело внимательно осматривался по сторонам. Однако грозный вид его спутников отпугнул бы любого, так что предосторожности были излишни. — Надо попробовать заполучить еще одного пленного. Чем больше заложников, тем безопаснее. На этот раз помощи тигра не понадобилось. Из-за угла показался раджа в сопровождении двух рабов: один нес его зонтик, другой — шкатулку. Раджа направлялся к лодке, но Фрике, приставив ко лбу вельможи револьвер, жестом, не допускавшим возражений, пригласил того присоединиться к кортежу. В это время на улице появилась группа вооруженных ружьями индийцев в больших белых тюрбанах, одетых в белоснежные куртки и широкие шаровары. — А! — пробормотал Фрике, заметив, что при виде его отряда индусы остановились как вкопанные. — Вот это, кажется, настоящие солдаты. Если мы им не понравимся, дело может принять плохой оборот.
ГЛАВА 14
Сипаи[213] на службе у султана Борнео. — Индиец отказывается есть свинину. — Ужасные последствия. — Когда придет час расплаты? — Сипаи удивлены: белый человек укротил тигра и обезьяну. — Цветок лотоса и маисовая лепешка. — Уличный бой. — Ну и Фрике! — Месть Иривальти. — Султан Борнео!
Несмотря на влияние, которое оказывал на него Винсент Бускарен, султан Борнео чувствовал, что живет в атмосфере предательства. Что с того, что Хасан-Винсент уверял в преданности и бесконечном уважении? До султана доходили неимоверные слухи, и он становился все подозрительнее и подозрительнее. Возможно, ему и в голову не приходило, что европеец стремится свергнуть монарха, однако интуитивно он чувствовал, как качается его трон. Хитрый султан тем не менее не показывал виду иностранным дипломатам, всячески демонстрируя стабильность и безопасность своего положения. Вот уже десять лет, как он правил островом, и единственной его заботой были налоги: побольше выжать из горожан и сельских жителей. Нетрудно представить, насколько непопулярен стал монарх за это десятилетие. Подобная политика, игравшая на руку лишь толстым кошелькам, снискала султану самую лютую ненависть народа. А появление нового правителя всегда связывают со свободами и льготами, так что нынешнему было чего опасаться. Доверяя своему обычному окружению лишь внешне, султан нанял батальон индийцев, пятьсот отборных солдат, вымуштрованных и дисциплинированных, единственных, кто во время восстания 1857 года[214] остался верен англичанам. Это внушало султану некоторую уверенность в том, что, не предав в первый раз, индийские войска не предадут и во второй. Новой гвардии предоставили всевозможные льготы и почести, осыпали солдат милостями. От них зависели жизнь султана и судьба его династии. Индийцы демонстрировали правителю Борнео свою преданность и верность, вызывая ненависть и порождая ропот среди малайцев, завидовавших богатству и положению иностранцев. К несчастью, жестокая натура султана взяла верх, и в один прекрасный день ему захотелось во что бы то ни стало заставить одного из наемников, индийского лейтенанта, попробовать свинины, что настрого запрещала его вера. Грубая шутка повлекла за собой отнюдь не шуточные последствия. Сипаи, а именно к ним принадлежал лейтенант, терпеливы, выносливы и неутомимы, но приходят в бешенство, лишь только кто-то посягнет на их религиозные обычаи, ибо, что бы ни случилось, они прежде всего верующие, а потом уже солдаты. Лейтенант Иривальти наотрез отказался взять в рот свинину. Султан пришел в ярость. Он желал сломить дерзкого и забылся до того, что ударил офицера. Ликование малайцев, присутствовавших при этом, вернуло его к реальности. Но было уже слишком поздно. К тому же Бускарен нашептал султану бросить Иривальти в темницу. Подобный совет пришелся по нраву жестокому повелителю. Но из осторожности инцидент был скрыт от наемников. Иривальти исчез. Бускарен решил воспользоваться ситуацией; когда несчастный Иривальти, избитый до полусмерти, окровавленный и голодный, оскорбленный и униженный, был брошен в темницу, Винсент помог ему бежать, переправил в свою крепость и приказал слугам ухаживать за индийцем, пока тот не поправится. Бускарен посетил больного, как только тот смог держаться на ногах. Иривальти поцеловал руку своему спасителю. — Хозяин, — сказал он, — наступило ли время отмщения? — Еще нет. — Ты же не хочешь, чтобы мой пыл угас в бездействии? — Терпение! — Мой предок — черный тигр, и я, да будет тебе известно, сделан не из глины. Взгляни на мою кожу. Это бронза. Она темнеет от жестокости, как кожа белого — от солнца. — Чего ты хочешь? — Послать моим братьям цветок голубого лотоса, чтобы они знали: час мести пробил. Я хочу послать всем индийцам на острове маисовый пирог — знак нашего единства. — Хорошо, Иривальти. Мне неведомы ваши обычаи, но мы вместе, и пусть твои обычаи станут моими. — Это слова истинно верующего. Когда ты будешь готов? — Не раньше чем через две недели. Да и тебе еще надо встать на ноги. Иривальти лукаво улыбнулся, выхватил из-за пояса Бускарена нож и вонзил себе в бедро. Полилась кровь. — Что ты делаешь, несчастный? — Ничего, хозяин. — Индиец пожал плечами, протянув нож Бускарену — Сколько раз тело мое кровоточило от ран! Взгляни на эти рубцы. Большинство из них сделаны добровольно. Я был факиром и выделывал такие трюки для того, чтобы заработать несколько рупий и поддержать репутацию святого. — Ну ладно. Я не нуждаюсь в новых доказательствах твоей отваги. Выздоравливай поскорее. Найди своих друзей-сипаев и расскажи им, как тебя унизили. Пусть твоя ненависть по капле перейдет и в их сердца. До свидания, Иривальти! Будь осторожен. Добившись дьявольской хитростью преданности индийских солдат, единственных, на кого мог рассчитывать султан, Бускарен уже не сомневался в победе. Только случай мог теперь помешать ему. Он был далек от мысли об истинной причине восстания в городе, полагая, что его подняли посланные им люди. Так обстояли дела, когда в городе появился Фрике. Увидев индийцев, он удивился, но и солдаты, встретив европейца в столь странной компании, удивились не меньше. Одно дело — опытный факир постигает секреты укрощения ядовитых змей и свирепых тигров, но совсем другое дело, когда белый спокойно шествует в компании обитателей джунглей. Такого индийцам видеть не приходилось. Юный сипай, подойдя к Фрике, протянул ему цветок голубого лотоса и кусочек маисового пирога — два таинственных символа. Фрике умирал с голоду. Он пожирал глазами пирог и вдыхал дурманящий запах цветка. Еще немного, и он съел бы все это не задумываясь, но тут командир батальона, мощный, мускулистый индиец, подошел к нему, протянув руки и умоляя жестом и взглядом вернуть предметы. Удивленный Фрике улыбнулся. — Пожалуйста, если это доставит вам удовольствие… Впрочем, как символы эти вещи прекрасны, сомнений нет. Но у меня пусто в желудке, я бы с удовольствием съел чего-нибудь. Думаю, и вы, друзья мои, того же мнения. Потерпите. Надеюсь, нам удастся найти что-нибудь и для тебя, Меу, и для тебя, Предок. Тем временем цветок и хлеб снова оказались в руках индийцев. Когда последний солдат дотронулся до них, командир приказал по-английски: «На караул!» Не успел Фрике и его пленники опомниться, как очутились окруженными с двух сторон стройными шеренгами, словно на параде. Забил барабан, загудел рожок, и странный кортеж пустился в путь. Среди всей этой возни Предок и Меу держались пре красно. Орангутан лишь время от времени принимался раздраженно пыхтеть, но Фрике тут же успокаивал его. Удивительно, но Меу, казалось, был взволнован меньше. В общем, все шло неплохо, как вдруг… Процессия шла через малайский квартал, направляясь ко дворцу султана. Парижанин, понятия не имея о том, что цветок лотоса и маисовая лепешка означают сигнал к восстанию, думал, что их ведут в казармы. Единственным его желанием было пообедать. Сипаи приняли его с почестями. Это вполне понятно и естественно. Почему бы и нет? Они увидели столько необычайного! В малайском квартале индийцев встретили неприветливо. Сначала отовсюду раздавались оскорбительные выкрики, а потом в них полетело все, что попадало под руку. Командир сомкнул ряды и велел приготовить оружие к бою. — Погодите! Погодите! — пробормотал Фрике — Сдается мне, что здесь солдат любят еще меньше чем на моей родине, во Франции. Черт побери! Да, дело приобретает серьезный оборот. Индийцы слишком терпеливы… Я бы давно уже потерял терпение. Раздался выстрел. Один из сипаев упал. Двое солдат унесли своего приятеля Фрике, подобрав его ружье, убедился, что оно в порядке. — Вперед! — крикнул он. Началась беспорядочная перестрелка. Палили из-за каждого угла. Жители квартала, получив наконец возможность сразиться с ненавистными наемниками, взялись за пистолеты. Командир отдал короткую команду, и шеренги сомкнулись вновь, образовав вторую линию огня, и теперь стреляли уже из карабинов. Малайцы чувствуют себя смелыми лишь тогда, когда превосходят противника в силе. Теперь же обстановка изменилась, и они побежали. Один из индийцев вошел в дом, что находился неподалеку, и вскоре оттуда повалил дым. Обезумевшие жители старались спастись, выбежать из горящего здания, но наемники стреляли в каждого, кто показывался на улице. Через мгновение вокруг все пылало. Фрике пытался успокоить Меу. Испуганный хищник прижал уши и угрожающе рычал, не признавая ни друзей, ни врагов. Он готов был наброситься на индийцев. Однако Предок внимательно следил за своим компаньоном нисколько не испугавшись выстрелов. Когда Меу собрался уже было прыгнуть, Предок схватил дубинку и что есть мочи ударил тигра. Бедняга тут же вспомнил недавние побои и послушно вернулся на место. Аргумент оказался сокрушительным. Меу, подобно собаке, уселся рядом с Фрике. Сипаи были в восторге. Этот молодой европеец, почти мальчик с нежным пушком над верхней губой, необычайно вырос в их глазах; он не просто приручил обоих животных, но еще и сумел заставить одного из них следить за поведением другого! Разве может такой человек не вызвать суеверного ужаса и безграничного уважения? Если бы Фрике знал прекрасный язык Калидасы, которым написана «Шакунтала»[215], он, услыхав то, о чем говорили индийцы, безмерно бы возгордился. Но, даже не зная языка своих внезапных союзников, парижанин понял, что может рассчитывать на их помощь не только на улицах города, но и в поисках своих товарищей и мисс Мэдж: сипаи стали отныне его личной гвардией. Всего через несколько минут отряд достиг дворца. Тем временем султан, дрожа от страха, взывал к тем, кто, как ему казалось, остался верен трону. Шум на улицах всякий раз заставлял сжиматься сердце тирана, на протяжении десяти лет мучившего и угнетавшего миллион несчастных подданных. Премьер-министр, единственный, кто сохранил хотя бы остатки хладнокровия, пытался принимать какие-то меры для защиты дворца; вызвал малайскую гвардию, поставил часовых, раздал оружие и боеприпасы. При виде сипаев страшное подозрение закралось в его душу. — Государь! — вскричал он. — Государь! Спасайся, тебя предали! — Ты лжешь, пес! — отвечал султан, выстрелом сразив беднягу наповал. — Хасан! Где Хасан? Пусть позовут Хасана! — Он сейчас будет здесь, — послышался голос человека, одетого в окровавленные лохмотья. Его внезапное появление как громом поразило султана. — Иривальти!.. О, Боже! Пощади! Да, это действительно был Иривальти, появившийся словно ангел мщения. Схватив монарха за бороду, он одним махом отрубил ему голову. — Ко мне, друзья мои! Ко мне! Тиран мертв. Да здравствует султан Хасан! Однако Иривальти поторопился. Он ничего не пообещал малайцам. — Нет!.. Нет!.. — завопили те. — Только не араб! Не Хасан! Иривальти был взбешен; он полагал, что восстание подняли по сигналу Хасана, и никак не мог думать, что причиной всему стало появление Фрике и перестрелка в малайском квартале. Малайцы кинулись на Иривальти и закололи его ножами, бросив тут же, рядом с трупом султана. В это время сипаи проникли во дворец. Тут уже ружье было ни к чему, Фрике схватился за саблю. Дрались за каждый метр. Парижанин первым вошел в тронный зал в сопровождении Предка и Меу, который, проворно работая когтями и зубами, храбро сражался с малайцами. Умирающий Иривальти, увидев молодого человека с цветком голубого лотоса в петлице, с трудом поднялся и крикнул: — Ты будешь султаном! — Это были его последние слова. Разъяренным индийцам потребовалось каких-нибудь пятнадцать минут, чтобы разделаться с малайцами. Переступая через бьющиеся в предсмертной агонии тела, командир подошел к Фрике и сказал по-английски то, о чем крикнул перед смертью Иривальти. Парижанин не поверил своим ушам, — его провозгласили султаном Борнео.
ГЛАВА 15
Фрике ничем не удивишь. — Друзья составили бы неплохой кабинет министров. — Тигр и орангутан ведут себя замечательно. — Фрике великолепно смотрится на троне. — Драгоценная сабля. — Неожиданное появление. — Предок и Меу скалят зубы. — Визит его превосходительства посла. — Грязное обвинение.
Должны с радостью сообщить читателю, что Фрике ничуть не вскружила голову происшедшая перемена. Перспектива жить как султан нисколько его не прельщала. — Султан Борнео! Я?.. Невозможно… Впрочем, пусть лучше так, чем иначе. Мало ли чего тут могло быть. Быть султаном, править множеством подданных и обладать несметными богатствами… Все это сводилось для парижанина в одну фразу: пусть лучше так, чем иначе. — Хороша монархия, если ее так просто свергнуть. Неровен час меня тут пристрелят. Пожалуй, надо бы воспользоваться случаем и разобраться, что к чему. Начнут требовать с меня должности, награды, почести. Если бы Пьер был здесь, я сразу же назначил бы его морским министром. Черт возьми! Эта должность как раз по нему. А Мажесте? Мажесте стал бы министром общественных работ. Господин Андре, возможно, согласился бы принять портфель министра внутренних дел, а доктор… Почему бы ему не заняться народным образованием? Он мог бы немало сделать на этом посту. Кабы были здесь такие министры, султану нечего было бы бояться. Да… Между тем надо подумать о дне грядущем. Стоит, наверное, приказать сипаям заняться укреплением дворца, чтобы никто не добрался до нашей царственной особы. Однако индийцы начали строить баррикады, не дожидаясь приказа. Под командованием офицеров они возводили заграждения не только внутри дворца, но и за его пределами. Дисциплинированные и хорошо обученные солдаты быстро справились с этим делом. Впервые за весь день Фрике получил возможность перевести дух и утолить голод, не забыв, конечно, и о своих друзьях. — Ну что, ребята? Надо быть готовым ко всему. Ты, Предок, поостерегись. Силы в тебе хватит на четверых здоровых мужиков, но не надо так безоглядно рваться вперед, могут подстрелить в два счета. Бери пример с Меу — он смел, но осторожен, что не мешает ему бить точно и вовремя. Не забывай, дисциплина в армии — это уже полдела, а осторожность вовсе не сродни трусости. Орангутан и тигр внимательно слушали дельные советы и, казалось, абсолютно все понимали. Предок громко кашлянул, опустил свою палку, присел на корточки и обхватил голову руками. Похоже было, что он дремлет, облокотившись на собственные колени. Меу тихо мурлыкал, растянувшись на ковре, и точил когти, что явно не шло ковру на пользу. Вошли слуги. Они старались держаться на безопасном расстоянии от зверей и замерли у двери. — Что вы хотите? — спросил Фрике. — Мне больше ничего не нужно. Командир сипаев подошел ближе, поднял обе руки ко лбу и ответил: — Господин, слуги хотят облачить тебя в царские одежды. Султан носит белую тунику и тюрбан. Займи место на троне… — Вы очень любезны. (Как тут не вспомнить бедного Мамамуши из мольеровской комедии?[216]) Вообще-то я не очень люблю переодеваться. Офицер настаивал: — Господин, поторопись! В этой одежде ты — священная персона… — Моему предшественнику она не слишком-то помогла. — Тебя провозгласил народ. Когда появится Хасан, он уже ничего не сможет сделать. При упоминании имени Хасана парижанин оживился. — Хасан!.. Вы сказали: «Хасан». Он ведь белый, не так ли? — Да. — Черт возьми! Это Винсент Бускарен, тот самый негодяй, который хочет жениться на нашей крошке. Надо бы мне подцепить этого ловкача. Хорошо! Я готов. Буду монархом. В конце концов, это всего лишь на один день. Похоже, султан не признавал гигиены, — ворчал Фрике, натягивая на свое платье белую тунику. — А тюрбан?.. Придется рискнуть. Это даже красиво. Боже правый! Да тут бриллиантов на несколько миллиардов. Спокойно! Прежде чем уйти, сложу их в царский сундук. Надеюсь, они не подозревают, что я не собираюсь здесь долго оставаться. Пусть пока остаются в неведении. Теперь дайте мне саблю. Принесли великолепный клинок, богато украшенный золотом и драгоценными камнями. Некогда сабля принадлежала доблестному Ахмеду-эль-Мансуру[217], который и выгравировал на рукоятке слова: «Аллах в душе того, кто верит». Великолепное оружие было явно не по силам повергнутому монарху и потому лежало в его сокровищнице без употребления. Фрике поднял клинок и от удовольствия прищелкнул языком: — Неплохо! Ей-богу, неплохо! Правда, слегка громоздко для того, кто привык к морскому кортику. Но, в общем, здорово. Ну, я — к вашим услугам, мои дорогие. Парижанин уселся на трон и снова подозвал к себе командира сипаев, единственного, с кем мог общаться хотя бы по-английски. После долгих путаных переговоров индиец наконец понял, что речь идет о взятии логова Хасана, да так, чтобы оттуда ни одна живая душа не смогла выйти. Фрике решил было отправиться вместе с батальоном, чтобы в случае чего протянуть руку помощи тем, кто беспрекословно подчинится новому султану; но вдруг двери тронного зала широко отворились, и на пороге появились четверо друзей в сопровождении малайцев. Фрике хотел уже было кинуться им в объятия, но передумал. А как посмотрят на подобный жест в отношении иностранцев сипаи, поднявшие его на такую высоту? Новоиспеченный султан заметил, что, хотя у его друзей и не отняли оружие, они явно пришли сюда не по доброй воле, а под конвоем, о чем свидетельствовали воинственные взгляды малайцев. Одно неосмотрительное движение, и им могли перерезать горло. И тогда Фрике издал хорошо знакомый его друзьям пронзительный крик. Произошло это так внезапно, что Андре побледнел, но тут же узнал парижанина и счастливо улыбнулся. — Это Фрике, — шепнул он на ухо доктору. — Все в порядке. — Вот паршивец, настоящий дьявол! Оказывается, он и султаном может быть… — прогремел на весь тронный зал голос Пьера. — Как я рад! Ну и молодец! Дай обнять тебя, друг! Легаль кинулся к трону, но индийцы преградили ему дорогу. — Эй вы! Думаете напугать меня? Напрасно сверкаете глазюками. Тот, кто сидит на вашем троне, мой матрос, Фрике. Будь он хоть султан, хоть кто!.. Вы выбрали неплохого правителя. Думаю, что теперь у вас все будет прекрасно. Однако индийцы не отступали. Пьер даже покраснел от злости. — Черт побери! Да будь я королем Мадагаскара или самой Америки, разве это помешало бы моим друзьям общаться со мной? Разве они не могли бы пожать мне руку и выпить стаканчик-другой? Дорогу! Или я за себя не ручаюсь. Господин Андре, доктор, Мажесте, на помощь! Малайцы отступили, но индийцы окружили европейцев и приготовились с оружием в руках защищать своего султана. Фрике сначала в растерянности наблюдал за происходящим, а потом вдруг пронзительно свистнул. В ответ послышалось грозное рычание, а затем глухое покашливание. У ног хозяина возникли две фигуры — тигра и орангутана. Животные ждали лишь сигнала к нападению. — Разойдись! — сжимая в руке саблю, воскликнул Фрике. Испуганные индийцы и малайцы разошлись по сторонам, а четверо друзей смогли наконец подойти к Фрике и обнять его. — Дорогие мои! — Парижанин плакал и смеялся одновременно. — Наконец-то мы снова вместе! Спокойно, Предок! На место, Меу! Без глупостей. Эти люди — моя семья, и вы должны обращаться с ними, как со мной. — Ну, парень, расскажи нам, как ты очутился здесь? — обратился к Фрике Андре. — Да еще в роли султана! — подхватил доктор. — Император, ну как есть император! А какой роскошный! — Флики! — с наивным восхищением повторял Мажесте. — Похоже, нашего полку прибыло. Теперь экспедиционный корпус пополнился еще двумя рекрутами. Эй! Да у тебя что, ноги отнялись и язык отсох? — Вы все говорите одновременно! Можно мне раз в жизни немного помолчать? Да и не время — султан я всего лишь с сегодняшнего утра, а дел у меня уже невпроворот. Кстати, где даяки? — Вернулись в деревню. — Бедняги, я хотел бы что-нибудь сделать для них. Пока длился этот разговор, малайцы, эскортировавшие наших друзей, стояли в стороне, не понимая, что происходит. Они ожидали увидеть султана, а нашли на троне незнакомца, который к тому же освободил их пленников, а те, в довершение всего, подошли к трону совсем близко, хотя такой чести удостаиваются лишь избранные. Старший среди малайцев попытался высказать недовольство, ведь он надеялся получить вознаграждение за четверых пленников. — Тише! — приказал Фрике. — Еще слово, и я прикажу посадить тебя на кол. Малаец испуганно умолк, уловив, очевидно, общий смысл сказанного, хотя Фрике и говорил по-французски. Доводы султана показались ему убедительными. Во всяком случае, в раскосых глазах засветились страх и восхищение. — Теперь, друзья мои, — благо эти болваны оставили вам оружие, — надо быть посерьезнее. Отбросим шутки, ибо сей маскарад не продлится долго. Полдела уже сделано: мы снова вместе. Но не надо забывать о главной цели нашего путешествия. — Мэдж! — воскликнул Андре. — Наша девочка! — в один голос сказали Пьер и доктор. — Я хотел вместе с сипаями отправиться на поиски негодяя, который держит ее взаперти, но как оставить дворец? От этих индийцев не скроешься, они смотрят на меня, словно я с неба свалился… Думается, что Хасан — Бускарен где-то рядом. Неужели нам пятерым не под силу с ним справиться? — Фрике, — прервал его Андре, — послушай меня. Все, что ты сделал, правильно, мой мальчик. Но этого недостаточно, поверь. Наш враг слишком опасен; его хитрость неисчерпаема, а возможности очень и очень велики. У него целая армия. Думаю, надо вербовать людей (благо султану всегда есть чем расплатиться), надо немедленно спасать девочку. Возможно, что мы уже опоздали. — Вы правы, Андре, — вмешался Пьер. — Вперед, на помощь мисс Мэдж! Фрике приказал сипаям построиться и собирался уже отправляться в дорогу, когда раздались звуки фанфар и появился человек в сопровождении дюжины вооруженных матросов. — Его превосходительство чрезвычайный посол английских владений! — гаркнул некто, исполнявший обязанности переводчика при англичанине. — Молчи, — шепнул Андре парижанину, — пускай посол принимает тебя за настоящего султана, не раскрывай свое инкогнито, пока я не подам тебе знак. Тут что-то неладно. Фрике, не проронив ни звука, кивнул, словно китайский болванчик. — Могущественного султана Борнео приветствует его светлость правитель английских владений от лица ее величества королевы Англии! По знаку Андре Фрике чинно кивнул еще раз. Посол слегка коснулся шлема рукой, затянутой в белоснежную перчатку. — Могущественный султан Борнео! — продолжал переводчик. — Совершено кровавое преступление — убийство подданного ее величества, сэра Генри Паркера, выполнявшего здесь сугубо мирную миссию. В убийстве обвиняются четверо французов и негр. Они захватили яхту «Конкордия», уничтожили экипаж, злодейски убили сэра Паркера, брата его светлости правителя английских земель. Так как его светлость убежден, что преступники находятся в данную минуту в столице всемилостивого султана, его превосходительство посол просит немедленно выдать их, дабы убийцы предстали перед судом и понесли суровую кару. Отказ будет воспринят как объявление войны, и в течение двадцати четырех часов правитель английских земель отдаст приказ обстрелять город. Андре побледнел от гнева. Когда переводчик закончил, Бреванн заговорил с негодованием, в то время как англичанин по-прежнему сохранял хладнокровие и спокойствие. Безупречное знание английского языка позволило молодому человеку в подробностях, но не многословно рассказать обо всех обстоятельствах, сопровождавших прибытие на Борнео наших друзей. Англичанин слушал не шелохнувшись. Наконец он произнес: — Совет разберется. Есть ли свидетели, могущие подтвердить истинность ваших слов? — Английские матросы с «Конкордии». — Все они умерли… И вам это прекрасно известно! Остался лишь один свидетель, и он выступает против вас. Двое матросов ввели синьора Пизани.
ГЛАВА 16
Лжесвидетель. — Кто такой синьор Пизани. — Это не английский посол. — Огонь! — Предок и Меу совершают подвиг. — Геройская смерть. — Во дворце Хасана. — К оружию! — Слишком поздно! — Мэдж исчезла. — «Конкордия»! — Паровая шлюпка. — Китайцы. — Нежданно-негаданно.
Бывший помощник капитана «Конкордии» вошел в полной тишине. Хотя французы и не могли знать всей меры ничтожности этого человека, но подозрения, некогда их мучившие, стали еще сильнее. Возмущению наших друзей не было предела, но никто не проронил ни слова. Султан жестом подозвал к себе командира индийцев и что-то шепнул ему. Офицер склонился в почтительном поклоне, а затем, отсчитав двадцать солдат, поставил их у входа. Лицо английского посла исказила недовольная гримаса. Он удивился и, похоже, даже забеспокоился, поняв, что не может выйти из тронного зала. Синьор Пизани мертвенно побледнел. — Султан, ты слышал решение правительства Англии и ее величества королевы, ты слышал показания свидетеля, — вновь заговорил переводчик. — К тому же обвиняемые молчат, что красноречиво свидетельствует об их виновности. Отдай преступников английским властям. Пусть свершится правосудие! Султан Борнео ничего не отвечал. Он с любопытством поглядывал на синьора Пизани, а потом склонился к Андре и тихо произнес: — Продолжим. Это будет забавно. — Султан отказывается выдать своих гостей, — сказал Андре. — Это равносильно объявлению войны, — запротестовал англичанин. — Пусть так. — Отказ не может быть серьезным. Султану известно, что он потеряет все. — Нам кажется, вы сами больше, чем султан, опасаетесь войны. Поверьте мне, стоит еще и еще раз хорошенько подумать. Нынешний султан Борнео (Андре специально сделал ударение на слове «нынешний») не отступит. Английские войска потерпят здесь сокрушительное поражение.
|
|||
|