КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ 1 страница

ГЛАВА 1

Моя мама научила меня тому, что искусство повсюду – нужно просто смотреть.

«Смотри внимательно, Грэйс, и ты всегда cможешь найти красоту в окружающем нас мире» – говорила она, заполняя нашу маленькую квартиру невероятными картинами и яркими красками, рассказывая о формах и композициях, когда мы прогуливались по улицам нашего города.

Её любовь к искусству всегда вдохновляла меня, но в данный момент на нервной почве голова пульсирует, а моё сердце выскакивает из груди, ведь я опаздываю! Поэтому мне трудно разглядеть что-то красивое в жуткой пробке, которая буквально встала между мной и шансом всей моей жизни.

– Эм, прошу прощения? – подаю голос с заднего сиденья неподвижного такси, с тревогой взирая на сгорбившегося на своем месте водителя. Он не обращает на меня внимание.

Я снова проверяю часы: 8:41. Чёрт! Прикусываю губу, чтобы не взвыть. Чёртчёртчёрт! Я должна быть в Аукционном доме «Кэррингерс» через девятнадцать – уже восемнадцать – минут. Сначала скоростной электропоезд в метро прибыл с опозданием, а теперь я трачу свои последние недельные чаевые в этом вонючем такси, потея в своём лучшем деловом наряде. Моём единственном деловом наряде.

После того как я целый год подавала резюме и разговаривала с владельцами галерей и директорами музеев, я практически потеряла надежду найти работу в мире искусства, пока на прошлой неделе мне не позвонили из лучшего аукционного дома в Сан-Франциско. Сделки «Кэррингерс» в основном касались самых востребованных и ценных предметов искусства и антиквариата в мире: картины эпохи Французского Импрессионизма, китайская керамика, маски коренных жителей Америки,[1] греческие скульптуры… У меня мурашки бегут по коже от одной только мысли о шедеврах, побывавших в их хранилищах. Если я опоздаю на это собеседование, первая реальная возможность за несколько месяцев может запросто ускользнуть от меня, и я продолжу работать официанткой: подавать спагетти с фрикадельками, пока полностью не пропахну соусом «маринара» и не состарюсь настолько, что не будет хватать памяти запомнить «блюда от шефа».

– Сэр? – в этот раз я настойчиво стучу кулаком по плексигласу, отделяющему меня от водителя. Он смотрит на меня в зеркало заднего вида. – Я очень-очень опаздываю. Возможно, есть короткий путь или что-то еще, что вы бы могли сделать?

Минутная стрелка на часах, которые дала мне мама, снова дернулась вперед, а мы не проехали даже квартал. Почему мы не двигаемся?! Как будто очевидный ответ не был прямо за моим окном, сигналя и коптя выхлопами, ползя словно улитки в финансовый район с высотными офисными зданиями.

Водитель лишь рассмеялся:

– А вы как думаете?

О, я думаю, что ты пахнешь, словно побрызгался освежителем воздуха с запахом табачного магазина. Но первое правило официанта: за грубость никогда не платят.

– Далеко ли до Голд-Стрит?

Таксист пожимает плечами. Уже 8:43.

– Уже достаточно близко, чтобы дойти пешком? – напираю я.

– Конечно, – отвечает он. – Везде достаточно близко, чтобы в конечном итоге дойти пешком.

К чёрту. В любом случае уже нет никакой вероятности, что я доберусь до места, выглядя при этом классно и собранно как планировалось, так как мой макияж наверняка уже похож на одну из картин Джексона Поллока,[2] но я не позволю какой-то дурацкой уличной пробке отнять у меня мечту.

– Держите, – произношу я, швыряя кипу однодолларовых на переднее сиденье и выскакивая через дверцу машины. – Я рискну и попытаю счастье.

Таксист закатывает глаза.

– Приблизительно десять кварталов, – говорит он.

Я глубоко вдыхаю свежий океанский воздух, поудобнее вешаю свою сумочку на плечо и начинаю свой забег.

Сразу же мои удобные – но стильные – туфли на высоком каблуке превратились в тиски, безжалостно сковавшие пальцы. Мои ноги привычны к продолжительным рабочим сменам в кроссовках, к тому же трудно бежать в юбке, но я не могу сдаться. Мои тщательно высушенные феном волосы развеваются на ветру и завиваются, а челка липнет к капелькам пота, выступившим на лбу.

– Извините! Простите! Дайте пройти, пожалуйста!

Это похоже на бег с препятствиями, но на каблуках.

Я протискиваюсь сквозь толпу, пытаясь не думать о том, какое произведу впечатление: измотанной и небрежной. В то же время я заставляю себя сосредоточиться на красоте этого города: длинных тенях высотных зданий, современной архитектуре, солнечных лучах, преломляющихся и отражающихся в тысячах окон, голубое небо над головой. Я люблю Сан-Франциско даже несмотря на то, что в данный момент эта любовь не была взаимной.

Еще. Один. Квартал. Совсем. Близко. Пересекая Голд-Стрит, я уже практически вижу медную резьбу и закрученные спиралью ручки на широких парадных дверях аукционного дома, заворачиваю за угол… и врезаюсь в мускулистую грудь мужчины, идущего с пешеходного перехода.

Одновременно с моим визгом он произносит:

–Ух ты! – словно он ковбой, за исключением того, что выглядит он настолько ухоженно и шикарно, насколько это возможно. Он держит свой стаканчик с кофе прямо перед собой, словно бомбу, и тут я замечаю, как коричневая жидкость стекает по его синему галстуку и белой рубашке.

– О, Господи! – Я вытаскиваю из сумки несколько чистых бумажных салфеток. – Вот, разрешите мне помочь, – говорю я, потянувшись к его галстуку, но он уже отряхнул его. К счастью, большая часть напитка выплеснулась на тротуар.

– Всё в порядке, – говорит он, перехватив мою руку. – В любом случае в этом латте было слишком много сахара.

Он смотрит на меня в тот момент, когда наши пальцы соприкасаются. Его глаза переливаются вкраплениями оттенков синего, словно ночное небо кисти Ван Гога,[3] и так же завораживают. Я хочу нарисовать их, но потом вспоминаю о своих приоритетах.

– Я очень сожалею, что пролила на вас кофе, но мне действительно нужно идти. – Я проверяю часы. – Я опаздываю на очень важную встречу.

Начинаю отворачиваться, чувствуя себя виноватой, но его голос останавливает меня:

– Так это «столкновение с обливанием кофе»? – У него акцент. Британский. Сексуальный.

Я оборачиваюсь, не в состоянии удержаться, чтобы вновь его не рассмотреть. У него такой рот, словно его вырезал сам Микеланджело:[4] идеальной формы губы, которые сейчас мне улыбаются, подчеркивая острые скульптурные скулы, как у знаменитого Давида.[5] Словно его лицо должно находиться в музее. Ух ты!

– Мне следует вызвать полицию? – спрашивает он.

Я улыбаюсь, несмотря на то что тороплюсь. Уверена, что моё лицо сейчас красное, словно клубника. Я бы с удовольствием осталась и пофлиртовала с этим великолепным мужчиной, но, увы, нет времени.

– Послушайте, – говорю я, отступая назад, – если вы дадите мне вашу визитку, я с радостью оплачу счет за химчистку, но мне правда нужно бежать.

Он поравнялся и зашагал рядом со мной, словно мы старые друзья.

– О, нет, – говорит он, ослабляя галстук и легко подстраиваясь под мой быстрый темп. – Не беспокойтесь об этой старой вещице. Я собирался отдать его на пожертвования. – Он бросает его в мусорный бак, в то время как мы мчимся по тротуару дальше. Я не могу не заметить треугольник гладкой груди, который стал виден, когда он расстегнул воротник.

– Хорошо, что на рубашку практически ничего не попало, а то общественность имеет тенденцию хмуриться, наблюдая полуголых бизнесменов.

Я представила его без рубашки и чуть не врезалась в почтовый ящик.

– Это была шутка, – говорит он, улыбаясь.

Сквозь запах соленого морского воздуха и выхлопов автомобилей я ощущаю его запах: свежесть, мыло и чистота.

– О, – произношу я, избегая выбоины и размышляя о том, что никто не будет хмуриться, глядя на такое тело. – Смешно.

– Эта встреча, должно быть, действительно очень важна, – говорит он, – раз вы столь отвлечены, что даже не можете побеседовать с красивым мужчиной.

– Так и есть, – говорю я, отдаляясь от него ровно настолько, чтобы обойти женщину, выгуливающую пуделя. – Судьбоносная, я бы сказала. Это собеседование в «Кэррингерс».

– Ауч, – говорит он, в притворстве положив руку на сердце. – Так вы не хотите откусить кусочек красоты?

– Ох! – Смывайся отсюда, кусочек красоты, пожалуйста. Спасибо, Господи, за прохладный воздух. – Это не то, что я имела в виду. Просто...

–Так вы признаетесь, что находите меня привлекательным?

– Ни в чём я не признаюсь, – отвечаю смеясь.

Он усмехается:

– Мой тип девушки.

Я останавливаюсь перевести дух, когда мы оказываемся у великолепного фасада аукционного дома «Кэррингерс». Время распрощаться с мистером Очарование. Я бы солгала, если бы сказала, что не была слегка разочарована из-за его ухода.

Он улыбнулся, стоя со мной лицом к лицу и, О, Боже Милостивый, у него ямочки на щеках.

– Удачи на собеседовании.

– Спасибо, – говорю я, в последний раз бросая взгляд на часы. 8:54.

– Вы сразите их наповал, – говорит он.

Я киваю, стараясь нацепить на лицо уверенную улыбку.

Смотрю на двери, которые мечтала открыть всю прошедшую неделю – ну, вообще-то, последние двадцать лет – и снова ощущаю прилив надежды. У меня есть пять минут, чтобы зайти внутрь и собраться, дабы показать этим людям, из какого теста я сделана. Но сначала еще одна вещь:

– Вы уверены, что я не могу возместить вам ущерб за испорченный галстук?

– Вот что, – говорит он, его глаза мерцают. – Я буду околачиваться в этих местах на следующей неделе, так что, если будете работать, сможете купить мне кофе.

Наверное оттого, что он такой великолепный и заставил меня чувствовать себя лучше, и потому, что я, скорее всего, больше никогда его не увижу, во мне вдруг просыпается смелость. И я говорю:

– Не для протокола, я бы определенно назвала вас привлекательным, – подмигиваю ему, наслаждаясь удивленным выражением, появившимся на его таком-определенно-более-чем-просто-красивом лице, а потом делаю шаг, отдаляясь от него, ступая навстречу своему будущему.

Внутри моя храбрость испаряется: это место действительно впечатляет. Огромнейший вестибюль с отполированным до блеска мраморным полом, белыми мраморными колоннами, доходящими до потолка и, чёрт возьми, подлинная скульптура Родена в центре комнаты. Я с благоговением пялюсь на неё, пока не замечаю оживлённую маленькую женщину, держащую в руках папку. Нервно приближаюсь к ней.

– Здравствуйте, я Грэйс.

– Бэннет? Вы пришли последней. – Она выводит меня из вестибюля и подталкивает в сторону главного аукционного зала. Я поправляю свою юбку и убеждаюсь, что блейзер сидит на мне ровно.

– Я нормально выгляжу? – спрашиваю я, но она игнорирует мой вопрос и открывает двери.

Она загоняет меня внутрь, где женщина в строгом черном деловом костюме обращается к десяткам мужчин и женщин моего возраста, которые уже стоят за столами, на которых сложены стопки бумаг и блестящих глянцевых фотографий. Она прерывает свою речь и устремляет на меня взгляд, пока я направляюсь к единственному пустующему столику, ближайшему к ней.

– Извините, – шепчу я, но она игнорирует меня. Стоящий за соседним столом парень в костюме от Армани, на волосах у которого геля достаточно, чтобы смазать колеса, закатывает глаза.

– Как я говорила, – продолжает прерванную речь женщина, сделав паузу лишь для того, чтобы посмотреть на меня еще раз, – меня зовут Лидия Форбс, я начальник отдела кадров. Ну а поскольку это непосредственно вас касается, то делает меня госпожой Судьбой. Для одного из вас эта стажировка изменит ход всей дальнейшей жизни.

Спасибо, что напомнили.

– Все остальные продолжат поиски неуловимой жемчужины, чтобы начать свою карьеру.

Я, наверное, надышалась свежим воздухом, но остальные кандидаты в своих дорогих нарядах одновременно кивнули, словно роботы.

Лидия продолжает говорить, расхаживая при этом по комнате:

– Перед собой вы найдете описания и фотографии десяти объектов, которые представляют различные типы изобразительного и декоративного искусства, аналогичные выставляемым на аукционах здесь, в «Кэррингерс». У вас ровно тридцать минут, чтобы идентифицировать и оценить каждый из них. После этого с вами проведут собеседование.

Мой пульс участился, словно я продолжала бежать, но причиной тому было волнение, смешанное с моей крайней обеспокоенностью. Я начинаю посматривать на красивые предметы искусства. И хотя я до сих пор нервничаю, все же знаю, что годы, проведенные за тренировкой собственных мозгов, чтобы получить достойный уровень знаний в области искусства (работая при этом полный рабочий день), наконец-то окупятся.

Лидия останавливается передо мной, барабаня ногтями с французским маникюром по краю моего стола.

– У каждого из вас отличное резюме, но только один может быть лучше всех остальных.

Она одаряет меня легкой насмешливой улыбкой, прежде чем отойти, и я чувствую, что моё сердце действительно может выпрыгнуть из груди, но тем не менее я знаю, что могу сделать это. Мама сказала бы мне сделать три глубоких вдоха и дерзать. Я слышу её голос у себя в голове: «Всё замедляется; ты можешь сосредоточиться».

Острые каблуки Лидии издают такой звук, словно кошка царапает когтями пол.

– Ваше время пошло.

Это твоя мечта, Грэйс. Я делаю три глубоких вдоха и погружаюсь.

– Прошлым летом я провела в Италии целых шесть недель, но теперь Рим кажется таким провинциальным, знаете ли? – говорит снобистского вида брюнетка с идеально прямыми блестящими волосами, сидящая рядом со мной.

Я уже примерно час находилась в гостиной – слишком роскошной, чтобы называться комнатой ожидания – у кабинета Лидии. Стены украшены произведениями искусства, каждое из которых определенно стоит не меньше моей зарплаты за сотню лет. Беспокойство всё сильнее скручивает мой желудок в тяжелый узел, по мере того как я слышу все больше и больше разговоров других претендентов об их фамильных поместьях на Кейп-Коде[6] и общих друзьях из школ-интернатов и колледжей Лиги плюща.

Это словно окно в совершенно другой мир. Они даже используют слово «лето» в качестве глагола, например: «Где ты летничал»? – собственно так и начался разговор рядом со мной. Единственные места, где я когда-либо «летничала» – это в патио вместе с мамой, с лимонным соком на наших волосах, для их осветления, и редкие поездки в общественный бассейн.

– О, Челси, – говорит девушка номер два. – Только лишь из-за того, что парень, с которым ты встретилась во Флоренции, так тебе и не перезвонил, пребывание в Италии не становится ужасным разочарованием.

– Я тебя умоляю, Анжелика, ты едешь за границу лишь потому, что твой папочка сказал, что ты не можешь проваляться еще одно лето в его доме в Хэмптоне.[7]

– Он также заставил меня подать заявку на эту стажировку, – надулась Анжелика. – Какой-то его старый приятель знает тут кого-то и бла-бла. – Бла-бла – так эта девушка относится к связям, за которые я готова убить. Она даже не представляет, какая она везучая. – Папа думает, что мой диплом Йеля делает меня гением, но я же знаю, что только что провалила это задание. – Она приглаживает светлые, выбившиеся из пучка волосы. – Я даже не знаю, что это была за штуковина в виде стержня! По мне, так выглядело как сломанные щипцы для завивки.

Я старалась не думать о том, насколько это несправедливо. Мир искусства таков везде, все зависит от того, кого вы знаете, в каких кругах крутитесь и насколько богата ваша семья. У меня нет соседа-кинозвезды или трастового фонда, поэтому девушки вроде этих никогда не будут воспринимать меня всерьез, но это, к счастью, не повлияет на мое финальное собеседование. Я знаю, что успешно справилась с заданием. А та «штуковина в виде стержня» – немецкий скипетр семнадцатого века, а не аксессуар из салона красоты. Я еле сдержалась, чтобы не сказать об этом вслух.

Ассистентка Лидии со своей папкой появляется в тот момент, когда недавний засранец в костюме от Армани вышел из ее кабинета.

– Грэйс Беннет?

Я встаю и захожу в комнату. Мои руки вспотели, а горло пересохло. Я опускаюсь в одно из кресел напротив стеклянного рабочего стола Лидии. В отличие от остального здания, эта комната полностью современная, в стиле хай-тек, украшенная лишь парочкой античных китайских клуазоне ваз.[8]

– Мисс Беннет, – произносит Лидия, откинувшись на спинку своего белого кожаного кресла. Её идеально уложенные волосы не шелохнулись, пока она осматривала меня с головы до ног. – Здесь сказано, что вы учились в… Монклерском Общественном Колледже. – Она протяжно выговаривает последние три слова, явно забавляясь. – Не знала, что можно получить приличный уровень знаний в области изящных искусств в общественном колледже.

– Не все из них предлагают подобную программу, – отвечаю я, чувствуя, как сердце екает из-за этой неожиданно возникшей преграды. – Мне посчастливилось найти Монклерский Общественный Колледж, после того как я бросила учебу в Университете Тафтса.[9]

– Вы были студенткой Тафтса? – она выглядит удивленной.

– Я посещала занятия на протяжении года, училась на полную стипендию, до того как… по семейным обстоятельствам мне не пришлось вернуться домой.

Лидия ждет объяснений, но я больше ничего не добавляю. Болезнь мамы, ее последующая смерть – мне до сих пор слишком больно говорить об этом. Вскоре Лидия, сдвинув очки на кончик своего острого носа, просматривает следующий лист бумаги, находящийся у неё в папке.

– Вы очень хорошо справились с заданием.

Я выдохнула. Казалось, я не дышала с тех пор, как зашла в аукционный дом.

– О, очень приятно слышать. – Я знала! – Я просто так сильно люблю искусство – эпоха Барокко моя самая любимая, движение в картинах, энергия и жизнь в таких драматических и ярких деталях – но любой истинный шедевр искусства поражает меня прямо сюда, понимаете? – Я касаюсь своего сердца. – Это как настоящий физический отклик. И я просто хочу находиться в окружении всей этой красоты, творений рук человеческих, истории произведений искусства, которые находятся тут, у вас.

Лидия снимает очки, почти улыбаясь мне. Наверное, несмотря ни на что, это все же не так уж маловероятно.

– Другие претенденты также справились хорошо, – говорит она. – Расскажите, почему именно вы заслуживаете этого.

Я снова вдохнула. С чего бы начать?

– Если вы дадите мне эту возможность, Мисс Форбс, я буду работать очень усердно, усерднее, чем кто-либо другой. Я понимаю, какая это возможность и не воспринимаю ее как должное. – Не так, как те детки снаружи с трастовыми фондами, добавляю я про себя. – Днём или ночью, в зависимости от того, что будет нужно «Кэррингерс». Я хочу эту работу, и… честно говоря, это всё, чего я когда-либо хотела. Я знаю, что буду действительно хороша в этом деле, и если вы просто позволите мне…

– Спасибо, мисс Беннет, – перебивает она меня. Резко встает, так что и мне пришлось последовать ее примеру. Моя юбка прилипла сзади к моим ногам. – На этом всё.

Она жестом указывает мне на дверь, около которой я замечаю ее ассистентку, которая стояла там подобно статуе на протяжении всего собеседования. Мои щеки вспыхивают.

Немного растерявшись, я благодарю её пересекая кабинет в сторону входной двери.

– Мы свяжемся с вами, – говорит Лидия, когда я покидаю кабинет и снова окунаюсь в море богатеньких детишек, их дизайнерских шмоток и школьных связей, чувствуя себя самой огромной рыбой, которую только выбросили на сушу. Что только что произошло?

Челси и Анжелика по-прежнему сидят на своих местах, болтая и смеясь. Они совсем не нервничают, и я задумываюсь, каково это – когда тебе не нужно так усердно стараться. Иметь влиятельного папочку, который может подергать за ниточки, чтобы устроить тебе собеседование, и по жизни получать всё на блюдечке с голубой каёмочкой. Когда я прохожу мимо, ассистентка Лидии называет какое-то до безумия смешное имя вроде «Грандельвиль Брэндиблерг», и Анжелика произносит:

– О, он должен быть действительно хорош. А его мать тут член Совета директоров.

– Я не волнуюсь, – беззаботно отвечает Челси. – Ты знаешь, мой отец – один из самых крупных их клиентов. Моё имя уже красуется на всех необходимых бумагах.

Анжелика закатывает глаза.

– И чего я вообще беспокоюсь?

Челси замечает, что я наблюдаю за ними, и ухмыляется.

– Никому из вас и не нужно беспокоиться. Это всё показуха.

Она разглядывает меня с ног до головы и, демонстративно громко прочистив горло, говорит:

– К слову о показухах …

Сидящая рядом с ней Анжелика начинает хихикать.

У меня всё внутри обрывается. Начинают подступать слезы, и я быстро ухожу прочь, ускоряя темп, несмотря на боль и волдыри на ногах. Я должна надеяться, что эта испорченная, самодовольная девушка с блестящими волосами всё-таки ошибается. Что весь этот день не был простой формальностью, как она думает, и что у меня всё еще есть шанс. Мамочка, я сделала всё, что было в моих силах. Я скрестила пальцы, ныряя обратно в суматоху городских улиц.

ГЛАВА 2

– Заказ готов! Шестой столик!

Суета в ресторане «У Джованни» – это организованный хаос. Три года назад, только начав тут работать, я была всерьез запугана, но сейчас я могу с закрытыми глазами маневрировать среди двадцати пяти столиков с красно-белыми клетчатыми скатертями, и при этом нести поднос в два раза шире своих плеч. Я все еще могу немного пахнуть «маринара»,[10] но теперь на моей рубашке его гораздо меньше, чем в те далекие дни.

Я хватаю две дымящиеся тарелки с фирменным блюдом от Джованни – классические спагетти с домашним томатным соусом «маринара» и фрикадельками размером с ваш кулак. В кухонном окошке появляется широкое улыбающееся лицо шеф-повара Фреда.

– Как прошло сегодня твое важное собеседование?

– Откуда ты узнал о нем? Я рассказала только Ноне.

– Ты сама ответила на свой вопрос, разве нет, мисси, – произносит он и смеется. – Ты же ее знаешь.

Здорово.

– То есть все знают?

– Почти все!

Лонни, повар линии раздачи, выкрикивает:

– Уверен, ты отлично справилась, Грэйс!

Хор поощрительных реплик с кухни напоминает мне, почему я люблю это место, но и вынуждает волноваться, что я могу разочаровать людей, которые стали моей семьей.

– Это было просто собеседование, – говорю я, укладывая по веточке петрушки на каждую тарелку.

– Ты здесь самая умная девушка, Грэйс, – сказал Фред, сливая воду из гигантской кастрюли с лингвини[11].

– Спасибо, но конкуренция за место действительно большая, и связи имеют значение…

– У тебя самые лучшие связи – с нашей семьей, верно? – Он ставит на стол тарелку с пастой «Примавера»[12] и фрикадельками. – Заказ готов! Второй столик! – Фред подмигивает мне. – Дело в шляпе, малышка.

Я доставляю наши знаменитые фрикадельки – последние пять лет их признают лучшими в городе, Джованни лично привез рецепт из Италии – за столик паре, у которой, очевидно, первое свидание.

– Свежий пармезан? – Под их взглядами натираю сыр. – Приятного аппетита!

У нас всегда много посетителей, и обычно скорого темпа работы этого ресторана достаточно, чтобы меня отвлечь, но сегодня я не могу перестать думать о «Кэррингерс» или о своих опасениях. Я ставлю корзинку с хлебом новой семье за десятым столиком, когда знакомый голос Ноны окликает меня:

– Грэйс, иди сюда и обними меня!

Нона и Джованни – первоначальные владельцы. Им уже по семьдесят, поэтому технически они считаются на пенсии, но по-прежнему проводят большую часть вечеров за центральным столиком, попивая граппу[13] и правя своей личной Маленькой Италией на Норт-Бич в Сан-Франциско: приветствуя посетителей, обсуждая еду (Джованни) и тиская за щеки и раздавая леденцы (Нона). Все любят их почти также, как еду.

Нона обнимает меня, положив руку мне на талию.

– Это, – говорит она друзьям за своим столиком, – моя Грэйси.

– Привет, Грэйси, – хором произносят дамы.

Нона сияет как гордая бабушка.

– Вы должны увидеть ее картины! Настоящий талант, как и ее мать. – Нона тискает меня за щеки. – В один прекрасный день она станет известной.

Я фальшиво улыбнулась, надеясь, что улыбка походила на настоящую.

– Спасибо, Нона, – произношу я, делая шаг назад.

– Она стесняется, – словно суфлер шепчет Нона гостям за своим столом, и все женщины громко смеются.

– Приятно со всеми вами познакомиться. – Я целую Нону в макушку. – Мне нужно возвращаться к делам, чтобы продолжать радовать ваших гостей.

Вся тяжесть ожидания и хрупких надежд начинает давить на меня. Я делаю глубокий вдох и направляюсь через заднюю дверь на улицу. Если бы я курила, то мне бы понадобилось сейчас затянуться сигаретой. Знаю, это глупо, но я проверила свой телефон. Конечно, никаких звонков.

– Что мне делать? – прошептала я, взглянув вверх на клубы поднимающегося тумана, отсвечивающего желтым в свете уличных фонарей.

– Делать с чем, куколка?

– Дерьмо! – Я подскочила и развернулась, чтобы посмотреть на говорившего. Им оказался кузен Эдди – болтун, на десять лет моложе меня, весь из себя очаровашка, которого интересовали только тренажерный зал и треп с девчонками. – Эдди, я думала, что я тут одна.

Он выныривает из тени, где курил.

– Ты можешь быть одна со мной в любое время, ты же знаешь. – Слова настоящие и искренние, несмотря на то, что он флиртует, что является его второй натурой. Его кожаная куртка скрипит, когда он склоняется ближе. – Что тебе нужно, чтобы решить твою маленькую проблемку?

– К сожалению, ничего, с чем бы ты мог помочь.

Он раскидывает руки, будто хочет обнять, и я вспоминаю о загадочном – и к тому же совершенно великолепном – британце-произведении искусства, в которого врезалась сегодня утром, когда он наслаждался кофе. Я бы с радостью шагнула в его распростертые объятия.

– Ну же, – произнес Эдди, – расскажи кузену Эдди, что случилось?

– Спасибо, Эдди, правда. – Я по-сестрински погладила его по плечу. – Но у меня все в порядке.

Он проводит рукой по своим волосам, густо смазанным гелем, и ухмыляется в стиле Джоуи Триббиани – «Как-делишки»[14].

– В таком случае, пошли со мной на танцы сегодня вечером. Ты почувствуешь себя лучше, чем просто в порядке…

– Эдди, это ты? – Нона выходит в переулок и хлопает его по спине. – Хорошо, что ты здесь. Сходи, помоги отнести коробки с вином, ладно?

– Если передумаешь, куколка, – подмигивает мне Эдди, перед тем как вернуться в ресторан.

– Кыш! – говорит Нона и поворачивается ко мне, качая головой. – Ох уж этот мальчишка… – Она смотрит на меня из-под рыжей крашеной челки. – Ты в порядке, милая? Ты же знаешь, Эдди безобиден.

– Знаю, Нона. Дело не в нем. Наверно я просто нервничаю из-за стажировки. – Я еще раз бросаю взгляд на телефон.

– Они позвонят, Грэйси. Позвонят.

И я произношу то, о чем думала с самого утра, с того момента как встала с постели:

– А что, если я просто недостаточно хороша? Что, если я никогда не буду достаточно хороша?

– Ох, милая. – Она обнимает меня.

Я сдерживаю слезы.

– Я весь год пыталась, снова и снова, и это моя единственная возможность. Никто больше даже не заинтересовался.

– Ты сильная и талантливая, – произнесла Нона. – Более того, ты полна решимости, так же как твоя мама. – Она присаживается на перевернутый деревянный ящик. – Никогда не забуду, когда впервые увидела твою маму и тебя. Тебе было где-то около двух лет, ты была очень рассержена: кричала и билась в своей коляске. Твоя мама в отчаянии зашла к нам и попросила молока. Джованни лишь взглянул на тебя и сказал ей, что у него есть кое-что получше. Он вынес тарелку канноли[15] – сладкий крем всегда успокаивал Кармеллу, когда она была малышкой – и ты тут же замолчала и начала уплетать за обе щеки. – Она расхохоталась своим раскатистым смехом, и я не смогла сдержаться и присоединилась к ней, хотя слышала эту историю уже сотню раз. От этого я всегда чувствовала себя ближе к маме.

– Твоя мама была так благодарна, хотя ты и была вся покрыта сахаром и крошками, но, наконец-то, перестала плакать. После этого она навещала нас каждый раз, когда вы вдвоем приезжали в город. Я узнала, какой сильной она была, как усердно трудилась в одиночку, чтобы обеспечить вас хорошим, надежным домом. Она никогда не сдавалась, и ты такая же.

Теперь я не могу сдержать слез.

– Хотела бы я, чтобы она могла быть сейчас тут, – шепчу я. – Хотела бы…

Нона протягивает руку и касается моей щеки:

– Она любила тебя, Грэйси. А любовь никогда не умирает.

В конце смены я отдаю работникам кухни их долю от моих чаевых и получаю еще один раунд подбадриваний, типа: «В путь», «Ты станешь звездой», «Не забудь нас, когда будешь знаменита», а бонусом – поцелуй от Ноны.

– Не переживай, – говорит она, когда я иду домой – вверх по лестнице за рестораном Джованни, в квартирку на верхнем этаже.

Последний год я живу прямо над рестораном. Квартирка насквозь пропахла итальянской едой, но когда мне нужно было куда-то переехать, ди Фиорес предложили мне это место по невероятно хорошей цене. Еще один их бескорыстный поступок в отношении меня. Джованни сказал, это для того, чтобы у меня больше никогда не было оправданий для опозданий, но я опоздала на работу лишь однажды и всегда знала, что Нона очень волнуется каждый раз, когда мне приходится уходить с работы после полуночи и ехать домой на автобусе. Она, и правда, как приемная мама – мне очень повезло, что меня приняли в эту любящую, немного беспокойную и очень шумную вторую семью.До меня все еще доносится их смех, успокаивающий гул голосов, и я начинаю готовиться ко сну. Дочь Ноны и Джованни – Кармелла – за соседней дверью накрывает стол, к ней присоединяются ее муж Фред и несколько других поваров, чтобы выпить вина и закусить. У меня есть постоянное приглашение присоединиться к ним, и когда я прихожу, они обращаются со мной как с одной из своих.Мне повезло. После смерти мамы я чувствовала себя так, будто у меня никого нет. Я была так потеряна и одинока. И тогда ди Фиорес дали мне больше, чем просто работу, больше чем семью – они дали мне очередной шанс исполнить свои мечты. Без денег, которые я зарабатывала в ресторане «У Джованни», я бы никогда не смогла заплатить за колледж – даже за общественный колледж, который Лидия-Модные-Штаны подняла на смех – а без их поддержки и одобрения я бы никогда не смогла продолжить обучение и заниматься искусством.Я чищу зубы и смотрю на одну из картин моей мамы. Пейзаж Оклендских холмов: покачивающаяся зеленая трава и деревья, словно ожившие и двигающиеся от дуновений невидимого бриза. Эта квартирка маленькая, но домашняя, похожа на ту, где я жила в детстве. Отец бросил маму, когда она была беременна, так что мы вдвоем жили на ее зарплату работающей матери-одиночки, но она никогда не позволяла мне почувствовать, что мы стеснены в средствах.Я научилась у мамы трюкам, как создавать красоту и не тратить при этом деньги. У меня есть несколько живых растений в небольших горшках у окон, и я использую много ярких цветов и тканей для декорирования всего помещения. Я выплюнула зубную пасту и вернула щетку в футляр, который по форме напоминает океанскую волну. «Это мелочи», – так всегда говорила моя мама, и я воспринимала их близко к сердцу.Любовь моей мамы продолжает жить, и я знаю, то, что сказала Нона – правда, но я скучаю по возможности слышать мамин смех и видеть ее улыбку, видеть то, как она загоралась, когда в дни бесплатных посещений бывала в городских музеях, как она часами стояла перед картинами или скульптурами. «Посмотри на эту линию, Грэйс, как она разделяет свет на тень. – Она научила меня находить точку энергии в полотнах, где все линии, казалось, сходились и расходились. – Вот где скрыт смысл».Я надела пижаму и в очередной раз с восхищением посмотрела на разнообразные коллажи на стенах – картинки, которые я прикупила в Чайна-тауне или у уличных торговцев на арт-ярмарках. Мама любила искусство ради искусства, а не потому, что тот или иной предмет был известным. Она научила меня верить, что если какое-то творение меня тронуло или зацепило, то этого достаточно.Больше всего я скучаю по тому, как наблюдала за работой мамы в гостиной, когда старая простыня была накинута на нашу мебель из комиссионного магазина, а на мамином лице, когда она рисовала, было одно выражение – сконцентрированное блаженство. Мне нравится думать, что и мое лицо выглядит так же, когда я творю. Давненько я не чувствовала вдохновения. Я была не в состоянии рисовать, с тех пор как она умерла, словно с ее утратой и из моих работ ушла радость.Как только я залезла под одеяло, мой телефон тренькнул. Должно быть, я пропустила звонок, когда прибиралась после смены. Я хватаю его, снимаю с ночного режима и смотрю на светящийся экран.У вас одно новое сообщение...Я захожу на голосовую почту и нажимаю кнопку «воспроизвести», и когда я прослушиваю, мое сердце подскакивает к горлу. Это ассистент Лидии из аукционного дома!– Мисс Беннет? Поздравляем. Пожалуйста, подъезжайте завтра к девяти утра, чтобы начать работу на новой должности.Да!Я прослушиваю сообщение три раза подряд, просто чтобы убедиться, что не сплю, я так широко улыбаюсь, что лицо начинает сводить. У меня получилось! После всех трудов, всех переживаний, у меня наконец-то прорыв.Я возвращаюсь в кровать и даю волю воображению. Сначала эта стажировка, а потом – кто знает? С такой работой и достаточным практическим опытом в моем резюме, я смогу стать оценщиком или покупателем в одном из самых престижных и уважаемых аукционных домов мира. Больше не нужно будет перебиваться от зарплаты до зарплаты.Наконец-то мои дела пойдут в гору.

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 Следующая ⇒