ВЛАДИМИР ГУРКИН. САНЯ, ВАНЯ, С НИМИ РИМАС. Пьеса в двух частях. Москва

ВЛАДИМИР ГУРКИН

САНЯ, ВАНЯ, С НИМИ РИМАС

Пьеса в двух частях

Москва

2005 г.

Дедам моим – Петру Рудакову, Ивану Краснощёкову,

бабкам моим – Софье, Александре, Анне посвящаю.

Великим труженицам и матерям, воинам,

защитившим Родину нашу от фашизма – вечная светлая память!

Действующие лица

АЛЕКСАНДРА

АННА сестры

СОФЬЯ

ПЁТР ПЕТРОВИЧ РУДАКОВ – муж Софьи

ЖЕНЯ – дочь Рудаковых

ВИТЬКА – сын Рудаковых (младенец)

ИВАН ДЕМЕНТЬЕВИЧ КРАСНОЩЁКОВ – муж Александры

РИМАС АЛЬБЕРТОВИЧ ПАТИС – холостяк

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Картина первая

1941 год. Июль. Вторая половина дня. За околицей села на косогоре сидит Женя. Появляется Александра.

АЛЕКСАНДРА. Женя! Вот куда… забралась. Обыскались тебя! И на озеро, и на речку… Фу. (Села рядом.) Ревёшь что ли? Ох! А Витька-то где? Слышь? Где Витька?

ЖЕНЯ. Под кустом. Спит. Вон.

АЛЕКСАНДРА. А чё ж ты его бросила там? Змеюка какая покусает…

ЖЕНЯ. Оборонку ему сделала.

АЛЕКСАНДРА. Какую оборонку?

ЖЕНЯ (улыбнувшись). Пометила вокруг него.

АЛЕКСАНДРА. Как это?

ЖЕНЯ. Ну, как… Как звери помечают. Пописала вокруг куста. Хоть мышь, хоть змея… Почуют и уйдут.

АЛЕКСАНДРА. Ойё-ё-о-о! (Смеётся.) Ой-ё-ё! Тебя кто так надоумил делать-то?

ЖЕНЯ. Дядь Ваня твой. Он всегда так делает. Границу набрызгает вокруг корзины – с малиной, с грибами – и всё. Даже медведь заопасается.

АЛЕКСАНДРА. А я не знала.

ЖЕНЯ. Да ты чё, кока*? И пацаны всегда так делают.

АЛЕКСАНДРА (смеясь). А я не знала! Ну, люди… Смотри, до чего додумались. Да? Смекнули же… Зверь, правда, понюхает и уйдёт, не захочет связываться-то. От немцев, от фашистов побрызгать бы чё-нить вокруг страны, чтоб не лезли… Дак поздно уже – залезли уже. (Помолчав.) Мать, говорю, тебя потеряла. Счас сюда с Нюркой прибежит. На озеро завернули, а ты вон где сидишь, рыдашь. Скажи, чего ревёшь-то? Потеряла чего-нибудь? Обидел кто?

ЖЕНЯ. Тёть Нюра опять брюхатая.

АЛЕКСАНДРА. Ды ты чё?!

ЖЕНЯ. Да! Поди, к зиме кого-нибудь уже выродит.

АЛЕКСАНДРА. А-а! Надо же, заметила. А я, слепорыло, ничё не вижу.

ЖЕНЯ. Она их куда рожает-то, кока? Ещё война вон… началась.

АЛЕКСАНДРА. Ты как заметила? Может ошибаешься?

ЖЕНЯ. А чё ж тогда всё время у нас огурцы солёные просит?

АЛЕКСАНДРА. Господи, огурцы баба любит, вот и просит.

ЖЕНЯ. Знаешь, сколько она их за один раз съедает? Целую миску.

АЛЕКСАНДРА. Засол хороший.

ЖЕНЯ. Да? Ей тазик навали – тазик съест. Ещё извёстку колупает.

АЛЕКСАНДРА. Зачем?

ЖЕНЯ. Колупает и сосёт. Колькой беременна была, так делала, Серёжкой – так делала, Капкой – тоже. Сколько раз мел у меня просила, я ей из школы таскала.

АЛЕКСАНДРА. Мел ела?

ЖЕНЯ. Да! И мел!

АЛЕКСАНДРА. Организм, видно, требует. Не хватает в нём, наверно, копонентов каких-то… Копанентов, да?

ЖЕНЯ. Компонентов.

АЛЕКСАНДРА. О! Компонентов. Вот и жуёт. Ну и пусть себе жует, ты-то чё переживаешь? Мне, вон, Бог никак детей не даёт… Сейчас бы сказали: «Александра, вот тебе целое ведро извёски, садись и ешь. Ведро уговоришь – будет тебе ребятёночек. Я бы и бочку за такую-то радость ухнула, чесно слово.

ЖЕНЯ. И померла бы сразу.

АЛЕКСАНДРА. С такой радостью впереди никакая смерть не страшна.

(Помолчали. Женя положила голову тётке на плечо.)

ЖЕНЯ. Крёстная…

АЛЕКСАНДРА. У?

ЖЕНЯ. Вот если бы ты родила, я бы с радостью и возилась бы, и нянчилась, и помогала бы тебе…

АЛЕКСАНДРА. Ну, нету, нету. Ну, как я его тебе? По-щучьему веленью, что ли? Не знаю… То ли я пустая, то ли муж мой шалапутный.

ЖЕНЯ. В Краснослудку с дядей Ваней съездите, или в область – в Молотов – в женскую больницу, узнайте. Там точно определят.

АЛЕКСАНДРА. Ты что! Боюсь! Вдруг скажут… Александра Алексеевна, скажут, недоделанная вы для женского счастья, бракованная, не ждите никого… Не надейтесь, в общем. Мне тогда в петлю сразу.

ЖЕНЯ. Почему?

АЛЕКСАНДРА. Ивану-то сказать придётся. А он возьмёт и подумает: это чё ж, мне теперь до последнего, до самой смерти без детей, без сына жить? Мужику в перву очередь всегда сына иметь хочется. Вон, твои Витьку народили, дак Пётр-то целую неделю всё село миловал, обцеловывал – не знал куда деваться от счастья такого.

ЖЕНЯ. Ага, перепились и чуть не утонули со сплавщиками.

АЛЕКСАНДРА. Дак от счастья же. Ну, вот… Подумает Иван, затылок почешет, потом вот так за шкирку подымет меня, посадит перед собой и скажет: знаешь что, супруга моя пустобрюхая, люблю тебя, а всё ж таки пойду сейчас к какой-нибудь лахудре сына себе клепать.

ЖЕНЯ. Вот ни в жизнь дядя Ваня ни к кому не пойдёт!

АЛЕКСАНДРА. Пойдё-о-от. Он когда яростный сделается, его ничё не остановит.

ЖЕНЯ. А ты?

АЛЕКСАНДРА. А чё я? Пусть попробует. Коса у нас, как бритва, острая. Как махану литовкой-то… Сначала кобеля моего курносого, потом себя. Такая трагедь закрутится – лучше не начинать. Лучше сразу в петлю.

ЖЕНЯ. А если врачи на дядю Ваню покажут, если из-за него у вас детей нет?

АЛЕКСАНДРА. Маленько полегче, конечно. Я-то ему изменять не собираюсь. С другой стороны, ему, опять же, горе. Передо мной всю жизнь виноватиться ему потом? Зачем? Не хочу я так. А ну их к чёрту, Женечка, больницы эти. Может, судьба ещё смилостивится, может, ещё пошлёт Бог кого. А мы у вас баню истопили, намоемся сегодня. Пойдём, а то накостыляет мать тебе. Видишь, минуты без тебя прожить не может.

(Женя принесла из-под куста спелёнутого ребенка.)

Мамка-то сама к нам притопала. И Нюра с ней. Эй! Здесь!

(Появились Софья и Анна.)

СОФЬЯ. Женька, ты почему удрала-то? Или дел нет – тебя по селу рыскать? (Забирает ребёнка.) Спит?

АЛЕКСАНДРА. Вы передохнуть девке дайте маленько.

СОФЬЯ. Прям, уработалась. (Рассматривая сына.) Пауты нас не закусали? Нет, вроде.

ЖЕНЯ. Мама, можно я на озеро сбегаю?

СОФЬЯ. Чего там потеряла?

АЛЕКСАНДРА. Искупаться девка хочет, чего…

СОФЬЯ. Дома дел невпроворот, она купаться… Вечер же скоро.

ЖЕНЯ. Я быстро, только окунусь.

СОФЬЯ. И кур домой гони. Опять в овраг умотали. Разок искупаешься и гони их. Слышь?

ЖЕНЯ (убегая). Ладно!

СОФЬЯ. Её одну слушаются. От меня, от бати разбегаются и всё, а за ней, как дрессированные – бегут, аж с ног друг друга сшибают. Ну, ты посмотри.

АЛЕКСАНДРА. Золотая девка. Жалей её. Ей рябячаться-то осталось – всего ничего.

СОФЬЯ. А я жалею. Нюрке вон, старшей нашей скажи. Замотала ребятней своей. «Женя, покорми, Женя присмотри, Женя»… Батрачка она тебе, что ли?

АННА. Дак племянница.

СОФЬЯ. Ну, и воду теперь на ней возить?

АЛЕКСАНДРА. Нюр, а ты чё, опять беременна?

СОФЬЯ. Нюрка!..

АННА (погладив себя по животу). Заметно, да?

Небольшая пауза

СОФЬЯ. Ты куда их рожаешь-то?

АЛЕКСАНДРА. На засол. Война вовсю разыгрывается, они детей клепают.

СОФЬЯ. Вы чё, с ума с Михаилом сошли?

АННА (махнув рукой). Говорят, через три недели кончится.

СОФЬЯ. Дак прошли уже три недели-то. Считать умеешь?

АННА (ворчит). Три… четыре… Через полгода, самое большое, кончится! Увидите.

АЛЕКСАНДРА. Ага, ага. Уже Минск, всю Беларусь захапали!

СОФЬЯ. А если год? А если два? Чем кормиться с ордой вашей будете?

АЛЕКСАНДРА. Что ты, Соня?! Какие два?! Полгода! Ей, поди, сам Сталин с Гитлером полгода нагарантировали. Да, Нюра?

АННА. Я что, нарочно, что ли? Как эти… набросились. Не переживаю, думаете?

Пауза.

АЛЕКСАНДРА (вздохнув). Охохонющки хо-хо. Нет детей – плохо, есть – не знаешь как от холода, от голода, от войн этих проклятых уберечь. Наладится, нет, жизнь когда-нибудь?

СОФЬЯ (прошла в глубину на край косогора). Чусовая какая сегодня красивая. Гляньте-ка, сверкает вся.

АННА. Саня, может ещё и не докатится до нас… война-то?

АЛЕКСАНДРА. Вообще-то, раньше не докатывалась.

СОФЬЯ (прикрыв глаза от солнца ладонью). Господи… Губарев! Председатель!

АННА. Где?

СОФЬЯ. Вон! Внизу! Куда это он так? Аж пятки сверкают.

АЛЕКСАНДРА. Девки, а ведь это бык за ним гонится…

АННА. Жора, по-моему. Жорка, ага.

СОФЬЯ. Батюшки… Сюда не завернёт? Забодает нас с Витькой.

АННА. Нет. К реке бегут.

(Появились запыхавшиеся Пётр и Иван.)

ИВАН. Саня!

АЛЕКСАНДРА. Ох!

ИВАН. Председателя не видели?

АЛЕКСАНДРА. Напугал, зараза!

АННА. К Чусовой, вон, чешет.

СОФЬЯ. Петь, бык его гонит!

ПЁТР. Скорей, Иван. (Убегает.)

ИВАН. Ждите здесь. (Бежит за Петром.)

(Появилась Женя.)

ЖЕНЯ. Мама! Кока! Жорка с фермы сбежал! Папа с дядь Ваней его ловят!

СОФЬЯ. На Витьку, домой бегите. На озеро не пошла?

ЖЕНЯ. Я папу встретила… (Взяла на руки Витьку.) Он про Жору сказал… А ты же с Витей… Мало ли что.

СОФЬЯ. Ну, молодец. Идите домой, сейчас придём. Отца дождёмся. Идите.

ЖЕНЯ. Ага. (Ушла.)

АЛЕКСАНДРА. Уже не видно их отсюда. О, с фермы скотники бегут…

СОФЬЯ. Бык, вроде, смирный, никогда ни за кем не гонялся.

АННА. Председателя, видать, не любит.

АЛЕКСАНДРА. Полюбишь такого придурка. (Смеётся.) Уже и скотина в нём разобралась.

АННА. Но. В конюшню к Мише зайдёт, они на него лягаются.

АЛЕКСАНДРА. Зло, поди, на твоём Мишке срывает?

АННА. Но. Косится.

СОФЬЯ. Фи-и, косится… Пётр с ним каждый день цапается. На ножах живут.

АННА. А чё?

СОФЬЯ. Делать ни черта не хочет. Водку жрать с уполномоченными, колхоз разворовывать – это да. Сам напортачит, на Петра всё сваливает. Уйди, говорю ему, уйди ты на хрен с этого «завпроизводством». Ему колхоз жалко. Никому не жалко – все специалисты разбежались – ему жалко.

АЛЕКСАНДРА (идущим к ним Петру и Ивану). Управились?

ИВАН. Арестовали Жору. Сдали мы с Петькой товарища. Повели… Под конвоем. Идите, посмотрите.

СОФЬЯ. А кто?

ИВАН. Дзюба с Филиппычем. Скотники.

АННА. Председателя не вижу… А где он?

ИВАН. Жорка утопил. (Стаскивает с ног сапоги, вытряхивает воду.) Загнал в реку по самые брови, Губарь и захлебнулся. Петро, дай закурить. И спички – мои отсырели.

АЛЕКСАНДРА. Ты чё такой мокрый?

ИВАН (закуривая). Труп из реки вытаскивал.

АННА. Захлебнулся? Губарев?

ИВАН. Но. Новую профессию теперь осваивает. Рыбий пастух!

АННА. Едит твою!

ИВАН. Такие дела, Нюрок. Магадан Жорке светит, может и расстреляют.

СОФЬЯ (Анне). Господи… Ты как дитя у нас малое. Верит всему. Ну, ты чё, Нюр?

Все смеются.

АННА (улыбаясь). А я поверила.

ПЁТР (оглядываясь). Сонь, Витьку куда девала? У тебя же был…

СОФЬЯ. Женя домой унесла.

ПЁТР. А-а. Прибегала?

АЛЕКСАНДРА (подсев к Петру). Он почему на него бросился? Скажи, скажи. Никогда ж никого не трогал.

ПЁТР. Лезть не надо куда не просят. Фартук хотел снять.

СОФЬЯ. Какой фартук? С кого снять?

ПЁТР. С быка. С кого ж ещё?

СОФЬЯ. Он в фартуке, что ли, ходил?

АЛЕКСАНДРА. В стадо кто его без фартука пустит?

ИВАН. Елдатёр, Сонь, называется. Из брезента. А ты чё, никогда быка в фартуке не видела.

СОФЬЯ. Нет.

ПЁТР. В деревне выросла и не видела?!

СОФЬЯ. Да зачем он ему?

ИВАН (Петру). Молчи! Петро, молчи! Я сам. Поясняю.

АЛЕКСАНДРА. Только матом не крой.

ИВАН. Не буду.

ПЁТР. Другим покроет.

АЛЕКСАНДРА. Чем?

ИВАН. Чем бык корову. Тихо! Смотри, Сонь. Дай-ка фартук свой. Дай, дай. Смотри. (Повязывает на себе фартук.) Я – бык. (Показывает на Александру.) Это Пеструха моя. Подмогни, Саня.

АЛЕКСАНДРА. Уйди!

ИВАН. Ну, подмогни! На Нюрке, что ль, показывать?

АННА. Давай.

АЛЕКСАНДРА (грозит кулаком Анне). Э, э! (Ивану.) Ну и чё делать?

ИВАН. Здесь стань. Посмеёмся хоть. Я – Жора! (Прошёлся, изображая быка.)

АЛЕКСАНДРА. Чё делать-то?

ИВАН. Э-эх! (Крепко обнял жену со спины, прижав к себе.)

АЛЕКСАНДРА (посмеиваясь, включается в игру). Не завали меня тут у всех на глазах…

ИВАН. Саня, мы счас с тобой крупный рогатый, он по нашему не умеет.

АЛЕКСАНДРА. А ничё не чувствую!

ИВАН. Дак я ж в фартуке!

АЛЕКСАНДРА. Дак он же не брезент!

ИВАН. Дак и я не Жора!

СОФЬЯ (смеётся, начиная догадываться). А-а-а-а!

(Иван снова прошёлся быком, скакнув на смеющихся, словно отгоняя, вновь обнял жену.)

ИВАН. Пестру-у-у-у-ха!

АЛЕКСАНДРА. Жо-о-о-ора!

ИВАН. Не могу-у-у-у-у! Мешает чё-то!

СОФЬЯ (согнувшись от смеха). Фа-а… Фар…

АННА. Фартук!...

СОФЬЯ. Елдотёр…

ПЁТР. Сонь! А я свободный! Я без ничего!

СОФЬЯ. Уйди-и!

АЛЕКСАНДРА. Сымай его!.. Жор… Жор… К чёрто…вой матери!

ИВАН. Не могу-у-у, Пеструха!

АЛЕКСАНДРА. По… Почему?!..

ИВАН. Как мне его… копытами-то?!

АННА. Копытами… Не развяжешь, правда!

(Хохочут ещё громче.)

АЛЕКСАНДРА. Жорушка-а!

(Срывает с Ивана фартук и оба, обнявшись, валятся на траву. Пётр, в свою очередь, обняв Софью и целуя, тоже валит её на землю. Смеётся, всплёскивая руками, с радостным испугом поглядывая по сторонам, Анна.)

АЛЕКСАНДРА. Ванька, сука!.. Кобель!.. Иван! Хватит!

ИВАН. Всё, ребята! Поворачиваем к людскому обличию…

АЛЕКСАНДРА. Нюра, никого там нет? Чёрте чё подумают…

ПЁТР. Саня! Мы ж шалим!

СОФЬЯ. Ик… ик… Обхо… ик… хоталась. Ик. Ох, не к добру.

АЛЕКСАНДРА. А что, Губарев развязывать начал?

ПЁТР. Как раз в этот самый момент.

ИВАН. Жорка к корове сзади пристроился – заскочил на неё, хрипит, мучится из-за фартука, Губарь на Жору сзади прыгат, примеривается, фартук стягиват, узел рвёт.

СОФЬЯ. Добро дело хотел сделать, да?

АННА. Его порвёшь… Там ремень кожаный.

ПЁТР. Вообще снимать нельзя – корова-то неплановая, да ещё беременная.

АЛЕКСАНДРА. Дак зачем тогда он?

ПЁТР. Спроси его.

ИВАН. Загляделся на процесс! Да ещё подвыпимши. Городской, никогда не видел… Как оно там, в натуре?

АННА (кивнув). Без фартука.

ИВАН. Заинтересовался. А Жорка чё?.. За претендента его, наверно, принял.

СОФЬЯ. Пьяный, а на ферму попёрся… Придурок.

ПЁТР. С гостями гулял. Из города, с Молотова приехали. За молоком пришёл – отпаивать после пьянки.

СОФЬЯ. А кто такие?

ПЁТР. Какие-то военные.

АЛЕКСАНДРА. Поди, вас на войну забирать? А, Иван?

ИВАН. Чёрт его знает. Тянут какую-то холеру. Вон, из Дивьи многих позабирали, а из нашего Ромахино, да ещё васильевских… Как забыли.

АННА. Глухомань, пока доберутся.

ПЁТР. Лес весь сгоним по Чусовой и заберут.

ИВАН. Там лесу-то… На один перегон осталось.

СОФЬЯ. Ну и что? Кому-то ж надо его сплавлять.

ПЁТР. Ну, вот. Сплавим и пойдём. Неделей раньше, неделей позже… Весь транспорт на запад битком – не знают где вагоны брать.

АЛЕКСАНДРА. О, Господи!

ИВАН. Дак уже и товарняк, товарные вагоны задействуют. Точно-точно.

СОФЬЯ. Чё буде-е-ет?... Мамочка моя, чё буде-е-ет?..

ПЁТР. Ладно, день, да наш. Вы баню сготовили?

СОФЬЯ. Саня, как думаешь – протопилась баня?

АЛЕКСАНДРА. Пойдём, поглядим. Нюр, Мишку своего веди, с мужиками попарится.

АННА. Лучше я с ним. Чижело ему на одной ноге.

АЛЕКСАНДРА. Мужики, что ль, не помогут? А время потеряем. Ждать пока вы там наплескаетесь вдвоём…

СОФЬЯ. Наплескались уж. Петь, Иван, Нюра-то опять у нас беременная.

ИВАН. Нюрок, дай пять. (Жмёт Анне руку.)

(Медленно пошли с косогора.)

АЛЕКСАНДРА. Сначала мужики помоются, потом мы.

ПЁТР. А мы после вас ещё разок! Да, Ваня?

АЛЕКСАНДРА. Только давайте побыстрее, чтобы за полночь не ложиться.

ИВАН. Ещё ж за столом посидеть. Нюр, самогонки притащишь?

АННА. А сколько?

ИВАН. Петь, сколько?

ПЁТР. Пять человек? Ну, литр.

ИВАН (Анне). Ну, литр.

АННА. Литр принесу.

Картина вторая

Двор Рудаковых. Видны часть дома с крыльцом, надворные постройки. На заднем плане – в глубине огорода – баня. Ближе к крыльцу стол, по обе стороны которого лавки. На крыльцо выскочила Женя. В руках две большие миски. На середине двора её останавливает голос матери.

ГОЛОС СОФЬИ. Женя!

ЖЕНЯ. Что?!

ГОЛОС СОФЬИ. Огурцы со дна бери!

ЖЕНЯ. Ладно!

ГОЛОС СОФЬИ. Побольше бери! У мужиков спроси – скоро они там?!

ЖЕНЯ. Ладно! (Скрылась в сарайчике.)

(С улицы во двор, стараясь быть незамеченным, входит Римас Патис в форме милицейского старшины. Остановился, прислушался. Из дома слышны женские голоса. Хлопнула крышка погреба. Появилась Женя с мисками, полными квашеной капусты и солёных огурцов.)

ЖЕНЯ. Ой, здрасьте.

РИМАС (кивнул). Отец где?

ЖЕНЯ. В бане. Моются.

РИМАС. С кем?

ЖЕНЯ. С дядь Ваней.

РИМАС. Краснощёков?

ЖЕНЯ. Да. Парятся… По второму разу пошли. Позвать? Папа! Дядь…

РИМАС. Погоди. Я сам. (Пошёл было к бане, но, раздумав, вернулся.) Пусть парятся… Зайду… Попозже. (Идёт к выходу.)

ЖЕНЯ. Дядь Римас! А вы… на войну его? Забираете, да?

РИМАС. Матери не говори, что был. Отцу скажи… Зайду. (Уходит.)

(Поставив миски на стол, спешит в огород к бане.)

ЖЕНЯ. Папа! Дядь Ваня! Вы скоро?

ГОЛОС ПЕТРА. Всё-о-о! Уже идём!

(Из дома вышли Нюра, Софья, Александра. Головы покрыты полотенцами. Ставят на стол закуску, посуду.)

СОФЬЯ. Вот парятся! Вот парятся!

АННА. Одного раза мало им.

СОФЬЯ. Они ж и так первый раз долго парились. После их зашли, у меня аж волосы затрещали. Второй раз?! Не-е – чистое пекло. Ни за какие калачи.

АЛЕКСАНДРА. Вона чё-о! А я голову сломала – чё там у Соньки внизу живота потрескивает?

СОФЬЯ (шутливо толкнув Александру). У тебя, поди, внизу, не у меня! Правда, думала, умру.

АЛЕКСАНДРА. А я б за милу душу… по второму кругу, как мужики.

АННА. Так шла бы сейчас с Иваном, с Петей…

АЛЕКСАНДРА. А чё-то промахнулась! Ты где раньше была? Не подсказала!

(Смеются.)

АННА. Заревнует Соня. Не боишься?

СОФЬЯ. Для родной сестры-то? Фу-у, ничё не жалко! (Села на лавку.) Давно так не парились. Тело гуди-и-и-ит… Хорошо-то как, Господи.

Пауза.

АЛЕКСАНДРА. Кажется, идут. Пыхтят.

СОФЬЯ. Наконец-то. Ну, вы чё, мужики?

(Едва переставляя ноги, почти выползая, из огорода появляются Иван с Петром. Обогнав их, шмыгнула за стол Женя.)

ПЁТР (предупреждая). Женька…

ЖЕНЯ. Ладно-ладно. Не буду.

СОФЬЯ. Чего не будешь?

ЖЕНЯ. Болтать не буду. Без толку. Да, папа?

(Мужики бухнулись на лавку. Молчат.)

АЛЕКСАНДРА. Девки, гляньте, аж дымятся.

СОФРЬЯ. Ну, напа-а-арились…

АННА. Малёхо не сварились. Да?

СОФЬЯ. Так-то уж зачем? Ну, вы чё?

ПЁТР. Пока пар живой… Жалко упускать.

ИВАН. Зря Михаил твой, Нюр, отказался. Петро, на третью ходку… Отважимся?

СОФЬЯ. Куда? Помрёте! Идите, полежите, лучше.

ИВАН, ПЁТР (бодро и громко). А самогон?!

АЛЕКСАНДРА, СОФЬЯ, АННА (с испугом). Ой!

АЛЕКСАНДРА. Тьфу на вас! Шуты Балакиревы…

АННА (с готовностью). Принесла, ага.

СОФЬЯ. Нюр, сиди. (Жене). Доча, сбегай. Под подушкой у меня, на кровати.

(Женя убежала в дом.)

ИВАН (Петру). Говорил? А ты где, где?

СОФЬЯ (вслед Жене). Витю посмотри! Если чё, газету ему опять сунь! Накладывайте себе, не сидите.

АЛЕКСАНДРА. Наливайте. Ванька, чё сидишь?

ИВАН. А ничего ж нету!

(Вернулась Женя с бутылкой.)

АЛЕКСАНДРА (Ивану). Во-от! Прям в руки к тебе прибежала.

ИВАН. Другое дело. Оприходывам?

АЛЕКСАНДРА. Давай, не тяни, стемнеет скоро.

СОФЬЯ (Жене). Спит?

ЖЕНЯ. С газетой играет.

АЛЕКСАНДРА. Пацан какой золотой! Таких не встречала. Он когда-нибудь у вас плачет, хоть маленько капризничит?

ПЁТР. А чего ему? Поел – поспал, проснулся – опять поел, опять поспал.

СОФЬЯ. Тут батя ему как-то газету сунул. С правления принёс, где про Минск, что сдали, про мобилизацию… Радости! Лучше игрушки… Всё – нет! Шуршит, комкает, шлёпает по ней. Обхезается, обписается – э-э, гори оно огнём. Пока всю не истеребит на мелки кусочки – мелки-мелки – без внимания.

ПЁТР. Часами может играться с ней.

СОФЬЯ (Жене). Сидит?

ЖЕНЯ. Бубукает чё-то себе под нос.

СОФЬЯ. Разговаривает сам с собой, ага. Ой, а порвать когда не может, сердитый такой сделается – бровки насупит и ножками вот так, вот так…

АННА. Сучит, сучит…

СОФЬЯ. Ножками сучит. Умора.

ИВАН. Писателем заделается, или этим… корреспондентом. Давайте за детишек…

ЖЕНЯ. И чтоб никого не забирали, чтоб скорей война кончилась!

ПЁТР. Эй! Эй! Ты чего разговорилась? Спать хочешь? Пойдёшь.

ЖЕНЯ (потупившись). Нет.

СОФЬЯ. Взрослые разговаривают – не лезь, а то быстро… на лежанку.

ЖЕНЯ. Я больше не буду.

СОФЬЯ. Сиди, молчи. Ешь лучше.

ИВАН. За детишек… За Витьку, за Женю, за Нюриных чертенят.

АННА. Хулиганы, да.

(Выпили.)

ИВАН. Дурак, Нюр, твой Мишка, что не пришёл. Вон гулеванье какое получилось.

АННА. Не знаю… Рогом упёрся – не пойду и всё. Упрямый такой. Чё упёрся?..

ПЁТР. Да не упрямый.

АННА. Да? А упёрся. Чего упёрся тогда?

ПЁТР. Боится, наверное. Трусоватый он у тебя, Нюр.

СОФЬЯ. Господи, нас, что ли, боится?

ИВАН. Председателя. Знает, что Пётр с тем на ножах.

АЛЕКСАНДРА. Ну и что?

ИВАН. Санька, смотри. Губарева с города выперли? Выперли. К нам заслали? Заслали. Вот и дерёт жопу перед начальством… Выслуживается, чтобы назад вернули.

СОФЬЯ. А Михаил-то тут причём? Тот дерёт, выслуживается… Михаил-то причём?

ИВАН. Здрасьте! Я, к примеру, перед начальством вот так вот, чуть не лбом в землю, а мои подчинённые… Этот… Характер будут мне свой показывать? Как Петька Рудаков? Не, не надо. Пусть лучше тоже елозят передо мной, как я там, пусть выслуживаются. А Мишка это дело скумекал. Хорошо скумекал. Он счас кто? Начальник конюшни. Правильно? А узнает Губарь, что он с его врагом якшается, в бане парится… Всё! Навоз меси, хвосты крути. Он же злопамятный, падла, Губарь наш. Вот Мишка и осторожничает.

Пауза.

(Нюра выбралась из-за стола, направилась к выходу.)

ПЁТР. Нюра!

ИВАН. Я чё, не туда загрёб?

ПЁТР. Оба не туда. Постой, Нюр!

АННА (обернувшись). Я вот сестра их… Я вот старшая… Соньку с Сашкой… Кто вам жён вырастил? Ты, Пётр Петрович, умный… Иван тоже языкастый. Вот посчитайте. Папку на германской убило. Маме сказали… Сразу упала и умерла. Сразу… Разрыв сердца! Помнят сёстры, помнят. Этой шесть, Сашке восемь… Посчитай-ка… Царску пенсию за папу Ленин забрал… Или кто там? Мельницу эксприровали, забрали!.. Чё делать? Чё жрать? А я на сплав! А куда? С пятнадцати годов! Наравне с мужиками! Ни на чё не рассчитывала! Сдохнуть рассчитывала… Хорошо, Миша ко мне… с гражданской пришёл… Хоть с культёй, а всё по другому. Помогал. Никого не обижал. Сонька, Санька, обижал он вас? Для всех старался. Без его б все три загнулись! И сейчас, вон, дома четыре малых сидят… пятый в животе. Все исть просят! Дак Миша мой… Хоть инвалид, на одной ноге хоть, а работат! Для детишек упирается… Для него весь свет в детишках, да в конюшне! И ничё он не обдирает! Никакой жопы!..

Пауза.

ИВАН. Нюр, про Губарева я…

ПЁТР. Нюра, прости.

АННА. Он кому из вас плохого чего сделал?

ИВАН. Нюр, звездани меня! Звездани! Звездани по-нормальному!

АННА. Знаешь, чё я вам скажу?

ПЁТР. Говори, Нюра.

АННА. Будете моего Мишу обижать, слова ваши поганые ещё… Придушу на х…*! И тебя придушу на х…, Пётр! И тебя, Иван, придушу.

ИВАН (опустился на колени). Анна Алексеевна, прости! Потерял меру, зараза… Не сердись.

ПЁТР. Прости, Нюра. (Срывает со стены сарая косу.) Нюр, смотри сюда! Не простишь – литовкой чиркану себя!

СОФЬЯ. Э, э! Батя! Ты чего?!

ПЁТР. Честное слово, ты меня знаешь… Нюра!

ИВАН. Да ёк комарок! (Выхватил косу из рук Петра.) Хошь я его махом, Нюр, дурака этого? Стой, Петька! Лучше я – мне сподручней!

(Анна подошла к Ивану, забрала у него косу, вернула её на место – на крюк в стене сарая. Внимательно посмотрела на мужиков. Поцеловала – сначала Петра, потом Ивана – вернулась на своё место за столом.)

АННА. Он же для близиру так с председателем. Для близиру. Но.

СОФЬЯ (вытирая Анне глаза). Суки какие… Обидели нашу Нюру.

АННА (удивлённо). Слёзы, да?

АЛЕКСАНДРА. Ну, всё, хватит… топать в одно и то же место. Выпьем. (Разливая самогон, мужикам.) А вы… Выходите из угла, прощается вам.

(Иван и Пётр сели за стол.)

ИВАН. Ну, чё? За мир на всей планете? Нюрк, Соня, Саня, за добры отношения?

СОФЬЯ. Давайте.

АЛЕКСАНДРА (Анне). Нельзя тебе! Ты что?

АННА. Я на язык, для вкусу.

(Выпили.)

СОФЬЯ (Жене). Поела? Иди в дом к Витьке.

АЛЕКСАНДРА. Путь ещё пожует. Или наелась?

ЖЕНЯ. Угу.

СОФЬЯ. Взрослые сидят, матерятся… Уши развесила. Иди.

(Женя пошла в дом. Идёт медленно, нехотя.)

ПЁТР. За мир, значит… (Посмотрел на стакан и допил до конца.) С войной надо как-то управляться.

АННА. Кого делать?

ИВАН. Родину, Нюр, родину защищать… пора. Чё сидеть? Да, Пётр?

АННА. А-а. Но. Ещё самогону? Я сбегаю.

СОФЬЯ. Хватит-хватит. И есть ещё… Не пьяницы же. Саня, Ваня, спойте лучше. Давно не пели.

АННА (сразу). Про казака!

ИВАН. Какого? Их много.

АННА. Где доска сломалась.

АЛЕКСАНДРА. А-а… Ванька, заводи.

СОФЬЯ (Жене). Ты здесь ещё?

ЖЕНЯ. Мам, можно песню послушать?

СОФЬЯ (смеётся). Вот чё с ней делать?

ПЁТР. Доча, иди ко мне.

(Женя быстро села к отцу на колени, обняв его за шею, другой обняла мать.)

СОФЬЯ. Послушай и сразу в дом.

ЖЕНЯ (с готовностью). Угу.

СОФЬЯ. Давай, Иван… Саня.

ИВАН (поёт). Шё-о-ол ка-а-а-азак через речку домо-о-ой,

Шё-о-ол до-о-омой молодой, холостой,

О-о-бло-о-омилась доска,

По-одве-е-ела казака,

(Появился Римас. Хотел было выйти к поющим, но придержался за углом дома, решив дослушать песню. Закурил.)

За-аче-ерпнул он воды

Са-а-погой!

(Обняв мужа, вступила Александра. Поют привычно слаженно. Хорошо поют.)

О-о-бло-омилась доска,

По-о-две-е-ла казака –

За-ачерпнул он воды

Са-а-пого-о-ой!

(Когда песня кончилась, все молчали, боясь сбить возникший сладостно-тревожный тон. Зашло солнце, утягивая за собой последний свет заката. Набирало силу слабое мерцание первых звёзд. Издали раздалось едва слышимое блеянье коз.)

АЛЕКСАНДРА (прислушавшись). Ваня, не наши бекают?

ИВАН. Тося… А счас Катька.

АЛЕКСАНДРА. Доиться просят. Допивайте, ребяты, остатки, пора идти.

СОФЬЯ. Посидели б ещё.

АЛЕКСАНДРА. Козы, слышишь, надрываются. Доить надо.

АННА. Пока светло. Да?

АЛЕКСАНДРА. Конечно.

ИВАН (наливая последнее Петру и себе). Тогда за вас, бабы. Лучше вас на свете нет.

(Мужики выпили.)

АЛЕКСАНДРА. Нюр, бери посуду, поможем Соне.

(Собрав всё со стола, кроме не выпитого Анной стакана, женщины уходят в дом. Александра приостановилась на крыльце.)

АЛЕКСАНДРА. Вань!

ИВАН. Оу?!

АЛЕКСАНДРА. Шайки-то в бане забыли! И Нюрину, и нашу! Сбегай, принеси! (Ушла.)

ИВАН. Тю ты, ёк комарок… (Убежал в огород к бане.)

(Пётр подошёл к сараю, поправил на стене косу и, расстёгивая ширинку, с опаской глядя на крыльцо, потрусил к углу дома, где, сидя на корточках, курит Патис.)

РИМАС (вовремя заметив пристроившегося было облегчиться на него Петра, шарахнулся в сторону). Т-ты что?!

ПЁТР (от неожиданности взмахнув руками). А?! Итит твою!

РИМАС. Ёлки-палки… Прицелился… Ладно, ничего.

ПЁТР. Патис?

РИМАС. Хорошо милицию встречаешь.

ПЁТР. Так э я… А ты чего тут?

РИМАС. Радио дома нет – пришёл вас послушать.

Небольшая пауза.

ПЁТР. И как?

РИМАС. Что?

ПЁТР. Радио. Понравилось?

РИМАС. Заслушался. Чуть под твою брызгалку не попал. С Краснощёковым гуляешь?

ПЁТР. С ним.

РИМАС. Закуришь? (Протянул Петру папиросу.)

ПЁТР. Давай. Римас Альбертыч, ты, правда, чего тут делаешь? Спичку дай.

(Появился Иван с двумя цинковыми тазами. Положил их на лавку, взял стакан с самогонкой, хотел выпить, но, услышав голоса, прошёл к углу дома.)

РИМАС. Сейчас-то облегчись. Не терпи.

ПЁТР. Расхотелось.

ИВАН. О! Патис! Здоров, Римас Альбертыч! (Римас кивнул.) Женька сказала, был ты, убежал. Чего? Мог бы попариться…

РИМАС. Некогда.

ИВАН. Ну, раз некогда… давай.

РИМАС. Что давай?

ИВАН. Я почём знаю. Ты… с повесткой, наверное… Или как? Правильно, Петь?

ПЁТР. Если на фронт – повестка… А чего ещё?

ИВАН. Мы уж было подумали – забыли про нас.

Небольшая пауза.

РИМАС. На арест не повестки – ордера выписывают.

ПЁТР. Какой арест?

ИВАН. На фронт когда?

РИМАС. А как стемнеет. (Помолчав.) Приехали за вами. Из органов. Госуправление безопасности. (Ивану.) Понял?

ИВАН (не сразу). Из органов? Губисты… Понял.

ПЁТР. А где они?

РИМАС. У председателя догуливают. В три ночи за тобой, потом к Краснощёкову… пойдём.

ИВАН. Ко мне?

РИМАС. К тебе. Как стемнеет, уходите… Чтоб никто не видел.

Пауза.

ПЁТР. Бумагу, что ль, накатал кто?

РИМАС (кивнув). Бумагу. Не одну.

ИВАН. Кто?

РИМАС. Не ясно кто?

ПЁТР. Губарев? (Римас не отвечает.) Римас… В чём обвиняют?

РИМАС. Разное. Жучок в муке… Шесть мешков. Было?

ПЁТР. Вот гадина! Он же сам из муки всю берёзу выкинул!

РИМАС. Какую берёзу?

ПЁТР. Ветки! Обшкуренные…

ИВАН. От жучка они. Если ветка в муке, с ней – хоть десять лет – ничего не сделается. И никаких жучков.

ПЁТР. А этот долбень – председатель, мать вашу – взял и всю берёзу выкинул… никому ничего не сказал. Конечно, жучок появится.

РИМАС. Подумал, наверное, что мусор?

ПЁТР. А там есть чем думать? Не знаешь – спроси.

РИМАС. А с фермы зачем весной прогнали? Побили зачем?

ИВАН. Дак он пьяный к дояркам в трусы полез! И глядеть на него?

РИМАС. А бить-то зачем?

ПЁТР. Да не били его.

ИВАН. За шкирку взяли и вытащили с территории. И всё!

РИМАС. Вот вам и вредительство, вот вам и заговор… против местной советской власти.

(Помолчали.)

ИВАН. Петь, надо было нам первыми бумаги двигать.

ПЁТР. Надо было, да не та кобыла.

Пауза.

РИМАС. Как до Молотова доберётесь? Машин нет, пешком… В семь утра эшелон с добровольцами отходит. Не успеете.

ИВАН. А если по реке до Дивьи?

ПЁТР. На вёслах?

ИВАН. А чё? Вдвоём, по течению, без остановки… Догребё-о-ём!

РИМАС. Часа два… От Дивьи лесовозом. Лесовозы всю ночь в город ходят… Тогда успеете… Можете успеть. Жёнам скажите, когда спрашивать у них начнут губисты – где вы, что вы? – пусть не врут. Правду пусть говорят… Мол, на фронт всё время рвались, вот и убежали. Ясно? Пойду, а то хватятся…

ИВАН. Римас Альбертыч! (Протянул стакан.) Альбертыч…

РИМАС. Лодка на ходу?

ИВАН. Хоть до Астрахани. Недавно с Петром смолили.

РИМАС. Софье с Александрой строго накажите – пусть не крутят насчёт вас. Те всё равно узнают, а им потом – слёзы. (Выпивает.) Прощаться… Провожать к реке… (Возвращает стакан.) Не вздумайте. (Уходит.)

ИВАН (с удивлением.) У него же язва! Непьющий же! Полный стакан жахнул! Гляди!

ПЁТР (спохватившись, вслед Патису). Спасибо!

(Из дома вышли Анна и Александра. Взяв тазы с лавки, идут со двора.)

АЛЕКСАНДРА. А где мужики наши?

ИВАН. Здесь! (Петру). Так чего?

ПЁТР. В одиннадцать у твоей лодки.

ИВАН. В одиннадцать. Давай.

ПЁТР. Документы не забудь.

(Пётр остался один. Прошёлся по двору, заглянул в окно дома, легонько постучал. Присел на крыльцо.)

СОФЬЯ (выйдя на крыльцо). Ты стучал? (Пётр смотрит на жену.) Что? Петь, ну, что?

ПЁТР. Иди сюда…

Картина третья

В доме Краснощёковых. Тихо. Постукивают ходики. На столе недособранный вещмешок, слегка притушенная керосиновая лампа. Из соседней комнаты послышался резкий скрип кровати, негромкие быстрые голоса, шлёпанье босых ног. Появились Иван и Александра. Они в исподнем, начинают торопливо одеваться.

АЛЕКСАНДРА. Всё же таки, дотянули…

ИВАН. Ничё, в самый раз… Сколько там на ходиках?

АЛЕКСАНДРА. Не вижу…

ИВАН. Лампу прибавь.

АЛЕКСАНДРА (прибавляя фитиль в лампе). Залью счас её…

ИВАН. Кого?

АЛЕКСАНДРА. Лампу, кого… (Вытирает глаза, от бегущих слёз.)

ИВАН. О! Чё они у тебя не кончаются-то, слёзы-то? Целый час ревёшь, а не кончаются… А, Шурёнок? (Помогает управиться со слезами. Крепко обнял.) Родник у тебя там, что ли, забил, или ещё какой источник? Озеро какое-нибудь… Где воды стоко берёшь?

АЛЕКСАНДРА. Правду Соня сказала – не к добру смеялись. Она, как мама – всё чует. Целый день веселились… Не к добру хохотали, ясно теперь.

ИВАН. Узнать бы, кто нам войну эту… нахохотал? А идти надо… Рано или поздно… Шур, полодиннадцатого… Тридцать минут ещё…

АЛЕКСАНДРА. А дорога?

ИВАН. Чё там… Пять минут к реке спуститься. А. Шур?

(Начинают быстро раздеваться.)

АЛЕКСАНДРА. Да рубаху-то уж не снимай… Ладно уж… (Ведёт Ивана в спальню, но в дверях останавливается.) Вань! Мешок недособрали! Одевайся! Быстро!

ИВАН. Тю, ёк комарок!

(Вновь начинают одеваться.)

АЛЕКСАНДРА. Кружку с ложкой не забыть…

ИВАН. Успели бы!

АЛЕКСАНДРА (укладывая в мешок кружку, ложку, еду). Теперь уж после войны. Давайте там… побыстрее, не точите с ней лясы… Некогда, мол нам! Жёны, вон, ждут… недотоптанные. (Смеётся.)

ИВАН. Но. Токо разохотились… Да?

(Иван и Александра стоят, смотрят друг на друга и смеются, смеются, вытирая слёзы.)

АЛЕКСАНДРА. Пристрелю его на х… Попрощаться толком не дал, сука… Да, Ваня?

ИВАН. Не, не надо. Жору на него спустите… Ну-ка, забодай его, Жора! За наших. (Замерев.) Три минуты туда, три минуты сюда… Ну, чё ты, Сань?

АЛЕКСАНДРА (решительно снимая с себя кофту). Где не надо, не высовывайтесь с Петей.

ИВАН. Конечно. Мы чё, дураки? (Снимая штаны.) Справимся, Саня… По-умному-то, по-быстрому-то… Соскучиться не успеете. Главное, дождались чтоб… (Обнял Александру, ведёт её из комнаты.)

АЛЕКСАНДРА. Ага, нужен мне кто? Ты чё, Ваня?.. Учти, не вернёшься, позволишь страшное чё с собой… сразу в Чусовую за тобой с обрыва… следом. Понял?

ИВАН. Понял.

АЛЕКСАНДРА. Вот, учти.

(Иван оглянулся на часы, замер. Виновато смотрит на Александру. Александра всё поняла. Кинулась к лежащим на полу брюкам, помогает мужу одеться. Делают всё молча, быстро. И вот Иван уже полностью одет. За плечами вещмешок, на голове шапка.)

ИВАН. Александра Алексеевна… (Пожимает руку жене.) Держись тут…

АЛЕКСАНДРА. Учти.

ИВАН. Учту. Разрешите… (Отдаёт честь.) Разрешите идти… громить… фашиста этого… долбанного?

АЛЕКСАНДРА. Давай, Иван Дементич.

(Иван направился было к выходу, но вернулся к часам и до упора подтянул гирьку.)

ИВАН. Вот так вот. Теперь пошёл. Я скоро.

Картина четвертая

В доме Рудаковых. За столом Софья и Женя.

СОФЬЯ. Скажем, на охоту он… На охоте, и все дела. Когда придёт? А мы почём знаем? Он – мужик. Перед нами не распространяется. Правильно? Может к вечеру завтра, а может и на ночь задержится… Мало ли. Собаку взял и попёр… Чё ему распространяться перед всеми?

ЖЕНЯ. Мама, у крыльца кто привязан?

СОФЬЯ. Кто?

ЖЕНЯ. Папа к крыльцу Серого привязал! С собакой… Забыла? У крыльца Серый-то!

СОФЬЯ. А-а! На рыбалке! На тот берег умотал! На рыбалку! Даже лучше! Не найдут… - можно подумать, что утонул, если что. А пока думать будут… Они уж до фронта доберутся. Так и сделаем. Поняла?

ЖЕНЯ. Он же правду велел говорить! И удочки… все, в сенях!

СОФЬЯ. А мы их счас куда-нибудь затырим…

(Послышался незлобивый лай Серого и смолк.)

ЖЕНЯ. Серый лает…

СОФЬЯ. Не успели… Пришли…

ЖЕНЯ. Это кока. Крёстную Серый так… встречает.

СОФЬЯ. Да?

(Входит Александра.)

СОФЬЯ. Правда! (Александре.) По лаю тебя Женя узнала!

АЛЕКСАНДРА. Не лаяла, вроде, я. Ещё не лаяла, но скоро начну. Ещё и покусаю… сволочь кой-какую. Или загрызу… к чёртовой матери.

ЖЕНЯ. Кока, папа врать не велел, а она им сказать хочет, что на охоту он… Или на рыбалке. Как с ума сошла…

СОФЬЯ. Надо ж время потянуть!

АЛЕКСАНДРА. Крестница,