|
|||
ЕДИНОМЫШЛЕННИКИЕДИНОМЫШЛЕННИКИ В ушах Уэверли, когда она пыталась заснуть в ту первую ночь в общей спальне, звенела молитва Энн Мэтер. От того, что сказала эта женщина, у нее холодело все внутри. «О каждой из этих девочек мы будем заботиться, как о собственной дочери». За этими словами крылось что-то зловещее. Оно не отпускало ее, словно приближая ее к какой-то пугающей правде. Это что-то всю ночь оставалось на краю ее сознания, просачиваясь в ее сны. «Как о собственной дочери». Уэверли как ошпаренная села на своей койке. Она знала, каким будет следующее действие Энн Мэтер. Ей нужно было срочно поговорить с Фелисити. Уэверли посмотрела в сторону коридора, где разглядела сидевшую на стуле приземистую полную женщину. Энн Мэтер называла ее «сестрой», но она знала, что на самом деле эта женщина была охранником. Хотя Уэверли и не могла разглядеть ее лица, она решила, что женщина, скорее всего, спит. Уэверли как можно тише выбралась из-под одеяла и начала пробираться вдоль коек по направлению к дальней стене, где лежала Фелисити. Медленно продвигаясь вперед, пугаясь шороха ночной рубашки о свои ноги, который казался ей невероятно громким, Уэверли наконец добралась до кровати Фелисити и потрясла ее за плечо. Когда Фелисити распахнула глаза, Уэверли зажала ей рот рукой и прошептала: — Тише. — Что ты делаешь? — прошипела Фелисити. — Я думаю, они собираются разделить нас. Они собираются поселить нас с семьями. — Что? — Они собираются не подпускать нас друг к другу, чтобы мы не могли разговаривать. У Фелисити открылся рот, когда до нее дошли слова Уэверли. — Как ты можешь быть в этом уверена? Уэверли попыталась вспомнить, почему она была так в этом уверена, но в конце концов все, что она смогла сказать, было: — Потому что именно так поступила бы я, если бы хотела контролировать толпу детей. Фелисити задумчиво кивнула, но, когда она подняла глаза на Уэверли, взгляд ее был жестким. — Ну и что? Уэверли потрясла головой: — Что ты имеешь в виду? — Что мы можем с этим поделать? Уэверли уселась на корточки. — Уэверли, вся власть у них, — сказала Фелисити. — Мне плевать, если ты считаешь меня трусихой. Я хочу остаться в живых. Я не собираюсь ничего затевать вместе с тобой, понимаешь? — Но то, что они сделали… — А что они сделали? Ну, правда? Они увезли нас с корабля, который вот-вот готов был взорваться. — Я в это не верю. — Уэверли бросила взгляд в сторону женщины-охранника, но та не двигалась. — Ты же видела, что произошло в отсеке для шаттлов. — Я видела панику. Это все, что я знаю. — Как ты можешь… — Прекрати! Прекрати! — Фелисити прижала к глазам сжатые кулаки. — Фелисити… — Голос Уэверли надломился, и она закусила пальцы, чтобы не расплакаться. Успокоившись, она прошептала: — Ты мне нужна. Я не могу сделать это одна. — Сделать что? Здесь нечего делать. — Мы не можем здесь оставаться, — со слезами в голосе сказала Уэверли. — Неужели ты этого не видишь? Фелисити обхватила Уэверли руками, насильно обняв ее. Уэверли положила голову на плечо Фелисити, вдыхая сладкий молочный запах ее кожи. — Должен быть какой-то выход. Фелисити отстранилась и заговорила сквозь сжатые зубы: — Я не позволю тебе, чтобы меня убили. — Если ты веришь в их историю по поводу того, что произошло, почему ты боишься, что они тебя убьют? Губы Фелисити сжались в тоненькую ниточку. — А если ты не веришь в их историю, то почему ты не боишься? «Я боюсь!» — подумала Уэверли. Койка скрипнула, и она увидела Саманту Стэплтон, которая приподнялась на локте, прислушиваясь к их разговору. Их глаза встретились, и Саманта кивнула. Женщина у двери закашлялась. Она не двигалась, но, видимо, проснулась. Уэверли указала пальцем на Фелисити: — Отлично. Сдавайся. Но не становись у меня на пути. Она не стала ждать ответа. Как можно быстрее она подкралась к койке Саманты. Уэверли прошептала: — Ты тоже не веришь в их историю? — Нет. Когда, ты думаешь, они собираются нас разделить? — мрачно спросила Саманта. — Скоро. Нам нужно будет как-то общаться, когда нас разделят… В комнате вспыхнул свет. Уэверли бросилась на пол. Взглянув вверх на Саманту, она увидела, что девочка, похоже, сошла с ума. Она терла глаза, а ее рот скривился от самой натуральной боли. — Что ты… — начала Уэверли, но ее прервал резкий голос: — Что, разреши спросить, здесь происходит? Над ней возвышалась сестра, скрестив короткие ручки на пухлой груди и глядя прямо на Уэверли. — Это я виновата в том, что плакала. Она пыталась меня успокоить! — прорыдала Саманта. Каким-то образом ей удалось выдавить из себя настоящие слезы. — Она услышала, как я плачу, и пришла посмотреть, все ли у меня в порядке. Женщина присела на койку и обхватила руками Саманту, которая разразилась самыми убедительными крокодиловыми слезами, которые Уэверли когда-либо видела. — Тебя любят, — напевала женщина, укачивая Саманту. — Есть сердце, любящее тебя. Женщина кивнула Уэверли, словно уверяя ее, что все в порядке. Уэверли пришлось вернуться к своей койке, откуда она наблюдала за Самантой, всхлипывающей на плече пожилой женщины. Эта картина почти заставила ее улыбнуться, и она спрятала лицо в подушку. К тому времени, когда слезы Саманты иссякли и женщина выключила свет, страх Уэверли превратился во что-то другое. В твердую уверенность и решимость. Вскоре пришло время вставать и одеваться. Все девочки сидели за столами и тихо ели свой завтрак, когда в столовую вошла Энн Мэтер с траурным выражением лица. Она тяжело облокотилась о мужчину — первого мужчину, которого Уэверли увидела на борту «Нового горизонта». Это был тот человек со шрамом, который на «Эмпирее» отвел девочек в отсек для шаттлов. Он улыбнулся Уэверли маслеными губами. Уэверли бросилась прочь с тарелкой еды. Энн Мэтер подняла руку: — Девочки, у меня новости по поводу «Эмпиреи». В комнате мгновенно наступила тишина, и все девочки выжидающе посмотрели на женщину. Уэверли подумала, что все, наверное, задержали дыхание, потому что единственные звуки в этой комнате издавал мужчина со шрамом, который водил кончиками пальцев по ткани своих штанов. — Мы обнаружили обломки, милые, — сказала Энн Мэтер. — И, боюсь, они выглядят очень нехорошо. Несколько девочек тут же разразились слезами. — Что вы подразумеваете под обломками? — спросила Сара с совершенно бесстрастным лицом. — Я думаю, будет лучше, если мы просто покажем вам. Пожалуйста, идите за мной, — сказала Энн Мэтер. Она держала руки поднятыми, пока к ней не подошли несколько младших девочек, и повела их из комнаты. Уэверли подхватила на руки плачущую Серафину Мбеве. Другие девочки спешили догнать Мэтер, цепляясь за ее платье и засыпая ее отчаянными вопросами. Процессия двигалась, словно во сне. Девочки шли за Мэтер и ее компаньоном по коридору, который выглядел точно так же, как коридоры на «Эмпирее». Это был первый раз, когда Уэверли выпустили из переоборудованной столовой, и ей было больно идти по коридорам, которые выглядели совсем как дома. Они повернули к левому борту корабля. Перед ними раскрылись двойные двери, и они снова оказались в отсеке для шаттлов. Уэверли задохнулась. Это место было совершенно таким же, как отсек для шаттлов на «Эмпирее», вплоть до платформ, на которых стояли шаттлы, и расставленных у стен «одиночек». Когда они шли к дверям воздушного шлюза, ее захлестнули воспоминания о перестрелке. Она посмотрела на ближайший к дверям воздушного шлюза шаттл — он был на том же месте, на котором стояла она, когда в последний раз взглянула на Кирана, когда они с Сетом умоляли ее не подниматься на борт. Если бы только она тогда послушалась их! Внезапно ее охватила такая тоска по Кирану, что она с трудом могла вздохнуть. Энн Мэтер жестом подозвала девочек, приглашая их встать вокруг чего-то, что на первый взгляд выглядело как камень, но, как Уэверли поняла в следующую секунду, на самом деле было глыбой расплавленного металла. — Прежде чем я расскажу вам, девочки, что это такое, я хочу сообщить вам, что мы до сих пор ищем ваших родителей. Девочки выстроились в круг, обступив лежащую на полу глыбу. Мужчина поставил в центр круга скамеечку, и Энн Мэтер с сожалением на лице уселась на нее, сложив руки на коленях. — Это первый образец останков, который нам удалось обнаружить. Мы провели некоторые тесты, и нам стало совершенно ясно, что это часть корпуса «Эмпиреи». Мне очень жаль, но это доказательство того, что «Эмпирея» погибла. Кто-то зарыдал. Уэверли показалось, что это Фелисити, но ей не хотелось смотреть. Она чувствовала такое отвращение, что все ее силы уходили только на то, чтобы стоять на ногах и дышать. Кусок металла перед ней смущал ее, заставляя думать, что, возможно, ее дом и правда был разрушен. Энн Мэтер хлопнула в ладоши, чтобы привлечь внимание. — Мы не оставляем надежду, что кто-то мог спастись на шаттлах, и до сих пор продолжаем поиски, но, боюсь, мы все должны быть готовы к худшему. Некоторые характеристики этих останков позволяют предположить термоядерный взрыв. У них вряд ли оставалось достаточно времени, чтобы эвакуировать людей с корабля. Помещение огласилось плачем и криками. Мама Уэверли, Киран, Сет, все, кого она когда-либо знала, превратились в пепел. Было ли им больно? Она больше не могла это выдержать. Все прошедшие дни страха и печали навалились на нее, и она закрыла лицо руками и разрыдалась. — Девочки, вы должны продолжать верить, — сказала Энн Мэтер. — Проводить поиски в этой туманности нелегко. Наш радар имеет ограниченный охват, но мы до сих пор ищем шаттлы. Они все еще могут быть где-то здесь. На самом деле, я верю в то, что они где-то здесь. Девочки немного успокоились. Они смотрели на Мэтер с надеждой в глазах. Даже Уэверли почувствовала, что цепляется за эту надежду, желая Мэтер и ее команде успеха. Боковым зрением Уэверли поймала мрачный взгляд Саманты. «Ты же не веришь в это», — казалось, говорила она. Уэверли кивнула, вытерла слезы и приказала себе не оставлять надежду. Но не ту отравляющую надежду, которую предлагала им Энн Мэтер. Нет, ее собственную надежду. Она почувствовала, как кто-то тянет ее за воротник. Серафина так сильно закусила губу, что на ней тонкой полоской алела кровь. Уэверли прошептала одними губами: — Все будет хорошо. Серафина посмотрела на нее с сомнением, но все-таки оставила свою окровавленную губу в покое. Энн Мэтер подняла руку, привлекая внимание. — А пока мы ищем выживших, я хочу спросить вас, как вы устроились в столовой? Хорошо ли вам спится на ваших койках? Некоторые из девочек отрицательно покачали головами. Аманда Тоббинс подняла руку и сказала: — Мои одеяла кусаются. — Вы бы не хотели иметь свои собственные кровати? Свои собственные комнаты? С более удобными одеялами? Уэверли подняла руку и громко заговорила: — Мне нравится быть с моими подругами. Я не хочу жить отдельно от них. Как она и ожидала, среди девочек поднялся шум, и Уэверли увидела, как несколько подружек обнимают друг друга в ужасе от мысли, что их разделят. Энн Мэтер невозмутимым оценивающим взглядом посмотрела на Уэверли. — Хорошо, — милостиво согласилась женщина. — Пусть пока будет так. Вы можете оставаться в общей спальне, пока мы не организуем что-то более постоянное. А тем временем, не хотите ли вы посмотреть на другие части корабля? Я думаю, давно пора устроить экскурсию. Уэверли смотрела, как Мэтер с трудом поднимается на ноги с помощью мужчины со шрамом. Мужчина и сам двигался вяло, как и сиделка, как и Мэтер, как и сестра прошлой ночью. Все взрослые на борту казались слабыми и изможденными. В глубине сознания Уэверли начала зарождаться идея. Должна была быть какая-то причина их болезни, что-то, чем она могла бы воспользоваться. Она знала это. Ей нужно было только подумать. — Дорогая… — Уэверли почувствовала чью-то руку возле своего локтя и, обернувшись, увидела Энн Мэтер, улыбавшуюся ей. — Можем ли мы перекинуться парой слов? — О чем? — спросила Уэверли. По ее коже там, где женщина тронула ее, пробежали мурашки, но Уэверли разрешила ей продеть руку под свой локоть и пошла с ней по коридору. — Мне нужен твой совет. Уэверли ничего не отвечала, пока Мэтер не заговорила снова: — Не хочешь ли ты пропустить первую часть экскурсии и выпить со мной чашечку чаю? — Женщина улыбнулась Уэверли, которая вдруг обнаружила, что сама улыбается ей в ответ, почти искренне. — Я думаю, нам с тобой нужно узнать друг друга получше. Ты умная девочка, и я уверена, что у тебя множество вопросов. — Это звучит замечательно, — сказала Уэверли, надеясь, что ее голос не выдаст того, как колотится ее сердце.
|
|||
|