|
|||||||
Зинаида Гиппиус. СТИХИ. ДНЕВНИК 1911-1921. У ПОРОГА. У ПОРОГА. ОТРЫВОЧНОЕ. А ПОТОМ…?Стр 1 из 36Следующая ⇒
Зинаида Гиппиус СТИХИ. ДНЕВНИК 1911-1921
У ПОРОГА
У ПОРОГА
На сердце непонятная тревога, Предчувствий непонятньи бред. Гляжу вперед — и так темна дорога, Что, может быть, совсем дороги нет.
Но словом прикоснуться не умею К живущему во мне — и в тишине. Я даже чувствовать его не смею: Оно как сон. Оно как сон во сне.
О, непонятная моя тревога! Она томительней день ото дня. И знаю: скорбь, что ныне у порога, Вся эта скорбь — не только для меня!
С. Петербург
ОТРЫВОЧНОЕ
Красная лампа горит на столе, А вокруг, везде — стены тьмы. Я не хочу жить на земле, Если нельзя уйти из тюрьмы.
Красная лампа на круглом столе. Никто не хочет тьму пройти. А если весь мир лежит во зле - То надо мир спасти.
Красная лампа на круглом столе… Сердце твердит: не то! не то! Сердце горит — и гаснет во мгле: Навстречу ему нейдет никто.
Лето 1905 СПБ
А ПОТОМ…?
Ангелы со мной не говорят. Любят осиянные селенья, Кротость любят и печать смиренья. Я же не смиренен и не свят:
Ангелы со мной не говорят.
Темненький приходит дух земли. Лакомый и большеглазый, скромный. Что ж такое, что малютка — темный? Сами мы не далеко ушли…
Робко приползает дух земли.
Спрашиваю я про смертный час. Мой младенец, хоть и скромен,— вещий. Знает многое про эти вещи, Что, скажи-ка, слышал ты о нас?
Что это такое — смертный час?
Темный ест усердно леденец. Шепчет весело: «И все ведь жили. Смертный час пришел — и раздавили. Взяли, раздавили — и конец.
Дай-ка мне четвертый леденец.
Ты рожден дорожным червяком. На дорожке долго не оставят, Ползай, ползай, а потом раздавят. Каждый, в смертный час, под сапогом,
Лопнет на дорожке червяком.
Разные бывают сапоги. Давят, впрочем, все они похоже, И с тобою, милый, будет то же, Чьей-нибудь отведаешь ноги…
Разные на свете сапоги.
Камень, нож иль пуля, всё — сапог. Кровью ль сердце хрупкое зальется, Болью ли дыхание сожмется, Петлей ли раздавит позвонок -
Иль не всё равно, какой сапог?»
Тихо понял я про смертный час. Я ласкаю гостя, как родного, Угощаю и пытаю снова: Вижу, много знаете о нас!
Понял, понял я про смертный час.
Но когда раздавят — что потом? Что, скажи? Возьми еще леденчик, Кушай, кушай, мертвенький младенчик! Не взял он. И поглядел бочком:
«Лучше не скажу я, что — потом».
Январь 1911 Канн
|
|||||||
|