Лекция в Аушвице

Лекция в Аушвице

Курт Франц, 26 ноября 2020 г.

С вами Курт Франц.

Сегодня опять был Освенцим.

В начале ночи ей взбрело туда сходить.

Она долго ругалась.

Они нам доказывали, что “некрасиво рассказывать про этих младенцев на весь мир”, она же не видела в этом проблемы и решила “всех просветить”.

Мол, “все должны так кушать”.

Ну, или почти так.

Освенцимские не понимали.

Она нетерпеливо легла на Умшлагплац, и, приказав мне организовать поезд, стала ждать.

Я поцапался с освенцимскими, но поезд доставили.

Это был её эшелон младенцев.

“Объясняю в последний раз”, - нетерпеливо сказала она.

Поезд разгрузили (за этим следили люди из Треблинки – наши стояли с автоматами, в полной боевой готовности, готовые защищать неприкосновенность королевы), и она начала их поглощать.

О, это было круто.

Она продемонстрировала всё, что она только может делать с младенцами.

Она обтиралась их кровью и пожирала их задницей.

И, очень красиво завернув вокруг них языком, протыкала.

Иногда в животики. Иногда – в анус.

Я уже мог подробно рассматривать.

Она отрешилась от всего и просто в них ковырялась, лёжа в кровавой ванне из маленьких то порванных, то раздавленных тел.

Она была самой Смертью.

Даже кожей впитывая кровь.

…Наевшись как следует, она сыто рыгнула, погладила значительно увеличившийся животик и подозвала меня.

Я немного стеснялся.

Она нетерпеливо и сурово глянула.

Ладно.

Я повернул её тело и вошёл ей в зад.

Отяжелевшая, она двигалась плохо.

Зато знала своё дело.

Вскоре она уже стонала, получая от меня первоклассный секс.

Пыталась намазывать каких-то младенцев на груди.

…Вскоре в освенцимских начали просыпаться какие-то первобытные инстинкты.

Ирма и её девушки, наученные Эльфридой, сейчас стояли в стороне.

Их опять подавил Крамер.

Реагировали, в основном, мужчины.

И они реагировали на Эльфриду.

Немного переварив, она снова стала неземной красоткой.

Она улыбнулась и, приподнявшись, словно насекомое поднялось верхней частью, не выпуская меня из своей цепкой задницы, пригласила их в себя.

Сначала они смущались.

Потом постепенно подошли.

“Я не буду с освенцимскими”, - прошептал я ей в ухо.

“Тебя никто не спрашивает”.

…Пришлось терпеть.

Зато, наконец, я в первый раз увидел, как она допустила Крамера во влагалище.

Даже слегка почувствовал.

До того она имела его лишь сама, членом в зад.

Она была насторожена, как пугающий жертву богомол.

Крепко вцепившись, она повалила его на землю (всё со мной сзади), и провела краткий экскурс по наслаждениям.

К концу Крамер был пьяным и растерянным.

Такой же обработке подверглось пол-лагеря.

Я видел злое лицо Ирмы.

“Ты должна быть благодарна, - повернула к ней лицо Эльфрида, насилуя очередного освенцимского. –

Я сейчас открыла им грудь.

Фактически, я за тебя делаю твою работу”.

И, помедлив, добавила:

“Не беспокойся, мне и в Треблинке есть, кого контролировать”.

…Тут я, взревев, кончил.

Она с удовольствием оглядела беснующегося зверя за своей спиной.

“Вот его, например”.

Ирма с интересом разглядывала меня.

Я и правда выглядел довольно дико – с выпершей мускулатурой, из пасти шла пена…

Я был зол.

Меня заставили трахать Эльфриду, ощущая в двух миллиметрах члены освенцимских.

“А мне каково? – тихо прошипела она. –

Молчи”.

…Я так понял, она просто занималась технической задачей по обработке одичавшего персонала подшефного лагеря.

Я был ею восхищён.

Пока она не занялась ещё более диким делом – сексуальной обработкой женщин.

Тут уж она меня отпустила.

Мол, “гуляй”.

…Секс с женщинами выглядел одновременно и отвратительно, и притягивающе.

Она будто всё это умела.

Где она понахваталась – не знаю.

Её прошлые жизни порой меня вымораживают.

Она подозвала к себе часть эшелона с детьми, предусмотрительно оставленную “на потом”, и они вместе с каждой женщиной стали это понемногу кушать.

Я не выдерживал.

Впрочем, любители подобных зрелищ нашлись.

…Я ждал её, чтобы вместе отправиться в Треблинку.

Но она зачитала ещё и лекцию.

“Знаете, - говорила она, - сейчас вы напоминаете мне испуганных щенят.

Вместо того, чтобы воевать за гордое право называться пожирателем, вы стыдитесь себя.

Скрываете свою деятельность.

Вы так и будете до конца веков прятаться?”

“Нет, но…”

“Пришла пора выйти из тени.

Весь мир должен смотреть на нас.

Дрожать и восхищаться”.

“Так быстро это не делается”.

“Начните с себя!”

Дав им парочку психологических советов и назвав их человеческие качества “омерзительным еврейским имплантантом”, она плавно закончила лекцию, и, ответив на их жадные вопросы, пришла ко мне.

“Ну, вот и всё.

Освенцим – не враг нам”.

…Ирма снова была обозначена как центр.

“Пойми, - сказала ей Эльфрида, - воевать придётся”.

…После чего она взяла меня под руку, и мы вместе направились в родную Треблинку.

Она хотела какать и есть – я всё это ей организовал, после чего мы лежали, бледные и усталые, в полутьме сарая.

Я обнимал её за грудь.

“Ты устала, милая?”

“Не то, чтобы устала.

Я, скорее, удовлетворена”.

Она немного подумала.

“Курт, сделайте мне настоящий паспорт СС”.

“Хорошо, если тебя это так волнует”.

“Это знаешь как?

Ну, круто же иметь бумажку, в которой написано, что ты СС”.

Я посмеялся, но приказал своим.

(Главой СС быть непросто, особенно когда самой Эльфриде жутко похуй на все внешние дела – она вылезает лишь для решения особо важных вопросов.

Это плюс обязанности коменданта.

И эта должность будет нужна, пока не кончится мир иллюзий, и наш родной ад не встанет, как райский дом для всех).

…Бумажку мы ей сделали.

Она с гордостью её рассматривала.

“Она же не цветная”.

“Ну извини.

В Треблинке нет цветных принтеров”.

“Зато настоящая”, - она с восторгом принюхалась.

“Хорош заниматься ерундой”, - я обхватил её за талию.

“Мой маньяк жаждет удовлетворения”, - нежно проговорила она.

“Да-а”.

Она удобно подставила мне зад.

Всё становилось на свои места.

***

Я трахал её долго.

С рыком.

Она меня принимала, похоже, опять начиная уважать мою личность.

Я плотно входил в её безупречное тело – она казалась посвежевшей, будто львица, с удовольствием пожирающая своего льва.

“Ну что, я лучше Хакенхольта?” – в конце акта спросил её я.

“В сексе?

Безусловно, лучше”.

“А так?”

Она задумалась.

“Ну, я тоже его люблю.

Вы разные немного.

Он больше внимания уделяет чувствам”.

“Это Хакенхольт-то?”

(Он самый грубый из нас).

“Представь себе, да.

В тебе раскрываются качества маньяка.

Именно потому у нас с тобой постоянно какая-то кровь.

Он же больше в любви”.

“Это ты устраиваешь эту кровь”, - напомнил я.

“Но именно мужчина, который рядом, определяет женщину”.

…Это было так.

“А освенцимские?”

“Это лишь ученики.

У меня есть контроль”.

Она подумала.

“Но, мне кажется, мне придётся в разной степени понемногу взять от каждого мужчины мира”.

“Но от меня – больше всех?”

“От тебя. И от пятёрки”.

…Она снова захотела.

Я чуть было не проворонил её голод.

Я снова начал её удовлетворять, вспомнив свою злость и досаду в Аушвице.

Я лил свою сперму долго.

“Да, излей своё негодование”.

Мой напор ей нравился.

Он плотно входил в конфликт с её поглощающей силой.

“Поэтому Абаддон - противостояние”, - прошептал ей в ухо я.

“О, да”.

…Какое-то время спустя, всё же, она на меня обеспокоенно глянула.

“Ты слишком много внимания уделяешь своим страданиям.

Ты зарылся в них”.

“Но я господин.

Я не привык сдерживаться ради кого-то”.

“Когда-то я тоже не сдерживалась.

Потом жизнь мне объяснила, что мне так будет хуже”.

“Что же делать?”

“Хрен забить и жить дальше”.

“В тебя сейчас забью”, - прошипел я.

“Давай. Посмотрим, насколько ты король”.

…Я попытался трахнуть её в задницу самым обидным образом.

Она приняла это с царственным спокойствием.

“Всё-таки ты обиделся”.

“Да”.

“Дай отсосу”.

Она ловко поймала мой член между своими пышными грудями и со вкусом стала облизывать головку, надеваясь всё глубже.

…Настолько, что я вновь побоялся улететь туда сам.

Я совсем забыл о её адской пасти.

…Глотать она меня не стала – лишь опять подставила гениталии.

Странным образом, моя злость рассеялась, как дым.

Я обнял её – как родную.

Трахал долго.

Она начала засыпать.

Она засыпает всегда, когда ей ужасающе хорошо.

…Пишем здесь.

Комендант лагеря смерти Треблинка

Курт Франц.