Тема 16. Итоги НЭПа (4 часа)

Тема 16. Итоги НЭПа (4 часа)

1. Свертывание НЭПа.

2. Основные итоги нового курса экономической политики.

1. Свёртывание нэпа происходило в 1928-1929 гг. и явилось следствием изменения советской аграрной политики и её продовольственного аспекта в связи с начавшейся социалистической индустриализацией, укреплением обороноспособности страны. Решать задачу индустриализации можно было только за счёт материальных средств, извлечённых из деревни через налоги и ценовую политику искусственного существенного занижения цен на сельскохозяйственную продукцию и завышения их на промтовары.

После урожая 1927 г. хлебозаготовительная кампания 1927/1928 г. оказалась сорванной, так как крестьяне отказывались продавать зерно государству по вновь установленным ценам, которые были в 5 раз ниже рыночных. Возник острый продовольственный кризис. В 1928 г. была введена карточная система распределения продуктов в городах с растущим рабочим классом. А экспорт зерна, за счёт которого импортировалось оборудование для строящихся заводов, в 1927/28 хозяйственном году сократился более чем в 8 раз по сравнению с предыдущим. Не стали панацеей и чрезвычайные меры против саботажников хлебозаготовок. Выход из сложившейся ситуации сталинское руководство страны видело в переводе деревни на путь коллективизации сельского хозяйства.

В историографии остаётся дискуссионным вопрос о причинах свёртывания нэпа. Анализ состояния экономики на рубеже 20-30-х гг. XX столетия, нараставших кризисных явлений в этот период показывает, что объективно существовала необходимость в кардинальных изменениях принципов её функционирования и управления. Но в оценках кризиса в историографии советского и постсоветского периода внимание было сконцентрировано на политической проблематике, особенно на целях и задачах внутрипартийной борьбы за власть. Негативные явления в аграрно-продовольственной политике представляются как причина и средство разыгрывающейся карты личных властных амбиций.

Для решения поставленной задачи необходимо взвесить, что представляет собой переход к форсированному строительству социалистической экономики. Существовала ли острая необходимость создания передовой мощной индустрии в целях национальной безопасности и долгосрочных перспектив развития общества, или это радикальное волюнтаристское устремление реализовать программные партийные задачи в угоду личным властным амбициям и следование догматическим партийным планам государственного строительства? Какие выводы признать обоснованными по вопросу перехода к коллективной системе организации крестьянского труда (не путать с оценкой жёстких методов объединения в колхозы)? Был ли это необходимый, но очень болезненный процесс, требовавший слома всей социальной структуры деревни, мировоззрения, или его единственной целью было достижение политической цели партийного руководства — уничтожить крепкого хозяина на земле, готового твёрдо отстаивать свои интересы и остававшегося главным внутренним политическим противником большевистской власти?

Искомым результатом должна стать всесторонняя объективная оценка потенциала нэповской аграрно-продовольственной политики, её возможностей дальнейшего наращивания товарного производства и способности обеспечить стабильное и достаточное снабжение государства и промышленных центров продовольствием и сырьём.

Кризисы хлебозаготовок неверно изначально рассматривать как результат политического конфликта государства и зажиточного крестьянства. Это односторонний взгляд на проблему, который неизбежно приводит к неверному пониманию причин и следствий. В этом случае научный поиск сведётся к бесплодному определению виноватого в этом противостоянии. Бесплодное оно потому, что существуют две правды, а требуется найти истину.

Найдётся множество различных документов, подтверждающих разные точки зрения. На сегодняшний день издано несколько сборников архивных документов, свидетельствующих о тяготах налогового обложения для крестьянина, о жёстких административно-репрессивных мерах в отношении него, о методах политического контроля над деревней. Однако сосредоточение на политическом аспекте, на методах воздействия государства на крестьянина не приближает к ответу на вопрос о потенциале, преимуществах и слабых сторонах нэпа.

Безусловно, на фоне возникающих трудностей в экономике и нарастающих кризисных явлений в народном хозяйстве обострялись и политические нерешённые вопросы, но они являлись следствием. Когда в результате кризиса хлебозаготовок вставал вопрос о борьбе с кулаком как главным виновником бойкота государственных поставок, исходной точкой стал конфликт экономических интересов, а не идейно-политические разногласия. Но и сам срыв хлебозаготовок в 1927/28 г., вызванный установлением государством заниженных цен на хлеб, имеет более глубокие, комплексные причины. К этому времени назрел кризис всей экономической политики.

Понижение государственных цен на хлеб было вызвано благими для крестьянина сугубо экономическими задачами диверсификации сельскохозяйственного производства, увеличения ёмкости рынка за счёт роста поставок дорогостоящего сырья для промышленности в противовес дешёвым зерновым и, соответственно, увеличения доходности крестьянского двора. Во второй половине 1920-х гг. в сельском хозяйстве назрела проблема развития производственной специализации. Повсеместное засевание хлебов не позволяло обеспечить национальную экономику необходимой сырьевой продукцией сельскохозяйственного производства, не создавало возможностей для расширения экспорта. Подавлялся механизм развития товарооборота, так как хороший урожай зерновых культур порождал переизбыток предложения и приводил к значительному снижению цен на хлеб и другие продовольственные товары. А в неурожайные годы резкое сокращение крестьянином поставок продукции на рынок влекло за собой возникновение дефицита и спекулятивных цен. Подобный сценарий имел место потому, что крестьянин вёл полунатуральное хозяйство. Его привязанность к рынку была дискретной. В результате чего выработался алгоритм поведения, когда крестьянин при возникновении напряжения с поставками продовольствия не торопился удовлетворять спрос, ожидая роста цен.

Провал хлебозаготовительной кампании 1927/28 гг. олицетворял собой и кризис государственного регулирования сельского хозяйства, и стихийность свободного рыночного товарооборота. Крестьянство, подсознательно цепляясь за консервативное ведение хозяйства, в условиях рыночной экономики проявляло присущую ему двойственность: с одной стороны, стремилось торговать и упорно отстаивало это право, а с другой — с не меньшим упорством не желало подчиняться интересам рынка, законам коммерческого расчёта. Это мешало советскому правительству выработать оптимальную позицию, сочетающую преимущества рыночного и государственного регулирования сельскохозяйственного производства. Поэтому, когда правительство в 1927 г. приняло решение понизить заготовительные цены на хлеб с целью переориентировать крестьян на товарное производство мясомолочной продукции и технических культур, стоимость которых была высока на рынке и которые были значительно выгоднее для крестьянского хозяйства, то получило обратный эффект. Крестьянин вообще бойкотирует хлебозаготовительную кампанию 1927/28 года. И Советское государство вновь испытало второй за последние три хозяйственных года кризис своей продовольственной политики. Под угрозой оказался план экспортных поставок хлеба, соответственно, и план закупок импортного оборудования для промышленности, возникла острая нехватка продовольствия в городах. В крупных промышленных центрах стали вводить карточную систему снабжения продовольствием.

Возрастающие требования города и промышленности и прекращение роста сельскохозяйственного производства привели к утрате достигнутых результатов по созданию прочных торгово-экономических связей между селом и промышленными районами. Кооперация как организация добровольного объединённого участия населения в хозяйственной и торговой деятельности лишается самостоятельности. Кризис хлебозаготовок 1927/28 г. и угроза срыва посевной кампании весной 1928 г. подтолкнули интеграцию кооперации в систему государственных структур.

Губернские органы исполнительной власти в Поволжье дали прямой приказ уездным комитетам немедленно организовывать кооперативы по совместной обработке земли. В некоторой степени усиление процесса прямого подчинения кооперации происходило из-за отсутствия на местах ясного понимания, что должны представлять собой колхозы. Поэтому давались обтекаемые распоряжения – организовать через комитеты взаимопомощи поддержку рабочей силой бедняцким коллективам, безлошадным хозяевам, семьям красноармейцев и инвалидов войны. Комитеты взаимопомощи должны стать в деревне центрами, способствующими организации бедняцких коллективов. Таким образом, начинает практиковаться прямое управление органов исполнительной власти сельскими кооперативами.

Расширение административного управления потребовалось для усиления финансового контроля. До 1928 г. эти отношения строились в границах рыночных свобод и исполнения расчётов по налоговым и кредитным обязательствам. Но когда правительством было принято решение придать ускоренную динамику созданию коллективных форм хозяйствования, то пропорционально оно увеличивало нагрузку на государственный бюджет по финансированию и снабжению сельхозтехникой и машинами этих хозяйств. Реализация задачи по организации бедняцко-середняцких коллективных хозяйств потребовала от местных властей расширить «выдачи возвратных ссуд». Вместе с тем губисполкомы Поволжья особо отмечали, что существует задержка в распределении кредитов из фонда бедноты, и потребовали провести на местах немедленно и полностью выдачу средств по назначению. Кредиты и особенно машины должны направляться колхозам, бедняцким и середняцким группам населения, не допуская отпуск данных кредитов зажиточной части крестьянства. Местные органы власти и комитеты взаимопомощи должны усилить контроль над распределением кредитов3. Особое указание адресатов кредитов в распоряжениях исполнительных властей – в меньшей степени дань классовому подходу. Это обязательное требование к финансово-кредитным институтам строго следовать распоряжениям целевого направления средств. А нежелание этих организаций следовать директивам исполнительной власти тоже имеет объяснение. Они стремились кредитовать тех, кто гарантированно способен расплатиться, то есть крепкие крестьянские хозяйства. Но стратегические задачи расширенного товарного производства требовали принятия иных решений. Это служило ещё одной нитью, привязывающей к прямому государственному управлению.

Высокая зависимость от государственного обеспечения фактически интегрировала такие коллективные хозяйства в состав госпредприятий. Оставалось это признать и оформить юридически. Такой алгоритм действий затрагивал большую часть кооперативных организаций. Поэтому следующим логичным шагом стало приведение всей кооперации к единому юридическому знаменателю, когда она становится одной из государственных структур.

Последний кризис нэпа показал, что не удалось добиться главного - не заработал механизм, обеспечивающий хозяйственно-экономические интересы. Техника и кредиты оставались труднодоступными для бедняцких и большей части середняцких хозяйств. Они могли всё это взять, но затем работать только на обслуживание своего долга. Это означало, что «смычка» между крестьянином и рабочим всё ещё не была достигнута.

«Смычка» города и деревни являлась ключевой целью нэпа, но она же являлась основой основ новой экономической политики. Под этим подразумевались все жизненно важные задачи в экономике, стоявшие перед Советским государством, – восстановление товарообмена как стимула развития производства во всех отраслях; организация свободного рынка – главной движущей силы наращивания товарного производства и эффективного регулятора цен и ассортимента продаваемой продукции. К 1927/28 г. назрели проблемы, которые требовали кардинальной перестройки промышленного производства и технического оснащения сельского хозяйства.

К концу 1920-х гг. эта форма «смычки» исчерпала свой потенциал. «Такое положение имело два негативных последствия: крестьяне теряли заинтересованность в продаже хлеба государству, а государство не получало средств из деревни для реконструкции промышленности». Кризис хлебозаготовок 1927/28 г. явился выражением не преодолённых и вновь нараставших негативных явлений в экономике, в управлении народным хозяйством.

Правительству за годы подъёма экономики в условиях нэпа так и не удалось создать прочную систему товарооборота, финансирования и снабжения. Хлебозаготовительный кризис являлся не только выражением противоречий хозяйственных интересов государства и крестьянства, а также связанной с ними проблемой получения валюты и приобретения передовой импортной техники и производственного оборудования. Кризис в очередной раз показал, что существующая система не способна вывести на более высокую качественную основу планирование и решение хозяйственно-экономических задач. Из-за нестабильности поставок хлеба государству и на рынок внутренний товарооборот был подвержен постоянным колебаниям между различными критическими состояниями, не способен закрепиться в сбалансированном положении. Предложение большого количества хлеба обнаруживало острый дефицит наиболее востребованных в крестьянском хозяйстве промтоваров и сельскохозяйственной техники, а снижение поставок зерна и муки сразу же приводило к падению торговли фабрично-заводскими изделиями до минимальных значений (к кризису сбыта). В обоих случаях требовалось государственное регулирование.

2. Долгое время в отечественной литературе бытует мнение о новой экономической политике как о периоде, когда экономика, базировавшаяся на ленинских нормах хозяйственного управления, развивалась наиболее успешно. Из этого делался вывод, что отказ от нэпа и переход к сталинской модели государственного социализма был непростительной ошибкой с далеко идущими отрицательными последствиями для страны. В создание этого мифа много вложили шестидесятники, для которых нэп был временем подлинного, а не извращенного социализма (Е. Яковлев). И в годы горбачевской перестройки широко продвигался взгляд на 20-е гг. как их самый блистательный, по любым историческим меркам, период советской истории. «Никогда - ни до, ни после - советская экономика не развивалась так успешно, как во времена нэпа». Этот миф имел определенное распространение в левых кругах на Западе. Так, Тони Клифф, восхищаясь состоянием социально-экономических прав рабочих при нэпе, писал: «При Ленине и Троцком рабочие имели права защищаться даже от своего собственного государства».

Насколько этот взгляд соответствует реальной истории? Бесспорно, эпоха нэпа была шагом вперед в экономическом и социальном отношениях по сравнению с военным коммунизмом периода гражданской войны. Нэп позволил восстановить народное хозяйство, ввести в строй остановленные предприятия и разрушенные производства. Довоенный уровень был восстановлен в 1925/26 гг. В то же время нельзя послевоенный рост рассматривать как нечто исключительное. В конце концов восстановление довоенного развития происходит после любой из войн. В этом смысле насыщение потребительского рынка основными продуктами жизнеобеспечения было заурядным делом - не нужно забывать, что обезлюдение деревни и рост потребляющих (в том числе и непроизводительно) городов произошел за рамками нэпа. На рынке было еще мало ртов и много кормильцев. Высокие темпы роста ВВП при нэпе объясняются прежде всего глубиной спада, который им предшествовал. С 1913 по 1920 г. промышленное производство упало на 80%, объем сельскохозяйственного производства - более чем в 2 раза.

Что касается строительства новых предприятий, продолжения дореволюционной индустриализации, то к середине 20-х гг. стало ясно, что здесь нэп дает сбои. Если сравнить отраслевую структуру России до революции и в 1927 г., то обнаружим, что ничего принципиально не изменилось. Ситуация даже ухудшилась, поскольку восстановление произошло на старой изношенной базе. Троцкий совершенно справедливо отмечал, что «за годы нэпа увеличился технологический разрыв между капиталистическими странами и СССР, промышленность которого опиралась преимущественно на довоенное оборудование». После 1925 г. бурный восстановительный рост стал затухать, экономика забуксовала. Гораздо актуальней по сравнению с дореволюционной Россией встал вопрос о внутренних накоплениях, об экспорте и импорте продукции. Обострилась проблема безработицы. Численность безработных, зарегистрированных биржами труда, возросла с 1,2 млн человек в начале 1924 г. до 1,7 млн в начале 1929 г. Несмотря на фактический запрет забастовок на государственных предприятиях, не спадала забастовочная активность. В начале 20-х гг. стачечная активность в СССР была выше, а во второй половине 20-х гг. несколько ниже, чем среднеевропейская4. Таким образом, оценка ситуации в стране со стороны левой оппозиции была во многом справедливой, чего нельзя сказать о выводах и прогнозах. Именно в этот период термидором, перерождением большевизма постоянно пугал партию Троцкий.

Возникает вопрос: как могло случиться, что с точки зрения развития, обновления технической базы годы нэпа оказались годами застоя? Ответ лежит в его изначальной природе. Как известно, нэп вводился вынужденно, в пожарном порядке для спасения власти, зашатавшейся под напором Тамбова и Кронштадта. Поэтому говорить о какой-либо продуманной концепции нэпа вряд ли приходится.

Ряд исследователей рассматривают нэп как возврат к политике, разработанной большевиками весной 1918 г., реализация которой была прервана гражданской войной. Такой вывод основывается на известном высказывании Ленина, утверждавшем, что политика 1921 г. является «новой по отношению к предыдущей нашей экономической политике (политике «военного коммунизма» - Э.С.). А по сути дела -в ней больше старого». Нэп, по их мнению, в основных чертах был разработан еще весной 1918 г., поэтому не случайно ленинская работа «О продовольственном налоге» открывается длинной выпиской из статьи «О "левом ребячестве" и о мелкобуржуазности», появившейся весной 1918 г. Словом, делается вывод, что большевики, мол, всегда рассматривали нэп как единственно возможную политику для переходного периода от капитализма к социализму.

Данный подход представляется недостаточно корректным по следующим соображениям. Во-первых, программа, разработанная весной-летом 1918 г., была не первой. До нее была попытка непосредственного введения социализма («красногвардейская атака на капитал»), предпринятая сразу же после октябрьского переворота и закончившаяся полным провалом через полгода. По крайней мере в первые месяцы большевики ни о каком нэпе с его товарно-денежными отношениями и не думали - они усиленно занимались экспроприацией заводов и банков, а также борьбой со спекулянтами и саботажниками. Во-вторых, большевики лукавят, когда говорят, что нэп практически был разработан еще до начала гражданской войны. Внимательное знакомство с классической ленинской работой того периода «Очередные задачи советской власти» показывает, что в тот период речь шла не столько об использовании многоукладности и товарно-денежных отношений, сколько о необходимости налаживания прямого регулирования производства и распределения из единого центра. Нэп же основывается на более или менее длительном сосуществовании социалистического уклада с частнохозяйственными (мелкотоварным и капиталистическим), на сохранении реальных товарно-денежных отношений. В-третьих, переход к нэпу был неожиданным и для самих большевиков. Так, Троцкий всего лишь за год до Х съезда РКП(б) рассматривал «военный коммунизм» как единственно возможную политику и в мирное время после окончания гражданской войны, т.е., видимо, также «всерьез и надолго», как и впоследствии рассматривал нэп Ленин. Даже в конце 1920 г. был принят специальный декрет о национализации мелкой промышленности. В-четвертых, «первоначальный вариант продналога был прописан в русле политики, направленной на уничтожение денежного хозяйства. Им, в частности, предусматривалась отмена всех денежных налогов». Предполагалось, что оставшиеся у крестьян хлебные излишки государство возьмет путем натурального обмена на промышленные товары (например, пуд хлеба за пять катушек ниток). Однако такой обмен сорвался. Восстановление денежных отношений с крестьянством произошло вопреки намерениям большевиков. Не думали первоначально большевики восстанавливать частное предпринимательство. Просто перевод национализированных предприятий («социализм - это учет и контроль») на режим хозрасчета и самоокупаемости выявил, что не все госпредприятия могут существовать в таких условиях. Пришлось вопреки первоначальным планам сдать их в аренду бывшим владельцам, другим частным лицам, артелям. Всего было сдано около трети всех промышленных предприятий, преимущественно мелких.

В нэпе имелась существенная преемственность с политикой «военного коммунизма»: диктатура пролетариата, руководящая роль партии, отрицание связи с дореволюционной Россией. Поэтому одновременно с восстановлением народного хозяйства нэп продолжал линию на закрепление слома институционального потенциала прежнего социально-экономического развития страны, на постепенное формирование командных методов управления (административное ценообразование; свертывание, по возможности, частной собственности, рынка, конкуренции; становление номенклатуры). Именно в 1920-е гг. рабочий контроль и учет перерос в систему государственного регулирования производства и были заложены основы административно-командной системы управления. База для изменения социальных механизмов была создана при нэпе в виде централизованного командного управления государственной собственностью. Формирование новых механизмов сопровождалось постепенным свертыванием экономических, социальных и политических свобод рабочих, а также усилением элементов социальной демагогии в идеологическом обеспечении жесткого авторитарного режима. В этом смысле нэп был предтечей периода форсированной индустриализации и сплошной коллективизации, когда произошло окончательное формирование системы огосударствленного труда.

В деревне состоялись похороны столыпинских реформ, конец фермерства, настоящей кооперации. В городе были окончательно подорваны производственно-организационные и корпоративно-финансовые структуры русского капитализма. Было проведено принудительное трестирование и синдицирование промышленных предприятий, тем самым была подавлена конкуренция, что, естественно, привело к росту цен и знаменитому кризису сбыта 1923 г.

Не была полностью восстановлена финансовая система. Сколько бы мы ни восхищались реформой Сокольникова, нужно понимать, что восстановление денежного обращения не равнозначно восстановлению финансовой системы. До революции кредит, банковская и валютная система обслуживали весь народно-хозяйственный комплекс России, а не только преимущественно государственный сектор, как при нэпе. Частник выпадал из этой системы, ему практически был недоступен кредит.

В ходе нэпа так и не удалось восстановить механизм рыночного саморегулирования хозяйства, и - что важно - систему внутреннего капиталонакопления. Эта задача и не ставилась. Между тем до революции, в 1908-1914 гг. (а это лучшие годы в дореволюционной России, когда по темпам роста мы превосходили даже США), 70% инвестиций в экономику осуществлялись отечественными предпринимателями.

Учитывая вышесказанное, можно в целом констатировать, что Россия еще в первой половине 20-х гг. потеряла возможность естественного догоняющего развития на базе смешанной экономики и рыночного саморегулирования. Другие механизмы находились либо в зачаточном состоянии, либо были малоэффективны. В институциональном плане страна на длительный период, который во многих своих характеристиках продолжается и сегодня, выпала из общего потока мирового развития.

Поэтому трудно согласиться с трактовкой нэпа как «экономической либерализации при политическом закручивании гаек» типа китайской перестройки9. Во-первых, экономическая либерализация была только по отношению к эпохе «военного коммунизма», но отнюдь не к дореволюционному периоду и не в международном контексте. Во-вторых, сходство с Китаем можно проследить лишь в самых общих контурах исторической конструкции. В Китае также определяющую роль играет государство, но у китайских лидеров иная политическая цель. Для них смешанная экономика, многоукладность, рынок - это стратегия, а не тактика.

В России такая модель развития была возможна лишь при смене власти или при ее действительном «термидорианском» перерождении. В политическом плане это означало ликвидацию монополии большевиков на власть и развитие буржуазных гражданских свобод. В экономическом плане - восстановление в полном объеме рыночного хозяйства, продолжение столыпинских реформ, добровольной, а не принудительной кооперации. В культурном плане - восстановление культурной преемственности с Российской империей. Именно на такие изменения рассчитывала русская эмиграция, «спецы» внутри страны, что нашло отражение в возникновении сменовеховской идеологии. Приведем для примера типичное для тех лет высказывание Питирима Сорокина: «Началось отступление по всему фронту коммунизма. Начали «сжигать то, чему поклонялись, и поклоняться тому, чему поклонялись». Приступили к восстановлению капитализма, требуемого историей. За год сдали все позиции коммунизма... Теперь его нет,... остался лишь его перегар и копоть». Но люди, затевавшие нэп (большевистская элита), ни о чем подобном не помышляли. Для основной массы большевиков речь шла не о создании некой устойчивой и долговременной системы смешанной экономики, а лишь о временном отступлении. Споры шли лишь о глубине и временных рамках этого отступления.

В связи с выбором направления социально-экономического развития постнэповской России отметим, что не стоит преувеличивать различия в подходах к модернизации между Сталиным и левой оппозицией. Точек соприкосновения у них было значительно больше.

В середине 20-х гг. левая оппозиция, прежде всего в лице Преображенского, критиковала официально проводимую политику за излишнюю мягкотелость по отношению к «кулакам и нэпманам», требовала увеличения налогового пресса на них, ратовала за увеличение неэквивалентности в обмене между городом и деревней, рассматривая эту неэквивалентность как источник индустриализации народного хозяйства. В случае необходимости оппозиция предлагала обращаться к мерам принудительного изъятия хлеба у кулаков при опоре на организованную бедноту. Эта необходимость, естественно, возникала, учитывая постоянные требования увеличения финансовых вложений в тяжелую промышленность. Поэтому не случайно в массовом сознании середины 20-х гг. отпечаталось: Сталин и Бухарин - за нэп, Троцкий, Зиновьев, Преображенский - за его ликвидацию.

Со второй половины 1927 г. политика Сталина поменяла свою направленность. Он начал реализовывать на практике предложения левых. Проводилась налоговая реформа, которая меняла прогрессию обложения и систему распределения налогов. Если в 1925/26 гг. от налога были освобождены 9% хозяйств, то на следующий год — 24%. В ближайшие годы намечалось увеличить эту долю до 35%. Одновременно резко возрастала налоговая прогрессия в сторону более зажиточных хозяйств. Поэтому нет ничего удивительного в том, что примерно до середины 1929 г. большинство оппозиционеров поддерживало новую политику. Они видели в ней реализацию своих идей и на этом основании даже решили «примириться с партией». Первоначально благосклонно отнесся к новому курсу и Троцкий.

В отличие от других большевистских лидеров Преображенский был менее демагогичен и называл вещи своими именами. Так, он и в годы нэпа выступал против очернения «военного коммунизма». Он не дезавуировал (в отличие от Бухарина) многие свои «военно-коммунистические» взгляды, пытаясь как-то совместить их с идеями новой экономической политики, не скрывал своего отношения к крестьянам, рассматривая их как объект сверхэксплуатации в пользу города.

Но здесь возникает вопрос: почему Сталин пошел значительно дальше оппозиции в борьбе с так называемыми «буржуазными элементами», по существу, свернув нэп и перейдя к прямому насилию?

Ответ прост - применение только тех мер, которые предлагали оппозиционеры, в частности Преображенский, привело к отказу крестьян продавать хлеб государству, срыву плана хлебозаготовок. Товарная часть зернового сбора крестьянских хозяйств снизилась более чем в 2 раза по сравнению с 1913 г., а хлебный экспорт упал за тот же период почти в 11 раз. Такая печальная динамика есть результат прошедших кардинальных социальных сдвигов в деревне. До Первой мировой войны большую часть зерна на рынок поставляли поместья или хозяйства богатых крестьян. Первые были разрушены и разграблены в 1917 г., вторые сильно пострадали в 1918-1920 гг. В результате был сильно подорван наиболее производительный товарный сектор сельского хозяйства. Осередняченная деревня была больше склонна к натуральному хозяйству.

Начиная с 1928 г. (если не считать урожайного 1930 г.) валовые сборы зерна постоянно падали, зато росли хлебозаготовки и экспорт. И если в 1930 г. собрали 771,6 млн ц, а вывезли на экспорт 48,4 млн ц, то в 1931 г., собрав всего 694,8 млн ц, вывезли 51,8 млн ц.

Вообще говоря, сталинский «новый курс» на тот период времени не противоречил взглядам Троцкого и Преображенского, поскольку они также допускали в случае необходимости обращаться к мерам принудительного изъятия хлеба. Так что определенная доля ответственности за сталинскую политику лежит и на оппозиции. Не случайно Мартемьян Рютин так охарактеризовал указанную ситуацию: «Сталин, конечно, довел экономическую платформу троцкистов до абсурда, до логического конца, но это далеко не случайно: коготок увяз, всей птичке пропасть». В данном случае мы имеем яркую иллюстрацию path dependence development - развития, в котором каждый последующий шаг определен предыдущим.

Различие между Сталиным и Преображенским - это, скорее различие между практиком и теоретиком, к тому же находящимися в оппозиции. А теория всегда «чище», привлекательнее жизненной практики. Но это не меняет сути дела - оба они принадлежали к леворадикальной ветви в тогдашней экономической политике. Особенно, если оценивать то время с позиций сегодняшнего дня.

Подлинной альтернативой «новому курсу» Сталина в рамках большевизма все же был Бухарин. В чем суть бухаринского подхода? С нашей точки зрения, подход Бухарина имел важное преимущество. В нем имелась сильная тенденция рассматривать нэп не как тактику, а как стратегию. Кроме того, этот подход более адекватен российской практике проведения экономических преобразований в конце XIX - начале XX вв., когда виттевская индустриализации не сопровождалась снижением уровня жизни в городе и деревне. Но имелся и существенный недостаток. Этот подход в той или иной мере уже реализовывался в России до 1927 г., к этому времени он выдохся и не дал существенного прорыва ни в индустриальном, ни в социальном плане. Поэтому кризис нэпа в известной мере и есть кризис бухаринской политики. Л. Бородкин и М. Свищев математически доказали, что если бы нэп был продолжен до 1940 г., то это не обеспечило бы повышение сельскохозяйственного производства, правда, не привело бы и к усилению классовой дифференциации в деревне. Но поскольку это означало сохранение дефицита средств для индустриализации, то это был тупиковый путь.

Зачастую справедливо указывают на дефицит времени как на причину невозможности реализации концепции Бухарина. Но при этом как-то забывается, что мы сами себя загнали в тупик. Этого дефицита не было в начале 20-х гг., он возник только к концу десятилетия. В промежутке доламывали прежние механизмы экономического регулирования вместо того, чтобы использовать их. Образованное сословие, в том числе техническая интеллигенция, из-за топорно понимаемого классового подхода оказалось в разобранном состоянии. В большой степени власть оказалась виноватой в отсутствии иностранных инвестиций, поскольку одной рукой просила западные деньги, а другой чинила препятствия для их получения. Так, официальной политикой Коминтерна был курс на мировую революцию со всеми вытекающими последствиями.

Следует сказать, что крестьянство в целом было настроено против коллективизации, оказывая ей активное противодействие в форме восстаний и бунтов, но больше — пассивное, которое выразилось в форме «бегства из деревни» и других неуправляемых процессов. Немало было крестьян, которые бросали свои хозяйства и уходили на стройки и в города, не желая вступать в колхозы. Начался «великий исход» из деревни. Многие стройки в то время напоминали таборы кочевников-цыган.

Таким образом, во второй половине 1920-х гг. страна оказалась перед выбором: или превратиться в сырьевой придаток мировой экономики, или совершить мучительнейший прорыв, взяв курс на форсированную индустриализацию. И то, и другое имело серьезные отрицательные последствия. Что в итоге решили сделать, известно. Также известна и цена этого выбора - погибшие в коллективизации и индустриализации; стагнация сельского хозяйства; серьезные диспропорции в народном хозяйстве, которые ощущаются до сих пор; замораживание на многие десятилетия примитивного жизненного уровня населения.

Таким образом, основные итоги НЭПа в социально-экономической сфере состояли в следующем: восстановление сельского хозяйства, промышленности и транспорта, возрождение и развитие торговли, рост численности городского населения, повышение уровня жизни населения, появление и рост экономической мощи «новой буржуазии» в городе и деревне, появление и рост безработицы, нарастание нестабильности.

Политический режим:

В основных чертах политический режим в 20-е гг. характеризовался следующим:

- сохранение и укрепление авторитарной диктатуры,

- завершение разгрома оппозиционных политических партий,

- политические процессы над оппозицией,

- ограничение внутрипартийной демократии, запрет фракций в РКП(б),

- превращение органов госбезопасности («вооруженный отряд партии») в инструмент партийной власти и внутрипартийной борьбы,

- борьба в политическом руководстве за власть после смерти Ленина,

- становление партийно-государственной номенклатуры,

- относительная демилитаризация общества,

- завершение правового оформления советской государственности и судопроизводства.

Начало 20-х гг. внесло существенные изменения в высший эшелон правящей партии. В течение пяти лет на вершине партийно-государственной пирамиды находился признанный лидер - В.И. Ленин, лидерство которого признавали даже самые амбициозные большевистские вожди: Л. Д. Троцкий, И.В. Сталин, Л.Б. Каменев и Г.Е. Зиновьев. Опираясь на свой непреклонный авторитет, Ленин проводил достаточно последовательный экономический курс. В декабре 1922 г. состояние здоровья Ленина резко ухудшилось. По настоянию врачей он переехал в Горки, дачное место под Москвой. Между приступами болезни Ленин диктовал письма и статьи, излагая в них свои мысли о дальнейшем развитии страны и задачах партии. Им были надиктованы «Странички из дневника», «О кооперации», «Как нам реорганизовать Рабкрин», «О нашей революции», «Лучше меньше, да лучше», «К вопросу о национальностях и "автономизации"», «Письмо к съезду». В последствии эти ленинские работы получили собирательное название - «ленинское завещание».

В «Письме к съезду» Ленин дал характеристики шести видным членам ЦК партии, от взаимоотношения которых зависело единство партии. «Тов.