ЗА ЧТО ВЫ ВОЕВАЛИ?

ЗА ЧТО ВЫ ВОЕВАЛИ?

Анатолий Шацев

- Дедушка, а как ты ногу потерял?

Так спрашивал правнук своего седого прадеда.

Была летняя ночь, они оба сидели в поле около костра. Сегодня наступила очередь одноногого старика по прозвищу Костыль пасти сельский табун лошадей. Хоть и было ему почти восемьдесят, и протез был у него вместо ноги, да только нет ни для кого поблажек в селе. Но трудно было старому пасти табун одному, и правнук помогал ему. Зато какое же удовольствие было мальчику печь в золе картошку!

- На войне, Вихорка, на войне. Я ж тебе говорил,- пробурчал Костыль после паузы.

- А зачем ты пошел на войну, дедушка? С кем ты воевал?

- Мы воевали за свободу, милый. Давно это было, ох, как давно.

- А что это такое - воевать за свободу, дедушка? Я не понимаю.

- Ну, я тебе сейчас объясню. Только дай-ка и мне одну картошину. Ох ты, какая горяченькая!

Послышались шаги. Мальчик и старик оглянулись. Из темноты подошел высокий старик со шрамом на лице. Был он из того же села, все звали его Длинный.

- А, это ты, одноглазый?- без радости произнес Костыль.

- Ну, да, одноногий, это я. Присяду с вами? – и пришедший сел, не дожидаясь разрешения.

- Ну, садись, коли пришел,- недовольно произнес Костыль. - Не скажу, что очень рад тебе, но гостя не прогоняем. Только вот картошки маловато у нас будет на троих.

- А ты все такой же злой, Костыль? Хочешь, поправлю тебе настроение?

Длинный вынул из-за пазухи зеленоватую флягу, помятую временем, и побулькал ею.

-О,- обрадовался Костыль,- вот это другое дело!

- А вот хватит ли закуски у нас? Картошки-то мало? – подколол его Одноглазый.

- А вот теперь закуски хватит, длинный чёрт! Дай-ка лучше хлебнуть.

- На, только, чур, один глоток. Ночь еще длинная.

Старики сделали по глотку, довольные, крякнули, заели кусочком печеной картофелины. Помолчали. С темного поля фыркали иногда кони.

- Дедушка, а ты хотел про войну рассказать,- напомнил внук.

- Сейчас, милый, сейчас. Только ты не встревай, Длинный, ладно? Это я для своего правнука вспоминаю.

Костыль чуть смягчил тон, ведь у Длинного еще оставался самогон во фляге.

- Да я просто послушаю.

- Ну, слушай. Много лет назад был у нас старый король Филипп. Умирая, оставил он наше королевство старшему сыну, принцу Эдуарду. Стал тот принц после этого называться король Эдуард. А младшему сыну, принцу Максиму, оставил только небольшую часть земель здесь, за рекой, где мы и живем.

- Деда, так ведь Максим же – наш король?

- Да, это сейчас, а тогда еще он не был королем. Ну, вот. Жили мы тогда очень тяжело, плохо жили.

- То-то сейчас мы славно живем,- съязвил Длинный.

- Не встревай! Ты же обещал только слушать.

- Все, все, я молчу.

- Наш надел земли был от дома и до леса, направо - до реки, а налево - до большого камня, дальше был надел Беспалого,- продолжал Костыль.

- Как много земли, дедушка!

- Да, да только ртов-то сколько было! Мы с женой, мать моя, детей восемь человек! А подати мытари Эдуарда брали с нас большие, половину урожая. Да и со всех так. Еле-еле на еду хватало. У нас из восьми детей до четырнадцати лет только четверо дожили,- голос старика задрожал.- Вот потому-то некоторые уходили в город, надеясь там заработать, вот, как Длинный.

- Да, за двенадцать часов в день каменотесом - две монеты в неделю. Завидуй, Костыль,- саркастически вставил Длинный.

- Ладно тебе. Дай-ка еще глоточек.

- На,- Длинный протянул флягу Костылю. - Один глоток.

- О, хорошо греет! Ну вот, внучек, слушай дальше. Потом пришли к нам в село люди от принца Максима и сказали, что Эдуард стал королем незаконно, что есть тайное завещание старого короля Филиппа, в котором он передает власть младшему сыну Максиму. А старший сын Эдуард, оказывается, скрыл завещание и стал королем только по старшинству.

- Да хоть кто-нибудь видел это завещание?- вставил снова Длинный.

- Да помолчи ты! Обещал ведь молчать. Ну, говорили посланцы Максима, вот потому-то мы плохо и живем, что власть незаконная. И бедность, и свободы никакой.

- Да какой тебе свободы-то не хватало, Костыль? – злился Длинный.

- Какой, какой? Я всю жизнь к своей земле был привязан, никуда от нее ни на шаг. И дети, и внуки. Ничего не видел. Дети по три класса окончили, и все. Какая свобода при такой бедности?

- Ну, это да…,- протянул Длинный.

- Ну, вот, видишь, и ты согласился,- продолжал Костыль. - И куда молодые выбьются без образования? Никуда, всю жизнь будут на земле горбатить. Ты, Вихорка, ведь три класса закончил?

- Не, деда, два только,- буркнул внук.

- Во, видишь, как! А хотел бы дальше учиться?

- Да, деда, хотел бы. Но только сначала я хотел бы есть досыта. А тогда и учиться. А то в школе на уроках так брюхо сводило…

- Ну, ясное дело, внучек. Голодное брюхо к ученью глухо. Какое уж тут учение. Ну вот, что дальше? Забыл…

А, вспомнил,- продолжал Костыль.- Те, ну, что от Максима, говорили, что принц собирает войско, чтобы вернуть себе свой законный трон. И нас звали. И когда он станет королем, тогда мы все заживем по-другому, гораздо лучше.

- Как же, о вас Максим думал, не смеши!- опять встрял Длинный.- Власти он хотел, и денег. Вот он что хотел. И чтоб у него был не один дворец в Заречье, а пять в столице, и чтоб слуг было не сто, а три тысячи…

- Заткнись, Длинный! – рассердился Костыль. - Ты врешь! Он хотел жизнь народу облегчить! Он обещал, что подати уменьшит в два раза, а земли всем добавит.

- Ой-ой-ой, а ты и уши развесил, дуралей! – иронически вставил Длинный.

- А ты что, не развесил?- огрызнулся Костыль. - Ах, да, ты же тогда был в столице. А вам что тогда говорили?

- Ну, глашатаи Августа тогда ходили по всему городу и кричали, что Максим собрал шайки разбойников и идет на столицу, чтоб свергнуть законного короля Эдуарда. Что всякая власть от Бога, а принц Максим, значит, идет против Бога. Что если они захватят город, то погибнет много людей. Что надо вступать в войско Эдуарда. Но никто особо не хотел. Кому умирать-то хочется? Да и было бы за что,- Длинный махнул рукой.

- Но ты-то ведь пошел в войско Эдуарда?

- Ну, да, пошел…,- недовольно подтвердил Длинный. - Думал, если вы победите, я и работы каменотеса лишусь. Так и вышло. Хорошо, что еще жив остался, хоть и без глаза.

Костыль промолчал, потом попросил:

- Длинный, дай еще глоток.

- Да на, пей, жалко, что ли.

Оба отхлебнули по очереди из фляги, крякнули, заели картофелиной. Костыль уже стал чуть-чуть пьянеть.

- Значит, нас ославили разбойниками? – продолжал Костыль.- А ты поверил?

- А как не поверить-то? – повысил голос одноглазый старик. - Вы, когда Дальний пригород захватили, что вы там учудили, помнишь? Сколько домов спалили? Сколько мужчин убили? Сколько женщин изнасиловали, а?

- Ну, то ж в горячке боя было, сам понимать должен!- завелся Костыль.- Вы ж в нас стреляли, ребят много погибло. Вот мы и обозлились. А вы-то сами, что, не лютовали, а? Как раз перед этим-то в Ближнем пригороде ваши на всех деревьях сколько людей развесили, аж смотреть было страшно! Как же тут на вас не озвереть?

Тут старики начали орать друг на друга, вспоминая все новые и новые страшные эпизоды давно прошедшей войны. Одноногий старик вскочил и крутился на месте, опираясь на один костыль, пытаясь другим костылем достать Длинного, а тот все уворачивался.

- Дал бы я тебе, кабы ты не был одноногим! – орал Длинный.- Правильно тебе ногу лекари-то отчекрыжили!

- Ну, дай, дай, черт одноглазый, поближе подойди только!

Наконец мальчик не выдержал, вскочил и встал между ними.

- Деды вы старые, хватит вам уже! Угомонитесь! Лучше хлебните еще.

Старики устали уже, и даже рады были, что мальчишка вмешался. Длинный бурчал:

- Мою же водочку пьешь, и меня же костеришь, бессовестный!

- А ты мою картошку ешь и у моего костра греешься! – отвечал Костыль, но уже потише.

И тут Вихор вставил:

- Вы оба, ей богу, как дети,- и усмехнулся как-то совсем не по-детски.- Лучше вы мне оба скажите вот что. Вот вы оба воевали, воевали, народу на той войне положили видимо-невидимо, и что теперь? Хорошо живете? Свобода у вас теперь, а?

Старики молчали.

- Ну, да, хуже живем,- нехотя отвечал Костыль. – Подати-то он сначала вправду уменьшил, а потом его губернатор свои еще добавил, и только больше получилось. А земли добавил плохой, у болота, там и не растет ничего, да и ходить туда тяжело мне.

Потом и Длинный добавил:

- Живем хуже. И народу сколько погибло, мать честная! А все потому, что этим дуракам,- он мотнул головой в сторону Костыля,- свобода, видишь, понадобилась. А мозгов-то нет! Дуракам только дай за свободу бороться, так не только что лбы себе расшибут, так еще и кровушки людской напроливают море!

- А ведь людям-то надо просто жить, и детей кормить,- продолжал Длинный.- Хоть и тяжело, но жили же, жили! А вот после той войны те, кто в землю полег, они что, очень свободные стали, да?– уже почти кричал, не умолкая, Длинный.- Их вдовы и сироты теперь свободные, ни разу в жизни досыта не евшие, а? Максим этот обманул вас, безголовых, а вы и поверили!

- Врешь, не обманул! – снова закричал Костыль.- Я сам тогда стоял рядом, когда он речь говорил, что это святое дело - погибнуть в бою за свободу, за хорошую жизнь. Он честно говорил!

- Честно? – Длинный презрительно посмотрел на Костыля. – Правильно твой внук говорит, ты и правда… как маленький.

- Ну, а если даже и так, даже если и честно, что с того, Костыль? Что с того? Когда Максим и вся ваша армия вошли в столицу, потому что наша-то армия вся разбежалась, что было? Вы же полгорода спалили и людей без жилья оставили.

- Врешь, были только кое-где отдельные пожары!

- Отдельные? – Длинный широко открыл глаза.- Тебе что, память отшибло? Ну, если не полгорода, так четверть вы точно спалили. И пока все люди метались и орали, Максим уже через день пир устроил невиданный. И все слуги Эдуарда перед ним выгибались, и вся стража уже перед ним навытяжку стояла, и все бабье дворцовое уже вокруг него хороводы водило. И забыл он вас тут же!

- Ну, нет, ты врешь, Длинный, нас тогда тоже хорошо угостили, и водочки попили вдоволь, и сладких вин, никогда таких не пил раньше,- мечтательно зажмурился одноногий старик. – Хоть уже и болела сильно нога раненая, но попировали славно. Это уж потом мне в лазарете ногу отняли, когда почернела ступня вся. Дай еще хлебнуть, а?

Старики хлебнули и продолжили свой горячий разговор.

- Ну, попили вы тогда водочки, и что? – говорил Длинный. - Это все, что ты получил за кровь свою? Инвалидность, тяжелую жизнь, хуже прежней? А это ты еще жив остался. А вот Беспалого-то вдова с детьми по миру пошла. Вот она, ваша свобода! И за это вы воевали, свои и чужие жизни губили, страну разоряли?

- Нет! Мы за свободу воевали, за новую хорошую жизнь! Мы, правда, верили в это,- чуть не плача, кричал Костыль. – А ты вот сам за что воевал, Длинный?

- А я за что воевал? За мир, что лучше всякой войны. За жизнь, что лучше всякой смерти. За порядок, что лучше всякого беспорядка. За власть, что лучше всякого безвластия, - убежденно высказывал Длинный.

- Ага, и где же он, ваш порядок? Что ж вы его тогда не защитили? Что ж ваши люди не захотели его защищать, а? Потому, что от этого вашего порядка уже всем так тошно было, что сил не было терпеть. Да и какой это порядок,- дунули, и рассыпался. Это не власть…- Костыль махнул рукой.

Они замолчали. Оба старика понимали, что спорить можно еще долго, и приводить все новые доводы, и не будет этому конца. Молча сделали они по последнему глотку.

Молчание прервал правнук:

- А скажи мне, деда, и ты тоже, дед Длинный. Вот, допустим, ставишь ты дом, и вот стоит дом. Вот растишь ты пшеницу, и вырастает пшеница. Вот мамка хлеб печет, и получается хлеб. Все правильно получается. А вот почему, когда вы взялись воевать за лучшую жизнь, то получилась у вас дрянь какая-то, а не лучшая жизнь? Народу поубивали сколько, что в селе мужиков и посейчас мало. Почему это, а?

Два старика удивленно уставились на мальчика. Тихо потрескивали сучья в костре.

- Не знаю я, внучек,- сказал Костыль. - Сам думаю, да не пойму. Где уж мне. Старый я, в школе-то и двух классов не кончил. Может, ты когда-то и поймешь.

- Да и я тоже не знаю,- добавил Длинный.- Думать всегда надо сначала, а потом уж в драку лезть. А то мы сначала кровищи льем не меряно, а потом только начинаем думать, да репу чесать. Вот так оно всегда...,- и он замолчал.

Вскоре он встал.

- Пойду я, одноногий, посплю. Все мы уже допили с тобой. Вихорка, пусть дед поспит маленько, ладно? А ты за конями следи получше. Разбредутся еще...

- А то без тебя мы и не знали, что за конями следить надобно,- буркнул Костыль, но уже беззлобно.

Высокий старик ушел в темноту.

Молча сидел Костыль, глядя на багровые угли.

- Дрянь, говоришь, получается? – протянул он через какое-то время. - Получается, да. Только знаешь, вот что я тебе скажу…,- он еще помолчал.

- Вот что я тебе скажу, внучек. А ведь это было счастливое время! Да, не поверишь, но это было прекрасное время, хоть и недолгое. Мы шли в бой за свободу, за землю, за хорошую жизнь,- глаза старика загорелись. - Мы сами шли, мы рвались в сражение, силой никто не гнал. И вот тогда-то мы и были и свободны, и счастливы. Мы шли в бой, мы умирали, но мы были счастливы. И сосед Беспалый, что умирал у меня на руках с развороченным животом, прохрипел мне: «Мы побеждаем, и я умру счастливый. Мои дети будут жить…». Да, он умер счастливый, Беспалый, сосед мой…,- вздохнул и опустил голову Костыль.

- А как это, деда, может быть, что человек умирает, а счастливый?

- Да вот так, внучек, бывает иногда. Вырастешь – поймешь…

Он снова замолчал.

- Да, Вихорка, то были лучшие дни моей жизни. А как это все вместе получается, и кровь, и счастье, - я не понимаю. Ты обещай мне когда-нибудь потом в этом разобраться, когда вырастешь. Лады, внучек? Ну, вот и хорошо. Я вздремну маленько, да? А ты тут за конями, смотри, доглядывай, не проворонь.

И еще долго мальчик сидел в одиночестве, глядя на мерцающие угли, иногда подкидывая в огонь веточки и щепочки. Долго, до самого рассвета.

И только Бог знает, о чем он думал.

Посл. вар: май 19