ПАМЯТИ ПРЕДКОВ, ПРОШЕДШИХ ВЕЛИКУЮ ОТЕЧЕСТВЕННУЮ ВОЙНУ. ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ!

ПАМЯТИ ПРЕДКОВ, ПРОШЕДШИХ ВЕЛИКУЮ ОТЕЧЕСТВЕННУЮ ВОЙНУ... ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ!

Рассказ основан на реальных событиях, происходивших во время Великой Отечественной Войны в марте 1943 года в одной из деревень Смоленской области. В ту злополучную мартовскую ночь немецкими картелями были сожжены 33 дома со всеми жителями деревни. Среди них были и наши родственники - родные сёстры прабабушки. Тётя Фруза и её трое детей – 13 лет, 6 лет, 2,5 года, все погибли. Тёте Жене и её 13-летнему сыну просто чудом удалось спастись, а вот её младшая 9-летняя дочка не выжила. Малышку сразила немецкая пуля, смертельным свинцом пробив голову. Был ещё один человечек, который избежал смерти – соседская девочка. Назовём её Сонечкой. Условно. Потому как имя её «затерялось», пройдя через пересказ этого душераздирающего события от одного поколения последующему.

Сонечка

- Ма-а-амочка!!! Мне страшно-о-о!!! Я бою-ю-юсь!!!

Пронзительно, прорезая темноту ночи, звучали истошно-жалобные крики малолетних детишек, заставляя сердца взрослых замирать невыносимой жалостью и чувством полной, просто вопиющей, безысходности.

- Ваня! Где мой Ваня? – в голос, надрывно, выла Степановна – жена местного старосты, потеряв в суматохе пятилетнего внука.

- Танечка, золотце моё, не плачь… всё хорошо… всё хорошо… они не посмеют… всё хорошо… всё хорошо…- будто полоумная твердила одну и ту же фразу совсем молоденькая девчонка, крепко прижимая к себе тельце шестимесячной дочери.

Большой деревянный амбар занялся огнём одновременно со всех сторон. Едкий дым стремительно наполнял помещение, вызывая у находящихся в нём удушливый, надсадный кашель. Стояли плотно друг другу, будто скот, согнанный большим стадом в маленький загон. Впрочем, скотом они, видимо, для фашистов и являлись. Воздуха стремительно не хватало, глаза слезились, а всё тело сковало противным липким страхом, каждую секунду перерастающим в безграничный ужас. Ноги подгибались в коленях, но соседские локти, надёжно прижав со всех сторон, не давали упасть. Мысль на всех была лишь одна, общая: - «Бежать!!! Спасаться!!!». Только выхода не было. Вовсе. Единственный — широкие ворота, был заколочен, после того как их, человек пятьдесят, всех, кого смогли выловить в опустевшей с началом войны деревне, фашисты пригнали сюда. Немощные старики, женщины и малые дети. Приговорив к смертной казни через сожжение за связь с партизанами. Древнюю беззубую бабку Никитишну – за «связь». Пятилетнего Ванечку – за «связь». Даже грудных младенцев за эту самую пресловутую «связь».

Партизаны, чего греха таить, на самом деле в их деревню регулярно наведывались за продуктами, но связь с ними держал исключительно лишь местный староста. В тот поздний холодный мартовский вечер, в момент встречи старосты с партизанами, внезапно нагрянули немцы. Трое их было. Двоих партизаны уничтожили, а вот третий, на всеобщую беду, сумел сбежать. Не прошло и часа после сего события, когда в их деревню въехала команда немецких карателей. Жалости те не ведали. Старосту расстреляли первым на глазах у всех деревенских, вытащив народ, подгоняя прикладами автоматов, буквально из постелей. Полуголых – время позднее, люди спали. А затем, под жалобные завывания старух и истошные вопли младенцев, погнали в большой амбар на краю деревни.

Поначалу слабая надежда не покидала людей: «Ну, как так? Ведь не совсем они нелюди, чтобы заживо! Детишки-то в чём виноватые???». Они и прежде слышали, что лютовали немецкие каратели – специально созданные фашистами отряды, отличавшиеся особой жестокостью. Но до последнего не хотелось верить, что и их постигнет подобная участь.

После того, как с противным лязгом опустился засов, перекрыв единственный путь к спасению, упования на милосердие изуверов практически не осталось. Горестно, с надрывом заголосили бабы. Громко плакали, прижимаясь к матерям и цепляясь за подол ночнушек, ребятишки — мал мала меньше. Подняли ор груднички. Неистово молились старики, лихорадочно осеняя себя крестным знамением, взывая о помощи к Господу, матери Божией и всем святым. Тесно. Душно. Страшно. Очень страшно. Неотвратимо страшно...

- Мамочка, мы ведь не умрём, правда?! - пытливо заглядывала в лицо родительнице маленькая Сонечка — всеобщая любимица, ласковый ангелочек с огромными голубыми глазами в обрамлении белокурых завитков волос.

- Нет, моя хорошая... - сквозь слёзы пыталась успокоить дочурку мать. - Сейчас ты закроешь глазки, и мы просто... уснём....

По ту сторону амбара послышалось оживлённое движение, металлическое звяканье, плеск жидкости и характерный запах бензина. Народ на минуту замер, прекратились причитания и рёв. Даже дети замолкли, будто почувствовав остроту момента. Пауза длилась недолго. Огонь вспыхнул мгновенно. Раздался треск горящих досок и вот уже ненасытное пламя пожирало стены амбара, яркими языками врываясь внутрь помещения. Словно факел загорелась крыша, клубы дыма устремились в ночное небо.

- А-а-а-а-а!!!! Гады!!!! Сволочи!!! Выпустите нас!!! – толпа устремилась к выходу, пытаясь выломать ворота. В ответ раздались автоматные очереди и несколько человек упали замертво.

- Не надо-о-о-о!!!

- Мама-а-а-а!!! Ма-а-амочка!!! – пронзительные, разрывающие душу в клочья, детские крики неслись со всех сторон.

Началась паника. Давка. Задние ряды напирали, принуждая передние вновь налечь на объятые огнём ворота. В воздухе повис запах палёных тел. На ком-то загорелась одежда и истошный визг прорезал воздух, не умолкая ни на минуту. Под натиском толпы ворота угрожающе затрещали. Вновь засвистели пули. Падение тел, медленно оседающих под ноги соседям. Клава, первая красавица в их деревне, успевшая получить с фронта похоронку на мужа, судорожно прижимала к полной, налитой молоком, груди годовалого сыночка. Мальчик, до сего времени не замолкающий ни на секунду, внезапно прекратил свой жалобный рёв. Как может плакать ребёнок, которому шальная пуля снесла пол головы? Разве что женщина этого не замечала, продолжая баюкать любимое дитя.

А вот Сонечка не плакала. Она уже была взрослой девочкой — целых... семь лет! Нельзя плакать. Рядом жалобно подвывали младшие братишки, вот им можно — что с них взять? Малявки! А ей надо пример подавать. Она старшая. Ведь мамочка что-нибудь придумает? Вот, сейчас вдруг откроют ворота и их спасут. Дяденьки партизаны. Те, которые к ним недавиче в окно стучались и просили хлеба. И сала. Она слышала, притворившись спящей. А откуда у них сало? Поросят ещё в начале войны закололи. Последнюю корову немцы увели. Куры… тех сами партизаны и забрали – всё для фронта, всё для победы. Соня слышала, как мать шептала в открытое окно, что бы, значица, от греха подальше уходили. Затем Сонечка уснула, а разбудил её звон битых оконных стёкол. После чего их с мамкой и братьями, дрожавших на холодном ветру, в одних лишь рубашках, пригнали сюда.

Никто их спасать, по всему выходило, не спешил. А быть может, и не откуда помощи ждать. Позже ходили слухи, что партизаны наблюдали с опушки леса, но помешать не могли, силы были не равны. Так что участь бедолаг оказалась предрешена.

Прошло некоторое время, жар стал ослабевать, но воздуха не хватало просто катастрофически. Сонечка опустилась на пол. Здесь, вроде как полегче дышалось. В темноте, пошарив ручонками вокруг себя, вдруг нащупала мать. Она признала её по серёжкам в ушах. Это папка подарил, она помнит. «Мамулечка...» - задыхаясь, позвала женщину. Та молчала. Прижавшись плотнее к родному телу, вдруг ладошкой наткнулась на что-то тёплое, пульсирующее фонтанчиком из головы матери. «Кровь!» - догадалась Соня. «Мама… мамочка… тебе плохо???» - заскулила отчаянно. Ответа не последовало. Девочка впервые так близко столкнулась со смертью, но то, что мать мертва, осознала тут же.

Надо спасать братишек, теперь она им за мамку. Она главная. Надсадно кашляя, стала шептать-звать трёхлетнего братишку Лёшку и полуторагодовалого Васятку. Мальчишки не отзывались. Только где-то вдалеке, в другом углу ангара, слышались сдавленные хрипы, протяжные стоны. Поёрзав, Сонечка ящеркой выползла из-под наваленных на неё мёртвых тел. Приподняв чумазую от гари мордашку, с ужасом в глазах огляделась по сторонам. Светало. Неохотно догорая, осыпалась кровля, головешками падая на лежащих вповалку задохнувшихся односельчан. Огонь уже не пылал – насытился. Леденящий кожу ветер разгонял гарь, выдавливая наружу сквозь обуглившиеся брёвна. В живых, похоже, никого не осталось. Лишь голос восьмидесятилетнего деда Фёдора, бившегося в агонии, хрипло звучал заключительным аккордом - словно прощальный набат по невинно убиенным. И тут она увидела братьев. Две белобрысые головки слились в одну. Ветерок трепал по-детски нежные кудри. Белые одуванчики на тёмном от копоти поле. Оба были мертвы…

Сонечка, собрав последние силы, поползла к ближайшей стене. Вернее, к тому месту, что от неё осталось, то и дело натыкаясь на мёртвые тела. Попросту переваливалась через них, цепляясь за обгоревшие конечности, с трудом выбираясь из плена. Болела голова и почему-то сильно тошнило. Поняла, что добралась до цели, когда уткнулась носом в достаточно широкую для её тощего тельца щель промеж обугленных досок. Вдохнув полной грудью, втянула сквозь обожжённые легкие спасительный воздух. Борясь с головокружением и липкой слабостью, юркнула в узкое отверстие и… вот она свобода. Совсем-совсем близко. Как говорится, на расстоянии вытянутой руки. Приподнявшись на ободранных в кровь локтях, тревожно огляделась по сторонам, со страхом ожидая в любую секунду услышать выстрелы. Тихо. Немцы решили, что всё кончено и миссию свою карательную выполнили, оседлав мотоциклы, укатили прочь. Как выяснилось минутами позже, часового они всё же оставили.

Встав на дрожащие от неимоверной слабости тоненькие ножки-прутики и шатаясь словно тень, падая через каждые пару шагов, девочка побрела в сторону виднеющегося невдалеке спасительного леса. Слёз почему-то не было. Всё сжалось внутри, словно сгорело в пожаре и вымерло вместе с родными. Очень сильно болело отёкшее горло, жёсткий ёршик царапал внутри, не давая дышать полной грудью. Шаг-второй-третий… Пять метров, шесть… Стоп. Взгляд её уткнулся в мужскую фигуру. Немец. Фашист. Широкий плащ, железная каска на голове, в руках автомат. Стоял к ней спиной, широко расставив ноги. Соня замерла как вкопанная, опасаясь даже дышать. Пошатываясь на пронизывающем ветру, который безжалостно трепал остатки её одежды, обдувая обожжённое хрупкое тельце, молчком сверлила вражескую спину. Будто почувствовав это, фриц медленно повернул голову и пристальным взглядом уставился на девочку. Удивление, недоумение и… что-то ещё мелькнуло в его глазах. Сонечке почудилось, что там была жалость. Своих ребятишек вспомнил, оставленных дома? Немец был явно не из команды карателей. Глаза в глаза несколько томительных минут. Перепуганный, полный отчаяния взгляд ребёнка молил о пощаде. «Вот... сейчас он поднимет автомат... и всё закончится...» - пронеслось в голове у девочки. Медленно тянулись секунды, завязнув в накалённом от остроты момента воздухе. Соня сдалась первая. Прикрыла глаза и сжалась, приготовившись к самому худшему. Она устала. Устала бояться. Устала спасаться. За спиной оставались мёртвая мамка и братишки. Быть может ни так и страшна эта… смерть.

Выстрелов не последовало. Сонечка сквозь обгоревшие ресницы взглянула на немца. Тот продолжал смотреть на неё, будто на что-то решаясь. Прищурив глаза, лениво мотнул головой в сторону леса. Девочка продолжала стоять, не веря в доброту врага. Мужчина нахмурился и дополнил указание, показав направление дулом автомата. После чего принял равнодушный вид и отвернулся.

Сделав несколько неуверенных шажков, Сонечка «нырнула» в ближайшую канаву. Упала, голыми коленями заскользила по промозглой земляной жиже. Выбралась и, настолько быстро, насколько позволяли последние силёнки, поползла через огромное поле в сторону ближайшей опушки леса. Поминутно останавливалась, утыкаясь лицом в землю, хватая в изнеможении ртом воздух – всё никак не могла надышаться. Снова и снова стремилась вперёд в ожидании, что немец в любую минуту, прямо сейчас, одумается и догонит её. Может быть, он решил пошутить над ней? И вот-вот над головой раздастся издевательский смех, и автоматная очередь прервёт её жизнь. Не догнал. Позволил уйти. Что им двигало? Человечность и сострадание? Кто знает, но факт остаётся фактом — Сонечка спаслась!!! Единственная из всей своей семьи, потеряв от рук фашистов маму и младших братишек.

Она узнала, что кроме неё удалось выбраться из пожара ещё одной женщине с сыном, когда попала в лагерь партизан. Последние наткнулись на ребёнка – грязную, посиневшую от холода девочку, возвращаясь с разведки. Простывшую, надсадным кашлем оглушающую лесную тишину, обнаружили в пяти километрах от сожжённой немецкими карателями деревни. Согрели, накормили, приютили, вылечили и при первой же оказии отправили в глубокий тыл.

Наверное, возникнет вполне закономерный вопрос: «А какова дальнейшая судьба этой самой Сони?». Нам не известно. Да и таких «Сонь» военного времени предостаточно было. Причём, возраста разного. Пусть в амбаре те не горели заживо, а умирали, допустим, от голода в блокадном Ленинграде. Либо рыли окопы, падая без сил; трудились на военных заводах в три смены под лозунгом - «Всё для Фронта, всё для Победы!»; работали в госпиталях, выхаживая тяжело раненных; участвовали в партизанском движении, либо... вовсе маленьким ребятишкам пережили все ужасы той страшной войны. Кто-то дожил до сегодняшних дней, держится и скрипит из последних сил, но большинство уже не с нами, остались лишь в памяти потомков. Но ведь подобные, ставшие бабушками «Сонями», и среди нас доживают свой век в полном одиночестве. Стоит только посмотреть внимательно, оторвавшись на минутку от материальных забот и собственных проблем. Возможно старенькая бабуля прозябает по соседству, доживая свой век покинутая всеми, тайком утирая горькие слёзы одиночества? И ей не хватает элементарного внимания, душевной близости, заботы и любви. Дай Бог нам всем научиться состраданию, терпению и пониманию по отношению к нашим, порой капризным, но по прежнему любимым старикам...

Школа №421, г. Санкт-Петербург. Глеб Малашенков 2-А класс и его бабушка Волкова Галина Алексеевна.