Четырнадцать 79 страница

С другой стороны, что такое я? Я по уши увяз в так называемых «занятиях искусством» – рисую и пишу – а это для людей с прямыми мозгами в лучшем случае странная чепуха, а в худшем – опасная ересь. /А для меня творчество – рай. Бог-творец творил людей по Своему подобию – творцами. Причем любое творчество – рай, не обязательно бумагу марать. Любовь к жизни уже есть творческое состояние. / И я отъявленный не авангардист даже, а постмодернист, человек и для искусствоведов – не говоря уж о покупателях картин – не совсем понятный; «анархист какой-то! изобретатель! Ван Гог новоявленный! философ и концептуалист! » А в текстах моих, например, даже матерные слова встречаются! Потому что, И., ниагарский водопад сладкой демагогии, который привычно, зычно и уверенно льется на ваших собраниях, мне кажется совсем не раем, а позавчерашним обедом и скучной мертвечиной, на которую не случайно сползаются в основном старухи – всё превращая в богадельню. Обрати внимание, что Христос, если и ругал кого, то совсем не пьяниц, например – а фарисеев. Слышала хоть раз такую проповедь?! Если вы выдумали другого Христа, то это ваши со скотиной Лютером проблемы, а Его не обманешь. Слушаешь, слушаешь ваших проповедников-автолюбителей и чувствуешь, что их духовные авто никуда не едут. Почти всё есть, но чего-то нет – например, мотора – и они не едут. Только в качестве макетов демонстрируются; кланяются, вместо того, чтобы ехать.

В общем, видишь теперь, что в условиях тягостной материальной скудости и неопределенности будущего у нас было бы сплошное непонимание друг друга… Но дружить и спорить мы можем всегда – иначе ты совсем не христианка! Я люблю людей, И., и даже мои укусы полезны. И с баптизмом я воевать совсем не собираюсь – сетую здесь, потому что именно он, абстрактный, может не дать нам быть вместе – я же знаю, что это всё равно, что перед быком красной тряпкой махать. Я просто хочу немного влиять на людей в сторону смягчения нравов /«возьму у вас сердце каменное и дам вам сердце плотяное»/, чтоб они лучше понимали, что христианство – это не богословие, а жизнь, что «Дух Святой» совсем не в жестокости и огранниченности.

Мне кажется, что у тебя есть и чувство юмора, и характер, и доброта с простотой – но, с другой стороны, похоже, что раздражительна ты чуть ли не до истеричности и нос задираешь непонятно зачем и непонятно куда и ограничена очень этим бесконечным баптизмом… На мою маму чем-то похожа!

Слишком много я на тебя вылил, но я не хочу врать… /Хочешь еще правду?! – ты иногда одеваешь невыносимые вещи! Взять хотя бы ту сиреневую «махнушку», которая была на тебе в последний раз – китч полнейший! /т. е. бездуховность/. А что ты делаешь со своими волосами! Твой Бог любит мымр?!

12ноя. 99г.

Л., здравствуйте!

Меня зовут Дима…

Если напишу вам, вы будете считать меня навязчивым наглецом и чудаком, но если не напишу, я буду считать себя слишком робким, а ведь я ваш поклонник просто – поэтому извините меня, любителя писем…

Меня поразили сила вашего голоса и вашего таланта, серьезность вашего интереса к духовному… Но есть и недостатки: с одной стороны, Бродский и т. п. для меня мираж просто, а с другой, и народничество ничем не лучше. Я не верю ни в искусство, ни в национальное, а лишь в свободное – пусть и безвестно-безденежное – творчество /детство! / и развитие личности. Будь моя воля, я основал бы такой народ и такую религию! Услаждать красивостями одних, поражать монументальной холодностью страсти других… - нет, это не для меня. Надо любить себя и своих ближних, а не народ; надо любить себя и своих ближних, а не «приносить пользу», потому что, видите ли, может быть и хуже /и надо умудриться жить без «надо»/ /ну вот, я и проповедую уже/. Духовность через гордость может приводить к такой тупой непробиваемости, что я просто не знаю, что ее глупее – разве что, щит фанерный. И красивость – забор. Поэтому мне и трудно с вами общаться… Почему бы вам и не написать мне, ведь я тоже пишу и рисую. Попробуйте поспорить со мной, например. Бесполезное дело! Талант – он весь в свободе, он – господин, служить не хочет – даже и «народу». Народу можно только через ближних служить – это немного, но, значит, надо чтоб талантов было много. И их действительно много. Но все они служат или искусству или народу. Или словно бы держат большой груз на весу и не знают, куда его положить. Вам же тяжело очень… А я знаю, что с талантом делать. По крайней мере, класть его в искусство и в нацию, значит топить в сахарном сиропе и болоте. Кругом меня сплошные утопленники, которым, похоже, уже ничего не докажешь. К тому же, я не только добр, но и очевидно жесток – могу написать, например, и такое: «на аэродроме сцены демонстрационный полет выполняет нос-самолет, игривый белый воробушек»… Я люблю романы Достоевского, философию Толстого, люблю Баха и Ван Гога. Хороши Рембрандт /поздний/ и Кандинский /поздний погиб в тупике авангарда/. Люблю барда М. Щербакова. Зоя Ященко /«Белая Гвардия»/ ужасно мила, но я еще на примере БГ понял, в чем тут ошибка: такой душевный талант дан людям, а они его на корню запродали, не соображая, что делают… В общем, я люблю изначальное христианство – то, что в Евангелиях. Правда, оно страшное очень – кто может «оставить всё»?! – все десятину платят…

Я видел вас два раза, Л. – в первый раз был ужасно удивлен: всё казалось, что обладатель такого голоса должен быть статным и могучим /а также поразило меня, что собралось всего человек пятьдесят – на такого-то человека! /, а второй был довольно жуткой сентябрьской ночью в лесу – сюр и тоска… Наверное, в чем-то мы слишком похожи, а в чем-то слишком различны, но главное-то не это… У нас выпал первый приличный снег сегодня. Посылаю вам свои «тексты» на пробу /грунта! /. Я пишу очень много /разумеется, «в стол» – в Москве не был с 8-го класса, а сейчас мне 35, между прочим/, нащупав нечто в соединении художества, быта и философии. Три ценности есть: радость творчества, спокойствие работы и теплота душевного общения /тем не менее, у меня масса проблем/. Жду ответа. Уже в сентябре и хотел написать, но всё сомневался, нужно ли вам это – и сейчас сомневаюсь - и как узнать адрес театра Камбуровой не мог догадаться – в «Интернете» узнал.

27дек. 99г.

С Новым Годом.

Предпочитаю не верить почте /жаль, если она у нас как часы, да и в театрах все аккуратны, заботливы и не забывчивы/.

Это грустно и очень глупо, но я люблю вас, тебя, Л., ты мне снишься и я не буду бороться с этим до весны. Не думайте обо мне плохо…

В том лесу, где среди зверей завелись вы и остальные в песнях знаменитости, у вас были такие глаза, словно вас загнали в угол и вы сердитесь на себя за то, что испугались. Или словно вас «шарахнули», а вы хотите жить по-прежнему, не сознавая, что от вас осталась половина /преувеличил – туристскими передрягами никого не испугаешь/.

В последние годы я много раз влюблялся, Л., но всё это были люди недостаточные, «не рыба, не мясо», повязанные по рукам и ногам, с головой, повернутой в обратную сторону и потому не способные пойти дальше благих намерений. Наверное, мне просто хочется любить – это плохо? Обычная жизнь – это бесконечное «дважды два» с утра до вечера…

Жаль, если у тебя есть кто-то, но всё равно я был бы безумно рад с вами общаться. Я обязательно бы помог вам /или вы мне, идиоту риторическому?! /

Может, и есть кто-то не хуже, чем вы – иногда мелькнет лицо и чудится что-то – но всё же, кроме вас, никого я не знаю, о ком бы всерьез можно было мечтать, а лучше, чем вы, видимо, и вовсе никого не существует на природе…

Смейся, давай читать кому-то и слушай злобные наветы, но, знаешь, мне плевать, я всё равно буду летать.

Фамилия моей матери – Фролова, у меня есть двоюродный с такой фамилией, но это, как раз, не имеет значения. Мы с ним видимся раз в 5 лет.

Я в том письме тебе свой ум показывал не из гордости, а из честности – он, проклятый, у меня какой-то необычный и это очень может помешать. Но ты его не бойся…

С виду я ничего, красивый, только слишком худой и длинный. И зубов нет, если честно. Значима красота души – и тут я еще буду красивый – а с тобою вместе как ангел стану сразу…

Ну я и наглец. С радости и горя, с веры и цинизма. Нет, цинизма нет, правда?

Пишу это 2-ое письмецо потихоньку, а сам всё еще жду ответа на 1-ое. Вряд ли придет. Но я совсем не зациклен и к почтовому ящику вообще не бегаю – у меня всё время куча творческих планов – чего и вам желаю. И кассету вашу редко слушаю – с одной стороны, она «заслушана», а с другой, бывает больно, что ли… Зато постоянно вижу ваш облик. Вроде ничего особенного в нем, кстати! Я даже когда 1-ое письмо написал, осознавал в себе лишь сильную симпатию, а сейчас люблю, но про это не хочу болтать. Чем нервничать и переживать, лучше болтать. Лучше быть мудрым, мягким и тягучим…

И всё же: я люблю тебя, Л., очень люблю, обожаю! И даже имя твоё серенькое я теперь очень люблю! Мысль о тебе делает меня счастливым – ты понимаешь, как это много?

Но: ты не медли сейчас и крепко держи меня потом, потому что я очень влюбчивый – раз, и легко разлюбляю тех, кто мало любит меня, два, и лишь до весны я попытаюсь продержаться, не влюбляться, чтоб и у тебя был шанс на счастье, раз уж все меня так мало любят!

…Я никогда не был женат. И вообще жил без женщин – как отшельник. Я совсем не верил в людей, но в последние годы хочу, чтобы хоть кто-то опроверг такое моё мнение. Правда, шансов на это осталось уже мало – иначе бы я не пускался на такие авантюры, как это вот письмо к тебе. Но я вижу возможность становиться всё сильнее и сильнее. Я не завишу от людей и их тупые и недобрые отказы для меня трагедией не являются. Люди ничтожны и завидовать им не приходится – даже тогда, когда они изображают ту же любовь. Да, на самом-то деле мне теперь уже очень трудно влюбиться…

Текстов 2-ой раз прилагать не буду – они похожи на мои письма. Впрочем, есть у меня хороший текст про любовь – там всё выдумано, вымечтано, правда…

Я не требую, чтобы ты любила меня – зная лишь по этим письмам – я прошу только, чтобы серьезно говорила со мной. Вокруг меня люди либо талантливые, но крайне легкомысленные, либо серьезные, но бездарные – и те, и другие мне и не пара, и не соперники…

Ах, Л., я весь декабрь жду и пишу тебе это 2-ое письмо, предчувствуя, что не дождусь ответа на первое, и вот, сегодня уже 22 декабря и такая у меня тоска и метель в душе! Всё было б иначе, если бы ты была рядом и мне хочется не ждать больше, но если я не покажу выдержку, то ты тем более будешь фыркать и смеяться. Поэтому прости, что я с тобой говорю мысленно и на бумаге, ладно? Л., я похотливый воображала, но, поверь, никакой «секс» с тобой мне ни разу не привиделся – так всегда бывает, когда любишь: хочется только быть рядом; без тебя меня действительно лишь половина, сколько бы я ни старался. Те, что вокруг меня, как призраки, они иллюзии, а ты – настоящая реальность…

Поэтому попробую еще раз «навязаться», получай. Ты можешь сделать меня лучше.

С нового года собираюсь «новую жизнь» начать – в который уже раз. От нетерпения хочется сделать рывок и попасть в рай. Впрочем, я сейчас сильный, многое созрело как раз, так что что-то у меня получится. Творчеством буду лучше заниматься, в другом режиме, а из людей надеяться только на тебя…

Выдумал я тебя, да?

Адрес маму попросил надписать – шиза уже, чудится мне, что с женским почерком письмо легче дойдет!

Знаешь, почему разваливались мои предыдущие любови? Потому что все пассии мои имели /и имеют/ свои собственные творческие амбиции – и они чувствовали, что хотя я и корректен-лоялен и при случае с удовольствием хлопаю в ладоши, но всё же смотрю свысока. И действительно, они же все не философы, не концептуалисты, а без этого любое творчество лишь ученичество, детский сад, миллионы, кто лучше, кто хуже, пробавляются им за зарплату и на досуге. И ты не исключение, Л., с тобой может получиться всё так же. Но вдвоем, друг от друга, мы могли бы получить то, что каждому из нас не хватает… Т. е., конечно, мне бы проще было с женой без собственных амбиций /но с образованием! / - и не далее, как вчера /23 декабря/ я как раз встретил такую, но с тобой ведь может выйти нечто высшее, посильнее " Ромео и Джульетты». …Скажешь, так не бывает и мы недостойны – но почему же не попробовать?! Если друг друга будем поддерживать, то как по канату по жизни пройдем, разведя для равновесия руки…

Стараюсь написать что-то осмысленное, но хочется – лишь два слова «Л., милая» без конца повторять. Поповторяю до весны, постараюсь ни к кому не приближаться. Ах, неужели же в жизни не бывает исключений! Ведь всё на самом деле не так страшно и я уже достаточно сильный для того, чтобы в любом лесу согреть тебя…

Уже к вечеру я забыл ту девушку и, пожалуй, я пока больше никуда не буду ходить, чтоб никто не отвлекал меня от тебя! А то иногда всё же раздрай получается! Раньше местные тусовки были значимы для меня, потому что пассии мои были оттуда. Но без людей я тоже не могу, слышишь, человечек?! Я должен что-то делать для тебя, чтоб чувствовать твоё присутствие, но ты меня не мучай, эту весну я хочу встретить уже вместе с тобой…

Ах, размечтался! до сумасшествия просто! незаметно, шаг за шагом! Ведь всякая нормальная девушка обязательно влюблена – это просто потребность такая – и почему бы и не счастливо?! Я жутко подставляюсь, валюсь как снег на голову, а с головы на землю…

Все люди боком ко мне, боком – и это странные знакомства – а ты – передом, но в тюрьме и, боюсь, принимаешь ее за дворец – а меня за самозванца и бродягу – и как не велика сила слов, но между нами такое расстояние – а отыскивать я тебя не поеду, я слаб на езду в одиночку, я даже в Казани своей знаю только район свой центральный, представляешь? Сама приезжай или меня позови. Или напиши, что хочешь дружить и разобраться, кто прав и кто виноват…

Знаешь, просто говоря, мы с тобой живьем улетим на небеса, если ты соблаговолишь взять с собой гитарку попроще и нас двоих как слепых будут за руку переводить через улицы.

Знаешь, я, видимо, ревную и мне почти что приснилось, что тебя не только в творчестве, но и в жизни точно также обманули и рядом с тобой крутится какой-то хитрый мужик, причем этот ничтожный гаденыш даже и твои письма читает! Да, скорее всего, это так и, скорее всего, и тут у тебя, деликатной, свои обязательства; проза всегда такова. Что же, напиши тогда для начала что-нибудь маленькое и осторожное, больше я не знаю, что делать, в какой-то засаде своей ты же наверняка сохранилась еще и, значит, можешь сама потихоньку во всем разобраться…

Ты снова приснилась мне как самый замечательный человек на свете. Я снова себе удивляюсь: как это я был так беспечен раньше и не разглядел тебя? «Яркий голос – серенькая внешность – обычный случай» – вот что я думал тогда. А сейчас: «все настоящие таланты лишены внешних эффектов, все плодоносящие деревья скромны; таким не нужно пьянствовать и дебоширить, они хорошо себя чувствуют серенькими днями; они драгоценность, природой защищенные…» Ох, Л., Л., я так люблю тебя.

…Я сделал это, Л.! – не пошел ни на одну из трех новогодних тусовок /на каждой - свои «интересующиеся» девушки/. И дальше ходить не буду, чего их мучить, с толку сбивать, раз не люблю, раз люблю и, значит, не свободен… Конечно, всё равно это письмо – и чувства мои – это еще только иллюзия, нужны двое, две иллюзии, чтобы получилась реальность, а если ты считаешь, что у тебя уже есть она, то ты ошибаешься просто, это иллюзия…

Верь мне, Л., верь – ведь я ж не жалею, что с недавних пор уже сильно верю в себя! И в тебя я верю, но только в саму по себе, а ведь вокруг тебя, скорее всего, слишком много такого, во что ты веришь, но что с толку сбивает и уводит далеко от меня…

Таких, аналогичных писем я еще никому не писал… Т. е. нет, писал одной девушке пару лет назад любовные письма, но ситуация была безнадежной и я ни одно из них не отправил. Было еще несколько писем, но уже совсем с другой ситуацией – вот и всё…

Видишь, как старательно перед тобой я выворачиваю себя на изнанку?! Впрочем, парочка мелких секретов осталась, но они и безобидны и важны, ведь ясно же, что я совсем не идеален…

А если кто-то именно идеологически пытается перед тобой фунять на меня, то учти: для меня любой идеолог – мелкий осел, могу пачками бить их на своеобразных рыцарских турнирах…

Мне говорят, что если письмо не доходит до адресата, то в 95 случаях из 100 оно возвращается назад… Да, мне нелегко придется, два месяца думая про то, как ты там читаешь меня…

Знаешь, от всех этих неудач с людьми – при том, что меня уважают и ценят – у меня всё же опускаются руки, я их не могу удержать. Пишу я много – горького, конечно – а вот для рисования у меня теперь часто нет нужного подъема, «зачем? » – говорю я себе, «моя жизнь – мираж и склад из рисунков годами лежит без движения /впрочем, не треплются! /. Брат поддерживает меня, но этого мало, потому что он меланхолик и мы с ним заодно изначально…» А такой возможности, чтоб сразу и о Боге и об искусстве можно было говорить, в обозримом будущем у меня точно не будет. Всё время приходится говорить половину, жить половиной…

Всё, время вышло, отправляюсь к тебе, Л., в этом письме. Я не знаю, что можно сделать еще для того, чтоб ты была не венцом моих любовных неудач, а прорывом к удаче. Мне снилось, что листочки, покружив, как птицы приземлились тебе на голову и плечи и ты со временем их и меня полюбила…

15авг. 00г.

Л., здравствуй! Наверное, в театре сейчас отпуска и письмо моё в лучшем случае пару месяцев в канцелярии проваляется, но мне хочется сейчас написать – не хотелось до и, кто знает, может не захочется после. Хочется извиниться. Накинулся на человека как дикий, самовлюбленный… И я извиняюсь. Просто ты мне очень по сердцу, мне было бы так интересно с тобой общаться – с не испытанной силой. А я для тебя – если ты вообще в курсе, кто я такой, если не в курсе, то и оставайся не в курсе, потому как, значит, такая судьба – наверное, слишком жестокий. Но не верю я в красивость и благие намерения традиционного творчества, оно уже только товар, а жизнь жестокая при нем течет как текла, да и сами творцы пребывают в пессимизме, унылости и гордыне мнимого избранничества, сами ведут себя очень бездушно, жестоко…

В общем, Л., люблю я тебя и жалею, но идиотом без спроса больше не полезу в жизнь твою личную. Если представить, что она у тебя как моя, то, конечно, дико, когда кто-то со стороны заявляется. Но, с другой стороны, без надежды человека бы я не оставил…

В жизни моей – если тебе интересно – пока меняются не столько внешние обстоятельства, сколько настроения внутренние. На многое махнул рукой, зато много и спокойно работаю /хотя по-прежнему хочется любить! /.

18февр. 01г., наутро после концерта

Л., здравствуй. Я был на твоем концерте 17февр. И нахождение среди двух сотен любителей романсов произвело на меня какое-то болезненное действие… И, кстати, я совершенно не понял, читала ли ты мои письма… Все эти Блаженные и т. д. и т. п. для меня не существуют и не будут существовать. Как, впрочем, и Джоплин. Сплошная «высокая тоска», но до безобразия невнятная и замороченная. Про наивность и не говорю. Мне кажется, что высокое должно ассоциироваться не только с тоской, а если это так, то часто в этом мы и сами виноваты… Ты «пацанка», но всё равно красуешься на сцене. На ней невозможно не красоваться… Кочуешь, зарабатывая на пропитание, и изучаешь, чувствуется, исключительно сборник романсов и песен. Похожа на монашку – есть и художницы такие. Очень странно, конечно, было толковать тебе о нелюбви к народу и искусству – всё равно, что папе римскому про сомнительные достоинства католицизма… Я месяц ждал этого концерта и на тебе – я тебя даже в милицейской форме представил. Ты просто больная – и принимаешь «лекарство», которое окончательно высушит тебя… Это сентиментальная сказка, что Христу воробьи нужны. В общем, не стал бы я тебе и писать, махнул рукой «на всю эту историю», как, вероятнее всего, и ты на меня не раз махнула, но есть два обстоятельства: 1. Ты, оказывается, приезжала в начале прошлого года, т. е. как раз тогда, когда я ждал тебя – и нужно очень большое нахальство, чтобы всего лишь зарабатывать деньги под носом у влюбленного человека 2. Когда ты открываешь свои глаза – обычно они у тебя сощурены в щелки – то становишься просто прекрасной – здоровой. Только такой я тебя и люблю.

А кого любишь ты, Л., очень было бы интересно увидеть героя всех этих возвышенных песен. Знаешь, я столько всего насмотрелся, что не исключаю, что это кот Кеша с соседней в городе Суздале улицы, причем он давно сдох, утопился, женился или уехал...

Должен, кстати, признаться, что я Камбурову не уважаю. Как и большинство поэтов и бардов. А Веру Матвееву жалко – она была такая же больная. Я, скорее, панк благородный – группы «Кэн», «Дэд кэн Дэнс» и т. д. и т. п. мной слушаются много чаще, чем романсы. Неужели ты совсем не современная? Какой же это «городской романс» - такие города только на пряниках построены…

Я, Л., очень хотел бы продолжить свои творческие усилия, но на меня жутко напирают всякие миленькие стервочки, которые, женись я на одной из них, мигом направят жизнь мою в сугубо практическое русло. Не знаю, что делать, не хочу свою жизнь в бардак превращать, но и «лавируя» еле держусь. Вот если бы ты захотела стать моей женой – здоровой…

Напиши хотя бы раз! А иначе будешь для меня только полпредом матрешек и русской духовности в разложившейся насмерть Германии…

Май 01г.

Л., я самый обыкновенный идиот и вообще черт знает что, но, главное, я увидел твои акварельки в «Интернете» и, ничего не поделаешь, просто растаяла моя жестокая душа. Ничего милее я в жизни не видел! Я буду любить твои рисуночки и тебя саму вечно, хотя я бесконечно устал любить кого бы то ни было без взаимности. Поэтому я опять просто обязан извиниться и в твой безмолвный космос отправить очередное письмо. В общем-то, где уж мне жениться, если я частенько без денег сижу и слишком поглощен вот чем-то вроде воробушков и козликов твоих. Хотя, если бы мы любили друг друга взаимно, то не может того быть, чтобы любая куча разногласий не ушла в песок, а я тебя люблю.

В общем, чепуху пишу…

12окт. 01г.

Л., это моё письменное творчество. Всего написано три книги, но отредактировано – весьма существенная и трудоемкая операция – только 1, 5: 1-ая, «Начало» и половина 3-ей, «Романтика» – ее-то я и хотел бы, чтобы ты почитала…

Никаких других предисловий и послесловий пока не буду писать. Я изменился, но мнение твоё мне по-прежнему интересно…

13июня 00г.

А. М., еще раз спасибо за кассеты, я даже Мокееву оценил, хотя это чисто женское. Извини, что посылаю тебе всего 2 шт. БГ, но я слишком устал от «Арсов», хочу отдохнуть от них летом и не беспокоиться, что БГ не со мной. Я купаться люблю. Не сомневаюсь, что ты тоже скучать не будешь. Пока.

Осторожней с кассетой POINT.

Переложения баптистских песен

/ «Он полон любви для тебя, Он твой Бог»/

Милая, я полон любви для тебя, я твой бог.

Приди, подруга, сложи бремя у ног.

Я полон любви сердечной, простой,

Ко мне свое сердце обрати и открой.

Припев: Грешница бедная, приди ко мне, как к миссии

Скорее ко мне ты приди.

Я полон любви – пусть бежит прочь твой страх

Подруга, спеши, я дам мир в небесах

Я полон любви, со мной так жизнь хороша

Вечный покой я даю в небесах.

Я полон любви, жизнь отдам за тебя

Я – агнец, твои грехи взял на себя

Я полон любви, тебя я зову

И как на кресте кровь свою лью.

/ «Жизнь посвящаю Тебе и отдаюсь я в мольбе»/

Милый, жизнь посвящаю тебе и отдаюсь я в мольбе

Ты управляй ею сам и направляй к небесам.

Жизнь эта не моя, так пусть будет твоя

Её ты сам мне дал, чтоб я прославляла тебя.

В мире соблазнитель царит, хочет меня погубить,

Чтобы ему я служила и по греховному жила,

Но я тебя молю: силу пошли свою

И мне защиту дай, в битве с грехом укрепляй.

Честно желаю я жить, ближних хочу всех любить

Зло и обиды прощать и о тебе возвещать;

О, мой господь и бог, если б я в жизни смогла

Твоя любовь познать и всем о ней рассказать.

Скоро ты в славе придешь и своих женщин возьмешь,

Так приготовь и меня, чтобы я достойна была

Вечно с тобою пребыть, злобу людей забыть

И в небе любви увидать то, что ты хочешь нам дать.

И так далее /с таким переложением может справиться и компьютер/. Вот это настоящая божественная любовь, предельная сила чувств!

Теперь обратное переложение.

Под рукой местный поэт А. Б. /самодеятельная книжка «Спираль»/:

/«Разговор у больничной койки»/

Иногда я бываю печален

А, быть может, печален всегда.

Что, Вы, Боже, этого не замечали?

Интересно… Видать, не судьба.

Подбодрить Вы, Боже, меня не пытайтесь –

Все увижу и все я пойму.

Лучше чаще, Бог, прикасайтесь

Своим теплым плечом к моему.

Бог, Вы не смейтесь – мне больше не нужно,

Оставайтесь далеким, чужим.

Но в сей миг я, романтик простуженный,

Буду Вас называть: «Господин».

Вы задумались, Боже… Нужно ли, право!

Я ли тот проповедник, покоритель сердец?

Я ли статный, красивый и бравый?

Я лишь только печальный о Боге певец.

И так далее… Вот так обращаются с Богом, когда он рядом.

Честно говоря, я ещё не дорос ни до такой любви, ни до такой близости.

Теперь читая любые тексты я буду подразумевать такие переложения.

«Дай мне, спаситель, в сердце жажду

Жить жизнию святой,

Рваться душою высоко,

Где я сольюсь с тобой» – когда такой жар, уже нет ничего стыдного, «двое стали одной плотью». А иначе это сожительство и дружба. Дружба с женщиной – вещь непрочная, противоречивая и даже противоестественная; никого вполне не удовлетворяющая двусмысленность.

«Не говори, что не видать конца пути,

когда живешь семейной жизнью,

Не говори, что ты устал по нем идти, что

Ею ты как от креста измучен,

Не говори – Марина отдалась тебе!

Не говори, что нету места от тоски, что побелели

уж виски

Не говори, что нет забот твоим конца после того, как пошли дети

Не говори – Марина отдалась тебе.

А сколько мук она за тебя приняла,

А сколько весен, сколько зим она тебя ждала…

Не говори, что дверь к ней у заперта,

Не говори – Марина отдалась тебе, доверилась».

А такие песни как «Счастье сердце мне переполнило и бежит поток через край» и перелагать не надо – они могут трактоваться двояко.

«Как рассказать вам о любви возлюбленного моего, тайну милости всей как открыть? Терпел он из-за меня страшные муки, пока та любовь не научила жить.

Припев: твой дневной свет любви навек пронзил меня.

Вся жизнь моя теперь в тебе, любимый;

Нет большей радости и счастья полноты.

Ты сотворил мой мир и всё, что в нем, возлюбил меня и простил. Я счастлива встрече моей с тобой, ты любовью грехи мои прошлые смыл.

Религиозные – это темные фигуры. Очень мрачно, поэтому они присоединили к себе культуру: оделись в золотые одежды... А культурные – это листки, пластинки, слитые с плоскостью. Очень бессмысленно, поэтому они присоединили к себе религию…

Еще переложения:

/" Как рассказать вам о любви Христа" /

" Как рассказать вам о любви возлюбленного моего, тайну милости всей как открыть, терпел он страшные муки, пока та любовь меня не научила жить.

Припев: Твой дивный свет любви навек преобразил меня. Вся жизнь моя теперь в тебе, любимый мой. Нет больше радости и счастья полноты, ты свет любви своей и мне принес.