Четырнадцать 46 страница

Б: Аиста гнездо на ветру.

А под ним - за пределами бури -

Вишен спокойный цвет.

П: Разума-аиста гнездо на самом ветру. А под ним, за пределами бури, спокоен души вишневый цвет…

Воинственен разум-аист и ему хорошо в своем высоком гнезде на ветру, а вишневому цвету души хорошо за пределами бури...

Белыми аистами трепещут верхушки вишен в цвету - они на ветру…

Б: Долгий день напролет

Поет - и не напоется

Жаворонок весной.

П: Весной долгий день напролет поет жаворонок души - и не напоется…

Уже напелся жаворонок души, а день весны всё длится...

Высок и долог день весны – жаворонок души поет

Б: Над простором полей –

Ничем к земле не привязан –

Жаворонок звенит.

П: Над простором жизни полей жаворонок души кувыркается в небе, звеня…

Б: Майские льют дожди.

Что это? – лопнул на бочке обод? –

Звук неясный ночной…

П: Льют дожди тоски и слышу, будто лопнул на бочке обод – звук из ночной, неясной души…

Б: Даже белый цветок на плетне

Возле дома, где не стало хозяйки,

Холодом обдал меня.

П: Холоден смерти белый цветок…

Радость умерла, а белый цветок остался…

Умерла душа-хозяйка, белый свет – на похоронах холодные белые цветы…

Вдоль плетня иду на похороны. Над плетнем льдинками белые цветы…

Б: Нынче выпал ясный день.

Но откуда брызжут капли?

В небе облака клочок.

П: Нынче выпал ясный день. Но откуда брызжут капли? – в душе облака клочок…

Душе нынче выпал ясный день, облаков – клочок…

Нынче ясен день, да душа облака клочком – и брызжут капли…

Б: Ветку, что ли, обломил

Ветер, пробегая в соснах?

Как прохладен плеск воды!

П: Внизу ветер души плещется в воде, вверху, кажется, ветку обломил, пробегая в соснах…

Ветер… Заплескалась душа водой, зашумела сосной; блеснула рыбка, обломилась ветка…

Если ветер жизни и обломит у меня какую ветку, то исцелит меня прохладный плеск воды души…

В плеске прохладных, приятных впечатлений хотел забыть, как хрустнула тогда душа, как ветке было больно…

Приятен плеск воды прохладной, но тревожен в соснах ветра шум…

Б: Чистый родник!

Вверх побежал по моей ноге

Маленький краб.

П: Как родник чист и прекрасен мир, но никто не бежит ко мне наверх, кроме этого маленького краба…

Б: Рядом с цветущим вьюнком

Отдыхает в жару молотильщик.

Как он печален, наш мир!

П: Там, где в детстве был цветущим вьюнком, теперь отдыхает как молотильщик – вытаращился и никак отдышаться не может…

Б: Будто в руки взял

Молнию, когда во мраке

Ты зажег свечу.

П: Свеча души в руке вдруг показалась молнией во мраке…

Привычная свеча вдруг показалась молнией – так мрак души глубок…

Ровно в точке горящая свеча и сверканье молний по всему пространству – вот моя душа.

У зажегшего свечу души лицо выглядит подобным молнии…

Б: Как быстро летит луна!

На неподвижных ветках

Повисли капли дождя.

П: Как быстро летит по темному небу встревоженно бледная луна! На ветках как люди оцепенели капли дождя…

Мир неподвижен, люди как капли дождя на этих ветках серебрятся беспечно и лишь очень высоко в небе тревожная летит луна, разрывая облака…

Ветка, а дальше – луна… «Я – ветка, я – луна…» Слова повисли как капли на ветке после дождя, и быстро полетела луна…

Как быстро летит луна, когда на неподвижных ветках повисли капли дождя…

После дождя впечатлений на всех ветках души капли повисли и высоко и быстро летит луна…

Б: На ночь, хоть на ночь одну,

О, кусты цветущие хаги,

Приютите бродячего пса!

П: Прошу приюта у равнодушных душ – ты, говорят, не душа, а пес бродячий.

Я теплый пес бродячий, а они холодные цветущие кусты… «Цветут круглогодично – придуманы такие стимуляторы и контрацептивы».

Б: Важно ступает

Цапля по свежему жниву.

Осень в деревне.

П: В мире осень, философы важными цаплями по свежему жниву ступают…

Осень гигантской цаплей важно по свежему жниву деревни ступает… «Желтые березы внимают»…

В деревне осень, но душа философа важной цаплей по свежему жниву ступает…

Б: Бросил на миг

Обмолачивать рис крестьянин,

Глядит на луну.

П: Глядел на луну, а рядом крестьянин обмолачивал солнечный рис…

Бросив на миг бабки свои зашибать, нежно глядит на намеки на душу луны…

Упорно глядел на луну, надеясь, что и крестьянин, видя такое, на миг бросит свой обмолачивать рис…

Б: Снова встают с земли,

Тускнея во мгле, хризантемы,

Прибитые сильным дождем.

П: Тускнея во мгле, снова встают с земли хризантемы души, прибитые сильным дождем…

Эпилог: «Моя жизнь как вода, наливаемая в ванну, моя жизнь как электрический свет в соседней комнате, моя жизнь как крик за окном…, моя жизнь как это до обшарпанности засиженное кресло» – потому и томится жизнью душа, что беспрерывно себя со всем отождествляет.

…Упоительное занятие для мертвого - играть жизнь! Шагал, лучше быть живым и не летать, чем быть деревом в полете! Всё дубовые кубы и квадраты, да символистские мечтания.

Возрождение – это когда античная статуя слезла со своей подставки, оделась, вошла в интерьер, стала что-то там делать, изобретать и принимать какие-то позы.

«Хорошо быть добрым и веселым» – думает либерал, «хорошо быть мужественным и честным» – думает консерватор….

/Художество проистекает от избытка чувств, а каких чувств у меня избыток? – сатирических и т. п. – вот отсюда и «специфический» характер многих моих художеств. Причем, все чувства талантливы, а труд – это бремя, наказание за какое-то несоответствие между наличным чувством и предполагаемым художеством. /

Только провозгласят «мир и безопасность» либерализму, как тут и постигнет их пагуба консерватизма. А затем наоборот.

…Рисование «натурщиков» или «моделей» – есть ли занятия более антихудожественные?!

…Прожив 2000 лет без Бога /и тысячи лет до этого/, немудрено осмелиться сказать, что Бога нет.

И Он воскрес только для избранных, уже не ходил по синагогам, не проповедовал на дорогах и не исцелял. «Се, я с вами до скончания века и се, Я не с ними до скончания века».

…Мечта о саде родилась из детских видений. Ведь тогда все эти местные маленькие садики, в которые мы лазили, казались огромными и таинственными, настоящим иным миром – вот я и надеюсь, что если будет теперь сад не в 2, а в 20 соток, то повторится это чудо и для меня взрослого…

…Проснулся в час ночи свежий – под влиянием двух сильных впечатлений вчерашнего дня: 1. Новая картина Д. 2. Мамин рассказ о своей встрече с дьяволом в молодости /я его слышал уже, но давно; и он меня и тогда напугал/. …Его пейзажи совершенны. И что бы ему отказаться от театра, жестянок и геометрии /хотя и они выглядят так, будто им 1500 лет! /. /…Хорошо, что я человек пишущий, т. е. думающий - каждый думающий должен писать - может, и разберусь. Ведь чувствую, что мир-то загробный, статический, с нереальным движением. /

Во сне сокрушался: «ну как же можно продавать такой шедевр! » /есть картины, сделанные не глядя и за один присест – вот они в самый раз для продажи; это что-то вроде автографа, а чтобы за автографами гонялись нужен имидж, реклама, шум «славы»; а «фундамент» продавать достаточно странно – ему место в музее, причем с научным уклоном/.

/Я не художник, любящий «порассуждать», а редкий случай: философ, любящий художество и проповедующий жизнь, понятую как художество и творчество. /

…Рамой художник отгораживается от проблем интерьера! /Мои восклицательные знаки аналогичны восклицательным знакам после ходов-озарений в шахматной партии! /

Мамин рассказ: дело было зимой, на Украине, во времена ее молодости, т. е. в хрущевские времена, когда она, как и все, была переполнена энтузиазмом, только по поводу другого «коммунизма» /с Брежневым и у них начались застой и разложение/. В собрание ездила далеко и однажды ее там застала такая метель, что автобус перестал ходить – а утром надо на работу. Всю ночь ждала /вместе с теми верующими, у которых остановилась/ прекращения ее, но только под утро стало полегче. Часть пути добиралась на какой-то дрезине, а дальше надо было идти чуть ли не 12 км пешком по целинному снегу – их поселок и завод были в стороне от центральной трассы. Пошла и вдруг видит, что впереди нее кто-то идет. Обрадовалась, будучи наивной и восторженной: «сейчас я ему буду проповедовать Христа и дорога пройдет незаметно». А тот идет себе ровно и прямо, весь какой-то серый, как бы в рабочей одежде…. Насилу догнала и сразу: «а вы знаете Христа?! » Тот, не повернув в ее сторону головы, не замедлив, злобно и ядовито рассмеялся: «Бога вам нужно? Да Его и нет…» – и пошел, и пошел какую-то складную, умную и ужасную теорию излагать, доказывая, что Бога нет. А мама идет, слушает с недоумением, «и как бы находясь в плену, чуть ли не под гипнозом» и всё пытается ему в лицо заглянуть – но он всё время остается на пол шага впереди и никак ей не удается с ним сравняться. Так и не увидела лица…. Дошли до поселка, там развилка, она налево, а он всё также ровно и прямо. Говорит «ну, до свиданья», а тот опять даже головы не повернул. Потом оглянулась на тот прямой тракт, а там пусто, пропал! Тогда вернулась на место, где разошлись /спеша, конечно, на работу – опоздала уже/ и видит, что следы-то одни ее! И вспомнила, что и когда догоняла его и когда рядом шли, тоже следов его в снегу не видела! …Потом начальство ополчилось, дало непосильное задание /еще идти 5 км и т. д. /. Вечером же пришла к себе, а в голове как давай стучать вся эта сатанинская ужасная теория - она и взмолилась, возопила буквально: «Боже, сделай так, чтобы не помнила ни слова! » И чудо произошло – всё забыла.

Чтобы найти хороших людей, напечататься и т. д. тоже нужен талант – нечего сбагривать всё это как «рутину» на Вовку.

…Людям не хватает не техсредств, а самоотдачи в творчестве. Конвейер и шаблон, а не творчество…

…У меня редкое сочетание: дидактик и юморист!

…Я всегда управляю собой, всегда пишу скучный отчет самому себе, всегда принуждаю себя быть свободным и лучшим…

…Отзыв Д. вселил в меня надежду на то, что Город смотрит на меня не так мрачно, как я думал.

…Вроде бы стараешься в день оный, а потом на него оглядываешься, а там пусто, серое пятно. Выходит, всё самообманы…

Сад, а вместо забора – тюль. Будто там происходят какие-то странные превращения деревьев. Природа настолько не нуждается в декорациях, что если они есть, то она сама начинает казаться муляжом и срубленной елкой…

…Лучше черный хлеб, чем червивое яблоко.

«Быть обманутыми дано всем, обманывать дано немногим».

«Живи аморально – мир всё равно будет добр, потому что качественно сделан! »

На рынке больше спрос на невинность – циников-то легионы, устали от умов и масок друг друга!

Распяли Горби, распнут и Христа, хоть бы Он и царем явился.

Их невинности во взрослой реальной жизни, конечно, приходится туго, как ни прячься в мастерских-монастырях – поэтому и рисуют мрачные картины, поют отчаянные песни, пишут тоскливые стихи.

«Ну, Вов, тебя побьют за то, что ты профанируешь культуру, а меня за то, что я ее отвергаю» /я ее не отвергаю, просто меняю всю диспозицию/.

…Видно, что тут ни творческих мук, ни творческих озарений – «плодятся как муравьи, не иначе! » «Эпоха накарябанных шедевров»! Я тоже его, искусство профанирую, ведь видно, как нарисовано – они этого как огня боятся, нет тайны /но тайна должна быть не в технике, а в настроении и познании/. Настоящее «автоматическое творчество».

…При нападениях они возмущаются как девушка, которую хотят лишить невинности!

Христос пришел к грешникам, но не нашел их – все считали себя праведниками – при том, что находились в плену своих самолюбий, раздражений и похотей.

БГ по ТВ со мной полемизирует: «когда сочиняешь стихи, думать противопоказано» – да уж, иначе потеряешь невинность. И Д. сразу испугался текстов /испугается и рассуждений вслух/. И папаня не хочет думать /«сердце болит» и т. д. /, и мама.

…По сути, Христа распяли как дьявола!

«Нет пророка в своем отечестве» – нет пророка ни в одном отечестве, в любом отечестве правит и пророчит только национальная идея.

Мама: «недавно уверовавшие интереснее давних, у них больше свободы, простоты и непосредственности» – так и в искусстве.

…Настоящее «начало» – это когда всегда хочется бросить – потому что трудно – и когда никогда не бросаешь и не откладываешь.

Вова о себе: «у меня в картинах только подсознание задействовано, а сознание – нет: ничего не думаю, не чувствую и не хочу».

«…Изобрели машины, легко делающие замки – прогресс, легко можно всё запереть, но изобрели и машину, легко разрезающую замки – еще прогресс…. Вот если бы изменить соотношение добрых и злых…» – подумал, пока запирал, ключик поворачивал.

«Утомленные солнцем» Михалкова - душа нараспашку в пределах «маленькой Родины»! «Без театра нет искусства». А в остальном всё хорошо /впрочем, коллизию страха понял, а коллизию любви – нет/, качественный, с размахом сделанный «ля рюс». …Конечно, я, как и гороскоп говорит, обладаю «высшими знаниями», но не умею просто ходить – поэтому мне есть чему научиться у Михалковых: всё тому же, контактности с людьми и трезвой деловитости в подходе к искусству…. Хотя это пути приятные, но опасные. Вообще, раз я плохо переношу трудности, то плохо бы перенес и легкость, и успех – стало бы заносить, голова закружилась бы, вообще ничего не смог бы делать без оглядки на других. …Хоть я и имею силы быть в контрах с традицией и стереотипами, но имею ли силы быть подлинно свободным и творящим….

Прощай, боярин Михалков, тебе ли, фарисей, людей жизни учить, спорь себе с саддукеями…

Вовка с легкой улыбкой: «хорошо бы, как ты, дома в тепле остаться, а надо на работу, на холод идти».

…Сколько процентов учеников за всё время школы ни разу не думало: списывали, искали аналогии, зубрили и т. д.?! Государственная школа – это такой же мрак, как и госпредприятие или колхоз.

Часто кажется, что тот или иной вечер /или утро или весь день/ невозможно исправить: «тяжело на душе, а вокруг какая-то гнетущая /или наоборот, шумная/ атмосфера. Буду уж доживать это время как попало, а завтра заново попробую стать лучше» - а на самом деле плохо только на душе и «плохая атмосфера» – это только черный нимб и черные очки этой души.

…Это культура толкает меня к научности, когда начинаю думать духовно…. «Подсознание никогда не спит, сознание колеблется между сном и бодрствованием /чем глубже, т. е. ближе к подсознанию, тем больше бодрствования, т. е. мыслей/, а вот зрение и слух у человека почти всегда спят – работают так, чтобы человек только не натыкался на предметы и т. д…. «Вовк, раз у тебя сознание не работает, то ты живешь как во сне, а во сне человек, наверное, не способен грешить! То-то я замечаю, что для тебя не существует соблазнов! »

…Вовка рассказывает про пьянки у себя на работе: «все по разному реагируют: некоторые размякают, другие злыми становятся и т. д. » – это у них подсознание на поверхность выходит. …Я, помнится, становился таким бравым. …Наверное, не пьянеющие и спят мало: сон – это же тоже опьянение.

…Любой другой человек всегда выступает в роли «законодателя мод» для меня! Я не учитель, а самый жалкий ученик и подражатель!

…С самого начала они смотрят на себя как-то обреченно: несколько крупных пороков, как стервятники клюют их печень, а легион мелких как комары пьют их кровь.

Наше с Вовкой рисование: мазнул – уже шедевр, еще добавил – тоже шедевр, но уже другой, конечно, и первый пропал безвозвратно!

…Немота – каждый ушел в себя – по отношению друг к другу есть вещь малоприятная и странная.

«Реализм» – они там все обедают и им хорошо и так /или с женщиной спят, или цветы разводят, или жанровые сценки с ними случаются…/.

С недоумением наблюдаю как носятся с исполнителями – музыкантами, играющими чужую музыку, актерами, играющими чужую пьесу и т. д.: «да ведь сейчас и творцы, по сути, соревнуются только в исполнении давно заданных задач, типов и жанров.

…Ну, я им – человечеству – покажу, что они 2000 лет только тратили время, а не жили! /но и сам я его трачу – и большие меня сделают это явным/.

Культура дальше от Бога, опосредована, но в этой среде они занимаются делом…

…Пока у людей белое постельное и нижнее белье, они помнят о рае. Белая майка получше нательного креста греет! Особенно, когда жизнь как ночь в лесу, важно и утешительно иметь белое белье, белый сон.

…Израиль был страной религиозной, а не культурной из-за своего географического положения: на большой дороге не жизнь, а сплошные превратности судьбы – тут трудно копить «материальные ценности», окультуривая их, тут нельзя не быть экстремистом, т. е. не верить в Бога.

…Начало века было ведь суперрелигиозным временем, народ ломился на собрания, модернизмы воспринимались как откровения, равные второму пришествию /тоже было и с искусством/.

…Все эти «евангелизации» – дорожка проторенная – широкая! - но это всё равно, что сеять при дороге: шума много, а толку нет. Масса бурных покаяний - а назавтра, бывает, уже ничего не помнят! Душу облегчил и ладно. Конечно, многие и по полгода тянут и по несколько лет – остаются же только те, которые имеют вкус к затхлой и стоячей жизни или самые неприхотливые, которые могут прижиться и на каменистой почве. …Экое передвижное кино: приехал, за 2 часа взбудоражил, взволновал людей – некоторые даже расплакались – и всё, уехал. «Истина у вас в кармане и уже не убежит! » Сам неуспех их дела обвиняет их. Прав будет только тот, кто воистину преуспеет.

…Как культура открыла мне художество, так религия /Бергер, например/ открыла мне поступок.

…Люди прячутся в стереотипах как в домах и комнатах.

…Большевиков сейчас полно во всех странах, партий языкастых горланов и болтунов, готовых ради прогресса и демократии устраивать так называемые «автократические» режимы.

…Благодать – это как солнечный зайчик ловить. Поэтому все эти разговоры про открытие благодати ничего не стоят…. Всё решает жизнь и практика. Благодать – это просто когда у тебя хорошее настроение! Уровень благодати в нас то совершает неожиданные рывки, то эволюционирует незаметно для глаза…. Иногда кажется, что мы можем исполнить свои желания, но часто потом оказывается, что это было заблуждением…

…«5 тысяч на зеленой траве» – ведь это рай. И на земле Он воскресал и преображался….

…Что скажет вера ведь не знаешь. В течение одного дня она то появляется, то пропадает.

О Бергере и религиозных: когда сделаешь заявку – мол, я чуть ли не святой – то потом поневоле будешь стараться ей соответствовать. Правда, выбирают соответствия фарисейского вида…

Моё пренебрежение религией и культурой приводило к небрежности в работе: я, мол, вас одной левой. /Кстати, мои верхоглядные эффектности выглядят как американизмы! /

Вечером перед сном, уже в постели было хорошее, даже активное – просто делать было больше нечего – настроение. По пустому активное, ничем не согретое и я уже предчувствовал, что во сне эту пустоту может населить что-то нехорошее…. И когда ночью вновь стал кричать Женька: «Пошел отсюда! Пошел отсюда вон! …», душа моя быстро заполнилась мутной жидкостью. Ночь, она может убить нас, крики доносятся среди развалин, не ломает ли он там мои картины, которые я, радуясь, повесил только что, вечером /да еще сказал, что не буду жалеть, если с ними что-то случится! /. Через час он затих и моё подсознание сменило полубодрствование на полусон…. Помню, что был в банде, которая орудовала с помощью громадных грузовиков. Везде было людно, так что надо было протискиваться, чтобы успеть за этими махинаторами. А вот власть отсутствовала; да и здания были обшарпанные – наверное, это был Советский Союз, хотя меня и уверяли, что мы уже пересекли незримую границу с Германией…. Со мной был еще один; точнее, я был с ним, потому что он всегда лез первым на контакты с этой мафией – я чувствовал, что в толпе не сумею ловко подсуетиться; вообще, голова кругом – «Конкуренция! Западная жизнь! » Меня не очень пас, потому что был уверен в моем послушании, даже в моем уповании на него как спасителя…. В этой мафии играли в карты, но без карт – с помощью пальцев, как будто немые разговаривают. Большой палец то участвует в фиге, то прячется…. Потом, там всё время переиначивали слова, называя, например, «человечество» «шелухачеством» и «шелапутством»… Детективы – бред…. Проснулся на дороге в четыре – словно меня переехали теми грузовиками /шум от них стоит в голове, пыль от них ест глаза/, словно мурыжили-стирали, пытаясь отстирать мою чистоту.

Что-то изначальное неверно и в моем «классическом» рисовании, и в моем авангарде; первое – фасад, второе – задний двор «подсознания» – а где сам дом, в котором можно жить? Как соединить одно с другим? …Первое – волевое, но безжизненное ремесло, а второе – безвольная эманация жизни.

…Офицер смотрел на меня с презрением – я действительно в шинели чувствовал себя как ряженый и с трудом понимал происходящее и заставлял себя выполнять ритуальные, как в церкви действия: отдать честь, повернуться кругом и замаршировать прочь от него, скота.

…Лица у всех разные, а руки почти у всех одинаковые – так и деловые люди почти неразличимы и не имеют лица.

В моих ранних вставаниях избыток надежд на предстоящее, а в моих ранних засыпаниях груз разочарований…

…Вопрос речистости – это всего лишь вопрос о наличии смазки в виде разных вводных и переходных словечек, чтобы не заедало.

…Делаю, не торопясь, ощущая как открытие то, что неделание неверных ходов – это уже очень много.

…Начать делать физкультуру, обтирания и т. д., чтобы жить с поднятым тонусом, полурадостно или же продолжить своё залегание в раздумье, покое? Польза весьма относительная и ограниченная, а поражение в духовном всеобъемлющее: табличка «закрыто». Так что продолжу надеяться, что то, что не удается сопрячь отвлеченному уму, удастся сопрячь непостижимой жизни. Ум предполагает, а жизнь располагает. …Ум всё время предполагает и гадает: «чем же располагает жизнь, чего нет у меня, способного стать над всем? »

Не случайно всякий большой коллектив стремится распасться на маленькие. Где большой коллектив, там, значит, есть божество, ради которого идут на сверхъестественное…

Слезы – это тоже смесь страдания и наслаждения…

…Живем дни забвения – их тысячи, дней, которых мы не помним, потому что не уберегли от забвения. Когда видишь иные страшно смутные тени из прошлого, думаешь: «а было ли это на самом деле, не приснилось ли? » – тем более, что, также как со снами, всё ускользает, двоится, мерещится и не желает проясняться.

У мамы нервы никуда, потеряла Бога, а обвиняет нас, погоду, здоровье, что угодно. «Я болею, землю ройте» /«ищите спирт, который закопан неизвестно где – я буду делать на нем лекарство»/. Но не лаяла, а плакала. Читала своего любимого законника Сперджена, горячо молилась. По поводу законника вспомнила молодость и благодать /«от Сперджена благодать» – от чистоты молодости, конечно/. Постоянно вспоминает те ощущения и пытается их повторить /«как раньше, как всегда» – с решимостью довольно злобной/.

Дал ей выговориться, но не дал сесть на шею /в иные моменты балансировал рядом с нежностью, а в иные – с грубостью/. …Многое делаю правильно, но голова опять быстро забилась ватой и что тут поделаешь? Пока помню вчерашнюю важную мысль и потому держусь спокойно. Ночью снилось новое рисование /помимо прежнего, требующего масла/ - днем сделал. Еще дальше от обведения контуров и копирования. «Света маловато, уродцы и напряженность» – раз так подумал, значит, и света будет больше и покоя. Почти живу. Формализм начал таять. Делаю как в трансе, а после: «как же я устал» – и: «лучше обратно в транс! – забыться». …Готов многим пожертвовать ради того, чтобы быть вместе с «братьями-художниками» /Д. и компанией/ /и чтобы зарабатывать как они//, а значит, как винтик, займу своё место в системе, машине. В первый миг кажется, что рисую почти как гений, но усталость съедает радость, а если нет радости, причем от картин, то какой же ты «гений»…. Дворик – отрада, и плевать на зрителей-жильцов…. Вовке надо много хозвопросов с картинами решать: рамы, подрамники, ДВП и т. д. – вплоть до выставок-продаж.

…А дома тряпки-одежки, которые никогда не лягут красиво, плоскости, которым не удается оставаться ровными, пыль, переходящая в грязь и огромное число предметов, которыми обладает человек – их не упорядочить, не соблюсти в красоте и чистоте; живем в беспорядочном мире, становясь непорядочными…

…Творчество легко затмило телевизор. Почти вслепую рисую почти слепых. Так нужно…. В один момент показалось, что я опять в прежней полуяме – мутные волны выбрасывали на берег рисунки мертворожденных и одноглазых гомункулусов – но вот снова сладко плещется свобода, чего-то требуя от меня…. В писаниях я больше кого угодно – познал столько, сколько не познавали люди на земле /хотя в выражениях зажат и стереотипен; да и в целом, познал не настолько, чтобы «поехать»/, а в рисовании я чувствую свою ущербность и перед Д. /хотя он и статичен, и монохромен/.

…Везде не приветят, везде надо работать локтями /это не обязательно так уж непорядочно/, а я ухожу, всегда ухожу – кстати, и из детской ИЗО-студии так ушел. Они люди не плохие, а просто занятые – делом и работой локтями…

…Новая свобода говорит страшные вещи о прошлом, вчерашнем: «ты изо всех сил старался разогнать мертвую зыбь, но только имитировал жизнь».

…Домашние муравьи - это Страшный Суд для грязнуль /кишеть ими способно всё – стол, кровать, ботинок…/. И для нас этот суд хоть не страшен, но неприятен.

Всю ночь во сне был в интеллигентном загородном доме – было очень приятно, но я хотел большего счастья и утомительно, несчастливо суетился и строил…

Кажется, я недоброжелательно отношусь не только к тому, что люди хотят питаться и одеваться всё лучше и лучше, но и к тому, что они хотят иметь такие картины! /Они слаще, а не слаще. Железные – они же дубовые – логики и тонкие, тонкие подмены. На «форумах» либо не до тонкостей, либо каждый упоенно плетет своё кружево. Вообще, все форумы – это форумы лжи/.