Четырнадцать 25 страница

…Странные ощущения от нахождения в большом собрании знакомы и Достоевскому – тот случай с обмороком перед Панаевой.

…Разговор с дьяволом в кофейне – этот прием используется во многих его романах /где еще поговорить героям, когда сюжет требует дороги! /.

«Двойник» бы экранизировать /а, например, Гальцева хорошо бы рисовать. Да нет, просто нужен другой стиль экранизации/.

Не впервые ли в истории литературы Достоевским был применен этот прием заведомой избыточности слов - да и сам отказ от отделки фраз.

«Роман в девяти письмах»

Похоже на Чехова /с включением «луча света в темном царстве»! /. Что называется «абрис» большого сюжета, большого противоречия: Евгений Николаевич продал свою Татьяну, но затем вдруг сам за ней поехал в Тобольск. Понял способы сюжетной игры с людьми: задаешь противоречие и оно уже само толкает тебя, выдумывает ему обоснования, разрешения и параллели...

«Господин Прохарчин»

Вариант на тему «Двойника» /много даже буквальных параллелей – вероятно, сознательных /т. е. авангард; но не Кафка, а Зощенко// - тут сознание не работает вовсе; точнее, это уже не сумасшествие «потока сознания», а смерть одной мысли, т. е. фанатизма. Вообще, фанатизм – великая сила: бедный оказался вдвое богаче Голядкина! От Макара Девушкина через Голядкина к Прохарчину: от жизни через сумасшествие к смерти. Точнее, везде карикатуры: Девушкин – карикатура любви, Голядкин – карикатура борца за правду, Прохарчин – карикатура тайного фанатика. Рисовал тех, кем не хотел быть. А может, тут карикатура и на Гоголя – было в нем наполеоновское, говорил «мальчишка, ничего не понимаешь» - и умер похоже.

…Случай смерти от мысли. Зимовейкин сыграл роль Голядкина-младшего…

Слушаю радио:

Хотят восстановить храм Христа-Спасителя, а ведь есть прекрасный проект: снаружи проволочный макет - как знак боли и авангарда - а внутри настоящая часовня с горящей свечой – будет как живое сердце в прозрачном и убитом теле. Хотят жить без памяти, боли и искусства. И готовы ухлопать уйму денег. Кстати, это вообще универсальная идея – многому можно делать такие памятники, тем более, что они недороги. Ведь это сюрреализм: делать копию; тем более, когда оригинал был взорван. Либо подлинник - без всяких рестовраций – либо вот такое искусство…

Георгиевский крест: оказывается, Георгий – это римский воин, который сначала совершил военный, а затем духовный подвиг. Но неужели он оставался воином? Ведь в том и обращение в христианство, что оставляется и Рим, и его войны. И где георгиевские кресты за духовные подвиги?!

Но: «никто не может сам себя изменить» /вечный припев всех религий/ - они думают, что, унижая себя, они прославляют Бога, но я-то считаю, что это и есть неверие и самый настоящий атеизм: ведь Бог в нас. У нас вообще нет своих сил – все они от Бога /или от дьявола/ - и не верить в них? …Или перл: «надо быть нравственным, чтобы спасти Отечество»! /что такое «Отечество» и что такое «спасение» его?! – всё чрезвычайщину и государственщину порют. Земля стоит, березки растут – не претендуя сами по себе на громкие слова и не требуя спасения.

…Вся проблема соблазна в том, что речь идет о бесталанных «христианах»…

Гете так же нелепо делать классиком, как и нашего Пушкина. Это, разве что, классики легкомыслия и остроумия. Классичны «серебряно-вековые» – ведь они претендовали на то, что они боги /но богами и пророками были их предшественники/.

…Я стал жестким, потому что неоднократно была оскорблена моя мягкость. Но не меча свой бисер перед свиньями, сам неизбежно становишься псом. Живу в неблагодатной среде – особенно, когда приходят родители, которые стали болтливы, ленивы и пусты. …Я жесток, потому что полуразрушен: только в такой мобилизации оставляю единым и работоспособным то, что осталось.

Холод как концентрат свежести. Понятно, отчего северные народы так бодры. И так закованы в одежды и помещения, в порядок, в принципы идей своих. Бледненькие и бодренькие. Глотнут концентрата и спешат в комнаты плодить комнатный «прогресс».

…Ребенок хрустален и свеж как сосулька…

…Бог во Христе один раз пожертвовал Собой, а ангелы в каждом из нас жертвуют собой постоянно...

…Романные моменты есть и для меня: не все люди растворились в среднестатистических работах и потреблениях, в оскомину набивающих мыслях и страстях. Вот я в деревне на лопуховом огороде, а рядом лес и поля – просторы и ветер. Ощущаю себя странно – словно попал в иной мир, может быть, в рай-ад. Вот художник, претендующий на большую жизнь и большие картины, сидит сейчас где-то за границей в порту большого города у огромных кораблей на бетоне без травинки /без помех для авангарда! / и думает о жесткой конъюнктурности мира, что справа, в огромном мегаполисе и о суровом величии второй реальности, что чудится слева, в океане…. А другой художник живет среди тряпичных изделий, потому что жена его рукодельница. И он задыхается в своем непроясненном сознании, будучи не в силах прорваться к тому же океану…. Да нет, они туристы – и им океан по карману. И у него есть хорошие теории; и вообще, он и сам со вкусом мастерит – заменяет жене подружку, а жена, в джинсах заменяет ему друга…

И снова я, раздраженно и перенапряженно ушедший в картины и переставший участвовать в жизни - бороться за тех же пустеющих, мельчающих, бледнеющих родителей, видящий в них одну лишь помеху…

Преодолеть экономическую пропасть между Севером и Югом поможет только мирная революция, связанная с введением коллективной собственности, образующей миллионы частных собственников. Они поймут простейшее: главная свобода – это когда ты работаешь на себя, а не подневольным наемным работником.

Нельзя вернуть бездумье - как и целомудрие. «Не буду думать» – это тоже мысль. Раз открыв пространство сознания, обратно его не закроешь.

…Всё-таки как трудно изображениям в мире фото и кино, которыми пропитан каждый дом, как трудно словам в мире слов «средств информации», как трудно звуку в мире дискотек и классики. И всё ярко, красочно и агрессивно. Исполины римской власти, исполины византийских «духовных» традиций и исполины варварства – земля на трех китах. И это безгрешное общество, рай, ибо человечка-бунтовщика они выявляют и отделяют ещё на ранних стадиях его развития - и перелопачивают, перетирают незаметно для самих себя, как бы ненароком.

7 дек. 94г.

Комментарий к рисункам на стр. 2-11

2. Тепло здесь очень грубое, брутальное и темнота пытается его смягчить, заштукатурить и урезонить своими щадяще резкими замечаниями. ... Розовость поросенка, красный цвет световых панелей тревоги - зато поросёнок в волнении, а панели угрюмо спокойны, сохраняют строй. ..

3. Это знаки мыслей, извивы их, спровоцированные пребыванием в зоне тепла. Или это спирали электрических лампочек. ... Весь интерес в фактуре /где просвечивает, там фактура/. Конечно, это предельный примитив /за 5 секунд/, но я и хочу показать, что примитивность /авангарда и Женькиной стряпни/ тоже интересна, если есть собственное воображение. ... Теплый демон или все же Бог.

4. Теплый туман, поросячьи нюни, безмятежность, весенняя слякоть; фантастический рассвет, закат, страх несостоятельного человека, который пахнет кровью и могилой. Всё это сны. Вот еще: дружба темноты и тепла, прослойки жира-радости и голода-муки. Белый свет - как незаметное присутствие иного мира там, на горизонте - а выше Апокалипсис разрушения небес, мечутся красный и черный в поисках синего цвета.

5. Материю темноты и света пустили на строительство. Лабиринт, в котором " красный квадрат» и две буквы: черная и красная С. Вариант раздела пространства; едины в стремлении к угловатости /хотя есть и отщепенцы-посредники - без них было бы слишком мрачно/. Перуанский орнамент - между буквой и кирпичом - буквы /и слова, мысли/ строителей-каменщиков /зашифрованный мат! /; смесь двух речей, их столкновение, спор. Бессмысленная решительность, свалка. ... Заколдобленный от трудов своих в теплом и темном - градусы красного алкоголя и черной злости.

6. Градусники, панель прибора. Бег по дорожкам - защищают честь флага, родного края, своего угла, своего штаба. Темнота регулярней - похожа на немцев, а спонтанная, неровная, искрами из печи теплота - это русские. Русский " авангард" уже в Германии жирует, выставляется, сияет, ну, а немцы делают Дранг нах Остен". Но состязание идет не только по горизонтали, но и по диагонали /если только эти треугольные чернильницы не резервуары новобранцев для проведения линий. Не догадываются бледненькие, спокойненькие, какую неровную, набухшую цветом борьбу им придется вести/: прочная стена вожаков и рыхлое " ополчение" за ней - типичный случай. В засаде, но теплота уже выстрелила сигнальной ракетой /или же это попытка перечеркнуть горизонтальных конкурентов? - опять красные ведут себя нервно/. Или это кто-то разбился /или сбежал! / - у всех регулярная жизнь по линиям или углам, а тут трагедия одиночки, Гамлета. ... Просто конверт и письмена прямо на конверте.

7. Музыкальный лес следов, звериных и человечьих - ластятся друг к другу и убивают друг друга: братство хищника и жертвы. Кто кого волочил, капал кровью? Кто-то что-то городил /" экономические» успехи темноты больше, но зато у тепла чуть ли не экскаватор/, кто-то отправлял естественные нужды, кто-то начал проводить пунктир границы /не его ли кровь? /. И как может спать тот, чьи две ступни торчат справа? Или он-то и есть покойник в морге? Может, всё же встанет и займет намеченные слева рубежи. Увеличить бы количество цветов, но тогда бы не было " темно, тепло". Был бы дождь следов, музыкальный хаос, инобытие.

8. Внушительно и без комментариев. Черное дерево, взрываемое красным букетом в тумане и семерках. Зато темно, тепло вокруг /единственная темная картина - нет правил без исключения! /. То ли гарь войны, то ли просто слепого стукнули по голове. Русская тоска. Смерть авангарда. …Можно было бы всю " картину" покрыть такими черными пятнышками, как два слева или такими красными брызгами и была бы другая фактура, другое излучение, а значит и смысл, а так - остались в потенциале /щадя зрителя! /, уравновешивая друг друга.

9. Головастики, посланцы теплоты на тараканов /один крылан каком-то, что ли/, посланцев темноты, два на два, парная игра /вроде и счет размазан 1: 1/. Гармония нечисти и ее брызг, гармонический мир, рай, ничего страшного и непонятного. /Это не брызги, это их голос, речь - вроде мяуканья/. Фигуративность безгрешного первобытного мира. Сочные цвета и никаких убогих линий. Животные не среди строений и даже не в природе - а в молоке.

10. Японский флаг, на котором тоже завелась живность. У теплоты одна форма и сфера /правления, выражения, деятельности и т. д. - всё имеет форму и сферу/, а у темноты таракан, конечно, к углу жмется, но одновременно агрессивен - как усик-то тянет. Ничего, обломает ему рука иль руки это пыточное колесо. ... Упадет шар на острие и либо расколется сам, либо разобьёт треугольник.

11. Комната, черные стены - но не горит ли она? Или это рама, красно изукрашенная. Рама как картина, белоснежное поле как картина - гимн бумаге /или снегу! /. Оттеснены, в осадок выпали и темнота, и теплота - " творчеству" конец. Или это батареи по стенам /и по потолку? /. Или это ток по стенам тюрьмы. Что-то капает с потолка /конечно, если это не лампочки/ - кто-то маленький и нежный... Предельный изыск в пределах грубости. Нежный сынок у потасканных родителей - дар небес.

Талмуд «Европейская поэзия 19 века».

Авторов разделил на овец и козлов /овец набралось на тоненькую книжечку/, отдельно откомментировал всех овец и всех именитых козлов /первый стих первого стихотворения /1/ и конец последнего в подборке /2//, отправив последних в ад /первым же, конечно, рановато в рай – их место в чистилище/.

Конечно, убогих комментировать трудно не убого…

Невозможно не утонуть в море чугунных задниц авторитетов. Стоит ли после этого удивляться тому, что искусство не внесло в жизнь никаких положительных изменений – оно само в дерьме. Националы и язычники гремят и в стихах, и в жизни…

Начинаю с козлов:

Грильпарцер 1. «Гете живее всех живых, он нам тизерцином в душу западет». Начальство похвалить всегда не вредно – ведь с начальником общаются только начальники, пусть и поменьше. Кто гений начальника постиг, тот и сам гений. /«Пусть порой тоска берет, но гений Гете не умрет» – бред! / И зачем «чинуш» читать /по долгу чинушной службы?! Или по долгу лицемерной дружбы?! /. …Очень любят говорить «нам» /от имени всех/, очень любят говорить утвердительно /западет и всё тут/, очень любят «бессмертную душу» /ну и Гете в качестве Бога /«гений апостола Павла не умрет и западет нам в душу»! /. Мечтает соорудить поэтическую конструкцию и туда с ней, в душу. Разбомбили всё, упразднили, поистаскав, все высокие слова.

2. Дебилизм «ла-ла-ла-ла». Вновь и вновь «ла-ла-ла-ла». Про любовь уже века напевают – и неважно, что дебилизм, ведь про любовь.

Чем выше предмет, тем легче им можно прикрыть и дебилизм, и любую злобу – это знают и религии, кормившиеся человеческим мясом под «сладостные звуки» Музы-проповедницы.

Ленау 1. Каждый видит, что он хочет, а хочет человек видеть всегда подобие своей собственной души - не лист, конечно, сумасшедший. Делают с небом, тучей, ветром и листом что хотят, преобразователи природы! «Блуждает мысль, минувшей пьянки след».

2. Кажется, и эти «воды» алкогольные. Опять театр и кино - аквариум для водоплавающей души. Тоже утверждает: «будет» – конечно, будет: где штампы, там будущее предсказуемо. Любуется на свою будущую печаль. Скинь, душа, печаль, плыви бодро, как спортсмен!

Теннисон 1. Голливуд – смелые люди в красивых декорациях. Всё элементарно: «смелей! » – и накатал поэму. Понял, наверное, что не боги и гении эти горшки обжигают. «Смелей! » – и десант высадился на Гренаде. «Смелей! » - и Англия колонизировала полмира, где еще был рай.

2. «Дай мне могилу» – «Будете искать смерти как желанного убежища, распаленные наркоманы».

Браунинг 1. Разоблачает благопристойность /еще благопристойно разоблачает – в отличие от своих внуков/.

2. Какой-то хвастливый бред - уверяет, что он античные книжки почитывал и в доказательство тут же ввертывает «Гектора» и «Пелеева сына».

Мередит 1. «Где найду отвагу на сексуальную революцию? » Решился только на объятия и проч., но не на половой акт в стихах – этот прогресс достался современным смельчакам.

2. Весельчак и вечность несовместны, оттого и пишется про природу такая чепуха: «в ней всё полно гармонии» – и это тоже «свежий» поцелуй?

Суинберн 1. Сюсюканье про «сестрицу» для «Родной речи». Это такой прием: говоришь как бы на воздух хорошие слова и все понимают, какой ты умный и хороший. В родню к птицам набивается, сволочь.

2. Вакханка, увитая плющом, недорого! В коммерческих целях обнажил одну грудь – ах ты, похотливый плющ!

Метерлинк 1. Скучают, мечтают, рыдают, томятся, да еще в цвете – и всё это в одном куплете! Нагружай, бумага резиновая. Скучают, растлеваясь, рыдают, светясь лунным светом, мечтают, наркотически просветляясь, томятся, синея после ломки – о, синие дети серебряного века!

2. Умилительная и торжественная сцена на тему «ко мне не зарастет народная тропа и т. д. » При жизни царствовал на «Олимпе» и будущим поколениям «тропу» указывают, по ленински заклинают будущее. Юных, чистых, шестнадцатилетних травят своими ядовитыми посохами и кровью пропитанными мешками. Да, мещане не убивают впрямую: они просто садятся своими задницами на всё хорошее и сидят неподвижно, как бы оно, задавленное не брыкалось, задыхаясь и умирая. И не юродствуйте, «мэтр» – какие у вас «посох да сума» – из ресторанов, небось, не вылазили /«ну ясно, что это предметы символические»! /.

Гете 1. Дубовый стишок /«народный» поэт! /, тоже «ла-ла-ла». Пляшет, ссылаясь на «сердце» - на член бы сослался, было бы нагляднее и правдоподобнее, ей Богу. Любит, видите ли, всё здоровое. Но как же с этим в небожители попасть /естественен путь в крестьяне – и Толстой им пошел/ - вот и приходится мефистофельской щекотке внимать…

2. «Мне ль не место в райском чине» – вот об этом, о небожительстве и сексреволюции, у них вся забота.

Учитывая «величие» Гете, добавим еще комментарий к стихотворению «Прометей» – ведь это же «Интернационал» атеизма: «Бог – это тучи и пустой гром, Он может только репьи сбить; животворный пламень наших мод, реклам и дискотек Ему внушает зависть».

Гельдерлин 1. «Спокойно и славно» обожествлял себя еще отроком. По-моему, он не только от «людского крика и розги» был избавлен, но и вообще от всего людского. Эдакий Маугли.

2. Голословно заявляет о счастье и любви – и уверяет, что он теперь «пустословья не исполнен», делает себя «богам подобным» - и уверяет, что это не гордыня.

Новалис 1. Не хнычь /а он наплакал денежку и «славу»/. Фарисей, любящий молиться, заливаясь «горючими слезами», на перекрестке улиц.

2. Девушку нежную поиметь не прочь, ханжа проклятый. …Тот же прием: превознося авторитеты – в данном случае не Гете-Зевса, а давно замолчавшего Иегову /Иегова жив был, пока говорил – умер же потому, что Его сделали тем же Зевсом/ - можно и себя превознести: например, уверяя, что у Бога тайны, тем самым намекаешь, что тебе-то они ведомы.

Тик 1. «Юность не проспать» – забота жеребцов на все времена /а дальше у него и геройства – это не жеребец, а конь Буцефал/. Если б Тик из путешествия вернулся, то был бы Рембрандтом?! Солдафона обратить в Рембрандта – такое и Богу невозможно.

2. Всё еще шагает. И фашисты могли спеть «и каждый, в ком мечта живет, не зря свой путь пройдет».

Брентано Напеванье, щебетанье и журчанье - мечта бюргера о сладком журчании попсы! Сколько вот таких «Брентано» не в поэзии, а музыке!

Шамиссо «Родная речь»: песня о песнях /мечта о мечтах! /. Человеческого содержания нет – ничем не отличается от дерева, которое к весне тоже, как известно, неравнодушно. Да и все неравнодушны /как и ко всем остальным временам года и вообще ко всему на свете/.

Г-Х. Андерсон. Кино уже давно не молодое, а очень даже бородатое. Чтоб хмельные речи воспроизводить натурально, наверное, приходилось поддавать. Король – клевый персонаж, пьянка-гулянка – классный антураж…

Манзони 1. На уровне статьи в газете.

2. Как благочестиво, но надо бы знать, что Бог никому не причиняет боли – это компетенция плохих поэтов! …«Усталый прах» – это что, авангард? Господь у них на побегушках, в служках: «иди к одру Наполеона, сиди с ним и нос не зажимай».

Шенье 1. Пушкин, вылитый /их, Пушкиных «пленительных» в этой книге полно/. Знатоки амурных дел и «насмешливости тайной». Девы как трава, а они на той траве как животные на пастбище. Животные-то безгрешны, но не безгрешно обращение человека в животное. /Это не сексуальная революция, а сексуальная эволюция – и опять-таки, эволюционеры в жизни преуспевают много больше, чем прыщавые революционеры с их грубыми, беспардонными и неуклюжими штурмами-наскоками.

2. Откровенно /только не было никакой «бури судеб» – просто поистаскался/. Только в молодости полно было «предлогов» для жизни /имеются в виду развлечения и т. п. / и можно было поверить, что инфантилизм и невредность этих людей таковы, что они способны «смотреть с улыбкой» и на могилу. Соблазненные соблазнители – как соблазненным, им смерть не страшна, но как соблазнителей – пугает. Знакома им услужливость Мефистофеля…

Ламартин 1. Так и чувствуешь, что дело было после плотного обеда /и ведь ни слова про баранину – всё про «эфиры»! /. «Простритесь ниц, долы, холмы – ваш господин пришел, уселся».

2. Ароматный, таинственный плач – духи, а не соленая водица.

Сент-Бёв 1. Натурализм, реализм и даже соцреализм /если только убрать все эти «мнится» – поел не так хорошо, вот и мнится - русского навыка веселиться с пустым, как барабан, желудком нет. Или геморрой, язва и подагра замучили/. …Туша натуры - и отделяет филе от грудинки и укладывает всё красивой солидной кучкой…

2. Говорю же, сыт он всем этим блядством – «и что, свою геморройную злобу можно переносить на бедного алкаша? » «Боров Сент-Бёв! »

Готье 1. «Не радуют мне сердце» эти погони и замки. Наверное, сначала гнался за тем, чтобы быть поэтом, а потом набрел на замок. …Есть поэты, которые напирают на своё веселье, а есть, которым «сумрачность люба» – очень, конечно, всё это интересно.

2. Какая-то соль добывается из горечи и кто-то жестоко обнажился…

Бодлер 1. Новация: вместо «поэт – орел», «поэт – альбатрос» /потом придет еще один революционер и зареет буревестник/. «Табачища вонючего» подпустил для «правды жизни» /для «жестокого обнажения»! /. Т. е. взял ходульного величья, трагедии и смешал с вонью – вот и весь рецепт французской кухни /если вы классик, вместо вони возьмите духи/. Наверное, летал себе и воображал, ради «праздной забавы»: «вот если бы я опозорился…» и т. д. – комплекс Кинчева.

2. Не позавидуешь: от вышеозначенных блюд, стандартных и отвратных, трудно не впасть в «тупое равнодушье» /впрочем, он готов и им, его размерами, гордиться! /. Вся его мудрость: «таинства – химеры» - и весь современный мир с ним согласен.

Верлен 1. Начало многообещающее, но не конец: идиотский интерес к цвету волос, сентиментальная колыбельная «тихих, родных голосов», прохладная водичка слез. И в итоге обнаруживаешь, что речь идет о статуе на могиле.

2. Так только в кино «бредут». И коль люди псы, откуда взяться «целомудренной чаше и влаге» – будет все тот же алкоголь, то пьянка, то похмелка /сменил алкоголь на «опиум для народа»! /. Так и не пойму, то ли болван, то ли ханжа и оболваниватель других.

Франс 1, 2. «Пахучая» басня. Вначале боевик, а в конце мораль: «могуча ты, любовь жестокая и ужасная». Недалеко до лозунга: «пустим миру кровь, чтоб обновить его». Да, это, конечно, мысли «завершающие себя» – что называется «приехали». Иллюстрация к Фрейду и Геббельсу. «Вижу, вижу тебя, светлое будущее священных мировых войн между людьми-богами.

Лотреамон 1. Он бы в стихах писал, да, наверное, по малолетству не умеет /не «седой», а «серебряный» – но серебряный век – это и есть обращение к «седым» атавизмам/. Походя избил юнг и любуется «разводами лазури» – вот откуда растут ноги у садизма современной масскультуры. …Не надо говорить «о глубоком следе в потрясенной нашей душе» – надо писать сам этот след и само это потрясение. Кто только называет, тот слишком спешит за дивидендами. Страшная, короче, заря. Люди с душами в виде огромного синяка. Классический гитлерюгенд; из юнцов выходят прекрасные садисты и палачи, и вообще, фанатики любого рода. Приветствует хайльгитлеровским жестом седой океан потопа.

2. Кто-то уже кричал «Смелее! ». «Соберемся с силами и свершим две мировые войны, секс-революцию и т. д. ». Про долг, сволочь, что-то вякает.

Корбьер 1. Большая мысль, чем в названии не возникает. Мог бы усилить свой «стих», написав не «зловонное болото», а «зловонная параша» /или «зловонное, как параша болото»/. Тянет их к зловонию – не хватает его в самой жизни, а требуется душе зловонной себя увидеть, в родственном отразиться.

2. Злой пастух угрюмых стад, злой коваль пырея, злая Муза. Он – тот ад, в котором сладким поэтам придется обитать во всем 20-ом веке!

Малларме 1. Блеклый плач мертвенных альтов. Весь реквизит: лепестки, смычки, персты, цветы и ангелы – как не взгрустнуться месяцу. Дым и синь мечтаний – иллюзион не новый.

2. Тут что-то даже гомосековское, уж очень нездоровым жаром веет от «пейзажа». …Предлагает свою кровь попить, сообщает о своей рогатости – ах ты, пчелка-муравей…

Лафорг 1. Ещё один мясник. Но не всерьез, спокойно пускает кровавые реки, закалывает быка, уподобляет реку грязному переднику. Легко думает о «жалких крохах», которые люди сумели разглядеть «сквозь вечный небосвод» /потому и не сумели сделать большее, что не понимали, что это не крохи, а зерна/.

2. Ожидая лотреамонова «пути в седой /«свинцовый»/ океан, по-французски задубел под экзистенциалистским дождем.

Стринберг. Контра у него с издателями, за кадром стихов, наверное, и матом их поливал. Да уж, видно, что действительно «дрался за кусок» /в том числе и женского тела/ и «чуть с ума не спятил от этих драк» /точнее, спятил, но поэтам, тем более начальникам, всё можно, не в пример издателям/.

Хорошими поэтами /т. е. настоящими людьми/ из собранных в этой книге /как на поле, где не отделена пшеница от плевел/ являются: Штифтер, А. Грюн, М. Гартман. М. фон Эбнер-Эшенбах /все Австрия/, Э. Дж. Бронте, Д. Г. Россетти /Англия/, Жорж и Албрехт Роденбахи, И. Жилькен /Бельгия/, А. Ласкаратос, А. Эфталиотис /Греция/, Ф. Палудан-Мюллер, Х. Драхман /Дания/, Эспронседа, Г. А. Беккер /Испания/, Ж. де Деус /Португалия/, Вексель /Финляндия/, Кардуччи /Италия/, А. де Мюссе, Лашамбоди, П. Борель, Рембо /Франция/ /причем последний в этот раз показался довольно-таки спорным – всё-таки был зол и резок и не имел жизненного опыта/.

Устал от их аллегорий. И двойники надоели – у Гофмана всё двоится, но вот и у Я. Мельника двойники и ребусы.

…Навои – соцреализм 15 века. Всё, больше не буду с ними нянчиться – сколько я времени с ними терял, смотря бараном на эти вечные ворота в никуда –плюясь и бранясь, буду спускать их с лестницы. Сколько людей на них время тратило, умирая в мертвой скуке, сколько бумаги на них, «переведенных на 100 языков» переведено – леса бы шумели, зеленели. …Деревья падают как жертвы за грехи. Воспел пустозвонно дерево – и упало дерево, пошло на бумагу. Люди потребляют бумагу так же, как они потребляют мясо – не думая о тех ужасных бойнях, что за каменными стенами, за Уральским хребтом.

…БГ – это всё-таки «парень» в духовной сфере. Нет обжига и переплавки; крупный нос, крупные, оттопыренные губы. Теней мало и ложатся они не совсем хорошо – но эффектен, конечно…

…Вот и Китс хорош /несмотря на свою снобистскую фамилию/ - и его надо будет записать…

Та девушка–продавец, что «толкнула» мне дорогую ручку, наврав от фонаря про её достоинства – а ведь это был зловещий человек, готовый на всё. …Обманула и занеуважала, пренебрежительно смотрела чек…

За делами совсем забыл думать о девушках и вдруг увидел, что от этого нищаешь, теряешь прозрачность, зацикливаешься на функциональности.

«…Мы шли с ней, держась за руки по косогорной полудеревенской улице /было много дерева, хотя оно и рушилось, а под ногами – слякоть/. И она была человеком, а не утилитарно-хищной и пассивной стороной…»

…Увидел конкретное счастье: кто-то включил тихую музыку и расслабился в сумерках и одиночестве – но это был не я, он пришел явно с работы и теперь снимал удавку-галстук… Я глубоко ушел в свои подвизания и истязания, на мне явный крест, а радости мои слишком экстазны, т. е. затратны, а не отдохновенны. Неутомимость и неутолимость; это похоже на апостола Павла: «многократно был в узах, скорбях, пустынях, терпел кораблекрушения на море…» И также машинально и неукротимо снова поднимаю голову – выше несчастий – и в темноте вновь смотрю прямо и смело: «я цел и невредим, и, более того, я вечный победитель, во мне тоже атомная энергия». …Как кризис, так я ищу любовь – вот в чем секрет моей живучести. А найти её в кризисе нетрудно, достаточно найти тихое место и темноту - и взглянуть, и пожалеть себя… /но сколько людей даже к себе не имеет жалости! /