Четырнадцать 19 страница

…Часами я чувствую себя в силах распоряжаться, а днями и далее – нет.

Кандинский: яркий мир и мрак души /поздние «Композиции»/. Это классика. Стал классиком, потому что сказал, как есть и не запутывал дело. Мрак толкает вставлять темные места, застылость, он кособочит формы. Тоже и у Гогена…

Леже, Марке, Шагал и др. – какие они все комнатные и уютные /не пахнет ли «хоббитизмом»?! /.

Куинджи – дешевый иллюзионист. Хотя любопытные фокусы.

Айвазовскому бури даже очень нравятся; и он их рисует в максимальном очищенном виде.

…Ещё бы такая осень не нравилась: кругом груды золота, а кое-где даже красные рубины. В таком лесу как в картине.

…Язвительность на самом деле так же далека от реальности, как и слащавость – она тоже карикатурна. Язвительность показалась правдой – люди склонны думать о других плохо.

Все эти «не толст, не тонок», «ущипнул себя», «потерял нос» и т. д. оттого, что Гоголь ощущал себя не определившимся.

Как всё-таки скучен этот записной юмор и это писание по заранее составленному плану – уж видишь, что автор только выписывает свой план, что ему-то уж всё известно. /Кто бы все романы свел к притчам! /

Наполеон, конечно, гений в войне, но это только узкая область.

Тогда полководцев было мало, как мало было и гроссмейстеров; тогда на такие должности часто назначали всяких «протеже», тех, у кого титулы. К тому же республиканские реформы /происходившие до Наполеона/ привели к появлению другого солдата: человека свободного, который, конечно, с презрением смотрел на тех, кто воюет буквально из под палки.

Возвращаюсь в холоде и темноте. «А что, полезно себя побудоражить, подойдя к границе зоны своей безопасности. И как греет и светит уверенность, что сегодня дома будет особенно тепло и светло... » …Или свернул в лес /по грибы/ - есть риск заблудиться, но как приятно после легких тревог увидеть дорогу! Всё как с голодом и едой. …Можно есть из-за голода, а можно из-за вкуса – так и с искусствами, например. Голод же на искусство появляется тогда, когда тратишь свою художническую энергию, т. е. живешь.

Снова: там, где говорят о рациональности и точности очень часто надо говорить только о жесткости. Жестокость же – это жесткость без нужды.

Карандаш скрипит, а кажется, что шепчет то, что пишет.

Наверное, уже было: Достоевский начинал социализмом, а кончил консерватором, а Толстой наоборот, но консерватизм Толстого был либерализмом, т. е. интеллигентским социализмом, а консерватизм Достоевского был христианством, т. е. духовным социализмом. А социализм Достоевского был утопичен и мечтателен, как либерализм, а социализм Толстого был тем же христианством…

Опять В. Белов и Ю. Трифонов – с недоумением смотрю на это беллетристическое море-океан. Литература, художество и жизнь словно остановились и вздулись волдырем, запрудой, водохранилищем. Да тут никогда и не было движения: быт /«реализм»/ - старинная обитель мещанина. Это не зоопарк для авангардов и эксцентрик. Жизнь их мелка, а мысли их смутны. Вязнут в коллективной жизни. /Друзья как наша ограда и проклятие. Коллективизм - это образ жизни, в котором можно себя реализовать, но уже нельзя изменить. /

Стендаль /«Красное и черное»/ - перемена баб как перемена блюд. Это не литература, а гастрономия /как и Флобер с Прустом/.

В. Гейзельберг «Физика и философия» – им бы не забывать, что начинать надо с моделей – т. е. надо видеть то, что пытаешься исследовать.

…Я, конечно, профан, но для меня волновая и квантовая природа атома сливаются в пунктирной волне. И что удивительного в том, что электроны то растекаются, то собираются и становятся похожи на частицу. …И преподавание нужно вести через модели и образы /«картинки»/.

А ведь импрессионизм сродни экзистенционализму /не случайно у них одна родина – Франция/ - та же прострация, размытость и текучесть.

Ван Гог – это соединение немецкой экспрессии с французской импрессией.

Немцы считают выгодным обмен жизни на дела. …Французы – пессимисты, но жизнелюбы, немцы – оптимисты, но люди негармоничные, затем расположены поляки – и это снова пессимисты и жизнелюбы, затем русские – опять оптимизм и война с жизнью…

…Не понимаю, чем привлекло Ван Гога рисование интерьеров – «в этом есть что-то не то».

Немцы – их поведение в истории напоминает поведение психически больного человека: то немощь и расслабленность до распада на части, а то агрессивный психоз. …Одинокая нация одинока в своей субъективности и потому агрессивна и воинственна.

Противостояние Пикассо и Кандинского: объективисты и классицисты были эклектичны, а субъективисты пытались найти строгий метод.

…Классика, обогащенная авангардом. Консерваторы в ярких и модных одеждах. А авангардисты ходят в отрепьях, с усмешкой смотря на наряды мещан: «ведь мы еще помним своё попугайное детство».

…«Конкретная музыка» – а что, это перспективно. И, кстати, шумы могут сочетаться с музыкой так же, как с ней сочетается кино.

…«Динамизм» голов, выпотрошенных так, как бывают выпотрошены куриные желудки…

«Отстаете в экономике? Но друзья, причиной сего прискорбного факта может быть только одно: слишком мало собственников, слишком много рабов и господ. Только рабский и наемный труд неэффективен».

«Не хочу жить ни под палкой, ни с палкой – а в России третьего не дано».

…Неправильно говорить, что я не люблю сладкое – просто сладкое мне сразу надоедает, а кисло-сладкое – напротив, возбуждает аппетит.

В прихожей валяется одна из наших Библий – из-за мышей с обгрызенными краями: «когда у нас была одна Библия, мы ценили, холили и любили ее – и до сих пор к ней сохранилось теплое чувство. Как люди не поймут, что богатство – это та же нищета! Конечно, и у богатого много такого, что имеется только в одном экземпляре и что им ценится и любится, т. е. и у него есть своя нищета, только как бы более качественная…»

Сталин в охранке – «Октябрь» 3. 94 – что и требовалось доказать: какой же он при этом коммунист. Затесался злодей в среду юных и фанатичных идеалистов, возомнивших себя людьми достаточно взрослыми и практичными.

Заметил, что становлюсь американцем, когда жую жвачку: перестаю думать и хочу обуреть в каких-нибудь действиях. Весь их мир – это плод жевания резинки, а не думанья головой!

…Во взрослой жизни буду делать самые простые вещи. Самый ясный замысел и самая простая манера. Тогда перестану пребывать в тумане, будучи не в силах ничего выдумать.

…Приехав с дачи разбитым, лег спать, но стала видеться зона неприятных эмоций. Она похожа на зону сумасшествия в человеке.

Я хочу быть отрешенным от этого мира /который найден мной подобным легкому камню/, чтобы суметь сосредоточиться. Восточные мудрецы не всё поняли только потому, что им не удалось до конца отрешиться и до конца сосредоточиться на понимании.

Контакт с новым приводит в экстаз – как если бы оно было током и розеткой, а твои ноги были вилкой при проводе тела. То, что мы трудимся здесь, не говорит ли о том, что там мы будем плодоносить?!

Там, где почитают своих царей как богов, там людей считают за скотов. Или: Запад – это соединение Бога и скота, а Восток – разделение их. Т. е. на Востоке нет человека, но есть источники для роста его силы. Восток служит Западу, как земля служит дереву…

…С Востока на Запад, чтобы воплотиться, а затем снова на Восток, чтобы достичь вечности. Но я живу в России, которая соединяет в себе и Восток, и Запад – так что можно совершить весь путь, не сходя с места /но это самый малый, начальный круг. Мое стремление в Германию – это стремление расширить свой круг. Тогда бы я замкнул его не в Америке, а где-нибудь в Китае или Японии! /.

Разбитый думает: «наше зрение, наш слух, наше понимание, наши нервы и сила – всё на живую нитку. Часто в бутылке на донышке. И тогда сила, понимание, ясное видение и четкое слышание кажутся сияющей вершиной, блаженством и раем…»

Снова: люди – это слишком крупные, несхожие и недобрые величины и потому при встрече они взаимно топят друг друга /становясь мелкими и похожими и даже не злыми! /.

Честно говоря, с жесткой усмешкой читаю про некоторые барские сантименты в «Войне и мире» /а некоторые жесткости мира сего, походя отраженные там, холодят мне душу/.

Снова мечтаю об альбоме живописи. Может быть, вместе с текстами, писанными от руки плохим инструментом или тростниковым пером…

Холостым жить невесело, но женитьба – это путь либо к счастью, либо к прямому горю.

Читаю Пушкина и снова как в 1-ый раз. Какое сходство с БГ /например, в той ноте, где веселье, застолье, постелье/.

…Элен – жена Пушкина?!

Ещё ездил на дачу в «бабье лето», добиваясь от природы благословения – но был очень нервен /и худ/ и всё думал о тех своих планах, которые маячат, но не сбываются.

Германия покорилась Наполеону так же, как она покорилась Гитлеру. /Интересно узнать мнение Гитлера о Наполеоне! /

«Монтолон – убийца Наполеона»: как символично, что роялист незаметно убил его тело – ведь роялизм незаметно убил его дух.

И как надо изучать людей, с которыми вступаешь в отношения - не только визуально, но и на предмет их биографии. Человек – загадка, если не знаешь, что у него написано на спине.

Сент-Экзюпери – вот он, гуманизм.

Сент-Бев о Монтене – привлекательно он этого болтуна описал. Но это опять-таки гуманизм. …Они - поэты, они - либералы, они всегда не внизу общественной лестницы. И что же, о человеке они судят отлично в пределах своей компетенции. «Трудно богатому войти в Царствие Божие, потому что ему легко быть либералом». Но и зачем им ещё что-то, кроме благонамеренности в век благополучия? Громы всегда гремят в стороне и только освежают воздух. /Они думают, что в тех местах гремят громы, потому что там нет либералов – а не наоборот!? / Зачем мне пытаться их уценить – пусть от хорошей и сытной жизни, но ведь нечто благое они излучают? Оставь этих праведников и обратись к грешникам.

Сент-Бев о Паскале: Паскаль вышел за пределы гуманизма, но заболел, не справился /как и все французы, пытавшиеся сделать это – например, Рембо /и он тоже ожесточился и отчаялся/ /как и все немцы, пытавшиеся выйти за пределы своего рационализма /рационализм равен гуманизму?! /. …Гуманизм – это и есть та «тактика, в которой прав Запад» и которая не заменит стратегии. Гуманизм – это те «мир и безопасность», которые всю человеческую историю подлежат внезапной гибели, ибо его идеи беспочвенны и иллюзорны /мир богатых – это мир иллюзий. Но во всяком случае они терпимы к Богу, как и к человеку! /они нетерпимы к экстремизму – и к Богу –экстремисту. Так убаюканные нетерпимы к резким движениям и звукам//. Это Христос без креста, без смерти /со страданиями, насколько они красивы и благородны! / …Новая эра будет эрой стратегий. А в тактиках наступит такое изобилие, какое наступило в материальном уже после материальной эры

Итак, Европа останется гуманистичной /не зря говорят, что там все вежливы, улыбчивы/ и рациональной /не зря говорят, что там все практично и на деньгах/, как Антика осталась античной – это не умысел, а предначертание.

Гете: «Классикой я называю здоровье, а романтикой больное» – ну как можно ограничиваться подобным утверждением! Романтики ищут не хватающее, а классики отбрасывают лишнее. Классики видят красоту в позе, а романтики в жесте. Причем, и романтики классичны /иначе бы их не назвали «искусством»/ и классики романтичны /иначе это был бы камень, да и только. …Классики – это хроническая болезнь /вроде подагры! /, а романтика – острая. Классика – это общественный пафос, а романтика – личный.

Я плохо представляю себе и Андрея Болконского, и Пьера Безухова, и Наташу Ростову. Т. е. у него первостепенные герои идейны и тематичны, а второстепенные типажны и фрагментарны – все правильно, рационально и позитивно, но нет аромата /он в душевных случайностях, путанице – как у Достоевского/.

Надо для того создать прекрасный мир, чтобы не так соблазнительна была прекрасная женщина! /создать, отталкиваясь от неё, как от модели /вспомни пристрастие художников//.

Я нервничаю, желая поклониться солнцу в ответ на его поклон. Природа - храм, когда в ней присутствует священник – солнце. Я нервничаю в храме, не зная в нем своего законного места: «храм слишком прекрасен, я слишком плох – места в нем у меня может и не быть». Милосердие Бога бесконечно и солнце греет меня, а я медлю с ответом, я запутался, я нечист и смутен и не в силах отразить этот свет. Он светит мне в долг – и я уже в кабале.

/Хватит на сегодня – со стройки несутся такие звуки, что кажется, будто этому дому сверлят зубы. /

«Вовка, если бы голову надо было привинчивать, то ты бы давно её потерял, а я бы резьбу сорвал! » /и он бы ходил с призрачном лицом, а я бы свою голову какими-то самодельными способами закреплял. А у многих резьба бы заржавела от малой поворотливости/.

Снова: всего сильнее ощущаешь себя и свою особость в местах наиболее уединенных. Поэтому-то мне вспоминаются те глухие садики на задворках и темные улицы детства /например, когда ходил в баню/. …Да нет, чего выдумывать: только глухое, странное и заброшенное в себе открываешь в таких местах, а не себя вообще. Но другие же не открыли…

Коммунисты: справедливость, но без собственности; фашисты: собственность, но без справедливости.

…И пока добро устраивает фальшивую показуху на своем пункте, зло вволю тешится на своем.

Снова: милостыню не может давать человек, который в мучении делает дела свои. По сути, всякий такой человек сам нуждается в милостыни, т. е. в помощи /всякий, не дающий милостыни, нуждается в милостыни! /

И надо отличать истинных нищих от показных точно так же, как надо отличать истинных праведников от лицемеров и профессионалов.

Снова: в конце концов, всё определяется тем, сколько во внутреннем составе твоем будет элементов драгоценных и благодатных и сколько изъянов и ядов. Надо не требовать невозможного от своего состава, а улучшать его. Но улучшается он через дело и действие. Поступить лучше, чем ты есть, значит, перевести какие-то хорошие элементы из потенциального состояния в реальное. И надо делать свою работу многоступенчатой с тем, чтобы разделить это потребное сверхусилие на несколько подъемных и посильных частей…

Человек может быть в знакомстве только с ограниченным числом людей – больше которого ему их не переварить. И вот я отказался от реальных знакомств с тем, чтобы близко познакомиться со всеми моими писателями и поэтами…

Я несравненно чаще изменяю своему распорядку дня – например, засиживаюсь допоздна – например, из-за ТВ, чем из-за своего вдохновения. Как говорится, этим всё сказано.

«Страх Господень», которым переполнена Библия – по сути, речь идет о чувстве ответственности перед Богом, это призыв к мобилизации и серьезному отношению к жизни.

И речь об ощущении близости Бога: когда кто-то грозный далеко, тогда испытываешь не страх, а беспокойство.

Хотя все же ситуация парадоксальна: они открыли Бога, но это не раскрепостило, а сковало их. Так со всякой силой: начинаясь революционно и прогрессивно она, занимая господствующие позиции в обществе, эволюционирует к консерватизму /у БГ этот процесс отчетлив/.

Комментарий к Цою:

Он целен, но узок /т. е. монотонен /он загипнотизировал сам себя, потому и заснул в автомобиле! //. Как и многие рокеры, он помешан на «нужно сделать шаг».

Их тусовочность естественна: они люди массы в незнакомой для масс сфере искусства: «в куче не так страшно». Это самодеятельность самого народа.

Восток монотонен и будничен, фантастичен и жесток к женщинам и т. д. и делает искусство так же естественно, как дышит. Восток есть родина именно народной мудрости, родина всех универсальных архетипов.

Цой – элементарная посюсторонность текстов и элементарная потусторонность тона. В текстах всё больше про погоду. Про то как он любит лето и солнце /и ночь! /. Цой – это кореец в миазмах петербургского климата, кореец, попавший в загробный мир! /В какой простоте нет неслыханно великих истин…/

Ему были впору стадионы, потому что в нем был дух абсолютизма Поднебесной. Он, клоп, полностью растворился в своем деле и в своем величии, и ему нечего было дрожать коленками. Романтизм и гордость – это две стороны одной медали. Когда нет тепла, порыв в высоту как бы окаменевает – и получается гора гордости. Русские слишком широки для того, чтобы иметь пробивную силу – нет сконцентрированности. Восточных людей заносит либо очень высоко, либо они живут очень низко.

Я хочу проникнуться такой же спонтанностью… - хотя это ведь она всё время была разбиваема регулярными войсками во времена крестьянских восстаний. Романная проза – хоть Толстой, хоть Достоевский! – в сравнении с такой песенной поэзией – это всё равно, что лук и стрелы перед ужасной реактивной стрельбой. Т. е. этот рок – это действительно нечто небывалое. Новый дикий зверь, новые варвары. В древнеримские времена нашествия тоже были периодичны, а не непрерывны. Т. е. сейчас снова рока нет – ибо наступает период консервативный /во времена бушевания рока консерватизм зарождался в таких же подпольях, в каких зарождался сам рок к концам консервативных периодов/.

Рок /или поэзия Маяковского... / существует только вместе с тусовкой и только как самодеятельность самого низа – когда это нечто большее /«лучшее»! /, то это фабрика, мещанство, китч, инерция, коммерция и попса.

…О комментариях к БГ, которыми я ещё весной гордился, теперь думаю чуть ли не с ужасом: «породил трясину! » Всё время промахиваюсь в стрельбе по миражам в пустыне. А что сейчас я написал про Цоя? – ведь когда читал его тексты, мои ощущения были иными! Может, выдолбил русло и, какую воду ни лей, всё равно она потечет одинаково. Либо новая жизнь, когда всё сначала, либо этот ускоряющийся, постоянно растущий ком ошибок и «сумбура вместо музыки».

…У мещан раковины понимания и творчества, раковины слуха, зрения и нюха – закрыты. А у тех певцов они распахнуты – и они оглушены «шумом и яростью» нового мира и их несет без руля и ветрил, как торпеды. Их вжиканье слишком быстро и неразборчиво. А у меня эти раковины едва открыты – но, может быть, это подобно паруснику на ветру. … /Так и вижу, как у этих людей их раковины закрыты и всё гладко и кругло – и катятся мячи функционерства – и так их хочется пинуть! /

…Высоцкий - вечный эталон народа, а БГ - вечный эталон умников /т. е. он вышел из среды народа и прошел половину пути к умникам, а Высоцкий вышел от интеллигентов и прошел половину пути до народа – поэтому они как послание/.

…Нищета духа – это структура бойца, самурая, а государству требуются мещане, срам нищеты которых прикрыт тряпочками...

В салоне узнать число убитых – это не то же самое, что непосредственно убивать или видеть кровь, или быть убитым.

…Читал о Петре Первом по Ключевскому: пьяный слесарь. И какая доморощенность и нелепость. Был в Англии на верфи и не заметил, что верфь-то частная. …Да нет, заметил; и ощущал он себя чуть ли не президентом; и был бережлив, и от пьянства хотел избавиться, и жесток бывал или на словах, или по неразумию /когда народ морил на стройках/. Свободы не давал и даже несвободу под предлогом движения к «светлому будущему» намного увеличил. Собственности не давал…

…Гибельный «Серебряный век» соблазнил страну кинуться в пропасть, а сам смылся на Запад, где культуре и место.

…Среди царей всех народов, наверное, было уйма всяких диковинных персонажей: ведь «должность» с ума сводящая и какой фрукт уродится, тот и царствует /впрочем, уже бывало, что и выбирали сумасшедших – и даже чаще, чем можно предположить /а всё оттого, что и сами эти выборы есть сумасшедшее дело! Огромный народ выбирает одного человечка: сумасшедшему легче выделиться, привлечь к себе внимание. …То славянофильский гроб, то западническая, но тоже чисто русская, рубка дров. Ключевский: «в 17-м веке сначала был ряд самозванцев, действовавших как старые цари, а затем были законные цари, действовавшие как иностранцы и самозванцы».

Должна быть триада «парламент-царь-советники»: советники предлагают, царь рассматривает, парламент принимает. У законодателей в этой триаде вся власть, но они не вмешиваются в жизнь, а у «исполнительной власти» задачи узкие и специфические, хотя они и вмешиваются в жизнь. Советники – это служба при царе, а парламент – это служба при народе. И выбираются советники не царем, а всеми умниками. По сути, царь будет посредником между советниками и парламентом, т. е. между умниками и народом. Царь переизбирается, когда переизбираются советники и парламент: новый состав умников избирает из своих рядов кандидата, которого либо утверждает, либо отвергает парламент /изобретаю велосипед: например политбюро выдвигало кандидата в генсеки, которого утверждало ЦК/.

«День поэзии. Ленинград» 1988г. Приличные поэты: Сергей Вольф, Вячеслав Лейкин, Леонид Нестеров, Адриан Протопопов, Светлана Вишневская, Леонид Замятнин, Виктор Ширали, Людмила Барбас, Майя Борисова, Раиса Вдовина, Ася Векслер, Григорий Глозман, Яков Гордин, Леон Гроховский, Владимир Дроздов, Анатолий Краснов, Виктор Максимов, Галина Новицкая, Эмильда Паткуль, Нонна Слепакова, Олег Тарутин, Геннадий Угренинов, Олег Юрков, Юрий Логинов! /чувствовал себя профессором, принимающим экзамен у студентов, и чувствовал себя на своем месте, хотя и не знаю, как писать в рифму/.

Среди художников наверняка таких, как Д. и Х. не меньше.

Многие лучшие поэты стараются быть прозаиками в стихах, чтобы не впасть в ложный пафос, характерный для плохих поэтов. Окультуривают и укорачивают его – не хотят пугать себя и публику!

Быть поэтом – это значит, быть ангелом здесь, на земле и жить с переполненным, иррационально проливающимся сердцем. Но труд поэта, думаю, напротив весьма черен и рационален: подбирают слова, компонуют первоначальные обрывки...

Если это не реализм или авангардные корчи, есть либо проза-поэзия, либо проза-философия. Поэзия накладывается на антипоэзию жизни и получается проза! Толстой и Достоевский – это прозаики-философы, а Чиладзе – это прозаик-поэт.

Мир утонул в словах, в исписанной бумаге и теперь это надолго недейственно. Не утонули только карьеристы /они ходят не по воде, а по утопленникам, которыми вода набита! / А неплохих в том море много. Начинаю новый отсчет веков, но да воскреснут эти утопленники хотя бы в каком-то будущем 20 веке! …Может, когда-нибудь тоже попробую поэзию делать. Или останусь профессором или стану организатором «Дома истинных поэтов» /по аналогии с Ван Гогом/.

…Настоящие не могут не смыслить ничего в чем бы то ни было, но они могут смыслить мало, не имея опыта. Экономия времени сейчас стало очень важным моментом. Отбрасываю «муру», отказываюсь от обязательности плодов /«штук»/…

…Я продвигаюсь /этот проходной сентябрь несравненно более плодовит и силен, чем, например, сентябрь 91г., т. е. сентябрь «начала»/ и буду продвигаться – вот только писать об этом больше не буду.

…Вот вновь запылала душа как костер и хорошо бы, пока он не погас, поставить сверху черный прокопченный котелок и сварить похлебку, но я сижу как оглушенный. Я сгораю, я – дрова в том костре. Уже поздно прилаживать котелок, который еще надо искать…

Слово «империя» /несмотря на «империализм»/ по-прежнему привлекательно для людей. Империя всегда зла /«империя зла» – это почти тавтология/, но блеск пленяет зрителя, которого зло не касается.

Русские коллективисты, но сколько в русском коллективизме русского алкоголизма?!

Творить можно либо в одиночестве, либо в церкви – напрасны старания, если ты находишься среди людей, не составляющих с тобой церкви.

Авангард: типовой групповой фотопортрет, но лица у всех странные: такие гримасы делают наедине с собой, когда не скрывают своих тайных чувств.

Распространение рока и т. п. – это западное культурное влияние на мир или же влияние варварства?!

Иконы родственны советским плакатам с изображением воина или рабочего!

Нашей толпе рабов трудно бороться с регулярными и раскрепощенными отрядами Запада, но не раз вязли эти отряды как в болоте, потому что им нужны регулярные дороги и прочая «инфраструктура».

На Западе церкви были отъединены от государства и объединены Римом /или каким-нибудь Всемирным Советом Церквей/ - поэтому они были достаточно сильны для того, чтобы конкурировать с государством – образуя ситуацию двоевластия – а это и есть ситуация свободы для простых людей, которые находятся между ними. Собственно, у них весь прогресс идет между этими полюсами, в этой зоне свободы: в культуре, технике и т. д. В гос. устройстве и религиях нет прогресса, есть только уступки этому усилившемуся свободному человеку. /Разрешат краситься, молиться сидя и т. д., но не позволят самоуправление и антидогматизм. /

На Востоке же всё едино /церковь – придаток государства, но само государство идеологично и «церковно»/ и очень трудно сдвинуть такую махину /отсюда и революции – толчки махины – и вечный консерватизм/. Но, конечно, целостность есть необходимое условие истинности. Т. е. Запад движется, но в заведомо второстепенных сферах, заведомо не в поисках истины и гармонии, а Восток копит потенциал понимания самой истинности и истинного движения /методом изуверских проб и ужасных ошибок – но и движение Запада приводит к ужасным последствиям, отравлению и людей и природы/. Запад – это Гитлер и миссионеры, а Восток – это Сталин и богоискательство! Миссионерство арийцев и богоискательство за железным занавесом собственной души. …Общество – это понятие западное, зато понятие человека и Бога – это Восток.

Путь индусов от Вед через буддизм к индуизму очень напоминает движение от Ветхого Завета через христианство к национальным религиям. Собственно, и внутри самого ветхозаветного времени было такое же движение: сначала получение Завета, затем период Давида, Соломона и пророков, который подобен христианству /и предвозвещает о Христе/ и наконец иудаизм, национальная религия /не хотели нести крест, так понесли труп! /. Буддизм и христианство – это две стороны одной медали?! Восток, конечно, выбрал обращение внутрь себя и самосовершенствование. Запад выбрал Христа, потому что он был гол как сокол, а у Востока уже были Будда и др. /у Запада были Сенека и Марк Аврелий, но это для «умников»/. Запад заслонил истинного Христа ложным папой и ложным Лютером, а Восток своего не совсем истинного Будду никем не заслонил?!